таясь его  повернуть,  пока
он наконец не сделал это сам. Вся  спина  у  него  была  сплошь  утыкана
колючками, причем все они, скорее всего, вонзились в кожу, легко  пройдя
сквозь тонкую хлопчатобумажную ткань армейской рубашки.  Сквозь  плотную
шерсть брюк колючки, к счастью, не  проникли,  хотя  и  торчали  из  нее
повсюду.
   - Рискуя вновь вывести вас из себя,  должен,  однако,  заметить,  что
ваши  познания  в  языках  не  производят  на  меня   слишком   большого
впечатления. Вот если бы вы знали, что сталось с теми деньгами,  которые
вы заработали за все эти годы, тогда я удивился бы по-настоящему.
   Она выдернула у него из рубашки колючку.
   - Вас интересуют мои деньги?
   - А есть они у вас? Если вы так  же  безразличны  и  к  тем  деньгам,
которые зарабатываете в этом турне, то у вас их, скорее всего,  попросту
нет. У нас в семье, напротив, к деньгам  относятся  весьма  серьезно.  В
первый раз отец заставил меня вложить в дело все мои  карманные  деньги,
когда мне было всего три года.
   Она вытащила еще одну колючку, но потом ей стала мешать его  рубашка,
под которой их, вероятно, скрывалось больше, чем торчало снаружи.  Мэдди
толкнула его в бок.
   - Поднимайтесь-ка на холм и снимайте рубашку. Деньги меня никогда  не
интересовали. Все, чего я хочу, - это петь. Звуки  музыки  и  поклонение
публики мне дороже, чем все деньги на свете.
   Они начали подниматься по склону холма, он впереди, она за ним.
   - Но вы говорили, у вас не всегда будет ваш голос. На что вы  станете
жить, когда петь больше не сможете?
   - Не знаю. Я как-то об этом не задумывалась. Выйду,  вероятно,  замуж
за какого-нибудь богатого старика и буду жить на его деньги.
   На вершине холма он остановился и, повернувшись, взглянул ей в глаза:
   - А как насчет детей?
   - Снимайте с себя рубашку и дайте мне свой охотничий  нож.  Сейчас  я
буду выдергивать из вас все эти колючки. 'Ринг начал снимать рубашку.
   - Вы когда-нибудь думали о детях?
   Хотя он этого не  показывал,  Мэдди  понимала,  что  каждое  движение
причиняет ему боль. Зайдя ему за спину, она принялась помогать, стараясь
как можно меньше задевать при этом колючки.
   - Вы предлагаете мне руку и сердце, капитан? Если так, то  меня  это,
должна сказать, совершенно не интересует. Я все время в разъездах, да  и
желания связывать себя узами брака пока не испытываю. Я также не хочу...
- Она умолкла,  вдруг  увидев  его  широкую  мускулистую  спину,  сплошь
покрытую тонкими и белыми рубцами. - Ложитесь на  траву,  -  проговорила
она тихо и, когда  он  повиновался,  слегка  коснулась  кончиком  пальца
одного из рубцов. - Как это случилось?
   - Я кое на что налетел.
   - Не на конец ли  хлыста?  Не  знала,  что  они  подвергают  подобным
наказаниям  офицера.  Но  чем  вообще  вы  могли  такое  заслужить?  Мне
казалось, в армии такие люди, как вы, получают медали, но  никак  уж  не
удары хлыста.
   - Я не всегда был офицером, -  сказал  'Ринг,  провожая  ее  глазами,
когда она направилась к его седельной сумке  и  достала  оттуда  большой
охотничий нож. - Надеюсь, вы не собираетесь снимать с меня кожу?
   Мэдди рассмеялась, услышав в его  голосе  нотки  беспокойства,  затем
отрезала от  замасленной  тряпки,  в  которую  были  завернуты  цыплята,
небольшую полоску и обмотала ею большой палец.
   - Лежите спокойно, - приказала она, опускаясь рядом с ним на  колени.
- Мне уже не раз приходилось этим заниматься, и я знаю, что делаю.
   Используя тупую сторону ножа и свой  обмотанный  тряпкой  палец,  она
ловко  выдернула  первую  из  многочисленных  колючек,  которые   сплошь
покрывали его спину.
   Удалив еще несколько колючек, она прикоснулась к рубцам.
   - Несмотря на всю вашу браваду, капитан, я знаю, как вам было больно.
Мне о боли кое-что известно.
   Он услышал в ее голосе слезы.
   - Вы себя жалеете? Да что  вы  можете  знать  о  боли  или  просто  о
трудностях? Какие такие особые муки может испытывать оперная певица? Что
вы обычно делаете? Поете целый день? Или проводите большую часть времени
у своей портнихи?
