отешавшаяся над ним, - он едва смог вынести все это. Как легко  люди  в
его родном городе  поверили  в  то,  что  он  трус,  каким  считала  его
Джессика. Как быстро они забыли, какой он на самом деле.
   Когда он пришел вредной дом, о нем уже успели порассказать.  Марианна
стояла на коленях, положив голову на кровать отца,  и  рыдала  в  голос.
Сэйер едва взглянул на Александра и жестом  выпроводил,  как  будто  вид
младшего сына вызывал у него  такое  отвращение,  что  он  даже  не  мог
говорить. Александр слишком ослаб от потери крови и был очень  рассержен
происшедшим на пристани,  чтобы  пытаться  защититься.  Повинуясь  жесту
отца, он вышел и последовал  за  Ником  в  свою  комнату,  где  упал  на
кровать.
   Даже вид Николая Ивановича, великого князя России, несущего багаж, не
развеселил его. Он провалился в полусон, но желание  придушить  Джессику
Таггерт и там не оставило  его.  А  потом  неожиданно  ему  пригрезилась
картина безумной любви с ней. Когда она успела вырасти  такой  чертовски
красивой? Но ужас от мысли, что  он  стал  предметом  насмешек  красивой
женщины, не способствовал его умиротворению.
   И вот теперь с тяжелой головой и пульсирующим от боли плечом он лежал
в кровати, уставившись в потолок. Часть  его  разума,  крошечная  часть,
которую не затмила ярость,  начинала  потихоньку  соображать.  Возможно,
факт, что все поверили в его отвратительный маскарад, ему на пользу.  Он
видел, что творилось в  Нью-Сассексе,  где  английские  солдаты  правили
городом. Он слышал о злодеяниях, совершенных против американцев, и что с
ними обращались, как с непослушными детьми. Он видел, английские  товары
продавались в Америке в два раза  дороже,  хотя  и  были  доставлены  на
американских судах,  тогда  как  американский  товар  шел  в  Англии  за
бесценок.
   Возможно, что-то похожее происходило, и в Уорбруке.
   Первым желанием, когда он проснулся, было позвать Марианну,  показать
ей раненое плечо и признаться, что он Мститель. Он знал, что его  сестра
будет помогать, пока он не поправится, и защитит его от гнева  англичан.
Как бы ему хотелось видеть выражение ее лица, когда она узнает,  что  он
не тот жирный пьяница,  за  которого  она  его  приняла!  Но  теперь  он
осознал, какой опасности он подверг бы ее жизнь.
   Александр повернулся, когда заспанный Ник вошел в комнату и опустился
на стул.
   - Эта женщина подняла меня до рассвета и заставила  рубить  дрова,  -
сказал мрачно Ник  с  некоторым  недоумением  в  голосе.  -  Раньше  мне
приходилось лишь изредка видеть, как этим занимаются мои слуги, так  что
я не очень представлял, как это делается. А эта женщина вдобавок  не  из
самых терпеливых.
   - Джессика? - поинтересовался Александр. В его голосе  звучало  нечто
большее, чем насмешка. Одна только мысль о том, что эта женщина  сделала
с ним, заставила его руки заболеть от желания сдавить ее красивую  белую
шею.
   - Другая. Элеонора. - Ник опустил голову на руки.
   Алекс и раньше видел Ника в разном настроении, и он знал, что лучшее,
что он может сделать сейчас, - не дать Нику жалеть себя. Он с трудом сел
в кровати, простыня соскользнула с  его  сильных  широких  плеч,  открыв
повязку.
   - Надо, чтобы никто не узнал, что я не тот, кем им всем показался,  -
начал Алекс, - Я думаю остаться в этих павлиньих одеяниях  до  тех  нор,
пока мое плечо не заживет и не поутихнет интерес к Мстителю. Ты  не  мог
бы предоставить мне слугу посмышленее и чтобы он не трясся при  малейшей
опасности?
   Ник резко поднял голову:
   - Все мои люди - русские, а русские ничего не боятся.  Ты  замышляешь
опять стать Мстителем?
   - Возможно. -  Единственное,  что  занимало  сейчас  его  мысли,  это
желание отплатить Джессике за ее смех. Он видел себя  одетым  в  черное,
карабкающимся в окно ее спальни, как он  привязывает  ее  очаровательные
белые руки к спинке кровати и...
   - Ты меня слушаешь? - прервал его видение настойчивый голос  Ника.  -
Никогда мне не встречался народ более нахальный, чем  вы  -  американцы.
