на открыла глаза и  увидела,  что  в  комнате  уже
темно. Она лежала в постели Гонории,  и  на  ней  была  лишь  ее  полотняная
рубашка, а волосы распущены. Подушка вся промокла, и она поняла, что плакала
все время, пока спала.
   - Николас! - прошептала она. Да, теперь он уже женат! Женат  на  женщине,
которая убьет его, а со временем погубит  и  всех  Стэффордов!  Она  закрыла
глаза и снова задремала, а когда Проснулась, уже наступила ночь и в  комнате
было совсем темно. Гонория спала рядом с нею.
   Что-то не в порядке! - подумала Дуглесс. - Очень и очень  не  в  порядке!
Она вспомнила, что  леди  Маргарет  требовала  от  нее  утром  покинуть  дом
Стэффордов, но кроме этого явно случилось что-то еще!
   - Николас! - прошептала она. - Я нужна Николасу! Она встала с  постели  и
прошла на лестницу. Там все было тихо. Босая она спустилась вниз, переступая
через лужицы, оставшиеся на полу после уборки, вышла через  заднюю  дверь  и
направилась в  сторону  парка,  следуя  инстинкту  и  какому-то  внутреннему
голосу, который вел ее.
   Пройдя кирпичную террасу, она спустилась по ступенькам в сад,  прошла  по
насыпной дорожке и свернула к садику со сложным  переплетением  дорожек.  На
небе виднелась лишь четвертушка луны, вокруг царил мрак, но ей  и  не  нужно
было ничего видеть, ибо ее вело внутреннее зрение.
   Приближаясь к садику, она услышала плеск фонтана, где до отъезда Николаса
ежедневно принимала душ. Но с того дня,  как  уехал  Николас,  она  даже  не
выходила из дому.
   В фонтане стоял Николас - совершенно  голый,  и  тело  его  было  покрыто
мыльной пеной!
   Дуглесс даже не успела что-то понять или о чем-то  подумать!  Только  что
она была перед фонтаном, а в следующее мгновение уже  трепыхалась  в  мокрых
руках Николаса и, обнимая его, целовала со всем отчаянием и страхом за него!
   Все произошло настолько внезапно, что у нее просто не было  времени  хоть
чуточку подумать. Вот она в объятиях, а вот они оба уже на земле, и при этом
она без одежд! И они слились воедино с таким  нетерпением,  какое  бывает  у
вырвавшегося на волю узника, так что Дуглесс даже взвизгнула. И  Николас  не
слишком нежно, о нет, вовсе не нежно,  выгнул  ее  тело,  распластав  ее  на
каменной скамье, и резко, будто слепящая молния, вошел в  нее.  Дуглесс  же,
вцепившись ему в плечи, впиваясь ногтями в его тело,  обхватила  ногами  его
талию, целиком отдаваясь ему!
   Быстрыми, бешеными, сумасшедшими  толчками  они  рвались  навстречу  друг
другу, и тела их, залитые потом,  впиваясь  одно  в  другое,  поднимались  и
опускались одновременно - снова, и снова, и снова!
   Когда все уже шло к концу, Николас, подсунул под нее свои  сильные  руки,
приподнял ее за ягодицы, чтобы в  последнем  толчке  проникнуть  в  нее  еще
глубже! В глазах у Дуглесс потемнело,  и  тело  ее  напряглось  в  последнем
пароксизме страсти: что-то  выкрикнув,  она  почувствовала,  что  напряжение
наконец-то отпустило ее!
   Лишь спустя какое-то время она начала приходить в себя. Николас  улыбался
ей, и его зубы белели во тьме. Даже  во  мраке  она  могла  видеть,  как  он
счастлив.
   Теперь к Дуглесс вернулась способность соображать.
   - Что же мы наделали?  -  прошептала  она.  Высвобождаясь  из  ее  плотно
обхвативших его ног,  Николас,  приподняв,  поставил  ее  рядом  с  собой  и
ответил:
   - Мы только-только начали!
