Ладно, пусть даже он написал о вас такое! Но, простите  меня,  Николас,
ведь  все  это  уже  произошло!  С  этим  покончено,  и  историю,  вероятно,
невозможно переменить! Я же просто полюбопытствовала, что именно стали бы вы
делать, если вдруг вам  пришлось  бы  остаться  тут,  если  обратно  вас  не
отозвали бы! - сказала Дуглесс.
   Но Николасу не хотелось даже размышлять на  эту  тему.  Не  может  же  он
сказать Дуглесс, что готов жениться на ней и  помчаться  с  нею  прямиком  в
постель?! Не желал он рассказывать ей и про то,  что  та  Арабелла,  которая
некогда что-то для него значила, теперь казалась ему просто занудой.
   - Так что, Монтгомери, вы опять в меня влюбились, что ли? Хорошо,  пошли:
отнесем эти письма в мои покои, и там, в спальне, я позволю вам заняться  со
мною любовью!
   - Да умрите вы на месте! - воскликнула Дуглесс, вскакивая из-за стола.  -
Сидите здесь и читайте ваши письма! Мне наплевать, что там с вами  станется:
останетесь ли вы в двадцатом столетии или воротитесь к себе, в шестнадцатое,
или, может быть, отправитесь в восьмое, - мне нет до  всего  этого  никакого
дела! - И она пулей вылетела из комнаты, с такой силой  захлопнув  за  собой
дверь, что Ли заворочался на постели.
   Ну вот, только этого не хватало - влюбиться в него! - думала  Дуглесс.  -
Да это было бы то же самое, что влюбиться в призрак! В нем  и  реальности-то
не больше, чем в призраке! А кроме того,  если  б  он  и  впрямь  остался  в
двадцатом столетии, то оказался бы совершенно несносен! И  мне  пришлось  бы
вечно ему все растолковывать! Достаточно только представить, как  она  стала
бы пытаться обучить его вождению автомашины! Даже подумать страшно! И что бы
он стал делать, оставшись здесь? Да на что он вообще-то способен?!  Лишь  на
то, чтобы объезжать всяких зловредных жеребцов, да еще шпагой орудовать,  да
еще... Ну да: а еще - заниматься любовью! Да, для этого-то он  действительно
очень и очень годится!
   Пока Дуглесс пробиралась в свою убогую комнатушку, она все время убеждала
себя в том, что будет просто счастлива избавиться от  Николаса.  Бедная  его
супруга: ясное дело, ей многое приходилось терпеть! Ведь  Арабелла  -  всего
лишь одна из его женщин, известных Дуглесс! А, вполне вероятно, у него  были
сотни женщин, о которых тот несчастный, уродливый коротышка слуга понятия не
имел!
   Да уж! - продолжала свои размышления Дуглесс, надевая ночную  рубашку,  -
да я только рада буду расстаться с ним,  когда  настанет  заветный  час!  Но
забравшись в постель, она вдруг поняла,  что  просто  не  представляет,  как
сможет жить, не встречаясь с Николасом каждый день и не наблюдая за  тем,  с
каким восторгом и удивлением  он  воспринимает  многое  из  того,  что  она,
Дуглесс, считает само собою разумеющимся! Нет, просто невозможно представить
себе жизнь без его улыбки и его постоянных поддразниваний!
   Размышляя  надо  всем  этим,  она  долго  лежала  без  сна,  но   наконец
отключилась и проспала спокойно всю ночь.
   Наутро, чувствуя себя после  вчерашнего  совершенно  невыносимо,  Дуглесс
прошла на кухню и увидела, что кухарка,  миссис  Андерсон,  и  еще  какая-то
женщина тупо уставились на кухонный стол. Он  весь  был  уставлен  вскрытыми
жестяными баночками с напитками - их там было, наверное, штук  двадцать  или
тридцать.
   - Что случилось? - спросила Дуглесс.
   - Не могу толком объяснить, - ответила кухарка. - Я только  открыла  одну
баночку с  ананасовым  соком  и  на  секундочку  вышла  из  кухни,  а  когда
вернулась, то обнаружила, что кто-то пооткрывал все банки!
   Дуглесс  постояла  некоторое  время,  нахмурив   брови   и   пребывая   в
задумчивости, потом, повернувшись к миссис Андерсон, спросила:
   - Скажите, а когда вы открывали эту баночку с ананасовым соком, никто  не
видел вас за этим занятием?
   - Ну, раз уж вы упомянули об этом, могу сказать, что один-то человек  тут
точно побывал: лорд Стэффорд, направляясь из конюшен, прошел через кухню. Он
даже остановился и побеседовал со мной. Такой, знаете ли, славный мужчина!
