я ему немного польстила.
     Он протянул мне руку:
     - Вы, должно быть, Руфь. А я брат Кейна - Майк.
     Я пожала ему руку, а потом поставила его на место:
     - Я не Руфь. Я - Кейл Эндерсон, и ваш брат меня ненавидит.
     Не знаю, была ли причиной фраза "меня ненавидит", или же имел место тот факт, что я не обладаю красотой Руфи, о которой он, видимо, хорошо наслышан, но что-то, кажется, его обеспокоило. Он стоял передо мной, то открывая, то закрывая рот.
     - Но Руфь... Руфь и Кейн... и я решил...
     "Вот это да, - подумала я, - да он просто интеллектуал!"
     Как будто прочитав мои мысли, он перестал мычать и засмеялся, крепко сжав мою руку и не выпуская ее.
     - Слушайте, - сказал он, - извините за ошибку. Кейн рассказал мне, что он и Руфь - просто одно целое, раз вы не знаете, кто я, я предположил, что вы - Руфь.
     Сейчас все стало ясно. Сейчас все обрело смысл. Если я встретила человека, которого никогда прежде не видела, я должна быть Руфью Эдварде. Конечно, это совершенно успокоило меня.
     Майк засмеялся, выпустил мою руку, и мы сели. Он стал рассказывать, как они с братом необыкновенно похожи. Ну да, правильно, так же, как мы с Этлин Тернер. Я сообразила, что он может заметить мой скептицизм, но, когда он сказал, что в следующие двадцать четыре часа собирается быть Кейном, расхохоталась: в этой затее было столько же смысла, как если бы я сказала, что собираюсь изображать О. Д. Симпсон.
     Я выслушала всю его историю, поздравила с новорожденными детками и даже спросила о сыновьях Кейна, но продолжала думать, что он спятил, если надеется, будто кто-нибудь примет его за брата.
     Когда он это сообразил, то посмеялся над моими сомнениями и снова заверил меня, что проделает это наилучшим образом. Между тем он очень серьезно спросил:
     - Кто лучше выглядит - я или мой брат?
     Я не хотела ранить его чувства, но истина заключалась все-таки в том, что Кейн был мужчиной на класс выше, если говорить о внешности. И я сказала насколько возможно тактичнее:
     - Вы, без сомнения, очень красивый мужчина, Майк, но Кейн... - Я не успела закончить, как Майк громко расхохотался и звонко расцеловал меня в обе щеки. Я не поняла, что именно ему понравилось, но что-то понравилось, вне всякого сомнения.
     Мы провели у ручья полчаса, обсуждая, как он будет обращаться с каждым участником этой поездки. Я ему рассказала о Вини - Мэги... Когда он смеялся над моими шутками, я наслаждалась. Вначале я опасалась говорить что-нибудь о Руфи, но Майк оказался таким весельчаком и его смех так раззадорил меня - чем больше он смеялся над моими шутками, тем красивее становился в моих глазах, - что я закончила все маленькой импровизированной пародией на Кейна и Руфь, от которой Майк хохотал, катаясь по земле.
     - А между тем, - заметила я, когда он еще не отсмеялся, - я говорила правду, утверждая, что Кейн ненавидит меня до глубины души.
     Он попытался выглядеть шокированным, но, заметив искорки в его глазах, я поняла, что Кейн наговорил ему про меня. Майк подумал, что я ничего себе, следовательно, я должна была быть Руфью.
     - Почему же он вас ненавидит?
     Когда он это сказал, по его тону я поняла, он не верит, что кто-нибудь способен меня ненавидеть. Это было многообещающе, очень-очень многообещающе, и я нежно ему улыбнулась.
     - Вы, может быть, не выглядите таким совершенством или так по-мужски притягательным, как ваш брат, но, думаю, вы мне больше нравитесь. Почему бы вам тут не остаться на все время?
     Он принял это предложение с благодарностью и протянул мне руку, чтобы помочь подняться.
