дивленно переспросил он. - Ах, ну,  конечно!  Да,  эта  могила
очень и очень старая!
   На надгробии датой смерти Николаса был указан  тысяча  пятьсот  девяносто
девятый год! А вовсе не тысяча пятьсот шестьдесят четвертый! Она  склонилась
над надгробием и потрогала  высеченные  цифры  кончиками  пальцев,  проверяя
себя, правильно ли она все рассмотрела. Да, еще тридцать пять  лет!  Значит,
он прожил еще целых тридцать пять лет после дня предполагаемой казни!
   И только коснувшись надписи, она осмелилась поднять глаза и посмотреть на
само надгробие. На нем скульптурно был запечатлен  Николас,  но  теперь  его
изображение выглядело совсем  иначе.  Перед  нею  был  не  молодой  человек,
умерший в расцвете сил, а мужчина гораздо старше, который вполне мог прожить
весь  отпущенный  ему  срок!  Осмотрев  внимательно  его  изображение,   она
заметила, что и одежды на Николасе  совсем  иные:  длинные  бриджи  по  моде
тысяча пятьсот девяносто девятого года,  а  вовсе  не  укороченные,  которые
носили тридцатью годами ранее!
   Ласково проводя пальцами по его холодной  щеке,  по  линии  морщинок  под
глазами, искусно исполненных скульптором, она прошептала:
   - Стало быть, мы сделали это! Да, Николас, любимый мой, мы сделали это!
   - Прошу прощения? - недоуменно спросил священник.  Дуглесс  поглядела  на
него и, одарив ослепительной улыбкой, воскликнула:
   - Так мы все же изменили ход истории! -  И  с  этими  словами,  продолжая
улыбаться, она вышла из церкви во двор, залитый солнечным светом.
   Испытывая некоторую растерянность, Дуглесс немного постояла на  церковном
кладбище. Надгробия на могилах были такими старыми, а  прямо  перед  нею  по
улице пронесся автомобиль, и у Дуглесс при виде  этой  машины  даже  дыхание
перехватило! Хватая ртом воздух, она  чувствовала  себя  так,  будто  легкие
вот-вот лопнут! Какое-то время у нее было глубокое ощущение, что  все  здесь
какое-то не такое, не правильное! В своей простенькой одежде она самой  себе
казалась чуть ли не голой и какой-то заурядной. Она с  отвращением  оглядела
юбку и блузку, вызвавшие в ней только тоску! Теперь, когда на  ней  не  было
корсета, у нее появились неприятные ощущения в спине,  словно  она  потеряла
опору, а ее кожаные сапожки немилосердно жали!
   Мимо пронеслась еще машина,  и  Дуглесс  стало  даже  нехорошо  из-за  ее
скорости. Пройдя к церковной калитке, она распахнула ее и вышла на  тротуар.
Так  странно  чувствовать  под  ногами  бетонные  плитки!  На  ходу  она   с
недоумением смотрела на высившиеся  перед  нею  дома:  сколько  там  лишнего
стекла! А на магазинных  дверях  и  окнах  -  надписи!  И  кто  в  состоянии
прочитать их?! Она вспомнила, что в тех местах, где побывала, мало кто  умел
читать,  так  что  рекламные  знаки  представляли  собой  просто  рисованные
картинки, с изображением товаров, которыми торговали магазины.
   И как тут все чисто! Ни грязи, ни вони от вылитого на  улицу  содержимого
ночных горшков, ни кухонных отбросов и роющихся в них  свиней!  Да  и  люди,
попадавшиеся ей на улице,  одеты  весьма  странно:  в  такие  же  простецкие
платья, что и на ней! И казалось, нет ни богатых, ни бедных: никаких нищих в
грязных лохмотьях и никаких леди в юбках с жемчугами!
   Медленно-медленно  Дуглесс  брела  по  улице,  широко  открытыми  глазами
разглядывая все, как если бы никогда прежде не бывала в этом двадцатом веке!
Запах пищи заставил ее зайти в паб. Некоторое время она  стояла  в  проходе,
озираясь по сторонам: помещение  явно  было  задумано  как  некоторая  копия
таверны времен королевы Елизаветы,  но  очень  и  очень  отличалась  от  той
таверны! Слишком уж тут чисто, слишком тихо и... слишком одиноко! Посетители
за столиками изолированы друг от друга  и  так  не  похожи  на  общительных,
шумных людей елизаветинских времен!
