рри и попыталась встать, но Джош крепко держал ее.
     - О, Джошуа, милый, я вижу, что эта малютка на тебя дуется. Разве ты не рассказывал ей обо мне?
     - У меня просто не хватало слов, чтобы точно описать тебя, - едко парировал Джош.
     Нора, казалось, восприняла это как комплимент. Она коротко рассмеялась.
     - Конечно же, ты не мог описать меня точно, дорогой. Хотя многие мужчины пытались это сделать. - Она снова повернулась к Кэрри. - Эта девочка слишком низкоросла для сцены.
     - Она не актриса, - резко оборвал жену Джош. - Она - жена и мать, не более того.
     - Как интересно... - протянула Нора. Ее тон не оставлял сомнений в том, что она уже имела о Кэрри вполне определенное мнение.
     - Между прочим, я заведую магазином, - запальчиво произнесла Кэрри. Ее покоробило, что Джош отзывался о ней так, как будто она целыми днями висит над корытом со стиркой и не в состоянии думать ни о чем другом, кроме того, насколько чисто вымыты полы.
     - Магазином? - Одна бровь Норы поползла вверх.
     - Она покупает там платья. - Джош снова свел на нет все попытки Кэрри выглядеть внушительно. Она попыталась встать, но Джош удержал ее.
     - Нора, дай мне бумагу, которую нужно подписать, и убирайся. Для тебя тут нет ничего интересного.
     Услыхав это, Нора принялась ронять слезы в изящный кружевной платочек.
     - Джош, ну как ты можешь быть таким злючкой по отношению ко мне. Я приехала только для того, чтобы еще раз увидеть детей. Я так скучала по ним. Я скучала по звуку их шагов. Мне не хватало их голосов. Даллас, доченька моя. Помнишь, как она просыпалась по ночам, когда ей снились страшные сны? Мне не хватало... - Нора зарыдала, не в силах продолжать.
     Помимо воли Кэрри ее рука потянулась через стол к Норе. Кэрри знала этих детей совсем недолго, но она скорее бы умерла, чем рассталась с ними. Что же должна была чувствовать их настоящая мать, у которой их отняли? И почему Джош поступил так жестоко с женщиной, которую когда-то любил?
     Джош перехватил руку Кэрри прежде, чем она коснулась Норы.
     - Твое время истекло, - произнес он. - Ты начинаешь нас утомлять.
     Кэрри застыла в изумлении, когда на лице Норы, за секунду до этого искаженном страданием, засияла улыбка.
     - Но дорогой, мне ведь не с кем репетировать.
     Как я могу выступать без великого Темплетона?
     Кэрри повернулась к Джошу, но тот смотрел на Нору.
     - Я хочу видеть бумаги, - сказал он.
     Нора слегка наклонилась вперед, положив руки на стол. Декольте ее было очень глубоким. Ни одна приличная женщина не появилась бы нигде днем в платье с таким вырезом. И было совершенно очевидно, что Норе не приходится подкладывать в корсет вату.
     - Я потеряла их, ми-лый, - промурлыкала она.
     Они выпали у меня из платья.
     Взглянув на Джоша, Кэрри увидела, что он впился взглядом в платье супруги, словно намереваясь все же поискать там документы. Кэрри встала вышла из дома и направилась под навес, который Джош величал конюшней. Когда Джош до гнал ее, она седлала старую конягу.
     - Кэрри... - начал он.
     - Не говори мне ничего. Ни слова. Тебе нечего сказать, дорогой. - Произнося последнее слово, Кэрри усмехнулась. - Не осталось ничего, о чем мы могли бы поговорить. Ты мне все время лгал.
     - Тем, - тихо произнес он. - Даллас.
     На глаза Кэрри навернулись слезы, и на секунду она прижалась лбом к седлу.
     - Как ты смеешь-использовать детей, чтобы давить на меня?! - Она попыталась затянуть подпругу, но из-за слез не видела перед собой ничего.
     Джош, подойдя ближе помог ей справиться с подпругой. Теперь он стоял совсем рядом.
     - Ты можешь ехать. Я не буду тебя задерживать. Если для тебя не имеет никакого значения тот факт, что я люблю тебя и мои дети тоже, если для тебя ничего не значит наш общий ребенок, который вырастет без отца, уезжай. Я не держу тебя.
     Кэрри уже начала залезать на лошадь, вдев ногу в стремя, как вдруг резко повернулась и налетела на Джоша, колотя кулачками его в грудь.
     - Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу! Понимаешь ты это? Я ненавижу тебя так же сильно, как люблю.
     Джош сжал ее в объятиях и держал так до тех пор, пока у нее не прошел приступ ярости. Кэрри плакала.
     - Она такая красивая, - всхлипывала Кэрри. - Самая красивая женщина, которую мне когда-либо приходилось видеть.
     - Она как коралловая змея. Красива и смертельно опасна.
     - Ты не думаешь так на самом деле. Иначе бы ты не женился на ней.
     - Мне было девятнадцать лет, когда я совершил эту глупость. Я был просто дураком.
     - Мне только двадцать, - всхлипнула Кэрри. - Разве это делает меня дурой?
     - Нет, конечно. У тебя же хватило ума, чтобы полюбить меня.
     Кэрри рассмеялась сквозь слезы, хотя смех этот больше напоминал нервную икоту.
     - Вот это уже лучше. А теперь я хочу увести тебя отсюда, сесть и спокойное тобой поговорить.
     - Поговорить? Ты хочешь поговорить со мной? С женщиной, которую ты все время обманывал, говоря, что любишь ее? Ты даже не потрудился рассказать мне то, что знают о тебе все - твоя... жена, дети, твой брат, даже мой собственный брат - все! И не смотри на меня так. Я ведь не слепая. Разве 'Ринг проникся бы к тебе вчера такой симпатией, если бы он не знал о тебе чего-то?
     Джош усадил Кэрри рядом с собой на кучу, соломы и обнял за плечи одной рукой.
     - С чего я должен начать?
     - Ты еще спрашиваешь? Меня? Как я могу сказать тебе, с чего ты должен начать, если я ровным счетом ничего не знаю? Кроме того, уверен ли ты, что располагаешь временем для беседы со мной?
     Может, твоя шикарная, бесподобная, блистательная супруга жаждет, чтобы ты поискал вместе с ней бумагу о разводе? Тебя, кажется, не придется долго упрашивать. Может, обвяжем тебе вокруг пояса веревку, которой мы вытаскивали Тема, и отправим тебя нырять за бумагами? Я прошу только об одном - разреши мне собственноручно завязать узел на этой веревке.
     Джош прикрыл рот ладонью, чтобы Кэрри не видела его улыбки.
     - У Норы есть Эрик. Ты его не видела. Шести футов ростом. Блондин. Обожает ее. Он на десять лет ее моложе.
     - Она ведь и тебя старше, правда? - Это была первая приятная мысль, посетившая Кэрри с той секунды, как Нора вошла в дом.
     - Намного, - признал Джош. - Ну а теперь чего тебе больше хочется: чтобы я рассказал о себе или позлословить насчет Норы?
     - Я внимательно слушаю, - почти не задумываясь ответила Кэрри.
     - Мои родители были актерами на вторых ролях, не слишком хорошими, хотя, я полагаю, мой отец мог бы играть гораздо лучше, если бы не выпивал по полгаллона чего-нибудь крепкого каждый божий день. Таким образом, до восьми лет я рос в костюмерных и комнатках в сомнительных отелях. Затем мой отец умер, и...
     - Как он умер?
     - Свалился с тротуара на проезжую часть и попал под повозку, груженную пивом. Думаю, если бы он мог выбирать, то пожелал бы себе именно такой смерти.
     В голосе Джоша не звучало особой любви к отцу, Кэрри это прекрасно слышала.
     - Моя мать изжила себя как актриса. Ей больше не было места на сцене. Вдобавок она также любила прикладываться к бутылочке. Она пыталась продолжать свою карьеру в театре, но ей не давали даже эпизодических ролей. Когда мне было десять лет, она, ответив на объявление в газете, отправилась в город Вечность, штат Колорадо, и вышла там замуж за вдовца, мистера Эллиота Грина. У него был маленький домик в городе и взрослый сын.
     - Хайрем?
     - Да, единственный наследник. - Губы Джоша слегка скривились. - Хайрем всегда был властным, грубым, напыщенным ослом. Все внимание и забота отца долгие годы были направлены на него одного, а тут появился конкурент. Поэтому он и невзлюбил меня сразу же. - Тут Джош улыбнулся. - Я очень привязался к мистеру Грину. Он был человеком добрым и порядочным и продолжал заботиться обо мне даже тогда, когда моя мать умерла после двух лет супружеской жизни с ним. Он сам умер, когда мне было шестнадцать, и его самодовольный сынок унаследовал все. Сразу же после похорон Хайрем пообещал, что, если я не буду его слушаться, он вышвырнет меня из дома. Я избавил его от этого труда. Не прошло и четырех лет, как я ушел сам.