   Дуглесс попыталась скрыть улыбку: ну  конечно  же!  Николас,  несомненно,
узрев воочию чудесный способ откупоривания жестянок, решил сам проделать  то
же! Ее размышления были прерваны горничной, которая в этот момент вбежала на
кухню со шлангом от пылесоса в руках.
   - Мне нужна обычная щетка с совком! - воскликнула она, чуть не  плача.  -
Лорд Стэффорд попросил разрешения посмотреть пылесос и  всосал  в  него  все
драгоценности леди Арабеллы! Если только она это обнаружит, меня  тотчас  же
рассчитают!
   Дуглесс вышла из кухни, чувствуя себя значительно лучше, чем раньше.
   Она и представления не имела, где будет завтракать, но, бесстрашно  войдя
в пустую столовую, обнаружила на буфете несколько электрокастрюль, прикрытых
серебряными крышками. Сознавая в какой-то мере собственное  нахальство,  она
положила себе в тарелку еды и уселась за стол.
   - Доброе утро! - произнес вдруг вошедший в комнату Ли. Он  тоже  наполнил
свою тарелку едой и сел напротив нее. - Гм...  -  пробормотал  он,  -  прошу
прощения за вчерашний вечер! Совершенно  неожиданно  для  себя  я,  кажется,
уснул. А вы видели письма?
   - Да, видела, но прочитать не смогла,  -  честно  призналась  Дуглесс  и,
перегнувшись к нему через стол, спросила:
   - А вы уже прочли достаточно  для  того,  чтобы  понять,  кто  же  именно
оклеветал Николаса Стэффорда перед королевой?
   - О да, Господом Богом клянусь, что да: я это установил сразу же,  стоило
мне только открыть сундук!
   И только Ли собрался ей все рассказать, как в столовую вошел  Николас,  и
Ли тотчас прикусил язык.
   - Послушайте, Монтгомери! - резко произнес Николас. - Я буду ждать вас  в
библиотеке! - И, развернувшись, вышел вон.
   - Что это с ним? Не с той ноги вскочил с постели  Арабеллы?  -  проворчал
Ли.
   Дуглесс швырнула на стол свою салфетку  и,  бросив  на  Ли  выразительный
взгляд, направилась в библиотеку. Войдя туда и закрыв за  собою  дверь,  она
возмущенно спросила:
   - Вы понимаете, что натворили?! Только-только Ли собрался  сообщить  мне,
кто именно вас предал, но тут ворвались вы и заставили его умолкнуть.
   Под глазами у Николаса были темные круги, но они  вовсе  не  портили  его
внешности, напротив, с ними  он  выглядел  еще  привлекательнее,  еще  более
сумрачно-романтичным, будто рыцарь Хитклифф!
   - Я перечитал все письма, - сообщил  он,  усаживаясь  в  обтянутое  кожей
кресло и глядя .в окно.  -  В  них  не  упоминается  имя  человека,  который
оклеветал меня.
   Что-то  все-таки  сильно  его  опечалило.  И  Дуглесс,  приблизившись   к
Николасу, положила руку ему на плечо:
   - Ну, в чем дело? Эти письма вас чем-то расстроили?
   - В письмах  сообщается  о  том,  -  тихо  ответил  он,  -  что  пришлось
претерпеть матушке после моей кончины. Она в них рассказывает о... - Тут  он
запнулся и, сняв с плеча руку Дуглесс, прижал ее к щеке. - Да,  рассказывает
о том, как люди смеялись над самой фамилией Стэффорд!
   В его голосе звучала такая боль, что  Дуглесс  просто  не  в  силах  была
вынести это. Обойдя кресло, она опустилась перед ним на колени и сказала:
   - Ничего, мы выясним, кто там на вас наклепал! Если только Ли это  знает,
он мне скажет. А когда мы  с  вами  все  выясним,  вы  сможете  вернуться  и
изменить обстоятельства. Ваше пребывание здесь  означает,  что  вам  как  бы
предоставили повторный шанс!
   Он долго-долго не отрывал от нее взгляда, потом, сжав  ее  лицо  в  своих
больших ладонях, спросил:
   - Так вы всегда готовы обнадежить, да? И вы никогда-никогда не  считаете,
что ситуация может быть безнадежной?
   - Да, - с улыбкой ответила она, - по большей части я  во  всех  ситуациях
сохраняю оптимизм. Именно поэтому я вечно  влюбляюсь  во  всяких  пройдох  и
каждый раз надеюсь: вдруг кто-нибудь из них превратится  в  моего  Рыцаря  в
Сверкающих... Ой, Колин, извините! - воскликнула она и попыталась встать.
