оящего вреда такому, как ты, - верно? И потому насмехаешься  надо  мной!
Почему бы тебе вдобавок не подмигнуть мне, не  погладить  по  голове,  а?  И
почему бы не посоветовать вернуться к своему шитью и предоставить  мужчинам,
столь способным на понимание, решать вопросы вроде тех, что касаются жизни и
смерти?!
   - Ну, Бога ради, Дуглесс! - взмолился он, протягивая к ней руки.
   - Не прикасайся ко мне! Сбереги объятия для твоей очаровательной Летиции!
Скажи только: неужели красота ее  стоит  того,  чтобы  весь  род  Стеффордов
прекратил свое существование? Чтобы умерли ты и твоя мать?
   Руки у Николаса как-то бессильно повисли, и он сказал:
   - Да если я сообщу всему нашему семейству  и  дому  Калпинов,  что  решил
нарушить  клятву,  не  жениться,  потому  что  некая  женщина  из   будущего
утверждает, будто моя невеста может потом прикончить всех  Стэффордов,  меня
сочтут просто глупцом; а с тобой... с тобой обойдутся не слишком-то хорошо!
   - Значит, ты жизнью  готов  пожертвовать,  только  бы  о  тебе  дурно  не
говорили, да?
   Сжав руки в кулаки, Николас мучительно искал способ  растолковать  ей,  к
чему может привести его отказ жениться.
   - Разве у вас там, в вашем веке, вы не заключаете контрактов?  -  спросил
он. - Ну, таких законных сделок на бумаге?
   - Разумеется, заключаем, - отозвалась она.  -  Мы  заключаем  договоры  и
контракты на все на свете, в том числе и брачные контракты  подписываем,  но
при этом в брак следует вступать по любви, а не...
   - Но мы не вступаем в брак по любви, мы не можем этого себе позволить!  -
воскликнул он. - Погляди вокруг. Ты видела, сколько  всякого  добра  в  этом
доме? И это лишь один из домов, которыми владеет мое семейство! И  богатства
эти появились у нас, потому что предки мои женились и  выходили  замуж  ради
поместий, а не по любви! Мой дед, например, женился на сущей мегере, но  она
принесла с собой в приданое три дома и полным-полно посуды!
   - Да, Николас, эти рассуждения я понимаю, но брак...  брак  -  это  нечто
такое интимное! Это не то, что заключить контракт  на  какую-нибудь  работу:
брак предполагает любовь и детей, и еще - дом,  и  чувство  защищенности,  и
приобретение друга! - возразила Дуглесс.
   - Стало быть, можно жить в нищете, зато с тем, кого любишь!  -  парировал
Николас.  -  А  что,  эта  самая  "любовь"  будет  кормить  тебя,   одевать,
поддерживать тепло в доме зимой?! Брак-то и подразумевает куда большее,  чем
то, о чем ты говоришь! Но ты бедна, и поэтому понять этого не способна!
   - К твоему сведению, я вовсе не бедна! - воскликнула Дуглесс, и глаза  ее
засверкали от гнева. - Совсем даже не бедна!  Наша  семья  очень  богата,  и
денег у нас полно. Но это вовсе не означает, что я не хочу  любви  и  готова
продаться за высокую цену!
   - Каким же образом  твое  семейство  приобрело  свои  богатства?  -  тихо
спросил Николас.
   - Я толком не знаю, - ответила она. - У нас они как-то всегда были... Мой
отец говорил, что наши предки вступали в  брак...  -  Тут  она  запнулась  и
посмотрела на него.
   - Так на ком женились твои предки? - спросил он.
   - Ой, ни на ком! Это была просто шутка! Он  ничего  особенного  не  хотел
этим сказать!
   - На ком все-таки?! - настаивал Николас.
   - На богатых женщинах! - сердито ответила она. - Да, он говорил, что наши
предки весьма преуспели в выборе богатых невест!