   - Поверьте, быть такой певицей, как я, нелегко.  Если  будете  хорошо
себя вести, я расскажу вам о том, как я ею стала. Думаю, мне было  тогда
около семи. Мой отец помогал группе переселенцев,  которые  направлялись
на Запад открывать там факторию и...
   - В Ланконии?
   - Стоит мне слегка крутануть колючку, и вы света Божьего не взвидите.
Так что лежите спокойно и молчите. В этой группе переселенцев была  одна
очень больная женщина, муж которой погиб по пути. Она...
   - Индейцы?
   - Нет. Кажется, его укусила гремучая змея, но я не уверена. Как я уже
вам  говорила,  я  была  тогда  слишком  мала.  Остальные  были  страшно
недовольны присутствием в их группе одинокой да еще и больной женщины и,
как сказал мне отец, недвусмысленно дали ей понять, что считают  ее  для
себя обузой. Мой отец,  полагавший,  что  от  переселенцев  одни  только
неприятности, не испытывал к ним никакого сочувствия. Он...
   - Но ведь ваш отец сам был переселенцем, не так ли?
   - Вы будете говорить или слушать?
   - Конечно, слушать. Жду не  дождусь,  когда  вы  расскажете  мне  еще
что-нибудь о своем знаменитом отце.
   - Вы должны считать это за честь. Итак, на чем я остановилась?
   - На вашем отце, переселенце, которого  другие,  такие  же,  как  он,
переселенцы, чрезвычайно раздражали.
   - Ах,  простите,  -  проговорила  Мэдди,  слегка  крутанув  очередную
колючку, - я не причинила вам боли? В следующий раз  я  постараюсь  быть
осторожнее, но, если вы не прекратите меня прерывать на каждом слове,  я
могу об этом и позабыть. Итак, я говорила о  миссис  Бенсон.  Мой  отец,
подумав, что, возможно, мама будет рада компании, привез эту  женщину  к
нам в дом, рассчитывая весной отвезти ее назад на Восток. Кончилось  все
тем, что она прожила у нас четыре  года,  потом  влюбилась  в  какого-то
заезжего жителя Востока и вышла замуж. Но к тому времени у меня уже была
мадам Бранчини.
   - Которая и познакомила вас с оперой?
   - Я несколько забежала вперед.  Миссис  Бранчини  давала  на  Востоке
уроки пения и игры на фортепиано, и мама подумала, что  было  бы  совсем
неплохо, если бы она поучила немного и меня, так как я ужасно завидовала
своей старшей сестре Джемме. Видите ли, мама у меня художница, и  Джемма
унаследовала ее талант. Уже в пять лет сестра довольно хорошо рисовала и
писала красками, тогда как у меня вообще ничего не получалось. Я  ужасно
ревновала маму, которая проводила с ней слишком много времени.
   - Итак, ваша матушка отдала вас учиться музыке, и вы сразу  же  стали
петь арии.
   - Нет, веселые народные  песенки  и  куплеты,  которым  научили  меня
друзья отца и...
   - Вероятно, это были песни во славу королевы? Друзья вашего отца тоже
герцоги?
   Она пропустила его колкость мимо ушей.
   - Прошло несколько лет, и никто особенно не обращал внимания  на  мое
пение.  Но  однажды  миссис  Бенсон  решила  разобрать  старый   сундук,
найденный моим отцом. Его выбросили переселенцы -  эти  идиоты  тащат  с
собой на Запад все свое имущество, а потом, при первом  же  препятствии,
начинают облегчать фургоны. 'Рингу доводилось видеть некоторые  из  этих
"препятствий" - ущелья глубиной сотни в полторы футов.
   - И что было в сундуке?
   - Ноты. Отец подумал, что, может быть, они пригодятся  нам  с  миссис
Бенсон для наших занятий. - Мэдди вытащила у  него  из  спины  очередную
колючку и улыбнулась. - На самом дне лежали ноты, каких я еще никогда не
видела. Это была "Air des bijoux", вы знаете, из "Фауста".
   - "Ария с жемчугом", - перевел он. - Да.
   - Я не помню этой арии, но, может,  вы  мне  ее  споете,  и  я  узнаю
мелодию.
   - Если вам сильно повезет. Во всяком случае,  миссис  Бенсон  помогла
мне со словами, и, так как приближался  день  рождения  отца,  я  решила
выучить эту арию и спеть ее для него.
   - И вы это сделали.
   - Все было не так-то просто. Видите ли, миссис Бенсон - американка.