   У задней стены на черной доске мелом было написано  меню  на  сегодняшний
день. Дуглесс заказала сразу шесть блюд, не обратив внимания на  поднятые  в
изумлении брови официантки, а потом уселась за  столик  и  стала  потягивать
пиво. Сама эта пивная кружка из толстого стекла казалась ей странной, а пиво
- наполовину разбавленным водой.
   Положив сумку на соседний стул, Дуглесс принялась рыться в ней. На  самом
дне  лежал  туристический  справочник,  повествующий  о  всех   исторических
памятниках Великобритании. Там был упомянут и  Беллвуд,  и,  как  и  прежде,
замок был открыт для посетителей.
   Она посмотрела, что еще пишут о других домах Николаса. Ни один из них  не
был отнесен к разряду "руин"! Все одиннадцать  особняков  из  тех,  которыми
некогда владел  Николас,  сохранились!  И  тремя  из  них  все  еще  владели
представители семейства Стэффорд!
   Дуглесс еще раз  перечитала  страничку.  В  справочнике  сообщалось,  что
семейство Стэффорд - одно из старейших и богатейших  в  Англии,  что  еще  в
семнадцатом веке кое-кто из них женился на членах королевской  семьи  и  что
герцог Стэффорд, живущий и  ныне,  доводится  двоюродным  братом  английской
королеве!
   - Значит, герцог!  -  прошептала  Дуглесс.  -  Смотри-ка,  Николас,  твои
потомки стали герцогами!
   Тут принесли заказанную еду, и Дуглесс неприятно поразило то, как  именно
были поданы блюда: без всяких церемоний их все сразу поставили на стол!
   Она  принялась  за  еду,  продолжая  одновременно  читать   туристический
справочник. Кроме Беллвуда, все  прочие  дома  Николаса  оказались  частными
резиденциями, и публику в них не  пускали!  Торнвик  тоже  оказался  частной
резиденцией, но небольшая часть его по четвергам была открыта для  посетите;
лей. "Нынешний герцог считает, что весь мир  должен  приобщиться  к  красоте
Торнвика, спроектированного его предком  и  блистательным  ученым  Николасом
Стэффордом", - прочитала она в справочнике.
   - Блистательным ученым! - шепотом  повторила  она.  Значит,  не  "дамский
угодник", как  его  называли  когда-то,  не  "ловелас",  не  "распутник",  а
"блистательный ученый"!
   Она закрыла справочник и подняла глаза. Над нею  со  странным  выражением
лица склонилась официантка.
   - Что-то не так с вашей вилкой? - спросила она.
   - С вилкой? - переспросила Дуглесс, не понимая, в чем дело. Но официантка
все продолжала глядеть на Дуглесс, пока та не перевела взгляд на свою пустую
тарелку: рядом лежала вилка, к которой Дуглесс и не  прикоснулась,  ибо  ела
только ложкой и ножом. - Ничего-ничего, все в  порядке,  просто  я...  -  Ей
никак не приходило в голову, что бы. такое сказать  официантке.  Она  просто
улыбнулась и стала смотреть свой счет. Выписанная там сумма - в средние века
на эти деньги можно было бы купить, наверное, сотню обедов! -  заставила  ее
покраснеть. Она заплатила и вышла на улицу.
   И тут решила, что должна постоянно двигаться: стоит  ей  остановиться,  и
мысли о Николасе, о том, что она навсегда потеряла его, снова  будут  мучить
ее.
   Она почти побежала на станцию, чтобы успеть на первый  поезд,  идущий,  в
Беллвуд. Она должна увидеть, что там изменилось!  Пока  шел  поезд,  Дуглесс
изучала справочник - чтобы хоть чем-то занять  себя  и  не  думать  о  своей
утрате.
   Теперь она отлично знала, как пройти  от  станции  к  замку  Беллвуд.  По
меркам времени двадцатого столетия она побывала в этом доме всего лишь вчера
- в тот самый день, когда узнала о казни  Николаса.  И  тогда  гид  была  не
очень-то любезна с  ней  -  она  запомнила,  что  Дуглесс  пыталась  открыть
стоявшую на охране дверь, и экскурсантам пришлось задержаться.
   Дуглесс купила входной билет, брошюру с описанием  маршрута  и  вместе  с
другими  посетителями  пошла  к  дому  -  впереди  группы  шла  все  та   же
женщина-экскурсовод.