     - И чем ты занялся?
     - Единственное, что я умел - играть. Я стал актером.
     Он остановился, как бы предоставляя Кэрри возможность самой закончить его рассказ. Только тогда Кэрри вдруг припомнила фразу, сказанную Норой.
     - Великий Темплетон, - произнесла Кэрри.
     Взглянув на Джоша, она заметила, что он улыбается.
     - Джошуа Темплетон, - повторила она. - Я слышала о тебе.
     - О? - Джош приподнял одну бровь. Его самодовольный вид, казалось, говорил: "Конечно же, ты слышала обо мне. Обо мне слышал весь мир".
     Это его выражение лица Кэрри не понравилось.
     - Актер? - переспросила она, пренебрежительно глядя на него.
     - Шекспировский актер. Лучший актер в мире.
     Величайший.
     Кэрри не могла спокойно слушать, как он расхвастался. Она хотела встать и уйти, но Джош усадил ее обратно рядом с собой.
     - Я думал, тебе будет приятно, - сказал он.
     Кэрри аж задохнулась.
     - Все это время я ломала голову, что такого ужасного ты мог совершить. Я думала, может, ты сидел в тюрьме за ограбление. Я гнала от себя мысль, что ты можешь оказаться даже убийцей. А ты на самом деле всего-навсего актер. - В последнее слово Кэрри вложила столько презрения, сколько могла.
     - Не просто актер. - Джош был уязвлен и обижен. - Я - Джошуа Темплетон. Джо-шу-а Тем-пле-тон.
     - А я - Кэрри Монтгомери. Кэр-ри Монт-то-ме-ри.
     Джош расхохотался.
     - Может, теперь ты объяснишь, зачем тебе понадобилось скрывать все это от меня? Зачем ты лгал мне? Зачем назывался чужим именем?
     - Я думал, это окажется для тебя важнее.
     Кэрри понадобилось время, чтобы осмыслить его слова.
     - Ах ты, тщеславный павлин! Ты решил, если я узнаю, что ты - знаменитость, то буду любить тебя только за это? Ты не мог больше оскорбить меня и унизить.
     Когда она в очередной раз попыталась встать и уйти, Джош начал целовать ее.
     - Я еще не знал тебя по-настоящему. Раньше я не встречал таких, как ты. Обычно женщин притягивает показной блеск, внешние атрибуты.
     - Тебе встречались только дурные женщины.
     Он засмеялся:
     - Согласен. Очень дурные. Но тем не менее все они были на седьмом небе от счастья. Они получали знаменитость, о которой мечтали, да и я не оставался внакладе, я...
     - Только не трудись объяснять мне, что ты получал от них.
     Вновь засмеявшись, он отодвинулся от нее.
     - Я хочу тебе кое-что показать, - Покопавшись в соломе, вперемешку смешанной с рваной конской упряжью, он извлек оттуда маленький черный чемоданчик с инициалами "Дж. Т." на крышке. Он открыл его, достал пакет, из которого вынул фотографии, и протянул ей. Это были снимки всемирно известного Джошуа Темплетона в гриме и костюмах Гамлета, Отелло и Петручио. Еще на одной фотографии он был изображен в смокинге, на другой - держал в руке шпагу и смотрел в объектив смело и пристально.
     Кэрри несколько минут изучала фотографии, затем вернула их Джошу.
     - Ну как? - Он жадно вглядывался в нее, ожидая ответа. Он так давно хотел рассказать ей о себе, о своей настоящей профессии, хотел, чтобы она узнала - он отнюдь не неудачник, что, если он и не был хорошим фермером, зато был прекрасным актером.
     - Мне не нравится этот мужчина, - тихо произнесла Кэрри.
     На секунду Джош потерял дар речи. Всем женщинам мира нравился Джошуа Темплетон. Все женщины, и в Америке, и в Европе, независимо от их роста, возраста, цвета кожи и семейного положения, сходили с ума по Джошуа Темплетону.
