стала себя выгораживать, а только сказала:
     - Вы совершенно никчемный человек, вот что. Прямо-таки ежедневно путаетесь под ногами.
     Отпустила поводья и двинулась в лес. Есть ли на свете гнев' более холодный, более глубокий, чем гнев, охватывающий вас, когда вас обвинили незаслуженно? Я себя чувствовала так, словно была головешкой из костра, который горел весь день. Еще немного - и я могла бы вызвать лесной пожар. Я стояла в лесу, ничего не видя, со стиснутыми кулаками, и чувствовала себя мученицей. И это было несправедливо.
     Я не сержусь долго, и этот раз не был исключением. Через несколько минут я пришла в себя, нарыв мой лопнул. Я все еще стояла, сотрясаясь от волнения и опустошенности, слезы застилали мне глаза.
     Услышав, что кто-то подошел ко мне сзади, я вытерла глаза тыльной стороной ладони и, оглянувшись, увидела лицо Сэнди, полное участия.
     - Не знаю, что творится с Кейном, - сказал он. - Обычно он так себя не ведет. Обычно он...
     Правило номер один в доме моего отца было: "Никогда не показывай, что ты страдаешь. Если поймут, что тебе больно, заставят страдать еще больше".
     Изо всех сил я постаралась улыбнуться и говорить легкомысленно.
     - Это все из-за меня. Я всегда глажу мужчин против шерсти. Если бы я испуганно вопила в ужасе, закрыв лицо руками, он бы, наверное, угостил меня бренди и пирожком.
     Сэнди весело засмеялся.
     - Возможно. - Он помолчал немного, а потом спросил:
     - Руфь... Какая она?
     Я ничего не сказала, только отвела глаза. Должна ли я ему рассказать об ожоге сигаретой?
     - Кейн... - нерешительно начал Сэнди. - Я думаю, ему нужна жена.
     Я опять представила Руфь на кухне и развеселилась. Но я не собиралась врать этому человеку: он очень добр ко мне и не заслуживает, чтобы я его обманывала.
     - И он думает взять Руфь в жены? Руфь любит завоевывать, но, как только выиграет, ищет новую цель. - Я подумала о ковбое, орущем на меня из-за спасения Руфи, да не один раз, а дважды. - Я думаю, они друг друга стоят. И надеюсь, что она разобьет его сердце.
     Сэнди помолчал.
     - Так, - протянул он через минуту, - а вы замужем?
     Я знала, он прежде всего думает о Кейне, который ему как сын. Господи! Почему каким-то людям достается любовь без всяких заслуг, а других не любят? С трудом сдерживая слезы, резко спросила:
     - Это что, предложение?
     Когда Сэнди заговорил, то был совершенно серьезен:
     - Если бы я был на десять лет моложе, я уговаривал бы вас выйти за меня так настойчиво, что вы бы в конце концов согласились. Я бы все сделал, чтобы избавить вас от одиночества!
     Я засмеялась немного натянуто, не сумев скрыть, что была польщена.
     - Вы на мне не можете жениться, - сказала я честно, - я слишком много знаю, для того чтобы выйти замуж. Мужчинам нравятся женщины беспомощные или те, которые, по крайней мере, знают, как это изобразить. - Вроде Руфи... Она может, а я нет. Я чересчур откровенна и всегда забываю это скрыть.
     Я повернулась, чтобы уйти. Мне не хотелось еще с кем-нибудь говорить. Неизвестно, что бы я сказала еще...
     - Скорее возвращайтесь, - раздался голос Сэнди позади меня, - на обед у нас говяжьи языки.
     - О! Это я люблю, - ответила я и решила остаться.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

     Кейл растянулась на траве в той излюбленной позе писателей, когда тело совершенно расслаблено и дает возможность разуму творить не думая. Она размышляла о рассказе, где убийцей был ковбой, который был так хорош собой, что никто его не подозревал... Вдруг она услышала чьи-то шаги.
     "Ну, что теперь?" - думала она, не желая двигаться, не желая останавливать фантазии, бродящие в уме. Есть люди, ненавидящие писать, ненавидящие мыслить, а есть люди, готовые на все пойти, чтобы продолжать творить. Сейчас, заслышав шаги, Кейл думала, что, если она притихнет, тот, кто подойдет, может быть, уйдет и оставит ее в покое.