   При первом посещении Дуглесс нашла замок таким прекрасным, но  теперь  он
казался ей голым, унылым и лишенным жизни. На полках над очагами не  хватало
серебряных и золотых тарелок, на столах не лежали искусно  вышитые  женскими
руками скатерти, а на стульях не было красивых подушечек. Но, самое главное,
в залах не сновали  туда-сюда  богато  одетые  люди,  никто  не  смеялся,  и
ниоткуда не доносились звуки музыки!
   Не успела Дуглесс прийти в себя из-за поразившей ее безвкусной пустоты  в
убранстве дома, как толпа экскурсантов уже  ввалилась  в  комнату  Николаса.
Дуглесс, отойдя в сторонку, смотрела на портрет Николаса и слушала  то,  что
говорил гид. Теперь ее рассказ был иным, очень и очень отличным от прежнего!
   Казалось, экскурсоводу не хватает прилагательных в  превосходной  степени
при описании Николаса.
   - Он был  подлинным  представителем  эпохи  Возрождения,  -  рассказывала
экскурсовод,   -   но   во   многом   значительно   опередил   свое   время.
Спроектированные  им  великолепные  здания  до  сих  пор   служат   образцом
зодчества. Он добился огромных успехов и в области медицины, написал книгу о
профилактике болезней, которая, если бы к ее рекомендациям  в  должной  мере
прислушивались, спасла тысячи человеческих жизней!
   - А  о  чем,  собственно,  эта  книга?  -  спросила  Дуглесс.  Гид,  явно
припоминая  неприятный  эпизод  с  открыванием  двери,  смерила  ее  тяжелым
взглядом, прежде чем ответить:
   - Ну, если говорить в целом, речь в ней шла о том, что врачам и акушеркам
следует тщательно мыть руки. А теперь, с вашего позволения, мы осмотрим...
   На этом Дуглесс рассталась с экскурсией и, выйдя  из  замка  опять  через
калитку с надписью "Вход", направилась к библиотеке. Библиотекарша, взглянув
на нее, с улыбкой спросила:
   - Книги из собрания Стэффордов?
   - Да, - ответила Дуглесс. Для всех людей здесь не прошло и  суток  с  тех
пор, как она побывала в городке в прошлый раз!
   Весь остаток дня она провела за чтением книг по  истории.  Теперь  в  них
буквально любая информация подавалась  совершенно  иначе.  Она  встречала  в
книгах имена людей, которых знала и успела полюбить. Для остальных читателей
они, вероятно,  были  всего-навсего  именами,  упоминаемыми  в  исторических
сочинениях, но для нее - живыми людьми, из плоти и крови!
   Сообщалось, что, пережив трех своих супругов,  леди  Маргарет  больше  не
вышла замуж и дожила до семидесяти с лишним лет.
   Кит женился на крошке Люси, и в одной из книг говорилось, что  Люси  была
весьма щедрой в благотворительных делах и покровительствовала  художникам  и
музыкантам. Кит благополучно управлял поместьями Стэффордов, пока в возрасте
сорока Двух лет не умер от болезни желудка. Поскольку у него с Люси детей не
было, графский титул и все земли перешли Николасу.
   Читая о Николасе, она даже дотрагивалась пальцами до напечатанных в книге
слов, как если бы этот жест мог приблизить его к ней. Прочитав  о  том,  что
Николас  так  никогда  и  не  женился,  она  почувствовала,  что  глаза   ее
наполнилось слезами, и быстро смахнула их с ресниц.
   Николас дожил до вполне почтенного возраста - шестидесяти двух лет  и  за
свою жизнь сделал массу замечательных вещей. В книгах детально расписывались
красота и самобытность  спроектированных  им  зданий.  "Использование  им  в
зодчестве стекла надолго опередило эпоху", - замечал один из авторов.
   В одной из книг повествовалось о том, что собой представляли  медицинские
новации Николаса, в частности, его крестовые походы против грязи, борьба  за
чистоту. "Если бы его советам в достаточной мере вняли, - сообщал  автор,  -
то  основы  современной  медицины  оказались  бы   заложенными   несколькими
столетиями ранее".
   "Намного опередил свое время!" - утверждалось по поводу различных вещей в
разных книгах.
   Дуглесс  откинулась  на  спинку  кресла.  Значит,  нет   больше   никаких
упоминаний  об  Арабелле  Настольной!  И  никакой  высосанной  из  пальца  и
вычитанной из чьего-то дневника истории о том, каким  бабником  был  некогда
Николас! И ни  слова  о  предательстве!  И  ничего  о  заговоре,  в  котором
участвовали его супруга и его друг! Самое же главное - никакой казни!