   Но Николас сам поднял ее с пола и, подхватив на руки, принялся  целовать.
Он уже и прежде целовал  ее,  но  тогда  он  попросту  хотел  ее,  а  сейчас
стремился к чему-то большему: жаждал  ее  нежности,  ее  любящего  сердечка,
хотел, чтобы она глядела  на  него  вот  так,  выражая  готовность  во  всем
ублажить его.
   - О, Дуглесс, - прошептал он, удерживая ее на руках и целуя в шею.
   Но в это самое мгновение его пронзила мысль  о  том,  что  ему  вовсе  не
хочется расставаться с ней, и он чуть не бросил ее на пол.
   - Уйдите! - выдохнул он в отчаянии. Дуглесс в ярости вскочила на ноги.
   - Я просто не понимаю вас! - выкрикнула она. - Вы целуете любую  женщину,
которая оказывается вблизи от ваших губ и ни одну не отталкиваете  от  себя,
лишь со мной ведете себя так,  как  если  б  я  страдала  какой-то  заразной
болезнью! В чем дело?! У меня что, дурной  запах  изо  рта?  Или  я  слишком
маленького роста для вас? Или волосы у меня не того цвета?
   Николас только смотрел на нее, но взгляд его красноречиво говорил о  том,
как он томится по ней, как сильно ее желает.
   Дуглесс отшатнулась от него, как отскакивают от слишком  жаркого  костра.
Она прижала руку к шее и так стояла - и долго-долго они  пристально  глядели
друг другу в глаза.
   Но тут дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Арабелла. Ее наряд можно
было бы безошибочно определить как  нечто,  сшитое  по  специальному  заказу
английским модельером для выходов в свет.
   - Николас, - воскликнула она, - где же вы были? - Она перевела  взгляд  с
Николаса на Дуглесс, и, похоже, ей не очень-то понравилось выражение их лиц.
   Не в силах более смотреть в глаза Николасу, Дуглесс отвернулась от него.
   - Ну, Николас же! - повелительно выкрикнула Арабелла. - Мы все вас  ждем!
И ружья уже заряжены!
   - Ружья? - переспросила Дуглесс, собравшись с силами  и  поворачиваясь  к
ней.
   Арабелла, смерив взглядом Дуглесс с головы до пят, безусловно,  пришла  к
выводу, что та - не вполне полноценна. Высокие женщины  нередко  приходят  к
подобным заключениям  относительно  низкорослых  женщин!  -  промелькнуло  в
голове у Дуглесс, и она почувствовала глубокое  облегчение  при  мысли,  что
мужчины не испытывают ничего подобного!
   - Мы едем охотиться на уток, - сообщил Николас, не глядя в ее сторону.  -
Дики покажет мне, как пользоваться дробовиком.
   - Чудненько! - отозвалась  Дуглесс.  -  Поезжайте,  конечно,  и  попалите
всласть по этим симпатичным утяткам! А я  -  я  как-нибудь  переживу!  -  И,
быстро пройдя мимо Арабеллы, она выскочила  из  библиотеки.  Уже  оказавшись
наверху, она выглянула из окна во двор, где Николас  как  раз  усаживался  в
"рэнджровер", и Арабелла умчала его прочь.
   Отойдя от окна, Дуглесс вдруг поняла, что не в состоянии что-либо делать:
она  не  чувствовала  себя  достаточно  независимой,  чтобы   приступить   к
обследованию жилища Арабеллы, но и гулять в  саду  у  Арабеллы  ей  тоже  не
хотелось. У одного из проходивших мимо ее  дверей  слуг  она  спросила,  где
сейчас Ли, и узнала, что Ли заперся у себя в комнате, работает с письмами  и
просил не беспокоить его.
   - Но для вас он оставил в библиотеке книгу, - добавил слуга.
   Вернувшись в библиотеку, Дуглесс обнаружила на конторке небольшой  томик,
к которому скрепкой была прикреплена записка: "Я подумал, что это вас  может
позабавить. Ли".
   Стоило ей раскрыть книгу, как она тотчас поняла, что перед нею: это  была
публикация дневника Джона Уилфреда, того самого уродливого коротышки  слуги,
который написал про  Николаса  и  про  Арабеллу  Настольную!  В  предисловии
сообщалось, что дневник был обнаружен за стенкой детского  домика,  когда  в
пятидесятых годах сносили один из особняков Николаса.