Мне следовало бы отплыть домой прямо сейчас, пока мне еще один такой  не
попался. Но сам знаменитый Мститель обращается ко мне. Я пошлю мое судно
обратно на юг, привезти побольше нарядов моего кузена и новый парик.
   - Не забудь оставить одного из твоих хваленых слуг.
   - Нет, - сказал Ник задумчиво, - эта игра занимает меня.  Я  останусь
здесь и буду изображать твоего слугу. Я сохраню твою тайну. - Его  глаза
сузились. - И я заставлю эту Элеонору "Таггерт раскаяться в том, что она
позволила себе сказать обо мне сегодня утром.
   - Тогда договорились, - повеселел Алекс. -  Мы  останемся  вместе.  Я
буду  самым  изнеженным  мужчиной  в  Америке.  А   ты   покажешь   нам,
американцам, как надо работать.
   При последних словах Ник нахмурился:
   - Если меня пошлют работать в поле, я откажусь. Ну, теперь мне  будет
что рассказать моей семье.
   - Надеюсь, твоя семья верит тебе больше, чем моя. Не пора ли нам меня
одеть? Я уже начинаю ненавидеть этот парик.

Глава 3

   Александр позволил себе потратить на одевание  много  времени.  После
осмотра раны они с Ником приступили  к  наращиванию  его  объемов,  пока
атласные панталоны не обтянули бедра, а живот Алекса не  стал  выступать
почти  на  фут,  и  наконец  водрузили  на  его  темные  волосы  тяжелый
напудренный парик. Когда с этим было покончено, Алекс оказался  упакован
настолько плотно, что пот стекал с его лба.
   - Не знаю, стоят ли они этого, - заметил он с горечью.
   - Они - твой народ, - пожал плечами Ник.
   - Который отвернулся от меня. - Перед глазами Алекса опять  предстала
смеющаяся над ним Джессика Таггерт. Если бы ее там не было, поверили  бы
люди его маскировке?
   Пробило одиннадцать часов, когда он, тяжело переваливаясь с  боку  на
бок, приковылял в гостиную дома Монтгомери, где множество людей  ожидало
его появления. Они делали вид, что только дела привели  их  во  владение
Монтгомери, но по их глазам Алекс видел - они ждали его. На мгновение  у
него перехватило дыхание. Алекс был уверен, что сейчас кто-то захочет  и
предложит ему прекратить маскарад, сейчас, когда он дома, среди друзей.
   Но все, как один, старательно разглядывали стаканы, которые нянчили в
руках.
   Алекс бросил взгляд на Элеонору, которая руководила двумя  женщинами,
занятыми стряпней на открытом очаге. Общая  комната  в  доме  Монтгомери
была своего рода комбинацией гостиной, кухни и конторы. С  тех  пор  как
семья Монтгомери завладела большей  частью  Уорбрука,  все  мало-мальски
важные дела были связаны с ними. И в течение дня почти все жители города
проходили через эту комнату по тому или  иному  делу.  Сэйер  Монтгомери
следил, чтобы еда и напитки всегда ждали тех, кто приходил в его дом.
   Два человека в углу комнаты, сидевшие на конце одного из двух столов,
начали говорить довольно громко.
   - Мой зять своими руками вырастил  эту  пшеницу,  но  перед  тем  как
доставить ее  в  Испанию,  я  был  должен  останавливаться  в  Англии  и
выгружать всю пшеницу для их досмотра.
   - А мне пришлось везти какао из Бразилии в Англию на инспекцию, чтобы
получить разрешение доставить его в Бостон.
   Они посмотрели поверх стаканов на Александра, но он притворился,  что
не слышит их. Они не  сочли  нужным  отдать  дань  вежливости,  напрямую
обратившись к нему, так зачем же ему  в  таком  случае  показывать  свою
заинтересованность? И что, они ожидают, он должен  сделать  относительно
английских законов? Складывалось впечатление, будто  эти  люди  считали,
что все еще живут во времена законов средневековья,  а  он  -  их  лорд,
обладающий привилегией лично обратиться к королю с жалобой.
   - А я потерял свое судно  из-за  шестидесяти  фунтов,  -  пожаловался
Джосайя Грини.
   Александр посмотрел на огромных размеров тарелку с едой, поставленную
перед ним Элеонорой. Он чувствовал себя  словно  в  театре,  причем  как
будто он единственный в зрительном зале уже видел  эту  пьесу  раньше  и
знал ее содержание. Александр ел и слушал монолог Джосайи.