   - Звучит как проклятие.
   - Вы не понимаете. Простые американцы равнодушны к опере, они смотрят
на нее как на нечто чуждое, существующее лишь  для  богатых  людей,  для
снобов. Если американец скажет, что слушал  оперу,  его,  скорее  всего,
просто засмеют. Когда я спросила у  миссис  Бенсон  про  эти  ноты,  она
поначалу лишь отмахнулась, сказав, что это опера  и  она  не  для  таких
маленьких девочек, как я.
   - И это, конечно, было для вас как красная тряпка для быка? Никто  не
смеет говорить вам, чего вы не должны делать, ведь так?
   - Может, вы желаете, чтобы я пригласила сюда Эдит вытаскивать из  вас
эти колючки? Уверена, без одежды вы ей  чрезвычайно  понравитесь.  'Ринг
ничего не ответил, но повернул голову и бросил на нее  странный  взгляд,
которого Мэдди не поняла. Она продолжала:
   - Для меня это было своего рода вызовом, и к тому  же  я  сгорала  от
любопытства. Поэтому я отнесла ноты Томасу. - И прежде чем  'Ринг  успел
ее о чем-либо спросить, объяснила, кто такой Томас:
   - С нами жили несколько человек, друзья отца, и Томас  был  одним  из
них. Он немного умел играть и петь. Не так хорошо,  конечно,  как  отец,
но...
   - Ну, конечно, не так хорошо, как папочка, - пробормотал сквозь  зубы
'Ринг.
   - Томас немного умел играть и  петь,  -  подчеркнуто  сухо  повторила
Мэдди, - поэтому я взяла ноты и пошла к  нему.  К  тому  времени  я  уже
довольно сносно читала ноты, а слух у меня всегда был отличным.
   - Как у лучших людей. Она улыбнулась.
   - Вместе с Томасом мы разобрались в этой арии, и я ее отрепетировала.
На дне рождения, когда все вышли из-за стола и отцу начали  преподносить
подарки, Томас сыграл на флейте, а я спела арию.
   - И после этого вы стали оперной певицей. Мэдди фыркнула.
   - Не совсем так. Когда я кончила петь, никто не  произнес  ни  слова,
все просто молча сидели и смотрели на меня. Конечно, не зная  языка,  я,
вероятно, не совсем правильно произносила французские слова, но мне  все
же казалось, что мое пение не было таким уж  плохим,  поэтому  я  ужасно
обиделась, когда они ничего не сказали.
   Мгновение Мэдди помолчала, вспоминая тот  самый  важный  в  ее  жизни
день.
   - После того как прошла, казалось, целая вечность, мама повернулась к
отцу и сказала: "Джеффри, утром ты отправишься на Восток и найдешь нашей
дочери учительницу - учительницу  пения.  Настоящую  учительницу.  Самую
лучшую, какую только можно достать за деньги.
   Наша дочь будет оперной певицей". После ее слов словно рухнула дамба.
Все одновременно что-то кричали, смеялись, отец  посадил  меня  себе  на
плечи...
   - Его невероятно широкие плечи?
   - Между прочим, да. Это был самый замечательный в моей жизни вечер.
   - Как? Ни один из сотен ваших поклонников не сделал с тех пор ничего,
что могло бы с этим сравниться?
   - Даже близко.
   - И, как я полагаю, ваш отец привез вам эту учительницу. Не могу себе
представить, чтобы он в чем-то потерпел неудачу. Мадам... как ее звали?
   - Его не было несколько месяцев, и когда он  наконец  возвратился,  с
ним была маленькая худая женщина с недовольным лицом. Я невзлюбила ее  с
первого взгляда.  А  когда  она  совершенно  проигнорировала  мою  мать,
обратившуюся к ней с приветствием, я ее просто возненавидела. Это и была
мадам Бранчини. Взглянув на меня, она сказала: "Итак, послушаем  ребенка
и  посмотрим,  стоит  ли  она  того,  через  что  я  прошла,  пока  сюда
добралась". Отец, стоявший за ее спиной, при этих словах весь скривился,
и я поняла, что она была для него настоящим испытанием.
   - Но, услышав ваше пение, она, конечно, тут же согласилась остаться с
вами навсегда и научить вас всему тому, что знала сама.
   - Не совсем так. По существу, капитан, вы весьма  далеки  от  истины.
Она велела мне сыграть на пианино -  к  тому  времени  отец  привез  мне
пианино с Востока - и...
   - Он притащил его на спине?