   На это сообщение Николас никак не отреагировал - просто стоял  и  смотрел
на нее.
   Гнев ее тотчас улетучился, и, приблизившись к  нему,  она  обняла  его  и
крепко-крепко к нему прижалась.
   - Ладно, - воскликнула она, - женись на  деньгах!  Возьми  в  жены  самую
богатую в мире женщину, но Бога ради, только не Летицию! Она  -  дрянь!  Она
причинит тебе зло, причинит зло всем вам!
   Николас отстранил ее от себя, чтобы поглядеть ей в глаза, потом сказал:
   - Летиция Калпин - самое большее,  на  что  я  могу  рассчитывать.  Я  же
младший сын в семье,  самый  обычный  рыцарь,  и  у  меня  ничего  нет,  все
принадлежит Киту! И мне повезло, что брат столь щедр и позволяет мне жить за
его счет. Те земли, что принесет в нашу семью Летиция, будут во  благо  всем
нам. Как же я могу отплатить черной неблагодарностью брату, который дал  мне
столь много?
   - Летиция - вовсе не самое большее, на  что  ты  можешь  рассчитывать!  -
возразила Дуглесс. - Ты нравишься женщинам и можешь найти другую. Если  тебе
суждено жениться на деньгах, мы поищем другую невесту, богатую, но не  столь
амбициозную, как Летиция!
   Снисходительно улыбаясь, Николас ответил:
   - Но спать с женщиной - вовсе не то же самое, что вступать с ней в  брак!
И тут ты должна мне верить: Летиция для меня - хорошая  партия.  И  не  чадо
хмурить брови! Я  буду  в  полной  безопасности,  разве  ты  сама  этого  не
понимаешь?! Ведь Летиция была опасна, пока я ничего не знал о ее планах,  но
теперь знаю все и вполне смогу постоять и за себя, и за свою семью!
   - Ты что, всякий раз, садясь на лошадь, станешь проверять, не подрезал ли
кто подпруги, да? А как насчет подсыпанного в пищу яда? А как быть,  скажем,
с проволокой, натянутой поперек  лестницы?!  А  если  она  наймет  подонков,
которые забьют тебя до смерти?! А как насчет  того,  что  тебя  утопят?  Или
сожгут?!
   Все с той же снисходительной усмешкой Николас ответил тоном, каким обычно
говорят с детьми:
   - Я рад, что тебя это так волнует! Вот ты и поможешь мне следить за  тем,
чтобы ничего не случилось!
   - Кто?! Я?! - воскликнула она, отпрянув от него, - Я, да?!
   - Ну да, ты! - ответил он. - Ты останешься со мной. - И,  бросив  на  нее
свой особый взгляд из-под ресниц, добавил:
   - Станешь прислуживать моей жене.
   Дуглесс понадобилось некоторое время,  чтобы  отреагировать  на  это  его
предложение.
   - Ага, значит,  прислуживать  твоей  жене?!  -  с  деланным  спокойствием
спросила она. - То есть ты хочешь сказать, что я буду помогать ей одеваться,
проверять, не слишком ли горяча вода в  лохани  для  ее  купания,  и  делать
другие подобные же вещи, да?!
   Однако ее интонация не могла обмануть его. - Ну, Дуглесс же, - воскликнул
он, - любимая моя, дорогая, единственная! Это будет  не  так  уж  плохо:  мы
сможем большую часть времени быть вместе!
   -  И  что,  это  самое  "время  вместе"  будем  проводить  с  письменного
разрешения твоей жены? Так, да?!
   - Послушай, Дуглесс! - взмолился он.
   - И ты еще можешь спрашивать, согласна ли я на это, после  того,  что  ты
наговорил по поводу моей жизни с Робертом?! Да,  по  крайней  мере,  живя  с
Робертом, я была для него единственной женщиной! А  ты...  ты  просишь  меня
прислуживать этой... этой убийце! А что, по-твоему, я  стала  бы  делать  по
ночам, пока ты будешь заделывать ей твоего наследника, а?!