   Она, моргая, растерянно глядела на него  и  все  пыталась  побудить  свой
разум работать лучше, но все тело ее еще трепетало от близости с ним.  Соски
подрагивали, прижимаясь к его груди.
   - Отчего же ты здесь? - наконец проговорила она. - Боже ты мой!  Николас,
что же мы с тобой натворили?! - Она хотела  было  сесть  на  скамью,  но  он
крепко обнял ее.
   - У нас еще будет время для слов, - сказал он. - А сейчас я хочу  сделать
то, чего всегда хотел больше всего на свете!
   - Нет! - воскликнула она, отшатываясь от него и шаря в темноте в  поисках
своей рубашки, вернее, того, что от нее осталось. - Нет,  сейчас  мы  должны
поговорить! Другого случая у нас не будет. О Николас! - воскликнула она -  и
голос ее делался все громче, - у нас больше не будет времени!
   Он привлек ее к себе и сказал:
   - Так ты все же настаиваешь на том, что вот-вот исчезнешь, да? -  спросил
он. - Ну, вот же, гляди! Мы лишь попробовали - право же, только попробовали!
- друг друга, а ты осталась здесь!
   Ну как объяснить ему?! Она рухнула на скамью и, понурив голову, сказала:
   - Я знала, что ты тут, я чувствовала. А  сейчас  знаю,  что  это  -  наша
последняя ночь!
   Николас ничего не ответил, постоял некоторое время,  потом  сел  рядом  с
нею, близко-близко, но не прикоснулся к ней и тихо сказал:
   - Я-то всегда тебя чувствовал! Этой ночью ты услышала мой зов, но со мной
так было всегда. И после того, как я уехал... - помолчав, он продолжил:
   - Я чувствовал твои слезы. Я ничего не слышал, кроме твоих рыданий. Я  не
мог даже смотреть на Летицию, потому  что  все  время  видел  лишь  тебя,  в
слезах! - Он сжал ее руку. - Я расстался  с  Летицией  -  никому  ничего  не
сказал, даже Киту, просто взял лошадь и уехал. В тот момент, когда я  должен
был произносить слова клятвы, я мчался к тебе! И вот только что добрался...
   Именно этого она и добивалась, но сейчас ей стало страшно.  И,  глядя  на
него, она спросила:
   - Что же теперь будет?
   - Будет... - задумчиво начал он, - ...будет...  взрыв  возмущения!  Да...
взрыв... с обеих сторон: Кит... и моя мать... - Не договорив, он  отвернулся
от нее.
   Дуглесс видела, как он мучается, разрываясь между  долгом  и  любовью.  И
ведь ее уже не будет, чтобы ему помочь! Сжимая его руку, она спросила:
   - Ты не женишься на ней, даже когда я уйду? Он глянул на нее,  глаза  его
блестели:
   - А ты могла бы меня сейчас покинуть?
   Ее глаза наполнились слезами и, бросившись ему на грудь, она воскликнула:
   - Я никогда бы не покинула тебя, будь у меня выбор, но  его  нет,  теперь
уже нет. Да, сейчас места для выбора не осталось! Я скоро от  тебя  уйду,  я
знаю это - чувствую! Целуя ее, он отвел с ее лица волосы и спросил шепотом:
   - Сколько же еще у тебя времени? - Думаю, это случится на рассвете. Никак
не позже! И я, Николас... Поцелуем заставив ее замолчать, он проговорил:
   - Что до меня, то я скорее проведу несколько часов с тобой, чем всю жизнь
с другой! Хватит,  не  надо  более  разговоров!  Пошли,  последние  часы  мы
проведем любя друг друга! Он приподнял ее, поставил рядом с собой,  а  затем
повел к фонтану и стал намыливать ее же туалетным мылом.