   Она покинула библиотеку, когда ее уже  собирались  закрывать,  и  поехала
назад, в Эшбертон. Ее номер в гостинице все еще оставался за нею, и в  шкафу
висели ее тряпки.
   Оказавшись в номере, она обнаружила, что испытывает некоторые трудности с
привыканием ко всему современному, в особенности к ванной. Моясь под  душем,
она почувствовала, что ей неприятна горячая вода  и  секущие  тело  иголочки
струй. Подав в душ одну холодную воду и привернув кран так,  чтобы  из  него
лилась лишь слабая струйка, Дуглесс почувствовала себя более привычно.
   Работающий  в  туалете  слив  показался  ей  попросту  какой-то  ненужной
растратой воды, и она не переставала в удивлении глядеться в большое зеркало
на стене.
   Съев ужин, который ей  доставили  в  номер,  Дуглесс  надела  тонюсенькую
ночную рубашку и почувствовала себя прямо-таки падшей женщиной! А улегшись в
постель, ощутила одиночество из-за того, что рядом с нею  не  посапывает  во
сне Гонория.
   К собственному удивлению, заснула она мгновенно и, если и видела какие-то
сны, то вспомнить их уже не могла.
   Утром она привела в некоторое замешательство прислугу гостиницы, когда на
завтрак заказала для себя жареную говядину  и  пиво,  но  англичане,  должно
быть, с большей терпимостью и пониманием,  чем  другие  люди,  относятся  ко
всяким экстравагантным чудакам!
   До Торнвика она добралась ровно в десять утра, как  раз  когда  открывали
ворота  для  экскурсантов.  Купив  входной  билет,  Дуглесс   двинулась   по
положенному  маршруту.  Экскурсовод  пространно  повествовала  о   семействе
Стэффорд - о тех из них,  кто  сейчас  владел  замком,  и  в  особенности  о
блистательном Николасе Стэффорде.
   - Он так никогда и не женился, - сообщила экскурсовод, нервно  подергивая
веком, - но у него был сын по имени  Джеймс.  Когда  старший  брат  Николаса
умер, не оставив потомства, его собственность унаследовал Николас,  а  после
его кончины земли Стэффордов отошли Джеймсу.
   Дуглесс улыбнулась, вспоминая славного малыша, с которым играла.
   Экскурсовод между тем продолжала:
   - Джеймс заключил  чрезвычайно  выгодный  брак  и  утроил  наследственное
состояние семейства. Именно благодаря Джеймсу семейство Стэффордов  получило
по-настоящему значительные средства!
   И этот мальчик мог бы умереть, если бы она, Дуглесс, не вмешалась тогда!
   Гид, продолжая свой рассказ о следующих  поколениях  семейства  Стэффорд,
предложила  экскурсантам  перейти  в  другой  зал,  но  Дуглесс   потихоньку
ускользнула из группы. Когда она была в Торнвике во  время  прежнего  своего
посещения, половина замка лежала в руинах, и Николас показал  ей  консоль  с
профилем Кита - наверху, примерно на той высоте, где должен  был  находиться
третий этаж здания. К  сожалению,  однако,  помещения  третьего  этажа  были
закрыты для публики.
   Приоткрыв  дверь  с  надписью  "Вход  воспрещен",  Дуглесс  оказалась   в
небольшой гостиной с мебелью, обтянутой типично  английским  ситцем.  Ощущая
себя в какой-то степени шпионкой,  но  одновременно  твердо  зная,  что  это
необходимо, Дуглесс прокралась к дверям и тихонько выглянула. В холле никого
не было, и она на цыпочках перебежала через него,  с  благодарностью  думая,
что по коврам украдкой  пробираться  по  дому  куда  проще,  чем  по  полам,
прикрытым шуршащими соломенными циновками.
   Найдя  лестницу,  она  поднялась  на  третий  этаж.  Дважды  ей  пришлось
прятаться, услышав чьи-то шаги, но ее никто не заметил. В доме Николаса было
так много слуг, что никому из тайно проникших во внутренние покои не удалось
бы добраться незамеченным до третьего  этажа,  но  те  времена  давным-давно
прошли!
   Оказавшись  на  третьем  этаже,  Дуглесс  не  сразу  сориентировалась   и
старалась припомнить, где же все-таки должна находиться эта  самая  консоль.
Она тщательно проверила одну за другой три комнаты, пока наконец не проникла
в спальню и не увидела ее - консоль выступала вверху,  над  красивым  шкафом
для одежды, отделанным ореховым деревом.
