я  и  эту
возможность обдумывал! В своем нынешнем обличье я могу передвигаться,  зная,
что мне ничто не угрожает, ибо эти одежды - точно такие же, как  и  на  всех
прочих. Экономические законы, что действуют у вас в государстве,  просто  не
поддаются моему разумению! Мне вот следовало бы нанять прислугу, но, как это
ни странно, какая-то рубашка стоит столько же, сколько слуга зарабатывает за
год! Я не могу понять вашего жизненного устройства и часто... часто  я...  -
тут он отвернулся от нее и договорил:
   - я попадаю в дурацкое положение!
   - Ох, ну и что с того?! Это и со мной случается, хоть я и  росла  в  этом
веке! - утешила его Дуглесс.
   - Да, но вы - женщина! - парировал он.
   - А, так, значит?! - воскликнула она. - Стало быть, прежде всего  давайте
с полной откровенностью уясним для себя одно: в нашем веке женщины больше не
являются рабынями мужчин! Мы, женщины, говорим, что  хотим,  и  делаем,  что
хотим! И мы существуем вовсе не для одного лишь вашего удовольствия!
   Николас неспешно повернулся и поглядел ей в глаза:
   - Значит, в ваше время именно в такое и верят, да? Верят, что в мою эпоху
женщины предназначались только для удовольствия?!
   - Да! - с горячностью произнесла Дуглесс. -  И  они  все  были  послушны,
покорны,  позволяли  запирать  себя  в  стенах  какого-нибудь  замка  и   не
возражали, когда их только брюхатили и не пускали в школу!
   - Нет, мне следовало бы поведать это матери! - смеясь вскричал Николас. -
Да, моей матери, похоронившей трех мужей! Сам король  Генри  как-то  сказал,
что ее мужья не противились смерти, ибо  ни  у  одного  из  них  не  было  и
половины ее мужества! Вы говорите "покорны"?! О нет, сударыня, они вовсе  не
были покорными! И еще - "в школу  не  пускали"?!  Да  моя  мать  говорит  на
четырех языках и участвует в философских диспутах!
   - Что ж, - стояла на своем Дуглесс, - в таком случае ваша мать  -  просто
исключение!  Но  я  уверена,  что  большинство  женщин   были   забитыми   и
подвергались грубому обращению!
   При этих словах он пристально посмотрел на нее и промолвил:
   - А что, в нынешнее-то время все мужчины благородны, да? И они никогда не
бросают женщин в одиночестве, оставляя их на милость черни?!
   Дуглесс покраснела и отвернулась. Может, сейчас и не самое  лучшее  время
для подобных споров! - подумала она.
   - Ладно,  вы  свою  позицию  изложили,  давайте-ка  вернемся  к  делу!  -
проговорила она, снова повернувшись к нему, - Сначала мы с вами отправимся в
аптеку, то бишь в "кэмист", как они тут  это  называют,  и  купим  все,  что
требуется для приведения себя в порядок. И "тени"  для  глаз,  и  румяна,  и
зубные  щетки,  и  пасту  для  чистки  зубов,  и  крем,  -  вздыхая,  начала
перечислять она. - Я сейчас, кажется, не сходя с места, убила бы кого-нибудь
за тюбик губной помады! -  Тут  она  сделала  паузу  и,  поглядев  на  него,
скомандовала:
   - А ну-ка, покажите мне ваши зубы!
   - Но, сударыня! - возмутился он.
   - Давайте-ка я осмотрю ваши зубы! - невозмутимо повторила она. Если он  -
какой-то переутомленный аспирант, то у него во рту, конечно же, должны  быть
пломбы, если же и впрямь явился из шестнадцатого столетия, то,  ясное  дело,
его зубов еще ни один дантист не касался, - рассудила она.
   Поколебавшись, Николас все-таки разинул рот, и Дуглесс принялась  двигать
его голову то в одну сторону,  то  в  другую,  пытаясь  получше  рассмотреть
каждый зуб. Три коренных зуба у него были  удалены,  еще  в  одном,  похоже,
намечался кариес, но вроде бы последствий трудов какого-нибудь  современного
дантиста не видно!
   - Надо будет вам показаться зубному врачу, - заявила  она.  Николас  даже
отшатнулся от нее:
   - Но зуб-то еще не настолько болит, чтобы его выдирать!
   - Теперь понятно, почему у вас недостает трех зубов! - заявила Дуглесс. -
Значит, их выдрали, да?
   Видимо, он считал это чем-то само собой  разумеющимся,  так  что  Дуглесс
пришлось  показать  ему  пломбы  в  собственных  зубах  и  объяснить,   чем,
собственно, занимается зубной врач.