   Выражение лица у Николаса стало напряженным, и он ответил:
   - Но ты не вправе требовать от  меня  соблюдения  целибата!  Ты  же  сама
говоришь, что не можешь спать со мною, потому что боишься, что тебя вернут в
будущее!
   - А, ну, конечно! Понимаю: значит, только я могу соблюдать целибат, и это
- замечательно! А тебе, господин жеребчик Махо, нужно, видите  ли,  еженощно
спать с новыми и новыми женщинами! А что, интересно, ты станешь делать в  те
ночи, когда Летиция скажет тебе "нет!", а?! За горничными будешь гоняться  и
зазывать их в беседку, что ли?!
   - Ну,  в  таком  тоне  тебе  непозволительно  со  мной  разговаривать!  -
воскликнул Николас, и глаза его потемнели от гнева.
   - Да?! Непозволительно, значит?! - вскричала она. - Но если один  человек
проделывает путь длиной в четыре сотни лет  исключительно  для  того,  чтобы
предупредить об опасности другого, а этот другой  единственно  из-за  своего
тщеславия и слушать его не желает, то в этом случае позволительно  высказать
все, что хочется, черт тебя побери! Валяй, женись на своей  Летиции,  и  сам
увидишь, трогает это меня или нет! Давай, убивай  Кита,  убивай  свою  мать!
Теряй свои поместья, которые ты, дьявол тебя побери, считаешь столь ценными!
И теряй свою башку!
   Выкрикнув последнюю фразу; она кинулась бегом по лабиринту, не  соображая
куда бежит, глаза ее застилали слезы.
   Буквально  через  три  минуты  она  сбилась  с  пути  и  просто  плакала,
остановившись на какой-то дорожке. А может, все-таки никому не дано изменить
ход истории? - думала она. - Может, просто судьбой предназначено, чтобы  Кит
умер, а Николасу отрубили голову? Может, вообще никогда и не предполагалось,
что хоть кто-то  из  семейства  Стэффорд  выживет?  Может,  никто  на  свете
неспособен изменить то, что должно произойти?!
   К ней подошел Николас, но не произнес ни  слова,  и  Дуглесс  была  этому
только рада. Она знала, что слова - и это ощущал каждый из них  -  не  могут
изменить того, что должно свершиться. Сохраняя молчание, она проследовала за
ним, и до самого конца лабиринта оба не произнесли ни слова.

Глава 19

   Последовавшие затем трое суток были для Дуглесс подлинным адом. Абсолютно
все в доме Стэффордов пришли в необычайное возбуждение в связи с известием о
предстоящей свадьбе Николаса и только об этом  и  толковали.  Все  разговоры
велись о еде, одежде, о приглашениях на торжество и о том,  как  происходили
свадьбы у других.  На  гигантские  телеги  укладывались  всевозможные  вещи,
которые Николас с  Китом  собирались  взять  с  собой.  Дуглесс  с  чувством
обреченности наблюдала за этими приготовлениями. Кит  с  Николасом  взяли  с
собой не только одежду, но и мебель, а также слуг.
   У Дуглесс было такое ощущение, будто каждая вещь, погружаемая на  телеги,
ложится всей тяжестью ей на сердце. Она делала все  новые  и  новые  попытки
поговорить с Николасом, но он не желал ее слушать. Долг для него был превыше
всего, и она понимала, что Николас не откажется от своих обязательств  перед
семьей ни  за  что,  не  откажется  не  только  ради  любви,  но  даже  ради
собственной жизни!
   Вечером накануне отъезда Николаса  Дуглесс  чувствовала  себя  хуже,  чем
когда-либо. Даже когда ее любовника, игравшего на бирже, забрали  в  тюрьму,
ее тогдашние терзания не шли ни в какое сравнение с тем, что она  переживала
сейчас. Такое же она испытала в тот день, когда Николас, находясь  с  ней  в
церкви, внезапно возвратился в шестнадцатый век!