   В это время из соседнего помещения,  где  находилась  ванная,  в  спальню
зашла горничная,  и  Дуглесс  буквально  распласталась  в  промежутке  между
гардеробом и стеной и затаила дыхание.  Горничная,  проверив,  на  месте  ли
простыни на кровати, вышла из комнаты.
   Оставшись в одиночестве, Дуглесс тотчас взялась за  работу:  придвинув  к
гардеробу тяжелый стул, она влезла на него, а затем - после  трех  неудачных
попыток - на  верх  гардероба.  Едва  она  просунула  ладонь  под  старинную
каменную консоль, как дверь вновь открылась и Дуглесс затаилась,  прижавшись
к стене.
   В комнату опять вошла горничная, на этот раз с целой охапкой полотенец  в
руках, и Дуглесс затаив дыхание ждала, когда женщина снова покинет спальню.
   Когда дверь за горничной закрылась, Дуглесс ощупала каменный лик  Кита  -
все казалось выполненным с большим запасом прочности. Теперь  она  пожалела,
что не проявила достаточной предусмотрительности и  не  прихватила  с  собой
хотя  бы  отвертку  или  небольшой  ломик.  Она  тянула  за  каменный   лик,
раскачивала его и была уже готова отказаться от  своей  затеи,  когда  вдруг
почувствовала, что камень поддается под ее рукой.
   Она ободрала кожу на костяшках пальцев и  обломала  все  ногти,  но  зато
смогла наконец-то отодвинуть каменный лик в сторону.  Из-за  него  при  этом
выдвинулся продолговатый камень, вошедший аккуратно в выемку консоли.
   Пристав на цыпочки, Дуглесс  заглянула  за  барельеф.  Внутри  в  укрытии
лежало что-то, завернутое в тряпицу. Быстро схватив сверток, она сунула  его
в карман, задвинула барельеф на  место  и  осторожно  спустилась  со  шкафа.
Времени для того, чтобы поставить на место  стул,  у  нее  не  было,  и  она
поспешила прочь из спальни.
   Никто ее не заметил, и она благополучно присоединилась к своей группе как
раз тогда, когда все осматривали последнее помещение.
   - А здесь перед нами экспозиция кружев, - вещала  гид.  -  Большая  часть
образцов относится к викторианскому времени, но есть  и  небольшой  образчик
кружев шестнадцатого столетия.
   Дуглесс со всем вниманием принялась слушать пояснения экскурсовода.
   - Весьма вероятно, что, хотя лорд Николас Стэффорд, живший в шестнадцатом
веке, никогда не вступал в брак, - рассказывала гид,  -  в  его  жизни  была
некая таинственная незнакомка. Уже лежа на смертном одре, он попросил, чтобы
его похоронили вместе с этим кусочком кружева. Его сын Джеймс говорил позже,
что, поскольку  это  кружево  значило  столь  много  для  его  возлюбленного
родителя, его следует бережно хранить в семье на самом почетном месте!
   Дуглесс пришлось ждать, пока другие экскурсанты не осмотрят кружево и  не
пойдут дальше. Наконец она и сама заглянула в витрину -  там,  под  стеклом,
лежал пожелтевший и  сделавшийся  ветхим  тот  самый  кружевной  воротничок,
который некогда сплела для нее Гонория. Внутри было искусно  выработано  имя
"Дуглесс".
   - Что? Дуглесс? - сказал  один  из  экскурсантов,  хихикая.  -  А  может,
старина Ник и не женился-то просто потому,  что  был  немножко...  -  и  он,
покрутив в воздухе ладонью руки, договорил:
   - ...ну, да вы сами знаете!
   - К вашему сведению, - взорвалась Дуглесс, не дожидаясь, пока ему ответит
экскурсовод, - "Дуглесс" в шестнадцатом веке было женским именем, и я  также
могу вас заверить,  что  Николас  вовсе  не  был  немножко  этаким...  -  и,
пристально глядя на него, докончила:
   - ...сами знаете кем! - Пулей пролетев мимо экскурсовода,  она  выскочила
из залы, а затем и из замка.
   Проходя   по   парку,   Дуглесс   слышала    восклицания    экскурсантов,
восторгавшихся  красотою  садов,  но  самой  ей  они  показались   какими-то
беспорядочными и совершенно неухоженными. Забравшись  подальше,  в  укромный
уголок, она присела на скамью и вынула из кармана сверток.
   Не спеша она стала разворачивать его, и оттого,  что  пальцы  ее  трогали
сейчас обертку из покрытой воском ткани, которой  некогда  касался  Николас,
руки ее задрож