     - Я не хочу ранить твою гордость, - деликатно начала Кэрри, - но этот господин на фотографии нереален. Знаешь, теперь я припоминаю, что у Юфонии дома было несколько подобных фотографий с твоим изображением. Все девицы сохли по тебе, но только не я. - Тебе понравился тот печально улыбающийся мужчина с двумя детьми? - удивленно сказал Джош.
     Кэрри улыбнулась ему.
     - У того мужчины была душа. А у этого, - она указала на фотографии, - никакой души нет. У него в глазах пустота.
     Тут Джош рассмеялся, привлек Кэрри к себе и крепко обнял.
     - Я боялся, что, когда ты узнаешь обо мне всю правду, твои чувства ко мне изменятся. Когда ты приехала, я не мог думать ни о чем другом, кроме твоего прелестного тела, но я запретил себе до тебя дотрагиваться. Я был уверен, что как только ты увидишь, в какой помойке я живу, ты сразу сбежишь. - Он улыбнулся. - Мой богатый опыт прошлых лет свидетельствовал о том, что женщину легче всего заставить влюбиться в себя, используя шампанское и подарки в черных бархатных футлярах.
     - А, насколько долговечна такая любовь?
     - Обычно она продолжалась до тех пор, пока я не начинал раздевать даму.
     Кэрри попыталась вырваться, но Джош держал ее крепко.
     Он начал целовать ее в шею, а она изо всех сил старалась казаться равнодушной.
     - Это ведь была не настоящая любовь, да? Расскажи мне о ней.
     - О ком? - Губы Джоша постепенно двигались к ее плечу.
     Кэрри оттолкнула его.
     - О ней! Об этой корове. О женщине, с которой ты стоял в церкви перед алтарем и клялся, что будешь любить и уважать ее, пока смерть вас не разлучит. Об этой.
     - М-м-м. Нора. Ну, ты сама прекрасно видела, чем она могла меня приворожить. - Как только эти слова сорвались с языка Джоша, он понял, что допустил оплошность. Кэрри снова рванулась прочь от него. - Мне пришлось жениться на ней. Она забеременела.
     - Забеременела? Сама по себе? Так ей надо было внимательнее следить за тем, что она пьет, и прятаться, когда поблизости пролетал... аист.
     - Ну ладно, мне было восемнадцать, когда я ее встретил. Я уже снискал кое-какой успех на театральном поприще, а она была признанной актрисой.
     - И конечно, бедный маленький Джош совсем потерял голову.
     Джош не мог удержаться от смеха.
     - Я был влюблен в нее. Я женился на ней, и родился Тем, а потом...
     - Тем! - воскликнула Кэрри. - Так как его настоящее имя?
     - Джошуа Темплетон. Второй.
     - А мы-то поначалу думали, что ты просто ошибся, когда писал его имя.
     - После рождения Тема я отправился на гастроли, а Нора осталась дома с ребенком. - Он замолчал, а когда заговорил снова, в его голосе уже не было прежнего веселья:
     - Кэрри, я совершил в своей жизни много ошибок, но я за них горько расплачивался. Я изменял своей жене, а она изменяла мне, но я всегда любил Своих детей. Я не питал никаких особых чувств ни к одной из женщин, с которыми... м-м-м... спал, даже к Норе, но я любил Тема с той секунды, когда он только появился на свет. Путешествуя по всему миру, я писал сыну каждую неделю, даже когда он был совсем дитя, а когда он научился ходить, я стал писать ему каждый день. Я посылал ему подарки. Я думал о нем, и я...
     Он замолчал, смущенный тем, что позволил себе так открыто обнажить свои подлинные чувства.
     Между теми проявлениями эмоций, которые он позволял себе показывать на людях, и тем, что он чувствовал на самом деле, лежала огромная пропасть.
     - Я никогда не позволял никому узнать так много о себе, - тихо признался Джош. - Да, конечно, все знали, что у меня есть сын, но никто даже понятия не имел, насколько я люблю его.
     - А Даллас?
     Джош вздохнул.
     - Я знал, что Нора мне изменяет, но это меня абсолютно не волновало. Она принадлежит к тому типу женщин, которые... - Тут он кашлянул. - Я не хотел жить с ней. Я посылал ей деньги и принимал за должное то, что она заботится о Теме. Я считал, что она любит его так же сильно, как и я. Но когда я играл Гамлета в Далласе, я застал ее в постели с другим мужчиной. Я решил, что Тем не заслуживает такой матери, и потребовал развода.
     Он замолчал.