   - Ты оставила его здесь! - сказал он, улыбаясь ей. Забудь о том, что  это
конец! - сказала себе Дуглесс. Да, нужно просто забыть об этом! Пусть  время
остановится на одну эту ночь!
   - А откуда ты узнал, что я тут моюсь? - запинаясь спросила она.
   - Я был одним из тех, кто подглядывал, - ответил Николас.
   - Подглядывал?! - переспросила она, перестав намыливаться, и Николас  так
и замер под ее взглядом. - Кто же тут подглядывал за мной? -  с  возмущением
спросила она.
   - Да все, - ухмыляясь ответил он. - А ты разве не заметила,  как  мужчины
весь день зевают? Им  ведь  приходилось  вставать  очень-очень  рано,  чтобы
успеть спрятаться! - Спрятаться?! - воскликнула она, приходя в  еще  большую
ярость. - А ты, значит, был одним из них, признавайся, был?  И  ты  допускал
такое?! Дозволял этим мужчинам шпионить за мной?!
   - Да, но, останови я тебя, сам лишился бы удовольствия! В этом-то и дело!
   - Дело! - вскричала она. - Да как  ты?!  -  И  она  кинулась  на  него  с
кулаками.
   Николас отступил, а потом схватил ее и прижал к себе. Он  забыл  о  своем
желании мылить ее и, склонив голову, принялся целовать ее груди, в то  время
как на них лилась из фонтана вода.
   - Я всегда мечтал об этом, - говорил он, -  еще  со  времени  того  моего
видения!
   - Да, в душе! - пробормотала она. - Это был душ! - Пальцы ее рук  ерошили
ему волосы, а губы его скользили все ниже и ниже... Вот он  опустился  перед
нею на колени! - О Николас, Николас мой! - воскликнула она.
   И они занялись любовью - в точности так, как это делали когда-то, в воде.
Для Николаса это было открытием ее тела, но для Дуглесс - чем-то, о чем  она
помнила и чего желала все эти долгие недели и что наконец сбылось!  Руки  ее
блуждали по всему его телу, как бы и припоминая и стараясь запомнить, и  она
безотчетно стремилась найти на нем такие новые местечки, которых не касалась
или не целовала прежде.
   Прошли часы, прежде чем они решили отдохнуть. Вода перестала течь, и  они
с Николасом улеглись прямо на сладко пахнущую траву,  сжимая  друг  друга  в
объятиях.
   - Нам все же нужно поговорить! - наконец произнесла она.
   - О нет, не надо! -  ответил  он.  Прижимаясь  к  нему  все  теснее,  она
сказала:
   - Но я должна! Мне совсем не хочется, поверь! Но это мой долг!
   -  Придет  утро,  солнечные  лучи  коснутся  твоих  волос,  и  ты  только
посмеешься над всем этим! - отозвался Николас. - Никакая ты  не  женщина  из
будущего! Сейчас ты здесь со мной и так будет всегда!
   - Мне хотелось бы... - начала она, с трудом проглотив подкативший к горлу
комок. Рука ее блуждала по телу  Николаса,  -  осталось  не  много  времени,
совсем не много. - Ну, пожалуйста, Николас, -  взмолилась  она,  -  выслушай
меня! Прошлый раз, когда ты ушел в свое столетие, никто о тебе и не  помнил!
- начала Дуглесс. - Как будто ты никогда и не существовал! И  это  было  так
страшно! - Она уткнулась лицом ему в плечо. - Ты появился и исчез,  и  никто
не помнил об этом - как если бы я попросту выдумала тебя!
   - Наверное, так уж мне суждено! - предположил Николас.
   - Но я-то никогда не забуду тебя! -  воскликнула  она,  приподнимаясь  на
локте, чтобы в который уже раз посмотреть на  него,  потрогать  его  бороду,
провести пальцами по щекам, погладить брови, поцеловать глаза.
   - И я тебя не забуду! - проговорил он, тоже приподнимаясь и  целуя  ее  в
губы, но когда захотел большего, Дуглесс чуть-чуть отодвинулась.