   Несомненно, тот произносил его в тысячный раз, но  собравшиеся  здесь
вновь разыгрывали свои партии специально для него.
   Они поведали, какой красивый корабль  был  у  Джосайи  и  как  он  им
гордился, но тот заступил дорогу Питману. Из-за участка  земли,  которым
Джосайя владел и не хотел продавать. Питман заявил, что он якобы уверен,
что у Джосайи полный трюм  контрабандной  зеленой  краски.  Он  задержал
корабль, но никакой краски не  нашел.  Тогда  он  среди  ночи  явился  с
дюжиной солдат в дом Джосайи и обшарил его от подвала до чердака. В ходе
этого "обыска" разнесли погреб со всеми  припасами,  белье  разрезали  в
клочья,  переломали  мебель  и  совершенно   затерроризировали   дочерей
Джосайи. Он  попытался  получить  свой  корабль  обратно,  но  ему  было
приказано выплатить залог в шестьдесят фунтов. Так как  все  его  деньги
были вложены в подобные залоги, которые он отдавал Питману  всякий  раз,
как отплывал из  Уорбрука,  то  Джосайя  просто  не  мог  наскрести  еще
шестьдесят фунтов. Друзья собрали для него деньги, но Джосайе предстояло
доказать свою невиновность. Питман утверждал, что на  борту  судна  была
зеленая  краска,  Джосайя  отрицал.  Они  представили   свои   иски   на
рассмотрение Колониального суда Адмиралтейства - и судно отдали  Питману
и его офицерам, так как Джосайя не мог доказать, что зеленой  краски  на
борту корабля не было.
   Слушая этот рассказ, Александр забыл о собственном жалком  положении.
Он  посмотрел  на  Джосайю   -   человек   совершенно   разорен   алчным
англичанином, и все законно. Питман захотел землю Джосайи и получил  ее.
Причем прибрал к рукам и все остальное, что принадлежало семье Грини.
   Алекс сидел, склонившись над тарелкой и сдерживая  переполнявший  его
гнев, чтобы никто не заметил, какое впечатление  произвели  на  него  их
слова, если уж хотел сохранить свою маскировку. Алекс чувствовал на себе
их взгляды и надежду увидеть,  что  он  именно  тот,  за  кого  они  его
принимали.  Эти  люди,  как  дети,  считали,  что  кто-либо  с  фамилией
Монтгомери может решить их проблемы и все опять пойдет как надо.
   Алексу  удалось  скрыть  свои  чувства  только  потому,   что   дверь
отворилась и в комнату вошла Джессика Таггерт с двумя корзинами, полными
устриц.
   Джессика бросила взгляд на людей; которые замерли, словно ожидая, что
вот-вот грянет буря, и сразу поняла, что происходит.
   - Вы что, все еще на что-то надеетесь? -  рассмеялась  она,  переводя
взгляд с одного лица на другое. - Все еще думаете, что  этот  Монтгомери
вам поможет? Бог создал только трех Монтгомери: Сэйера,  Кита  и  Адама.
Этот не  заслуживает  права  называться  Монтгомери.  Вот,  Элеонора,  -
сказала она, передавая корзины сестре. -  Похоже,  вам  это  пригодится,
здесь сегодня целый  день  будет  столпотворение.  -  Она  издевательски
оглядела Алекса, хотя тот по-прежнему не поднимал головы от тарелки. - И
похоже, им будет на что посмотреть здесь. - Очень медленно Алекс  поднял
голову и посмотрел на нее. Он попытался подавить гнев, что  удалось  ему
лишь Отчасти.
   - Доброе утро, госпожа Джессика, - сказал он тихим голосом, - Вы  это
продаете? Для вас не нашлось мужа, чтобы кормить вас?
   Мужчины  за  столом  в  другом  конце  комнаты  начали  посмеиваться.
Джессика была настолько хороша, что никто из присутствующих  не  избежал
ее чар. Кто-то предлагал ей выйти за него замуж после того, как  загонял
в гроб жену непрестанным рождением детей, или просил ее  руки  для  сына
либо родственника, либо еще кого-то, мечтавшего заполучить  Джессику.  А
вот теперь нашелся мужчина, который намекает, что ее никто не хочет.
   - Я  и  сама  могу  позаботиться  о  себе,  -  попыталась  парировать
Джессика, гордо выпрямляясь. - Мне еще только не хватает, чтобы какой-то
там муж путался у  меня  под  ногами.  Ни  один  мужчина  не  будет  мне
указывать, что мне делать и как.
   Александр улыбнулся ей.