   С наступлением ночи Дуглесс извлекла из сумки прозрачную шелковую  ночную
рубашку и, стащив с себя пышное и тяжелое платье, скользнула  в  нее.  Затем
накинула позаимствованный у Гонории халат и направилась в спальню Николаса.
   Остановившись у двери, она прижала ладонь  к  стене.  Она  знала,  просто
чувствовала, что Николас не спит, и, не постучав, распахнула дверь.  Николас
сидел в кровати до  пояса  укрытый  грубой  простыней,  обнаженная  грудь  и
крепкий, плоский живот оставались открытыми. Он что-то  пил  из  серебряного
кубка и даже не поднял глаз, когда она вошла.
   - Нам надо поговорить! - шепотом произнесла  Дуглесс.  В  спальне  царила
тишина, если не считать потрескивания поленьев в  камине  и  шороха  пламени
свечи.
   - Да нет, - отозвался он. - Не о чем нам больше говорить. Каждый  из  нас
должен делать то, что должен.
   - Николас! - шепотом позвала она, но он не  смотрел  на  нее.  Тогда  она
сбросила широкий халат елизаветинской эпохи  и  осталась  в  одной  рубашке:
тоненькие лямки, низкий вырез и облегающая тело прозрачная ткань,  казалось,
совершенно не оставляли простора для игры воображения.
   Будто тигрица, подкрадывающаяся к жертве, она поползла к нему  через  всю
кровать.
   - О Николас, - прошептала она, - только не женись на ней!
   Когда она оказалась у него совсем под боком, он наконец-то поднял на  нее
глаза - и от удивления даже расплескал вино из кубка!
   -  Что  это  ты  вытворяешь?  -  спросил  он,  задыхаясь,  и  глаза  его,
округлившиеся от изумления, загорелись.
   - Быть может, эту ночь ты проведешь со мной?! - Она была от  него  совсем
уже близко.
   Взор Николаса скользнул по ее груди, едва прикрытой ночной рубашкой, и он
протянул руку, чтобы коснуться плеча, - пальцы его дрожали.
   - Одну ночь! - прошептала она, оказавшись рядом с ним.  Реакция  Николаса
была мгновенной: руки его обвились вокруг нее, губы прижались к ее губам,  и
он приник к ним, как жаждущий к источнику. Рубашка ее порвалась,  когда  его
руки, а затем и губы стали ласкать ее груди.
   - Одну эту ночь - в обмен на твое обещание! - сказала Дуглесс,  откидывая
голову назад. Она изо всех сил старалась удержать в памяти,  что  именно  ей
нужно сделать, пока руки и губы Николаса не изгонят окончательно любые мысли
из ее головы! - Дай мне клятву! - воскликнула она.
   - Все, что у меня есть, - твое. Да разве ты этого не знаешь?! - отозвался
он, а губы его при этом скользили ниже и дальше по всему  телу...  Руки  его
при этом лежали у нее на бедрах, и пальцы зарывались в податливую плоть.
   - В таком случае не уезжай завтра! - сказала она. - Одну сегодняшнюю ночь
за завтрашний день!
   Сильные руки Николаса при  этом  поднимали  ее  бедра,  так  что  рубашка
трещала по швам и почти сползла с тела.
   - Ты можешь иметь все мои "завтра"! - воскликнул он.
   - Ну, пожалуйста, Николас!  -  молила  Дуглесс,  пытаясь  вспомнить,  что
именно ей следует сказать, но его ласки мешали.  -  Ну,  пожалуйста,  любовь
моя! Я скоро уйду, и ты должен дать мне клятву!