     Знаете, я хотела бы, чтобы кто-нибудь смог объяснить мне природу половой притягательности. Почему это, когда у вас на выбор двое мужчин - одинаково прекрасных, - вас тянет к одному, а другой вам безразличен? Вот она я, одна в лесу с мечтой о мужчине, и вот мужчина, который смеется моим шуткам и чрезвычайно мне нравится. Но к нему я испытываю только сестринское чувство. Конечно, у него жена и пара новорожденных, но с каких пор брак мешал притягательности? С другой стороны, Кейн Тэггерт ничего другого не делает, только хмурит брови - это самое лучшее из того, что он делает. Он меня ненавидит, я ненавижу его. Но почему-то частенько задаюсь вопросом, везде ли его кожа такого приятного золотистого оттенка и похож ли его живот по цвету на живот лягушки?
     Майк и я пошли в лагерь плечо к плечу. По дороге он рассказал мне, как его жене нравятся мои книги. Когда мы увидели лагерную печь Сэнди, мы разделились. Я решила понаблюдать, как он выставит себя дураком, выдавая себя за Кейна.
     Трудно описать, что я почувствовала, услышав, как народ обращается к Майку, называя его Кейном. Даже Сэнди ворчал, что Кейн слишком долго пробыл в лесу и не помог ему. Я чуть не расхохоталась, когда Майк подмигнул мне как сообщнице. Господи! Как же хорошо, когда ты кому-то нравишься!
     Все прошло гладко, когда двое мужчин седлали лошадей, и все мы приготовились ехать верхом. Майк подошел проверить мое стремя, с которым все было в порядке, и спросил у меня, каким образом у лошади Руфи оказался ожог на шее. Я хотела ему сказать, но не смогла. Целые годы, проведенные в начальной школе среди детей, гундосящих "ябеда, ябеда", научили меня держать язык за зубами. Я сказала, что не имею представления, но покраснела, а Майк фыркнул:
     - Кому-то следовало бы поучить вас врать, - сказал он.
     Как хорошо чувствовать себя оправданной!
     Мы ехали пару часов, и все свое внимание Майк отдал Руфи. Мы подъехали к широкой старой дороге, так что он мог ехать с ней рядом. Позади них были ее прирученные служанки, обе держались за передние луки своих седел, как будто они могут отвалиться. Сэнди и я замыкали кавалькаду. Мы больше помалкивали, наблюдая за Руфью и Майком.
     Ближе к вечеру мое утреннее счастье поблекло. Я не должна была ревновать, но я ревновала. Выглядело так, как будто Руфь одержала очередную победу. Майк улыбался ей, мило смеялся над тем, что она говорила, и вообще - обожал ее.
     На закате солнца мы подъехали к исчезающему городку Этернити. Здесь было несколько зданий с серыми, выстоявшими в непогоду стенами, и упавшими вывесками. Мы тихо проехали по широкой центральной улице, по которой носились перекати-поле, и направились к большому дому на окраине городка, где, как сказал Сэнди, будет лагерь.
     Уставшая, с ломотой во всем теле, я спешилась, подъехав к дому. Навстречу мне шел Майк с седлом Руфи в руках.
     - Руфь оказалась такой, какой вы ее описали, - бросил он и отошел.
     Я тут же развеселилась. Развеселилась так, как будто в меня влилась струя свежей энергии.
     Через час я помогала Сэнди и Майку готовить гамбургеры. Во время обеда я неожиданно ляпнула:
     - Майк, передай мне, пожалуйста, горчицу.
     Конечно, все замерли и взглянули на меня, я издала смешок и сказала, что Кейн напомнил мне знакомого, которого зовут Майк, так что я перепутала имена. Женщины не обратили внимания на меня, но я была уверена, что Сэнди понял что к чему. Я чувствовала себя виноватой, выдав тайну Майка, и очень хотела оправдаться.
     После обеда я помогла все убрать, но оказаться один на один с Майком не смогла: казалось, Руфь приклеилась к его левому боку навсегда. Мне ничего не оставалось, как пойти прогуляться.
     Я хороший ходок и всегда считала, что прогулка помогает думать. Пройдя несколько миль вниз по старой заросшей дороге, я неожиданно оказалась перед тем, что когда-то было маленьким хорошеньким домиком. Вокруг него когда-то был сад. Пара розовых кустов еще цвела рядом с верандой.
     - Здесь жили мои предки, - вдруг услышала я голос Майка.
     От неожиданности я просто подпрыгнула.
     - Извините, - продолжал он, - я понял, что вы хотите побыть в одиночестве, но не хотел, чтобы вы заблудились.
     Я улыбнулась ему. В лунном свете он выглядел почти таким же красивым, как его брат.