   - Я вижу. -  И  оглядел  Джессику  сверху  донизу.  Давным-давно  она
убедилась, как неудобно управляться даже с ее маленькой лодкой в длинной
юбке. И она приспособила  для  своих  нужд  костюм  моряка.  Она  носила
широкие матросские штаны, заправленные  в  высокие,  до  колен,  сапоги,
просторную блузу и незастегнутый жилет. Хотя у нее была тонкая  талия  и
ей приходилось туго перепоясываться, чтобы штаны не спадали, в целом она
была одета,  как  большинство  мужчин  Уорбрука.  -  -  Скажите  мне,  -
продолжал Алекс ровным, спокойным голосом, - вы все еще хотите  выяснить
имя моего портного?
   Шутка была встречена горячим одобрением присутствующих мужчин, может,
большим, чем того заслуживала на самом деле.  Но  они  дружно  хохотали.
Потому что многие из них видели, как Джессика шла по пристани, покачивая
бедрами так, что у них слюнки текли. Даже мужская одежда не могла скрыть
достоинств, о которых любая женщина только могла мечтать.
   Элеонора вмешалась, прежде чем раздалась очередная насмешка:
   - Спасибо тебе за устриц. Может, ты принесешь днем немного трески?
   Джессика молча  кивнула,  рассерженная,  что  Алекс  заставил  мужчин
смеяться  над  нею.  Какое-то  мгновение  она  пристально  смотрела   на
Александра, даже  не  удостоив  вниманием  мужчин  вокруг,  продолжавших
старательно хохотать, наслаждаясь ее унижением, потом резко  повернулась
на каблуках и вышла из дома.
   Элеонора подхватила почти нетронутую тарелку Александра,  которую  он
при всем желании не смог бы опустошить и наполовину,  с  неудовольствием
посмотрела на него, но не сказала ни слова. В конце концов, он был сыном
ее хозяина. И обратилась к Николаю, который скучал возле двери, подпирая
притолоку:
   - Вынеси это свиньям. И поторопись! Ник раскрыл было  рот,  собираясь
сказать что-то, и.., снова закрыл. В его глазах запрыгали черти.
   - Да, мэм, - выговорил он. - Я с женщинами не связываюсь.
   Комната буквально взорвалась хохотом, и на минуту Алекс вновь  ощутил
себя частью того целого, что было его домом, а не тем чужаком,  которого
из него пытались сделать.
   Но их смех стих, как только  Александр  поднялся,  точнее,  попытался
встать. Он забыл о своем накладном животе и не замедлил  застрять  между
стулом и краем стола. При этом он сильно дернул плечом и потревожил свою
едва начавшую  затягиваться  рану.  Испытывая  одновременно  и  боль,  и
смущение от собственной неуклюжести, Алекс выбрался из-за стола.
   Если он видел в этом и смешную сторону, то остальным зрелище казалось
жалким.
   Александр понял это по их глазам. Отвернувшись, чтобы скрыть гнев, он
вышел из комнаты. Настало время встретиться с Джоном Питманом.
   Он оказался именно там, где Алекс и думал его встретить, - в конторе,
которая  исправно  служила  трем  поколениям  Монтгомери.   Питман   был
приземистым, коренастым коротышкой с из-,  рядно  поредевшей  шевелюрой,
так что определить, где у него кончался лоб и  начиналась  лысина,  было
трудно. Алекс не видел его лица, так как Питман зарылся в  бухгалтерские
книги, разложенные по всему столу. Прежде чем  он  оторвался  от  своего
занятия, Алекс быстро оглядел  комнату  и  заметил  новшества.  Со  стен
исчезли два портрета предков семьи Монтгомери,  а  на  шкафчике,  раньше
принадлежавшем его матери, красовался здоровенный замок. Похоже,  Питман
намеревался обосноваться здесь надолго.
   - Гх-гх, - покашлял Алекс, прочищая горло.
   Питман поднял голову.
   И Алекс увидел его глаза. Они, казалось, проникали в душу -  большие,
яркие, горящие, как два черных бриллианта. Этот человек способен на все,
подумал Алекс, как хорошее так и плохое.
   Джон Питман смерил его  оценивающим  взглядом,  сопоставляя  то,  что
прежде слышал об этом Монтгомери, с тем, что теперь видел перед собой.
   Алекс подумал: если он хочет оставить в дураках  этого  человека,  то
ему придется очень постараться. Он вынул  отделанный  кружевом  шелковый
носовой платок.