   - Возможно, и меня здесь забудут, когда я уйду. Ты должен воспринять это,
как должное. И не надо... не знаю даже, как сказать... не надо  приходить  в
ярость и требовать, чтобы меня вспомнили!
   - Да ну, никто тебя не забудет!
   - Нет, скорее всего, именно так и  случится!  Я  вот  тут  научила  людей
всяким песням! А если бы они их запомнили? Это наверняка привело бы к  краху
лучших бродвейских шоу двадцатого века! - Она попыталась улыбнуться,  однако
это не очень-то получилось! - Обещай мне, поклянись!
   - Ну, разумеется, я не женюсь на Летиции! Я вообще сомневаюсь,  что  меня
попросят об этом во второй раз! - с иронией в голосе проговорил он.
   - И прекрасно! Право, чудесно, просто чудесно! Тогда по крайней мере  мне
не придется читать о том, как тебе отрубили голову! -  Она  ласково  провела
пальцами по его шее. - Обещай также, что позаботишься  о  Джеймсе,  -  чтобы
больше никаких свивальников и, хотя бы изредка, играй с ним немного!
   Целуя кончики ее пальцев, он кивнул в ответ.
   - И, пожалуйста, прояви заботу о Гонории - она была так добра ко  мне,  -
продолжила Дуглесс.
   - Хорошо, найду для нее самого лучшего из мужей! - отозвался он.
   - Именно, -  сказала  она,  -  не  самого  богатого,  а  самого  лучшего!
Обещаешь, да? - Когда он кивнул в ответ, она продолжила:
   - И пусть тот, кто возьмется выполнять обязанности  повитухи,  хорошенько
вымоет руки! И еще - ты должен выстроить замок в Торнвике и оставить записи,
в которых было бы сказано, что именно  ты  спроектировал  его!  Надо,  чтобы
сведения об этом сохранились в истории!
   Улыбаясь, он спросил:
   - И больше ничего? Тогда тебе придется остаться здесь, а то я все забуду!
   - Я бы и осталась, - прошептала Дуглесс. - Только не могу! Не подаришь ли
свой миниатюрный портрет?
   - Я могу подарить тебе все: и сердце, и душу, саму  жизнь!  -  воскликнул
он.
   Сжимая его голову ладонями, она проговорила:
   - О, Николас, я не в состоянии это вынести!
   - Да ведь ничего и нет  скверного,  что  требовалось  бы  вы:  носить!  -
ответил он, целуя ее руку, потом плечо, и снова его губы поползли вниз...  -
Возможно, Кит даст мне небольшое поместье и мы бы...
   Она отодвинулась от него, посмотрела ему в глаза и сказала:
   - Заверни этот свой миниатюрный портрет в промасленную тряпку или еще  во
что-нибудь, чтобы предохранить от порчи в течение последующих четырех  сотен
лет, и спрячь его за... Как там называется эта  штука,  к  которой  крепятся
балки?
   - Консоль, - ответил он. - Да, так вот в Торнвике  ты  сделаешь  консоль,
которая будет изображать Кита. А портрет завернешь в тряпку  и  спрячешь  за
консолью. И когда... когда я вернусь, я ее достану? Он в этот момент целовал
ее грудь.
   - Ты меня слышишь, а?
   - Да-да, - отозвался он, -  я  все  слышал!  Джеймс.  Гонория.  Повитухи.
Торнвик. Изображение Кита. - Проговаривая все  это,  пункт  за  пунктом,  он
всякий раз легонько целовал ее в грудь.  -  Ну,  а  теперь,  любовь  моя,  -
прошептал он, - иди ко мне!
   Он приподнял ее, посадил на себя, и Дуглесс тотчас  забыла  обо  всем  на
свете, ощущая лишь плоть мужчины, которого  так  любила!  Он  поглаживал  ее
ягодицы и ее груди, и они  раскачивались  вдвоем  -  вверх,  вниз,  поначалу
тихонько, а затем все быстрее и быстрее!