   Не обратив на его слова никакого внимания, Мэдди продолжала:
   - Я сыграла и спела, - она на мгновение умолкла и покачала головой. -
В то время я была необычайно тщеславна.  Все  в  семье  меня  обожали  и
наперебой говорили, что я лучшая в мире певица. Думаю, я  даже  считала,
что своим пением оказываю мадам Бранчини великую честь.
   - Я рад, что вы так изменились и не говорите больше людям, какая  для
них честь слушать такую певицу, как вы.
   - Сейчас-то я этого заслуживаю. Тогда же я была ребенком,  тщеславным
без всякого на то основания. Теперь же это  чистая  правда.  Вы  слышали
меня. Обманула ли я вас или что-то  преувеличила  в  том,  что  касается
моего голоса?
   - Нет, - ответил он честно. - В этом вы меня не обманули.
   - Но в тот день я обманывала саму себя. Оглядываясь назад,  я  думаю,
что была тогда просто ужасна. Конечно, у меня был мой талант...
   - Конечно.
   - Но в тот день я не услышала похвал, к каким привыкла в своей семье.
Я закончила песенку, которую  пела,  и  посмотрела  на  мадам  Бранчини,
ожидая поздравлений, даже объятий. Сказать  по  правде,  я  думала,  она
упадет на  колени  и  будет  благодарить  меня  за  честь,  какой  я  ее
удостоила, спев для нее. Но мадам не произнесла  ни  слова.  Она  просто
повернулась и вышла из комнаты. Конечно, мои родители  и  все  остальные
стояли под дверью. Думаю, они тоже ожидали услышать  от  нее  похвалы  в
адрес их драгоценной доченьки.  Должно  быть,  отец,  пытаясь  уговорить
мадам Бранчини приехать к нам, расписал  ей  мой  талант  самыми  яркими
красками.
   - Не сомневаюсь в этом.
   - Я тоже. Но мадам Бранчини не стала меня хвалить. Вместо  этого  она
сказала моей семье, что я ленива, избалована и  слишком  тщеславна,  так
что вряд ли из меня выйдет какой-нибудь толк. Она велела отцу немедленно
отвезти ее назад в Нью-Йорк, заметив  при  этом,  что  он  лишь  попусту
потратил свое и  ее  время  ради  такого  никчемного  ребенка.  -  'Ринг
повернул голову и с  сомнением  посмотрел  на  Мэдди.  -  Трудно  в  это
поверить? И тем не менее все так и было. Но она, надо отдать ей должное,
знала, что делает. Что тут  началось!  Все  заговорили  наперебой,  отец
убеждал ее остаться хотя бы до весны, остальные кричали, что ей наступил
на ухо слон... А я в это время стояла в  дверях,  упиваясь  всеми  этими
столь лестными для моей юной души словами. Как смела эта  старая  ворона
говорить, что у меня  нет  никакого  таланта?  Ведь  я  будущая  великая
певица. Я представила себе, как она приходит после выступления ко мне за
кулисы, умоляя простить за то, что когда-то во мне сомневалась. -  Мэдди
усмехнулась. - Слава Богу, что  даже  в  таком  нежном  возрасте  я  уже
обладала некоторым здравым смыслом. Я вдруг подумала, а каким образом  я
собираюсь стать оперной певицей? Может, мадам Бенсон будет  меня  учить?
Или я смогу сама всему научиться? А может, мне стоит подождать,  пока  я
вырасту, и только потом отправиться на Восток и начать  там  учиться?  А
что я буду делать до этого? Ведь за те несколько лет, что миссис  Бенсон
жила с нами, я полюбила пение больше всего на  свете.  Я  пела  все  дни
напролет, где бы я ни была, что бы ни делала. - Мэдди вздохнула. -  И  в
тот момент я приняла самое важное в  жизни  решение,  поняв,  что  мадам
Бранчини была права  и  я  действительно  ленива.  Я  подошла  к  ней  и
попросила учить меня. Она отказалась. Тогда я опустилась  перед  ней  на
колени и стала умолять ее учить меня.
   Мгновение Мэдди молчала, устремив невидящий взгляд в пространство.
   - Моя семья была возмущена моим поведением. Мне кажется,  они  все  в
этот момент ненавидели мадам. Отец пытался поднять меня  с  пола,  а  я,
доведенная до отчаяния отказом, уже чуть ли не лобызала ей ноги. - 'Ринг
вновь повернул голову и посмотрел на нее. Он просто не  мог  представить
ее себе пресмыкающейся перед кем бы то ни было. Увидев его взгляд, Мэдди
улыбнулась. - Я бы сделала что угодно ради того, чтобы  петь,  и  только
эта женщина могла мне в этом помочь.
   - Но в конце концов она смягчилась, - проговорил он тихо.