     Неожиданно Кейл увидела Кейна, обнимающего Руфь и целующего ее с такой невероятной нежностью, как будто та была хрупкой и драгоценной вещицей. Кейл хотела уйти, но в это время Кейн отодвинулся от Руфи.
     - Как ты себя чувствуешь? - спросил он. - Тебя не ударила лошадь?
     Подперев голову рукой, Кейл с большим интересом стала слушать, что ответит Руфь. Она считала, что подслушивает сейчас только как исследователь.
     - Все прекрасно, Кейн, - заверила Руфь, осторожно взмахнув ресницами. - Я так боялась этой поездки... Меня пугало все: большие пространства, животные, люди, принимающие участие в этой поездке. К тому же я думала, что вы будете злобным... - Она кокетливо улыбнулась. - Заставите нас подковывать лошадей или что-то вроде этого...
     "По всей видимости, она и не собирается рассказывать ему о том, что прижгла лошадь, - подумала Кейл. - Если что и страшит эту женщину - это опасение, что мужчины не будут обожать ее. Возникает философский вопрос: какая же она, эта Руфь Эдварде, на самом деле?"
     - Даже здесь, на Западе, мы такие же, как и другие люди. Мы хотим того же, что и другие мужчины, - сказал Кейн проникновенным голосом.
     "Ну да, - подумала Кейл, - они хотят Руфь".
     Руфь положила руку на его плечо:
     - А я говорю тебе, что ты не такой, как все.
     Какой мужик был способен не клюнуть на такую наживку?! Это было все равно, как если бы мужик подошел к вам в баре, говоря: "Какая вы милая девушка", ну и так далее. Женщины, как правило, на это не покупаются, но может ли хоть один мужчина устоять против незамысловатой тактики Руфи?
     - Я тоже считаю, что не похож на других мужчин, - ответил он, обнимая ее за плечи.
     Еще раз Кейл переоценила возможности этого самца. Интересно, думала она, какая разница между самцом оленя во время гона и мужчиной, стремящимся к своей цели? Ответ: никакой. Оба они слепые, глухие и очень глупые.
     Когда они начали целоваться, Кейл кашлянула. Одно дело - подслушивать, но подглядывать за эротическими сценами - это уже лишнее...
     Лицо Кейна изменилось, когда он увидел Кейл, но одну секунду она все-таки видела то же лицо, которое все время видела Руфь: на нем отражались желание, нежность, страсть и, кажется, даже жадность. Что касается Руфи... В ее взгляде была усталость! Кейл поразилась своей догадке: старая хищница Руфь боится ковбоя Тэггерта. Руфь повернулась и, волоча хвост, поползла назад в лагерь.
     - Я догадался, что шпионство можно добавить к перечню ваших достоинств, - процедил Тэггерт сквозь стиснутые в ярости зубы.
     - Я здесь была первая, - начала Кейл, защищаясь, но, взглянув на его лицо, остановилась. - Что толку говорить с вами? Вы уже составили обо мне мнение.
     Она поднялась и хотела уйти, но он протянул к ней руку.
     - Не дотрагивайтесь до меня, - предупредила она, отступая.
     В его взгляде была почти презрительная усмешка.
     - Ладно. Одна из ваших фобий - что вас все трогают.
     - Вопреки вашему мнению обо мне... Впрочем, вам не нужны мои объяснения... - грустно проговорила Кейл и, повернувшись, пошла в лагерь.
     В лагере Сэнди готовил блюдо из бобов с сосисками, тут же худая особа из дуэта хлопотала у своей жестяной плиты, ворча, какая это страшная вещь - горячие сосиски, тогда как толстуха расчесывала щеткой волосы Руфи, к огромному удовольствию окружающих. После обеда худышка начала болтать о кристаллах и пирамидах, рассказывая с обременительными подробностями, что вид пирамид улучшает половую жизнь всякого. Присутствующие решили, что Руфь должна повесить пирамиду из веток дерева над своим спальным мешком.
     С трудом справляясь с охватившим ее гневом, Кейл направилась к лошади.
     - Вы разрешите мне взглянуть на ваше плечо? - вдруг раздался голос Сэнди.
     Кейл, стараясь не показать своего удивления, ослепительно ему улыбнулась. Но вскоре улыбка исчезла: над Сэнди навис Кейн.