   Потом Николас, не отрываясь от нее, перевернулся, и  вот  она  уже  лежит
навзничь,  а  он,  испытывая   новый   прилив   страсти,   входит   в   нее,
глубоко-глубоко, и ее тело  выгибается  навстречу  ему!  И  они,  запрокинув
головы назад, изогнулись дугой, а затем рухнули на траву, и  Николас  так  и
остался на ней, крепко-крепко прижимая ее к себе!
   - Люблю тебя! - прошептал он. - И буду любить всегда, во все времена!
   Прижимаясь к нему и обнимая его так сильно,  как  только  могла,  Дуглесс
спросила:
   - Так ты не забудешь меня?!
   - Никогда! - ответил он. - Никогда не забуду! И если  завтра  умру,  душа
моя все равно будет помнить тебя!
   - Не говори о смерти! - воскликнула Дуглесс. - Только о  жизни!  Я  живу,
когда я с тобой! Только с тобой - я нечто цельное!
   - А я - с тобой! - отозвался он и, перевернувшись  на  бок,  подтянул  ее
поближе к себе. - Гляди, уже восходит солнце!
   - О, Николас, - произнесла она, - мне страшно! Гладя ее мокрую голову, он
сказал:
   - Чего же ты страшишься? Что тебя увидят такой неодетой, да? Так все  это
мы уже видели прежде!
   - Ах ты шельма! - смеясь воскликнула Дуглесс. - Никогда  тебе  не  прощу,
что ты не рассказал мне об этом!
   - Ничего, - отозвался он, - у  меня  впереди  еще  целая  жизнь  -  успею
вымолить прощенье.
   - Да, - шепнула она. - Да! На  это  понадобится  целая  жизнь!  Глядя  на
посветлевшее небо, он проговорил:
   - Нам пора. Я должен рассказать матери  а  своем  поступке.  Скоро  здесь
будет Кит..
   - Да, они рассердятся. Еще как! И я тут бессильна помочь.
   - Нет, ты должна пойти со мной к Киту! Я не  буду  стесняться  -  попрошу
брата дать нам кров, хотя бы в благодарность за то, что ты спасла ему жизнь!
   Дуглесс посмотрела на небо  -  с  каждой  секундой  оно  становилось  все
светлее. Сейчас она почти готова была поверить в  то,  что  сможет  остаться
здесь с Николасом.
   - Да, мы будем  жить  в  каком-нибудь  хорошеньком  маленьком  домике,  -
сказала она и поспешила добавить:
   - И у нас с тобой будет совсем немного слуг  -  человек  с  полсотни  или
около того! - Она улыбнулась. - А детей заведем целую дюжина! Я люблю детей!
И мы станем хорошенько учить их всему и конечно же  мыться!  И,  кто  знает,
может даже они изобретут сливной унитаз!
   Усмехаясь, Николас проговорил:
   - Уж слишком много ты моешься! Мои сыновья не...
   - Наши с тобой сыновья! - перебила она его. -  И  я  намерена  рассказать
тебе о движении за соблюдение прав женщин!
   Он привлек ее к себе, крепко обнял и спросил;
   - А что, это отнимет много времени?
   - Лет четыреста! - шепотом ответила она.
   - Ну в таком случае я дам тебе время на это! - отозвался Николас.
   - Да, - сказала она улыбаясь. -  Время!  У  нас  с  тобой  будет  столько
времени, сколько нам нужно!
   Он поцеловал ее долгим крепким и глубоким поцелуем, а потом шепнул:
   - Всегда! Я стану любить тебя сквозь время! Дуглесс ощутила на  себе  его
руки, его губы прижались к ее  губам,  но  уже  в  следующее  мгновение  она
оказалась в церквушке Эшбертона, а в небе над ней, оставляя след в  облаках,
летел реактивный самолет.