   - А, вот вы где! - раздался вдруг  голос  священника  из  дальнего  конца
церкви. - А то я все гадал, помирились вы или нет!
   - Нет, мы не... - начала было  Дуглесс  и,  запнувшись,  договорила:  Да,
конечно же, мы помирились! - И, поднявшись со скамьи, продолжила:
   - Нам пора идти, у нас еще куча всяких дел! Николас, вы готовы?
   Он с улыбкой предложил ей руку, и они вышли из церкви. Во  дворе  Дуглесс
остановилась и посмотрела на огороженное прицерковное кладбище: только вчера
Роберт бросил ее здесь!
   - А что это там посверкивает? - спросил Николас, глядя в сторону одной из
могильных оградок.
   Это была та самая могила, возле которой грохнулась, споткнувшись, Глория,
- а потом еще врала  Роберту,  что  это  Дуглесс  ее  оцарапала!  Сгорая  от
любопытства, Дуглесс направилась к могильному камню: у самого его  подножия,
прикрытый травой и грязью, валялся бриллиантовый браслет Глории ценою в пять
тысяч долларов! Подняв его, Дуглесс чуть поиграла с ним при солнечном свете.
   - Бриллианты превосходного качества,  -  прокомментировал  Николас,  -  а
изумруды - порядочная дешевка!
   Смеясь и сжимая в руке браслетик, Дуглесс воскликнула:
   - Ну, теперь-то я его найду! Теперь он вынужден будет ко мне вернуться! -
После чего она прошла назад в церковь и попросила священника, если объявится
Роберт Уитли и спросит о браслете, сказать, что браслет у нее, у Дуглесс.  И
она сообщила священнику название гостиницы, в  которой  остановились  они  с
Николасом.
   Выходя из церкви, она испытывала необыкновенный подъем: теперь все должно
сработать наилучшим образом! Роберт наверняка будет очень ей признателен  за
найденный браслетик, и... кто знает? Не исключено, что она может улететь  из
Англии, получив-таки предложение руки и сердца!
   - Ладно, пошли теперь по магазинам! - весело сказала она  Николасу.  Пока
они шли по улице, мысленно она уже составила список нужных ей  вещей,  чтобы
предстать перед Робертом в самой лучшей форме! Ей необходимо все для лица  и
волос, одежда, и, конечно же, новая блузка - взамен той,  у  которой  порван
рукав!
   Прежде всего они отправились к торговцу монетами и загнали еще монетку  -
на  этот  раз  за  полторы  тысячи  фунтов.  У  себя  в  гостинице   Дуглесс
распорядилась оставить за ними их номер еще на  трое  суток.  За  это  время
торговец сумеет найти покупателя на более редкие монеты Николаса. А  Роберту
это даст время найти ее.
   Затем они направились в аптеку.
   - Что это такое? - шепотом спросил Николас, разглядывая бесконечные  ряды
каких-то веселой расцветки упаковок.
   - Это - обычная для аптеки всячина: шампуни, зубные пасты, деодоранты,  -
пояснила Дуглесс.
   - Я не знаю, что означают эти слова, - сказал Николас. Все мысли в голове
у Дуглесс  сосредоточились  исключительно  на  Роберте  и  браслетике  в  ее
кармане, но она все же сообразила, что на товары в витрине  можно,  конечно,
поглядеть и глазами человека елизаветинских времен -  при  той,  разумеется,
оговорке, что Николас был-таки этим человеком из прошлого, хотя, несомненно,
он им не мог быть! Со времен учебы  в  институте  Дуглесс  помнила,  что  до
недавнего времени люди изготавливали у себя дома все, в чем нуждались.
   - Вот это - шампунь, им моют голову, - принялась пояснять она  и,  открыв
упаковку с шампунем, изготовленным на основе папайи, предложила:
   - Понюхайте!
   Николас понюхал и восхищенно улыбнулся.
   - А это - огуречный, - сказала она, открывая другую  упаковку.  -  А  вот
этот - клубничный! - И, показывая ему лосьон,  употребляемый  после  бритья,
спросила:
   - Вы не хотели бы сбрить бороду?
   Поглаживая рукой бородку, Николас ответил:
   - Что-то я действительно не видел тут у вас мужчин с бородами!
   - Да нет, - сказала Дуглесс, - кое-кто все же носит бороды, но, по правде
говоря, это уже не модно.
   - Хорошо, в таком случае я найду парикмахера и сбрею ее, - сказал Николас
и, помолчав, спросил:
   - А парикмахеры-то у вас есть?