   Дуглесс расположилась на диванчике и погрузилась в чтение.  После  первых
же двадцати страниц она поняла, что дневник писал влюбленный молодой человек
и женщиной, к которой он испытывал  любовное  чувство,  была  Летиция,  жена
Николаса. Из дневника Джона Уилфреда следовало, что в хозяйке  его  не  было
решительно никаких недостатков, а в хозяине - решительно никаких достоинств.
Целые страницы были заняты описанием всевозможных  пороков  Николаса,  а  за
ними следовали страницы,  воспевавшие  необыкновенные  достоинства  Летиции.
Если верить этому страдающему  словесным  недержанием  слуге,  Летиция  была
прекраснее   жемчугов,   необыкновенно    мудра,    добродетельна,    добра,
талантлива... - и так  далее,  и  тому  подобное;  у  читавшей  это  Дуглесс
появилось острейшее желание запустить во что-нибудь этой книжонкой!
   Ни единого доброго слова для Николаса у слуги не нашлось! Из его писанины
следовало, что Николас растрачивал псе свое время на разврат, богохульство и
попытки превратить жизнь всех окружающих в ад  кромешный.  Однако,  исключая
недостоверную и злокозненную историю с Арабеллой и столом, более в книге  не
было никаких упоминаний о чем-либо таком, чем, собственно, Николас  заслужил
(если и вправду в этом можно было доверять Уилфреду)  ненависть  со  стороны
своих домашних.
   Дочитав до  конца,  Дуглесс  захлопнула  книжонку.  Итак,  из-за  ложного
обвинения  Николаса  в  измене  его  владения  в  конечном  итоге  оказались
разрушенными, как и его подлинная биография. Нигде не упоминалось о том, как
искусно он управлял землями, реальным владельцем которых был его брат, и как
он спроектировал и начал строить великолепный замок! Все забыто! Уцелел лишь
злобный и лживый скулеж этого мальчишки! Однако сегодня  люди  верят  именно
этому!
   Она вскочила с диванчика и в гневе сжала кулаки.  Да,  Николас  прав:  он
должен вернуться в свою эпоху и восстановить свое доброе имя! Она непременно
расскажет ему об этой книжке, и пусть Николас, когда  воротится  к  себе,  в
шестнадцатый век, просто-напросто вышвырнет из дома этого Джона Уилфреда!  А
еще лучше, - Дуглесс улыбнулась, -  вместе  с  уродливым  коротышкой  слугой
отошлет от себя и свою распрекрасную Летицию.
   Прихватив с собой книжку, Дуглесс вышла из библиотеки и спросила у слуги,
где комната лорда Стэффорда. Она подумала, что,  пожалуй,  оставит  книгу  у
Николаса - он теперь  уже  понемножечку  стал  разбирать  современный  стиль
письма, и она не сомневалась, что книжка привлечет  его  внимание  и  он  ее
быстро прочтет.
   Комната  Николаса  оказалась  рядом  с  покоями,  в  которых,  по  словам
горничной, разместилась леди Арабелла. Тут уж ничего не поделаешь! - сердито
подумала Дуглесс.
   Однако, войдя  внутрь,  она  перестала  сердиться.  В  комнате  все  было
выдержано в голубых  тонах,  и  даже  огромная  кропать  на  ножках  накрыта
покрывалом  из   дорогого   голубого   шелка.   Везде   валялись   туалетные
принадлежности Николаса, пещи, которые она совсем недавно выбирала для него.
Дуглесс потрогала его крем для бритья, его  тюбик  с  зубной  пастой  и  его
бритву.
   Она вдруг осознала, как  сильно  ей  не  хватает  постоянного  общения  с
Николасом. Ведь с тех пор, как он появился, они постоянно были вместе: спали
в одной спальне, пользовались одной ванной  комнатой  и  даже  одной  зубной
щеткой! Повернувшись, она оглядела ванную, в  которой  не  было  душа,  и  в
недоумении подумала: как это он обходится без душа? Интересно, есть ли в его
комнате еще какие-нибудь вещи, о назначении которых он и не подозревает?
   Возвращаясь в спальню, она улыбалась, вспоминая, как он, бывало,  выходил
из ванной и на нем не было ничего,  кроме  полотенца  вокруг  бедер,  и  как
блестели его промытые волосы. Да, до того, как оказаться в этом Гошок-холле,
они жили вместе, в столь приятно-интимной близости! Ночами она Подтыкала под
него свалившееся одеяло, целовала его в лоб, стирала в тазике его  белье!  И
они вместе смеялись над  чем-нибудь,  болтали,  вместе  делили  пространство
комнаты!