     - А что у нее с плечом? - спросил Кейн. Сэнди быстро повернулся и недовольно фыркнул.
     - Если бы кроме рогов у тебя были мозги, ты сообразил бы, что она ударилась, спасая шею Руфи второй раз.
     Вот она, сладкая справедливость, думала Кейл. Мой любимый рыцарь приходит мне на помощь. Ей было интересно: решится ли Сэнди поехать в Нью-Йорк и жить с ней на крыше небоскреба?
     Кейн покраснел и что-то пробормотал о том, что плечо Кейл осмотрит самолично, но она задрала подбородок, развернула плечи и вернулась в лагерь, чувствуя себя наилучшим образом - впервые за все время пребывания в Колорадо.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

     Кейн не мог уснуть, взбивая кулаками нечто, что должно было быть подушкой, и беспрестанно вертясь в спальном мешке - нейлон так и трещал, распугивая сов. Он проклинал все на свете и пытался думать о Руфи. До сих пор он в ней недостатков не замечал. За ее прекрасным фасадом скрывалась приветливая, добрая душа. И он легко мог представить ее с сыновьями, мог вообразить, какой она будет на восьмом месяце беременности их ребенком...
     Но думать о Руфи Кейн не мог. Он видел и слышал только эту по-детски маленькую писательницу. Она была как заноза, которую невозможно вытащить... Когда он увидел, как она, наклонившись над Руфью, схватила поводья лошади, он просто испугался. Один неверный шаг, и она оказалась бы под копытами лошади. Сознавая, что с его стороны было глупо говорить ей, что надо было его дождаться, он понимал, что она сделала все, что нужно было сделать. Но не только происшедшее так мучило его, лишая покоя.
     Он точно не знал, что в ней его так сильно волновало. Возможно, ее улыбки и удачные замечания. А может быть, то, как она наблюдает за Руфью: как будто та спускается с горной вершины вниз. Или, может, то, как выглядит в джинсах ее попка?
     Почему его так рассердило, когда она спасла Руфь? Окажись на ее месте любая другая женщина, он бы гордился ею: как она быстро соображает и быстро действует! Но что-то в этой блондинке привело его в ярость. Ведь еще когда он стоял там, уставившись на нее, у него уже было сильное желание охранять ее, взяв на руки.
     Ее охранять! Да это все равно что охранять дикобраза. Дикобраз точно такой, как она, - маленький, колючий и опасный.
     Около трех часов утра он вылез из мешка и пошел в лес, шагая вниз по хорошо знакомой дороге, чтобы осмотреть гребень горы, с которого они будут спускаться на лошадях. Завтра вечером они должны добраться до городка Этернити: там должен быть отцовский грузовик, который отвезет писательницу.
     После этого он сможет провести с Руфью долгие дни. У него будет время узнать ее получше, время даст возможность и Руфи с ним познакомиться. У него будет время, чтобы...
     Мысль его прервалась, потому что внизу он заметил свет фар. Кто-то ехал ниже по старой дороге в Этернити. Но кто и почему так рано утром? И как только появилась эта мысль, появился и ответ: что-то случилось.
     Тут же ему живо вспомнилась ночь в Париже, где жили они с женой и новорожденными сыновьями, тогда он вернулся домой и увидел "скорую помощь"... В машине "скорой" лежало безжизненное тело его любимой жены. Кейн был в командировке, и она не спала из-за детей несколько ночей. Ближе к вечеру она, должно быть, сидела на подоконнике, налив чашку чая и ожидая приезда мужа. И все очень просто: она, видно, заснула, потеряла равновесие и выпала из окна.
     Кейн быстро спускался по склону горы, спотыкаясь о камни и пни, проваливаясь в ямы с опавшими дубовыми листьями, скатываясь и снова взбираясь по глиняным откосам, спеша перехватить грузовик до того, как он подъедет к повороту. Последние несколько футов он перепрыгнул, приземлившись на все четыре точки в нескольких ярдах перед грузовиком. Шофер нажал на тормоза, подняв вихрь летящего из-под колес гравия, и свернул на обочину, так что грузовик накренился в одну сторону. Водителю с большим трудом удалось справиться с управлением и выправить машину. Еще до полной остановки грузовика дверца быстро открылась, и из кабины спрыгнул брат Кейна, Майк.
     - Какого черта ты тут делаешь? Я же мог тебя задавить! - закричал Майк на брата, и не подумав помочь ему встать.