   Секунду спустя Николас поднял голову и, прижимаясь  лицом  к  ее  дивному
телу,  перебрался  повыше  и  взглянул  ей  в  глаза.  Он  плохо  соображал,
охваченный страстью, эта женщина так много для него значила, но  все  же  он
услышал ее.
   - Ну, и какой же клятвы ты от меня хочешь? -  спросил  он,  и  голос  его
прозвучал глухо.
   Приподняв голову, Дуглесс ответила:
   - Я проведу эту ночь с тобой, только обещай, что не женишься  на  Летиции
после моего ухода! - почти невозмутимо произнесла она.
   Долго, очень долго Николас пристально смотрел ей в глаза. У Дуглесс  даже
дыхание перехватило: не так-то просто было ей решиться на это, но она должна
помешать этому браку, если даже ей придется  навсегда  потерять  Николаса  и
вернуться в свою эпоху!
   Внезапно он скатился с нее, спрыгнул с постели и накинул на  себя  что-то
вроде халата. Подойдя к камину, он долго стоял, повернувшись к ней спиной, и
когда заговорил, голос у него был сдавленный, хриплый:
   - Неужели ты  думаешь,  что  ради  одной-единственной  ночи  я  соглашусь
расстаться с тобой навеки?! И неужто ценишь себя  столь  низко,  что  готова
продаться в обмен на мое обещание?!
   Его слова заставили Дуглесс почувствовать себя такой ничтожной! Натягивая
то, что осталось рубашки, она, словно оправдываясь, проговорила:
   - Я не смогла придумать ничего лучшего, но готова на все,  только  бы  не
было твоей свадьбы!
   Обернувшись, он посмотрел на нее, и глаза его  потемнели  от  обуревавших
его чувств.
   - Ты рассказывала мне о твоей стране, о ваших обычаях, - начал он.  -  Но
неужто ты вообразила, что весь мир  живет  по  вашим  правилам?  Предстоящая
свадьба для меня лично ничего не значит, но ты почему-то  придаешь  огромное
значение.
   - Я не могу допустить, чтобы ты рисковал жизнью ради...
   - Да, но ты рискуешь нашими жизнями ради нее! - гневно воскликнул он,  не
дав ей договорить, и глаза его засверкали. - Ты мне без конца твердила,  что
никогда не сможешь лечь со мной в постель,  и  вот,  однако  же,  ты  здесь,
одетая как... как какая-нибудь... - Он не договорил.
   Дуглесс и  впрямь  почувствовала  себя  этакой  проституткой  и  натянула
простыню на свои голые плечи.
   - Поверь мне, я всего лишь пыталась отговорить тебя от этой  женитьбы,  -
проговорила она, чувствуя, что вот-вот расплачется.
   Он подошел к кровати и, склонившись над Дуглесс, сказал:
   - Что же это за любовь у тебя ко мне?! Она побуждает тебя залезть ко  мне
в постель и вести себя подобно... шлюхе?! Да, тебе не нужны богатства. Но ты
хочешь, чтобы я обесчестил свою семью, чтобы отказался от того, что для меня
важнее всего на свете!
   - О, не надо, пожалуйста, не надо! - проговорила Дуглесс,  закрывая  лицо
ладонями. - Я этого не вынесу! Я никогда и не думала...
   Присаживаясь на краешек кровати, он убрал с лица ее руки и сказал:
   - Ты хоть понимаешь, как меня страшит эта свадьба? Как я  боюсь  женщины,
которую обязан сделать своей женой?!  Будь  я  свободен,  находись  в  вашем
времени, я взял бы в жены ту, которую люблю, но здесь не могу этого сделать!
Мне не прокормить жену. А Кит, женись я на тебе, лишил бы меня крова, пищи и
одежды...
   - Нет, Кит вовсе не такой! И уж конечно, мы бы нашли какой-нибудь  выход,
чтобы жить вместе! Ты помогаешь Киту управлять поместьями, и он не  стал  бы
просто вышвыривать тебя вон, он бы...