     - Сегодня я была так неосторожна... - начала я.
     Майк засмеялся и сказал, что Сэнди привык к трюкам близнецов, и все уже в порядке - он все ему рассказал.
     - Я принес фонарь. Хотите, осмотрим все?
     Майк был просто божественной компанией. Он рассказал мне о своих предках, живших в этом доме. В их числе был и один актер, такой талантливый, что его называли Великий Темплтон. Как любительницу историй, меня взволновал дом с поблекшими обоями, на которых был затейливый рисунок из роз.
     - Кейл, - обратился ко мне Майк, когда экскурсия закончилась, - делайте что угодно, но не говорите Кейну, что знаете, что мы поменялись местами.
     Я представления не имела, какое это имеет значение, но засмеялась.
     - Это очень важно для меня, - сказал он, не ошибитесь и не скажите: "Майк сказал", или "Майк сделал". Это очень важно, Кейл!
     - Ладно. Слово скаута. - Весь этот вздор в духе плаща и кинжала был похож на мои книги.
     - Я должен идти встретить грузовик Кейна. Неизвестно, кем я буду, когда мы встретимся в следующий раз.
     Сообразив, что это юмор двойняшек, я подошла пожать ему руку, но он по-братски обнял меня, расцеловал в щеки и пригласил проведать его с семьей. Он ушел, а я осталась с таким чувством, будто только что рассталась с человеком, который мог стать мне задушевным другом.
     Мне не хотелось уходить из дома. Было такое ощущение, что в этом доме жили люди в большой любви друг к другу и в большой радости. С фонарем, оставленным Майком, я бродила по комнатам на нижнем этаже, поднялась на чердак, потом вернулась. Я понимала, что уже поздно и мне нужно возвращаться к этой милой компании женщин, но все медлила уходить.
     И когда я дотянула до последней минуты, собираясь уже уходить, я вдруг увидела Кейна Тэггерта, стоящего в дверях. На каждой руке у него было по маленькому мальчику лет по пяти от роду. Они спали, доверчиво прижавшись к отцу. Это были самые прекрасные создания, которых я когда-нибудь видела. И я очень захотела их иметь.
     Однажды я увидела стол за тридцать тысяч долларов, который полюбила. Я мечтала о нем так же, как мужчины мечтают о скоростной машине, или как женщина мечтает о мужчине. Но я никогда в жизни не жаждала ничего так сильно, как этих двух спящих маленьких мальчиков.
     Я знала, что ковбой Тэггерт и я - смертельные враги, знала, что мы друг друга ненавидим, но я также знала, что мне просто необходимо дотронуться до этих восхитительных созданий. Подойдя, я погладила черный завиток, мягкий, как волосы ангелочка.
     - Они настоящие? - прошептала я.
     - В высшей степени, - ответил Тэггерт, смеясь. Я протянула руку, чтобы дотронуться до нежной щечки.
     - Они выглядят просто совершенством.
     - Не знаю насчет совершенства, но по крайней мере сейчас они чистые. Дай им два часа, и они снова будут грязными.
     - А как их зовут?
     - Джейми и Тод.
     Я видела, что он странно на меня смотрит, но не обратила на это внимания, потому что дотрагивалась до другого спящего ребенка.
     - Кто из них кто?
     - Не имеет значения, но этого звать Джейми, а вот этот - Тод.
     "Не имеет значения, - подумала я. - Что за странную вещь он сказал?" Но потом вспомнила - они двойняшки. Считается, что Майк с Кейном близнецы, и у Майка дети близнецы; без сомнения, и этих детей кто-то назовет близнецами. Для меня все равно - да пусть хоть вся семья Тэггертов будет как орехи. Если Кейну хочется считать, что его дети выглядят одинаково, то конечно, - не мне ему возражать.
     Пока я их разглядывала, малыши проснулись. Я была по-настоящему поражена, что их веки достаточно сильны, чтобы поднимать такой густой урожай ресниц.
     - Где мы? - спросил Джейми, протирая кулачком глаза.
     - Это просто чей-то дом, - ответила я. - В спальне есть огромная паучья сеть. Хочешь посмотреть?
     - А на ней есть пауки? - спросил Тод, его прекрасная головка еще лежала на плече отца.
     - Один большой паук и несколько дохлых мух.