   - Так тепло сегодня, не правда ли? Я почти теряю сознание от жары.  -
Жеманно виляя бедрами, он  просеменил  к  окну  и  прислонился  к  раме,
деликатно промакивая пот платком.
   Питман откинулся на спинку стула и молча рассматривал Алекса.
   Тот посмотрел в окно, но не подал и виду, насколько его позабавил вид
Николая, кормившего цыплят. Причем делал он это настолько неуклюже,  что
добрую половину зерна уносил ветер. К Нику бежала Элеонора,  за  ней  по
пятам еще двое из таггертовского выводка.
   Алекс посмотрел на Питмана:
   - Полагаю, вы мой шурин.
   Тому потребовалось время, чтобы ответить.
   - Да, он самый.
   Алекс отошел от окна и направился к стулу. Он сел, деревянно выпрямив
спину и скрестив ноги не менее претенциозно. Во всяком случае,  принимая
во внимание дополнительные рельефы, он вряд ли был способен на большее.
   - А что означают эти разговоры вокруг вас, что вы-де обираете жителей
Уорбрука? - Он чуть-чуть помедлил и посмотрел на Питмана.  Да,  поистине
глаза человека - зеркало души.  Алекс  почти  зримо  видел,  как  Питман
что-то подсчитывал и прикидывал.
   - Я не делаю ничего противозаконного, - сдержанно ответил Питман.
   Алекс снял воображаемую пушинку с кружевного манжета, потом посмотрел
его на просвет, вытянув руку к окну.
   - Хорошие кружева - моя страсть, - сказал он томно-задумчиво и  вновь
обратился к Питману. - Предполагаю, вы женились  на  этой  старой  деве,
моей сестре, дабы получить доступ к докам и  верфям,  занимающим  восемь
тысяч футов, которыми владеют Монтгомери.
   Питман ничего не сказал в ответ,  но  его  глаза  сверкнули,  а  рука
потянулась к ящику письменного стола. Что же там такое,  заинтересованно
подумал Алекс. Пистолет?
   Алекс  капризно  произнес  усталым  голосом  смертельно   измученного
человека:
   - Вероятно, нам имеет смысл попытаться понять друг друга. Видите  ли,
я всегда  отличался  от  прочих  Монтгомери,  этих  шумных,  неотесанных
мужланов. Я получал удовольствие от музыки, высокой  культуры,  сидя  за
столом и наслаждаясь произведениями хорошей кухни, а не на шаткой палубе
корабля в компании вонючих матросов. -  Алекс  передернулся.  -  Но  мой
отец, как он сказал,  решил  сделать  из  меня  "настоящего  мужчину"  и
отослал меня из дома. Деньги быстро кончились, так что  я  был  вынужден
возвратиться.
   Алекс улыбнулся Питману, но тот продолжал хранить молчание.
   - Полагаю, у меня было бы  полное  право  избавить  этот  кабинет  от
вашего присутствия, если бы я был одним из моих  братцев.  -  Он  указал
кивком головы на шкаф. - Наверняка он полон документов,  возможно,  даже
удостоверяющих права собственности, а  может,  и  долговые  расписки  от
имени Монтгомери. И позвольте мне взять на себя  смелость  предположить,
что вы, не стесняясь, использовали средства и документы  Монтгомери,  то
есть соблюдая видимость законности, залезли в карман моего семейства для
приумножения своего благосостояния.
   Глаза Питмана горели, как угли, казалось, он  вот-вот  набросится  на
Александра.
   - Давайте  заключим  сделку  Я  не  испытываю  ни  малейшего  желания
провести жизнь в этой комнате за перебиранием клочков бумаги, я также не
собираюсь вверять  свою  судьбу  морю,  где  я,  как  ожидается,  должен
героически выполнять свои долг, следуя велению  сердца  и  примеру  моих
высокочтимых братьев. Вы  не  трогаете  земли  Монтгомери  -  Монтгомери
никогда не продают свою землю, -  платите  мне,  скажем,  двадцать  пять
процентов с ваших доходов, а я не вмешиваюсь в ваши дела.
   Питман недоуменно смотрел на Алекса,  из  его  глаз  исчезло  прежнее
опасное выражение.
   - Почему? - было единственным словом, вырвавшимся у него.
   - Почему нет? Ради кого мне  стараться  в  этом  городе,  когда  даже
собственная сестра не удостоила меня приветствием из-за того, что  я  не
являюсь идеальным  воплощением  имени  Монтгомери.  И  кроме  того,  мне
значительно проще, предоставить вам делать всю