     Кейн медленно поднялся, стряхивая с одежды куски щебенки и грязь.
     - Что случилось? Почему ты здесь, в Колорадо?
     Майк прислонился к капоту, как будто у него болела каждая мышца; Кейн пристально смотрел на него.
     Эти мужчины были близнецами и похожи настолько, насколько могут быть похожи люди: точно такой же рост, вес, цвет глаз и волос. Они были духовно близки всю жизнь, близки настолько, что часто объяснялись молча. Много раз одинаковые идеи и мысли возникали у них независимо друг от друга. Уже привычным для них стало покупать в одном магазине одни и те же рубашки и надевать их по одному и тому же поводу. Между ними не было тайн, и если у одного была новость, он прежде всего делился ею со своим братом-близнецом.
     - Поздравляю, - ласково сказал Кейн, потому что без слов понял, что у жены брата только что родились близнецы. И братья обнялись со всей силой взаимной любви и понимания, потом отодвинулись друг от друга, весело усмехаясь.
     - Так что? - спросил Кейн, не сомневаясь, что брат поймет его не произнесенный вслух вопрос: "Почему ты уехал из Нью-Йорка?"
     Майк потер глаза с усталостью и раздражением.
     - Это была душераздирающая история. При первых болях Саманта решила, что хочет, чтобы дети родились в Чендлере, штат Колорадо, и чтобы она была при нашей маме. Отговорить ее никто не смог, и тогда... В общем, она стала рыдать, так что Блэр и я погрузили ее с твоими сынишками в реактивный самолет и полетели. Все путешествие Блэр и я ужасно нервничали, но Сэм была спокойна. Что, если бы дети родились во время полета и им бы понадобилось что-нибудь, чего у нас не было? Сэм держалась и твердила, чтобы мы не беспокоились, что мальчики дождутся, пока не увидят свою бабушку. Отец и мама ждали в аэропорту со "скорой". Как только мы попали в больницу, у Сэм отошли воды и малыши выскочили, как пробка из бутылки шампанского. Майк помолчал и захихикал.
     - Думаешь, рождение моих детей - частное дело? Нет, мама, папа, Джили, Блэр и я, плюс две няни - все были в родильной палате. Я даже ждал кого-то с подносом бутербродов.
     Тон брата не обманул Кейна: Майк был счастлив, что дети родились на руках его родителей; он был доволен, что его семья так же, как и он, любит Саманту.
     - Сэм здорова? А дети?
     - Да, все великолепно, все прекрасно, но...
     - Что - но?
     - Это просто сумасшедший дом! В больнице появились родственники, о которых я никогда и не слышал.
     Майк мог не объяснять Кейну свое желание побыть с женой и сыновьями наедине - он понимал его. В течение двух недель после рождения его сыновей семья жены нависала над ним до тех пор, пока он не стал задыхаться. Его теща была из тех женщин, которые считают, что мужчине нельзя доверить и пеленку поменять, так что Кейну редко разрешалось дотрагиваться до своих крошечных сыновей. И это было до тех пор, пока она не уехала. Только тогда он смог обнять жену и детей, только тогда смог потрогать малышей и подержать их на руках.
     Сейчас, глядя на брата, он понимал, какую опустошенность ощущает Майк и какая ревность его мучит. Он прямо видел, как Майк стоит в дверях палаты в больнице, наблюдая, как родственники - один за другим - разглядывают его новорожденных сыновей. А он думает, что не он, а они проводят с детьми больше времени. Кейн еще не забыл, как он боялся, что один из малышей первый раз улыбнется не ему, а кому-нибудь другому.
     Он положил руку на плечо Майка:
     - Ты знаешь, чего мне хочется больше всего на свете? Я хочу забрать детей и привезти сюда. В этой группе одни женщины. Я уверен, что они затискают их до смерти.
     - Да? - сказал Майк с унылым видом. - Хочешь, чтобы я привез их сюда тебе?
     - Думаю, я сейчас сам съезжу в Чендлер и заберу их.
     Майк был так поглощен собственным состоянием, что вначале не понял.
     - Дай сообразить. Ты хочешь, чтобы я оставался здесь, пока ты не вернешься?
     - Двадцать четыре часа - всего-то. И потом, я хочу увидеть племянников. Они такие же гадкие, как и ты?