   -  Да,  она  смягчилась,  но  только  после  того,  как  я  пообещала
беспрекословно выполнять все ее указания. Моя семья ее не любила,  но  я
была уверена, что поступила правильно. Она прожила с  нами  семь  лет  и
научила меня тому, что я знаю  сейчас.  Должна  сказать,  мне  это  было
нелегко.
   - Что, петь целыми днями?
   - Да что вы об этом знаете? Вы, вероятно, провели свое детство, играя
и резвясь на улице. Но не я. Дождь ли, солнце  ли,  хорошая  погода  или
плохая, я всегда дома, всегда занимаюсь с мадам. Одна и та же нота снова
и снова. Уроки итальянского, уроки французского. Мне было слышно, как за
окном развлекаются и смеются другие, но я всегда была в классной, всегда
училась.
   - Но когда-нибудь вы все же должны были отдыхать.
   - Очень  редко.  Только  один  раз  я  дрогнула  в  своей  решимости,
влюбившись в молодого человека, которого мой отец  нанял  помочь  нам  в
работе. Мне почти так же сильно хотелось быть с ним рядом, как и петь.
   - И что сказала на это ваша мадам?
   - Она сказала, что я могу  или  быть  певицей,  или  терпеть  мужское
тиранство всю мою жизнь. Выбор был за мной.
   - Слышу в ее словах истинную старую леди. Мэдди скорчила гримаску.
   - Почему мужчины думают, что для женщины нет ничего  хуже,  чем  жить
без мужчины? Да, она была старой девой, но только потому, что  была  ею,
мадам и смогла приехать ко мне  в...  -  Мэдди  на  миг  заколебалась  и
закончила:
   - В никуда.
   - И вы, конечно, предпочли ковбою пение?
   - Конечно. Спустя несколько лет после этого я как-то встретила его  и
не могла понять, что я вообще в нем когда-то нашла.
   -  Но  потом  вы  наверстали  упущенное  со  многими  сотнями   своих
любовников.
   - Моими  кем?  Ах  да,  мужчинами.  Мужчинам  действительно  нравятся
женщины талантливые.
   - He говоря уже о женщинах с такой фигурой, как у вас.
   Мэдди рассмеялась.
   - Полагаю, это... делает  меня  еще  более  привлекательной.  Оперные
певицы обычно немного полноваты, но, не желая  следовать  этой  моде,  я
постоянно за собой слежу. Однако я и подумать не могла, капитан, что  вы
обратите на это внимание.
   - Последняя моя проверка показала, что я пока жив и все еще  мужчина.
То есть одно из тех созданий, которые стремятся превратить жизнь женщины
в ад, не позволяя ей оставаться в старых девах.
   Она рассмеялась.
   - Значит, никакого чувства юмора, а?
   - Абсолютно. Уверена, вы были совершенно серьезны. А теперь, когда  я
рассказала вам о себе, расскажите и вы что-нибудь.
   - Например?
   - Почему вы все это делаете? Почему заботитесь обо мне?
   - Я получил приказ, вы разве забыли? Ваш дражайший генерал  Йовингтон
приказал мне вас сопровождать, так что я выполняю свою работу, только  и
всего.
   - Не правда. Генерал Йовингтон приказал лейтенанту...
   - Суррею.
   - Да, лейтенанту Суррею сопровождать меня.  Вы,  капитан  Монтгомери,
здесь абсолютно ни при чем. Почему ваш командир выбрал вас?
   - Вот уж этот человек, вне всякого сомнения, обладает чувством юмора.
Он, очевидно, решил, что это будет просто отличной шуткой - послать меня
нянчиться с оперной певицей.
   - А сколько у вас колючек ниже пояса, капитан?
   - Недостаточно, чтобы заставить меня разоблачиться перед леди.
   - Как смешно. Особенно если учесть, что, пытаясь  меня  напугать,  вы
явились тогда ночью ко мне в палатку чуть ли не нагишом.
   - Откуда мне было  знать,  что  вас  нисколько  не  пугает  нападение
"черноногих".
   - А вот тут вы ошибаетесь. Я боюсь этих индейских ребят до смерти.  А
ну-ка быстро снимайте брюки и дайте мне взглянуть. Обещаю вам не  упасть
в обморок при виде вашего голого  зада.  'Ринг  поднялся  и  с  ухмылкой
посмотрел на нее.
   - Мне жаль вас разочаровывать, но под брюками у меня надеты кальсоны.
И весьма кстати, должен заметить, иначе я бы давно уже умер  от  холода,
гоняясь за вами все последние дни по этим горам.
   Разувшис