     - Полагаю, ей удалось тебя отговорить.
     - Да, и Даллас родилась спустя девять месяцев после этого. Нора дала ей это нелепое имя, чтобы постоянно напоминать мне, когда и где девочка была зачата. Я прожилке Норой еще два года после рождения Даллас, пока не понял, что мое терпение лопнуло и я должен избавиться от жены. - Он улыбнулся. - Странная вещь.. Когда Нора перестала привлекать меня как женщина, я понял, что она - довольно посредственная актриса.
     - Серьезный недостаток.
     - До этого времени я верил Норе, когда она убеждала меня, что заботится о детях. - Джош фыркнул. - Я думал, получить развод будет легко.
     Нора сама подала к нему повод. Развод по причине неверности жены не повредил бы и моей репутации. Я отдал Норе все состояние, накопленное мной, - видя, в какой бедности жили мои родители, я всегда тратил меньше, чем зарабатывал, - и просил только о том, чтобы мне предоставили опеку над детьми. Нора не возражала. Мне казалось, что провернуть все это будет легче легкого. Я уже нанял прекрасную гувернантку-француженку, она должна была заботиться о детях, пока я буду работать.
     - А почему же все оказалось не так просто, как ты думал? Почему тебе пришлось жить на ферме брата и портить кукурузу?
     Джош иронически усмехнулся.
     - Виной всему - мое собственное непробиваемое тщеславие. Мое тщеславие чуть не стоило мне единственного, что для меня имело ценность в этой жизни, - моих детей.
     Кэрри взяла его за руку.
     - Расскажи мне, что случилось.
     - Судья не отказал мне в моей просьбе. - Вспоминая, Джош хмуро усмехнулся. - Видела бы ты меня в суде в тот день, когда я умолял судью предоставить мне опеку над детьми. Возможно, это было самое блестящее представление из всех, которые я когда-либо давал. Я тщательно готовился к нему. В конце концов, я был великим Темплетоном и не мог позволить себе проиграть дело. О, я хорошо подготовился к своему выступлению. Я надел черный плащ, подбитый алым атласом, и взял с собой трость с серебряным набалдашником.
     Джош возвел глаза к стропилам навеса.
     - Так планы лучшие... и т. д. и т. п. - Он вздохнул. - В обмен на то, что мне присудят детей; я собирался почтить всех присутствующих в зале частным, единственным в своем роде выступлением великого шекспировского актера. Каким я был дураком! Я считал, входя в зал суда, что делаю им всем большое одолжение.
     Его голос стал тише.
     - Я был ужасно напуган перспективой потерять своих детей, но не хотел, чтобы мои чувства стали достоянием широкой публики, поэтому решил устроить целое представление.
     - Ну так о чем же ты просил судью? - не унималась Кэрри.
     - Я говорил более часа. Ты бы видела моих "зрителей". Именно так я воспринимал всех, присутствующих на суде. Я держал их в руках. Я заставлял их смеяться, плакать, я пугал и успокаивал их. Они были мои. Я говорил им, как сильно я люблю своих детей, говорил, что готов ради них на что угодно. Я сказал, что готов даже пожертвовать своей всемирной славой за право быть рядом с ними. Я даже сказал, что ради них способен оставить сцену. К тому моменту я уже заставил их поверить в то, что мир не переживет, если лишится такого великолепного актера. Я зашел так далеко, так увлекся, что даже заявил, что готов, как крестьянин в старину, жить своим трудом на ферме, если мне удастся таким путем получить своих детей. Кажется, именно в этот момент я взмахнул своим подбитым атласом плащом, чтобы аудитория могла представить меня в роли фермера.
     Когда я закончил, мне устроили овацию, и я был уверен, что выиграл процесс. Судья заметил, что в жизни не слыхал подобного красноречия: Он задал мне всего один вопрос - знаю ли я кого-нибудь, кто владел бы фермой. Слегка поклонившись, я ответил ему, что мой брат принадлежит к сему уважаемому сословию. Судья заявил, что такая пламенная речь должна быть вознаграждена по достоинству, и решил удовлетворить мой иск.
     Все имущество, принадлежащее мне, будет продано с аукциона - мне оставят один костюм, а деньги положат в банк на имя моих детей: Я же должен буду покинуть сцену, начать работать на ферме моего брата и жить там вместе со своими детьми. Если я выдержу это в течение четырех лет, дети навсегда