   Крепко сжимая ее запястья, Николас воскликнул:
   - Ты что, не способна понять, что я говорю?! Я  должен  вступить  в  этот
брак!
   - Нет! - прошептала она, - нет и нет!
   - Но ты не можешь остановить то, что должно случиться! - вскричал  он.  -
Ты только можешь помочь мне!
   - Но как?! Каким образом? Разве я в силах отвести от тебя топор палача?!
   - Да, именно, - ответил он. - Ты можешь это сделать! Можешь  остаться  со
мной навсегда!
   - Навсегда?! А ты, значит, станешь жить с другой женщиной,  да?  Спать  с
нею? Заниматься с нею любовью?!
   Отпуская ее руки и продолжая  глядеть  на  голые  плечи,  едва  прикрытые
простыней, он воскликнул:
   - Что ж, тогда делай это! Видно, ты предпочитаешь  навеки  расстаться  со
мной, чем видеть меня с другой!
   - Нет-нет! - взволнованно проговорила она.  -  Дело  совсем  не  в  этом!
Попросту Летиция - само  воплощенное  зло!  Я  же  тебе  говорила,  что  она
намерена сделать! Ну, женись на какой-нибудь другой женщине!
   Грустно улыбнувшись на это, Николас спросил:
   - Да разве ты позволила бы мне взять в жены другую? Касаться  ее?  Неужто
впрямь согласилась бы отойти в сторонку и так жить до  конца  дней  твоих  и
моих?
   Дуглесс сглотнула стоявший в горле комок. В самом  деле,  смогла  бы  она
находиться с ним в одном доме, если бы он жил с другой? И что бы  она  стала
делать  -  выступать  в  роли  незамужней  тетушки  детей  Николаса?  И  что
чувствовала бы, если бы каждую ночь он отправлялся в  постель  с  другой?  И
сколь долго он продолжал бы любить ее, если бы не мог к ней  прикасаться?  И
вообще, хватило бы у них сил любить лишь платонически?!
   - Не знаю, - тихо ответила она. - Да, я не знаю, смогла ли бы видеть тебя
с другой женщиной! О, Николас, Николас, я просто не знаю, что и делать!
   Николас сел рядом и, крепко обняв ее, сказал:
   - Я не пойду на риск потерять тебя даже ради сотни таких, как Летиция! Ты
- все для меня! Сам Господь Бог направил тебя ко мне, и я  не  намерен  тебя
отпускать!
   Он распахнул полу халата и положил ее голову  себе  на  грудь.  Глаза  ее
наполнились слезами.
   - Мне страшно, - прошептала она. - Эта Летиция...
   - Ой, ну, самая обычная женщина, не более и не менее!  И  нет  у  нее  ни
слишком большого ума, ни каких-либо чудодейственных амулетов,  гарантирующих
ей власть. Если ты будешь рядом со мной, она не сможет  причинить  вреда  ни
мне, ни моему семейству.
   - Рядом с тобой? - переспросила она,  ласково  проведя  пальцами  по  его
груди. - Думаешь, я могла бы находиться рядом и не касаться тебя?
   Отстраняя ее трепещущие пальцы, он спросил:
   - А ты уверена, что должна будешь вернуться, если я...
   - Да, - твердо произнесла она. - Уверена. Сжимая ее пальцы, он глядел  на
них так, как голодный смотрит на пиршественный стол.
   - Значит, мы многого лишимся, если хоть разок попробуем, да?!
   - Да, - печально отозвалась она. - Многого, очень и очень многого!
   Отпустив ее руку, он сказал:
   - Тогда уходи: я все-таки мужчина и не вынесу такого искушения!
   Дуглесс и сама знала, что ей следует уйти, но она  все  медлила  и  снова
попыталась положить ладонь на грудь Николаса.
   - Уходи же! - повелительно выкрикнул он.
   Она