Глава 20

   Дуглесс  не  плакала  -  ощущения  ее  были  слишком  глубокими,  слишком
значительными, чтобы просто  расплакаться.  Она  сидела  на  полу  маленькой
церкви в Эшбертоне и знала, что за спиной  у  нее  мраморное  надгробие  над
могилой Николаса. Она не находила в себе сил  взглянуть  на  него  и  вместо
теплой плоти Николаса увидеть его запечатленным в холодном мраморе.
   Некоторое время она сидела и смотрела на интерьер церкви - такой  старый,
такой простенький. Некрашеные потолочные  балки  и  стены,  пол  без  всяких
узоров. На скамьях в  первых  рядах  -  подушечки  с  ручной  обвязкой,  как
показалось Дуглесс, очень грубые - она уже привыкла  к  изысканным  вышивкам
дам - приближенных леди Маргарет.
   Дверь открылась, и вошел священник. Дуглесс не тронулась с места.
   - С вами все в порядке? - спросил он. Дуглесс сначала даже не поняла его:
он говорил с каким-то акцентом.
   - Сколько времени я провела здесь? - спросила она. Священник  нахмурился:
поведение этой молодой женщины казалось весьма странным! То  она  перебегает
дорогу перед мчащимися на  полной  скорости  машинами,  то  утверждает,  что
пришла вдвоем с каким-то мужчиной, хотя была одна, а теперь  вот  не  успела
войти, как спрашивает, долго ли тут пробыла!
   - Ну, несколько минут, не более того, - ответил священник.
   Дуглесс могла лишь слабо улыбнуться на это: подумать только - всего  лишь
несколько минут! Несколько недель она прожила  в  шестнадцатом  столетии,  а
здесь прошло всего несколько минут! Она попыталась подняться, но ноги  плохо
держали ее, и священник помог ей встать.
   - Может, вам стоит показаться врачу?  -  спросил  он.  Психиатру,  должно
быть! - чуть не выпалила в ответ ему  Дуглесс.  Интересно,  расскажи  она  о
происшедшем с ней психиатру, стал бы он писать об этом книгу  или  превратил
все в некий "фильм недели", собирающий кассу?!
   - Нет, не стоит, - ответила она священнику. - Право же, я  чувствую  себя
превосходно! Просто мне нужно вернуться в гостиницу и... - шепотом  добавила
она. А что потом? Что мне делать там без Николаса?! - подумала она и шагнула
к выходу.
   - Не забудьте вашу сумку! -  напомнил  священник.  Дуглесс  обернулась  и
увидела, что на полу возле надгробия валяется ее старая дорожная  сумка.  Ее
содержимое ведь так помогло ей, когда она пребывала в елизаветинской  эпохе!
И, глядя на сумку, она прониклась чувством какой-то общности с ней: ведь где
бы она ни была, сумка тоже  неизменно  сопровождала  ее!  Подойдя  к  сумке,
Дуглесс машинально расстегнула молнию на ней и сразу  поняла,  что  все  там
нетронуто - ей даже не потребовалось рассматривать  содержимое.  Таблетки  в
пузырьке все были целы, а ведь она их  так  щедро  раздаривала!  И  тюбик  с
зубной пастой оказался нетронутым! Таблетки от простуды тоже были на  месте,
и ни одна страничка из дневника не пропала! Все-все было на месте!
   Подобрав с полу сумку, она перекинула лямку  через  плечо  и  уже  хотела
выйти, но  внезапно  остановилась  и  внимательно  посмотрела  на  основание
могилы. Что-то тут переменилось! Она даже не сразу поняла,  что  именно,  но
что-то изменилось!
   Стараясь не смотреть на мраморную скульптуру Николаса, она уставилась  на
основание надгробия.
   - Что-то не так? - спросил священник. Дуглесс дважды  перечитала  надпись
на надгробии, пока наконец поняла, что именно не так!
   - Да, дата! - шепотом ответила она.
   - Дата? - у