     Я для пробы протянула руку, и Джейми ухватился за нее. Потом Тод протянул руку. Секунду спустя дети стояли по обе стороны от меня, и мы пошли в спальню.
     Это были очень милые дети: сообразительные, любопытные, готовые посмеяться, полные энергии. Мы поговорили о пауках и паутине, я подробно описала, как паук ловит мух и опутывает их паутиной. Мы сидели на полу несколько минут; теплые маленькие мальчики прижались к моим рукам, и мы разговаривали.
     Все это время я не знала, что делает ковбой-отец. Может, он стоял в дверях, наблюдая за ними, но не уверена в этом, Я так сосредоточилась на этих мальчиках, что перестала за ним следить.
     После того как Кейн сказал мальчикам, что нужно возвращаться в лагерь и ложиться спать, мои дорогие запрыгали и побежали друг за другом по комнате, издавая оглушительный крик. Через несколько минут Кейн поймал за воротник рубашки Тода, стал ловить другого, но Джейми спрятался за мои ноги, и тогда Тод тоже попытался перебежать ко мне.
     - Тод, - сказала я, - ты пойдешь с папой, а ты, Джейми, со мной.
     Сказав это, я поняла, что сделала ошибку. Ведь все считают, что их невозможно различить. Но тогда мне удалось оправдаться, сказав, что у Тода масляное пятно на воротнике рубашки и только поэтому я их различаю. Кейн странно на меня посмотрел, пожал плечами и взял мальчиков за руки.
     - Вы кто? - спросил Тод.
     Я уже знала, что Тод мечтает стать бизнесменом, а Джейми собирается разбивать сердца. Подумав немного, я ответила:
     - Я рассказываю истории.
     Оба мальчика кивнули.
     Как всегда, Кейн счел, что я тупица и не понимаю даже простейших вещей.
     - Я думаю, он имел в виду, как вас зовут.
     - Джейми, как меня зовут?
     - Кейл, - ответило это сокровище, а я одарила Кейна одной из моих лучших загадочных улыбок, прежде чем покинула маленький домик.
     Ребенок знает мое имя, но он не знал, почему я так легко вошла в их мир. Если у вас был такой отец, как у меня, - человек, который не давал вам никогда никакой независимости, тем не менее возлагая глупую ненормальную ответственность на ваши молодые плечи, - то одна ваша половина никогда не была ребенком, другая - никогда не взрослела. Я детей понимаю потому, что около двух с половиной футов моего веса все еще остаются ребенком восьми лет.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     На следующий день Кейн не позволил мне приблизиться к его мальчикам. Было очевидно, что он хотел сблизить их с Руфью, но не надо быть гением, чтобы понять, что Руфь детей не любит. Одна из дуэта, худая, захотела узнать, что едят дети, потому что Джейми как раз засовывал кузнечика в рот. Благодарение Богу, он его выплюнул и обляпал шелковую блузку Руфи на груди. Я вынуждена была уйти из лагеря после того, как Руфь хлопнула по руке Кейна, когда он попытался стереть пятно с блузки, и сказала: "Убери от меня этих грязных бестий!" Я должна была уйти или умерла бы, сдерживая смех, закупоренный во мне, как в бутылке. Я получила большое удовлетворение, поймав на себе взгляд Кейна как раз тогда, когда поворачивалась, и смогла задать ему безмолвный вопрос, подняв брови: "На этой женщине вы собираетесь жениться?"
     Схватив по дороге яблоко, я двинулась к дому Темплтона. Побывав однажды в этом старом доме, я почувствовала себя лучше и решила посетить его еще раз. На душе было тяжело - интересовало только одно: когда я смогу вернуться в Чендлер. Мне хотелось убраться подальше от всего клана Тэггертов. Все они сумасшедшие, с этими их двойняшками, которые не выглядят одинаково, с их скоропалительной ненавистью и скоропалительной любовью. Просто великолепно будет вернуться в Нью-Йорк, где люди поступают здраво.
     Я поднялась по лестнице на чердак, села на подоконник и, глядя на дорогу, ела свое яблоко. Определенно, я потеряю этих малышей, хотя... Было абсурдно сожалеть об этом, принимая во внимание, что я их знала меньше двадцати четырех часов. Джейми барахтался в спальном мешке со мной в последний вечер; потом Тод плакал из-за того, что Джейми провел со мной больше времени, чем он. Вот каково было положение, когда Кейн отнял у меня обоих мальчиков и подсунул их Руфи.