   На прикроватном столике валялся номер журнала "Тайм". Повинуясь какому-то
импульсу, она выдвинула ящик столика. Внутри лежали: маленькая  точилка  для
карандашей, три карандаша, два из которых были отточены  настолько,  что  от
них осталось всего по дюйму, машинка для скрепления бумаг  и  пара  бумажных
кулечков с полестней скрепок  для  машинки.  Там  же  на  цветной  рекламной
брошюре о достоинствах моделей  "Астон-Мартин"  стояла  заводная  игрушечная
автомашина, а  в  самом  низу  покоился  последний  номер  мужского  журнала
"Плейбой". Улыбнувшись, Дуглесс задвинула ящик.
   Пройдя к окну, Дуглесс поглядела на холмистые  лужайки  парка  и  полоску
деревьев за ними. Да, странно, что, прожив с Робертом вместе  более  года  и
считая себя безумно влюбленной в него, она на самом деле никогда не  ощущала
такой интимности, такой близости с Робертом, какая была у нее  с  Николасом!
Возможно, это объясняется тем, что жить с Николасом  было  очень  легко!  Он
никогда не стенал по поводу того, что она выдавливает пасту для чистки зубов
не из горловины тюбика, а из его середины! И никогда не ворчал  из-за  того,
что не все было в идеальном порядке!
   Да, если по-честному, то Николасу она нравилась  такой,  какая  есть!  Он
вообще, казалось ей, принимал все - будь то люди или вещи - таким, как есть,
и находил в этом радость! Дуглесс вспомнила о своих свиданиях с современными
мужчинами. Они вечно жаловались и проклинали все на свете: и вино не  такое,
и обслуживают их медленно, и просмотренный фильм  не  предполагает  никакого
подтекста. А вот  Николас,  хотя  перед  ним  и  громоздятся  многочисленные
проблемы, находит радость даже в таких вещах, как баночные открывалки!
   Интересно, - подумала она, - а как бы повел себя Роберт, окажись он вдруг
в шестнадцатом  столетии?  Можно  не  сомневаться,  что  он-то  принялся  бы
требовать для себя то одно, то другое  и  уж  конечно  ворчал,  если  б  ему
чего-нибудь не  дали!  Любопытно  было  бы  узнать,  не  похожи  ли  мужчины
елизаветинских времен по характеру на обычных ковбоев,  -  может,  они  тоже
попросту вешали тех, кто проявлял особое занудство?!
   Прислонясь лбом к прохладному стеклу, Дуглесс подумала: когда же  Николас
уйдет от меня? Должно быть, когда выяснит, кто его предал?  Интересно,  если
Ли вдруг упомянет за обедом имя предателя, что будет с Николасом - неужто он
просто подымется вверх этакой струйкой дыма и растворится в воздухе?!
   Да,  все  идет  к  концу!  -  сказала  она  себе  и  почувствовала,   как
затосковало, затомилось ее сердце. - И как же она сможет существовать,  если
больше никогда не увидит его? Ведь даже день без него невозможно  вытерпеть,
то как же жить одной потом всю оставшуюся  жизнь?!  Пожалуйста,  пожалуйста,
вернись! - молила его она. - У нас ведь так мало времени  осталось  для  нас
двоих! Может, завтра ты уйдешь навсегда, и я не хочу тратить время  зря,  не
хочу ни минуты быть без тебя! И не надо это  немногое  время,  что  нам  еще
отпущено, тратить на Арабеллу!
   Смежив веки и вся напрягшись - так сильно она желала его  возвращения!  -
Дуглесс прошептала:
   - Если только ты  вернешься  сейчас,  я  приготовлю  для  тебя  настоящий
американский ленч: жареный цыпленок, картофельный салат, яйца со специями  и
"картошки" с шоколадом! А пока я буду готовить,  ты  мог  бы...  -  тут  она
немного подумала и договорила:
   - Ну,  ты  бы  мог  поглазеть  на  пластиковые  пакетики  для  еды  и  на
алюминиевую фольгу и на кастрюлю фирмы "Тапперуэар", если  только,  конечно,
они  водятся  тут,  в  Англии!  Ну,  пожалуйста,   пожалуйста,   пожалуйста,
возвращайся, Николас!

***

   Николас встрепенулся и поднял голову. Руки Арабеллы обпили его шею, а  ее
большие груди крепко прижимались к его груди. Они с Арабеллой находились  на
той самой полянке, на которой он и та, другая Арабелла, из прошлого, некогда
пропели день в приятных утехах. Сегодня, однако,  у  Николаса  отчего-то  не
было интереса к женщинам. И потом, она сказала, что нашла кое-что касательно
его предка, что располагает какими-то сведениями, о которых никогда и ничего
не сообщалось в п