   - Да, - ответила Дуглесс, - парикмахеры у нас еще имеются!
   - И он может залить серебром мой ноющий зуб тоже? - опять спросил он.
   - Да нет, что вы! - засмеялась Дуглесс. -  В  наше  время  парикмахеры  и
дантисты - люди разных профессий. Выберите-ка себе лосьон для  бритья,  а  я
пока поищу крем и лезвия. - И, подхватив небольшую корзиночку  для  покупок,
она  принялась  заполнять  ее  шампунями,  тюбиками  с  краской  для  волос,
расческами,  зубными  щетками,  пастой,  кремами  и  даже  положила  в   нее
портативный дорожный набор  с  электробигуди.  В  тот  самый  момент,  когда
Дуглесс, предвкушая  удовольствие,  любовалась  косметическим  набором,  она
услышала где-то у себя за спиной неясный шум - похоже, это  Николас  пытался
привлечь к себе ее внимание.
   Обогнув прилавок, она увидела, что Николас вскрыл тюбик с зубной пастой и
выдавил ее на стеллажи с товарами.
   - Я только хотел понюхать! - строго проговорил он, и Дуглесс поняла,  что
он испытывает сильнейшее смущение.
   Вскрыв коробку с бумажными салфетками,  она  принялась  стирать  пасту  с
прилавка и с его ремня.
   Он тоже взял салфетку из коробочки.
   - Да это же бумага! - удивленно и почтительно произнес  он.  -  Слушайте,
перестаньте немедленно! Бумагу вы не должны на это расходовать:  слишком  уж
она дорого стоит. Ведь этой бумагой еще не пользовались!
   Дуглесс не могла взять в толк, о чем это он:
   - Салфеткой вообще пользуются лишь раз, а потом ее просто выбрасывают!  -
сказала она.
   - А что, в вашем веке все так богаты? - спросил он. Дуглесс  все  еще  не
вполне его понимала, но затем вспомнила, что в шестнадцатом веке вся  бумага
изготовлялась вручную.
   - Да, насколько мне известно, в вещах  мы  недостатка  не  испытываем,  -
заявила она после некоторого молчания. Вскрытую коробочку с  салфетками  она
сунула  в  корзинку  и  продолжила  отбор  других  нужных  вещей.   Корзинка
пополнилась кремами для лица и для бритья, лезвиями, деодорантом, салфетками
для мытья из махровой ткани - в английских гостиницах  их  не  предоставляют
постояльцам! - и еще целым набором всевозможных косметических средств.
   Ей вновь пришлось  взять  на  себя  обязанность  распоряжаться  бумажными
деньгами Николаса: он просто слышать не мог про цены!
   - На деньги, которые требуют за этот пузырек, я мог бы лошадь  купить!  -
проворчал он, когда она зачитала ему цену на одном из  флакончиков.  Дуглесс
расплатилась и потащила пластиковый  мешок,  полный  покупок,  к  выходу  из
магазина - Николасу, разумеется, и в голову не пришло взять  у  нее  из  рук
мешок!
   - Давайте-ка отнесем это в гостиницу, а уж потом мы  можем...  -  Она  не
договорила,  потому  что  Николас  остановился  перед   витриной   какого-то
магазина. Еще вчера его  хватало  лишь  на  то,  чтобы  разглядывать  улицу:
таращиться на машины, иногда -  вставать  на  колени  и  ощупывать  тротуар,
иногда - пристально разглядывать прохожих. Сегодня он уже обращает  внимание
на магазины, восторгается их огромными стеклянными витринами, трогает  рукой
надписи.
   Вот и теперь он  рассматривал  витрину  магазина,  торгующего  книгами  и
различными канцтоварами, и  его  внимание  привлекло  красивое  и  огромное,
словно кофейный столик, издание по средневековому оружию. А рядом с ним были
выставлены книги о Генрихе Восьмом и Елизавете Первой.
   - Зайдем! - ободряюще улыбнулась она и подтолкнула его к  двери.  Дуглесс
как-то сразу позабыла о всех своих заботах - которых,  кстати,  у  нее  было
невпроворот!  -  когда  увидела  изумление  и  радость  на  лице   Николаса,
почтительно прикасающегося к книгам. Свой мешок с покупками в аптеке Дуглесс
оставила возле прилавка и прошла с Николасом в глубь магазина. Самые большие
и самые дорогие книги  были  разнежены  на  столе,  и  Николас  уже  пощупал
глянцевитые фотографии на них.
   - Они великолепны! - прошептал он.