     Я сидела на чердаке и ела свое яблоко, когда увидела Кейна - одного, без малышей, шагающего к хижине. При виде меня он изменился в лице. Я даже подумала, что он принял меня за привидение - мертвого актера. Даже со второго этажа я заметила, как он побледнел, а потом быстро побежал по направлению к домику. Он бежал так, как будто увидел что-то ужасающее.
     Что касается меня - я просто была парализована. Я не могла двинуться, когда услышала, как он грохочет по дому, а потом топочет по лестнице на чердак.
     Он сбросил меня с подоконника, и мы свалились на пол - я оцарапала спину о грубые доски, потому что все его две сотни фунтов приземлились на меня. Вначале я боролась, чтобы его сбросить, но вскоре прекратила, потому что поняла, что он не шевелится. Он растянулся на мне, глядя на меня сверху вниз, как будто я музейный экспонат. Собрав все силы, я пристально взглянула на него, пытаясь послать ему мысль, что я хочу, чтобы он убрался с меня.
     Боже, но до чего же он был хорош собой! У него были короткие густые ресницы, загнутые... ну как у меня - только я потратила десять минут, мучая их приспособлением для этой цели. Его губы, полные и мягкие, слегка раскрылись - я ощущала его дыхание на своем лице.
     Я думала, что мы все считаем себя разумными существами, и нам нравится думать, что, встретившись лицом к лицу с необычной ситуацией - горящее здание, например, - мы будем действовать спокойно и со знанием дела. Но затем происходит что-то ужасное, и мы поражаемся сами себе, поступая именно так, как, мы надеялись, поступать не будем. Но именно так я и поступила, когда этот огромный ковбой глядел на меня из-под своих ресниц и его свежее теплое дыхание касалось меня. Я хотела уйти от него. Честно - хотела. Я воображала, как я выкачусь из-под него, встану над ним - руки на бедрах, холодно, с триумфом, бесчувственная к его красоте - и скажу что-то наподобие "Никогда больше не прикасайтесь ко мне!"
     Это было то, что я хотела сделать. А что я сделала? Обвела языком его губы.
     Этот поступок меня испугал и его испугал тоже. Ну хорошо, я думаю, этот поступок его больше чем напугал - он его, собственно, изменил.
     В положении женщины одно мне очень нравится: никто не увидит доказательств сексуального возбуждения. Конечно, у женщины может покраснеть лицо и станет немного частым дыхание, но она всегда может отговориться тем, что у нее прилив. Но мужчинам не удастся скрыть то, что они чувствуют, или - более точный термин - "желают". Я тут же узнала, что этот ковбой меня хочет, потому что доказательство этого желания едва не проткнуло мне бедро.
     Сейчас, думала я, самый подходящий момент вскочить и посмеяться над ним. "Ха-ха-ха! - могу я сказать. - Ты меня хочешь, а мне дела нет до твоей страсти".
     Но жизнь нарушает всякие планы, потому что ведь это я хотела этого мужчину больше, чем когда-нибудь хотела чего-нибудь - за исключением того, чтобы напечатали мою первую книгу, - и не было спасения, как только удрать от него.
     Я считала, что первый сексуальный контакт должен происходить в виде обедов при свечах в канделябрах, робких поцелуев, изгибов рук... Но в том, что происходило между этим мужчиной и мной, не было ни малейшего намека ни на что подобное. Мы даже не целовались, а начали раздевать друг друга так, как если бы один собирался убить другого. Это было похоже на черно-белые иностранные фильмы, в которых герои говорят и говорят, и говорят, и - все, и вы в том числе, начинают думать о переполненном мочевом пузыре, как вдруг он внезапно толкает ее к дверям сарая, и вы о мочевом пузыре забываете.
     Мы начали раздевать друг друга со всей яростью и гневом, с которыми до этого смотрели друг на друга. Его рубашка расстегивалась одним движением, и я узнала то, что всегда хотела знать: почему у ковбойских рубашек кнопки вместо пуговиц. Это делается для скоротечных свиданий на сеновалах.
     Не знаю, как он снял мою одежду. Я была в джинсах на молнии. Для того чтобы их надеть, вы должны были поджать все свои округ