     Это была старая, всегда их веселившая шутка.
     - Откуда мне знать, как они выглядят? - ответил Майк, тяжело вздохнув. - Родственники не позволили мне к ним даже приблизиться.
     - Почему они должны позволять? - спросил Кейн. - Ты свою работу сделал и больше не нужен. - Смеясь над мрачным выражением лица брата, Кейн отошел. - Я серьезно. Мне нужно... отдохнуть от всего.
     - Отдохнуть? Ты же пробыл с этими женщинами всего несколько дней. - Майк поднял брови. - Что случилось?
     Кейн рассказал свою версию произошедшего за несколько дней, не забыв упомянуть, как приятна Руфь и какая в этом дуэте борьба противоположностей.
     - А как насчет писательницы детективных романов? Сэм любит ее книги и хотела бы с ней познакомиться.
     Помолчав немного, Кейн не выдержал и разразился обличительной речью. Он рассказал, как она чуть не отстрелила ему ногу, как бросилась под копыта разъяренной лошади, и вообще - глаз да глаз за ней нужен.
     - Все время смотрю - где она. Она за мной шпионит, когда я бываю с Руфью, называет меня ковбоем Тэггертом и спрашивает, веду ли я счет тому, сколько раз ударю копытом в землю.
     Майк с трудом сдержал смех.
     - Между прочим, это совсем не забавно. Эта женщина нездорова, - внушительно сказал Кейн и поведал затем брату о выходке Кейл после того, как она убила змею. - Сейчас зажило уже, но она мне на щеке три царапины оставила.
     - Видно, были не такие глубокие, раз быстро затянулись.
     Майк и Кейн редко не соглашались друг с другом. Их мать говорила, что это была бы борьба с собственной тенью.
     - Двадцать четыре часа пройдут быстро. Сэм даже не узнает, что тебя не было. Я буду просто счастлив пробыть целый день вдали отсюда.
     - Двигай, - согласился, наконец, Майк, - встретимся в Этернити завтра вечером.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     Когда наступило утро, я была рада, что последний день моей поездки приближается. Неудачи я ненавидела, но еще больше я ненавидела, когда меня не любят. Я полежала еще несколько минут в спальном мешке, размышляя о занимательных историях, которые поведаю моему издателю, когда вернусь в Нью-Йорк. Мой реванш будет состоять в том, что я заставлю хохотать все издательство над моей эскападой в дебрях Колорадо. Даже лучше - я напишу книгу, которая весь свет заставит хохотать над огромным ковбоем и его любовью к этой двуличной женщине.
     Почувствовав себя после этих размышлений намного лучше и лучше думая о жизни вообще, я выбралась из ненавистного мешка, натянула свои джинсы - бывает что-нибудь хуже спанья в одежде? - подхватила туалетные принадлежности и направилась к ручью посмотреть, можно ли смыть с моего лица некоторое раздражение. А если мне и дальше так же будет везти, как везло до этого, то, может, я из этой чистой горной воды подхвачу грибок и умру мучительной смертью.
     Я только что закончила себя отскребать, когда услышала сзади тяжелые шаги. Это, конечно, или наш бесстрашный лидер, или последний из выживших динозавров.
     Как обычно, он остановился неподалеку, без сомнения, уставившись на меня сверху вниз. Сейчас он наверняка скажет, что я что-то опять не так сделала. Я не обращала на него внимания достаточно долго - сколько можно выдержать, потом повернулась и с удивлением обнаружила, что рядом стоит незнакомый мужчина.
     - Господи! Кто вы такой?! - воскликнула я в испуге.
     Видимо, это мужчину удивило. "Они, видно, здесь, в Колорадо, выращивают глупость, - подумала я. - Огромную, прекрасную, хорошо сложенную, но, без сомнения, - глупость".
     - Кто я, как вы думаете? - спросил он. Я встала и посмотрела на него.
     - Не знаю, говорил ли кто вам до этого, но вы очень похожи на нашего... нашего гида.
     Мужчина весело усмехнулся, как будто я сказала что-то, что он всю жизнь мечтал услышать, а я подумала: великолепно. Мне не удалось сказать или сделать что-то приятное одному мужчине, тогда как другой, видимо, благодарен даже за случайное замечание. Конечно, если сравнивать его наружность с нашим ковбойским лидером, то, может быть,