   - А вот и про вашу королеву Елизавету, - сказала  Дуглесс,  беря  в  руки
большой том с цветными иллюстрациями.
   Он как будто боялся сам трогать книги, но эту принял от  Дуглесс.  Он  не
мог выразить словами, что именно он чувствует  при  виде  столь  гигантского
собрания книг! Ведь в его время книги были редкими и  стоили  очень  дорого!
Позволить себе иметь такие сокровища могли только самые богатые из  богатых!
А рисунки, если они и встречались  в  книгах,  делали  вручную,  вырезая  их
сперва на деревянных панелях, или рисовали прямо  в  книге,  раскрашивая  от
руки.
   Раскрыв книгу, которую держал в руках, Николас принялся  водить  пальцами
по цветным иллюстрациям.
   - Кто же все это нарисовал?  -  спросил  он.  -  У  вас  что,  так  много
художников?
   - Да нет, - ответила Дуглесс, - рисунки выполнили машины.
   Разглядывая портрет королевы Елизаветы, Николас сказал:
   - Посмотрите-ка только на ее мантию! Это новая мода, что ли? Вот было  бы
интересно взглянуть моей матушке!
   Дуглесс посмотрела на дату: 1582 год, - и забрала у него книгу, говоря:
   - Я не уверена, что вам следует заглядывать в  будущее!  И  что  это  она
городит?! Разве тысяча пятьсот восьмидесятые годы - будущее?!
   - Вот, посмотрите - чудесная книжка, - сказала она, передавая ему издание
"Птицы мира".
   Но Николас чуть не уронил книгу на пол, потому что в  этот  самый  момент
внезапно раздалась громкая музыка - это  заработала  до  сих  пор  молчавшая
аудиосистема. Озираясь по сторонам, Николас спросил:
   - Я что-то не вижу музыкантов! А что это за музыка? "Рэгтайм", что ли?
   - А где это вы слышали слово "рэгтайм"? - смеясь спросила Дуглесс. - Нет,
не угадали! Я вот хочу сказать, - пояснила она, - что  к  вам,  по-видимому,
возвращается-таки память! - Впрочем, она и сама не поверила сказанному!
   - Я слышал его у госпожи Бисли, - ответил Николас, имея  в  виду  хозяйку
гостиницы. - Музыку в стиле "рэгтайм" я играл  для  нее  на  ее  музыкальном
инструменте.
   - На чем, на чем играли? - заинтересовалась она.
   - На чем-то, с виду похожим на большой клавесин, но звучание совсем иное,
- ответил он.
   - Фортепьяно, вероятно, - подсказала Дуглесст.
   - Но вы мне так и не объяснили, где источник этой музыки? - настаивал он.
   - Это - что-то классическое, насколько я могу судить, Бетховен, а  звучит
она с вставляемой в особую машину кассеты.
   - Машина! - прошептал он. - Опять эти машины!
   Теперь Дуглесс уже в состоянии была понимать, насколько  новым  было  для
него это слово. Нет, - напомнила  она  себе,  -  он  же  -  просто  человек,
полностью утративший память, а вовсе не пришелец из шестнадцатого  столетия!
Может, хоть музыка как-то поможет его памяти вернуться?
   На стеллажах вдоль одной из стен находились  магнитофонные  кассеты.  Она
выбрала Бетховена, отрывки из "Травиаты", народную музыку Ирландии и  хотела
прихватить  еще  и  "Роллинг  Стоунз",  но  подумала,  что  лучше  уж  купит
что-нибудь  еще  более  современное.  Затем,  посмеявшись  над  собственными
сомнениями и думая: "Да ему и Моцарт покажется современным композитором!"  -
все же взяла со стеллажей кассету с  записью  "Стоунз".  Еще  она  приобрела
дешевый кассетный магнитофон с наушниками, чтобы Николас мог слушать музыку.
   Вернувшись за Николасом, Дуглесс обнаружила его в отделе канцтоваров, где
он   осторожно   ощупывал   лежавшие   на   прилавке   пачки   бумаги.   Она
продемонстрировала ему работу фломастеров, шариковых  ручек  и  механических
карандашей. Он что-то начертал на бумажке  для  опробования  ручек,  но  эти
каракули явно не были словами. И Дуглесс подумала: "Интересно,  а  читать  и
писать-то он умеет?" - но спрашивать его об этом не стала.
   Из магазина они вышли со вторым мешком, целиком заполненным тетрадками  с
пружинками, разнообразными, всевозможных оттенков  фломастерами,  кассетами,
магнитофоном и шестью туристическими  справочниками,  три  из  которых  были
посвящены  путешествиям  по  Англии,  один  -  по  Америке,  а  в  остальных
описывались кругосветные туры. Подчиняясь какому-то импульсу, Дуглесс купила
еще  набор  акварелей,  кисти  Уинзора  Ньютона  и  альбом  для  акварельных
рисунков, предназначавшийся Николасу: отчего-то ей казалось, что он  захочет
рисовать. И, не сумев удержаться, она купила еще томик Агаты Кристи.
   - Ну, теперь-то мы, наверное,  можем  отнести  все  это  в  гостиницу?  -
спросила она - руки у нее уже начинало ломить от тяжести пакетов!
   Но Николас опять остановился, на  этот  раз  -  перед  входом  в  магазин
женского платья.
   - Тут вы купите  себе  новую  одежду!  -  распорядился  он.  Дуглесс  его
приказной тон не понравился.
   - Одежда у меня есть, а когда мне понадобится, то я... - начала было она,
но он жестко заявил:
   - С такой мымрой я путешествовать не  отправлюсь!  Полной  уверенности  в
том, что она понимает слово "мымра", у Дуглесс не было, но догадаться о том,
что оно значит, она все же была в состоянии. Она  поглядела  на  собственное
отражение в витрине: да,  если  уж  еще  вчера  она  пришла  к  выводу,  что
смотрится паршиво, то сегодняшний ее видок просто затмевает вчерашний!
   - Ждите меня здесь! - распорядилась она, показывая на  деревянную  скамью
под деревом и вручая ему пакет с книгами. Пакет с косметикой она  прихватила
с собой и нырнула в магазин.
   Пробыла она там не меньше часа, но  зато,  когда  вернулась  к  Николасу,
выглядела совершенно другим человеком! Ее темно-рыжие  волосы,  которые  она
уже несколько дней не могла привести в порядок и они свалялись  как  войлок,
теперь были убраны с лица, аккуратно уложены  и  мягкими  волнами  ниспадали
сзади на шелковый шарфик, который она обычно  завязывала  на  шее.  Умеренно
наложенный грим подчеркивал ее красоту. Будучи красивой, Дуглесс, однако, не
принадлежала  к  числу  девушек,  которые   кажутся   слишком   хрупкими   и
изнеженными. Вид у нее был здоровый и цветущий, как у человека, выросшего на
конезаводческой ферме где-нибудь в  Кентукки  или  же  привыкшего  проводить
время на борту парусника в штате Мэн - а она ведь и в самом деле  выросла  в
Мэне!
   Наряды для себя она подобрала достаточно простые, но сшитые со вкусом: на
ней был цветастый австрийский жакет,  пестрая,  лиловато-голубоватых  тонов,
юбка, лиловая шелковая блузка и синие мягкие кожаные сапожки.  По  какому-то
наитию она купила также и синие лайковые перчатки и такого же цвета сумочку.
   С тяжелым пакетом в руках она перешла улицу, направляясь  к  Николасу,  и
испытала удовлетворение, когда увидела, с каким выражением лица он глядит на
нее.
   - Ну, как?! - спросила она.
   Вставая со скамьи и целуя ей руку, Николас тихо проговорил:
   - Красоте нет преград во времени!
   Все-таки кое-какие преимущества у этих мужчин  из  елизаветинской  эпохи,
несомненно, есть, - подумала Дуглесс.
   - А что, уже пора пить чай?  -  осведомился  он.  Дуглесс  чуть  было  не
застонала! Эти мужчины во все времена одинаковы. Вечно одно  и  то  же:  "ты
выглядишь великолепно, а что у нас сегодня на ужин?"
   - В данный момент, - ответила Дуглесс, - мы с вами ознакомимся с одним из
самых скверных проявлений английской жизни: мы отправимся на  ленч!  Завтрак
здесь славный, послеполуденный чай - тоже, да и  ужин  очень  даже  недурен,
если только вам по душе масло и сливки, а  вот  ленч...  ленч  -  это  нечто
неописуемое!
   Николас слушал ее с напряженным вниманием, как человек,  изучающий  новый
для себя язык.
   - А все-таки, что такое "ленч"? - спросил он.
   - Сейчас увидите, - ответила Дуглесс и вошла вместе с ним  в  симпатичный
небольшой паб - на самом деле, пабы были одной из тех достопримечательностей
Англии, которые нравились ей  более  всего.  Заняв  отдельный  кабинет,  они
пристроили у ног свои пакеты, и Дуглесс заказала пару сандвичей с салатом  и
сыром, пару пинтовых кружек пива и затем принялась втолковывать Николасу,  в
чем именно заключаются различия межд