ько они въехали в лес, он спустил Аликс с лошади.
   - А теперь ступай  и  спрячься  и  сиди  тихо,  пока  солнце  не  взойдет
достаточно  высоко.  Жди,  пока  другие  рабы  не  выйдут  по  делам,  тогда
возвращайся в свои стены...
   Она вздрогнула, когда  он  назвал  ее,  свободную  женщину,  рабыней,  но
кивнула и побежала в чащу леса.
   Полдень наступил очень не скоро, и, сидя  в  мрачном,  холодном  лесу,  в
разорванной одежде и без плаща, она только сейчас с ужасом поняла, что могло
случиться, окажись она в руках дворян. Воспитание, данное ей  священником  и
монахом, убедило ее в том, что знать не смеет всецело распоряжаться  другими
людьми. Ведь у нее было такое же право на мирную и счастливую жизнь и на то,
чтобы, сидя под деревом,  исполнять  свою  музыку.  Господь  никому  не  дал
власти, которая позволяла бы одному человеку отобрать у другого эти права.
   И час спустя ее все еще  распалял  гнев.  Конечно,  Аликс  понимала,  что
отчасти его причиной было прошлогоднее событие. Священник  договорился,  что
хор мальчиков и Аликс будут петь в личной часовне графа, отца  Пагнела.  Они
готовились несколько недель;  Аликс,  всегда  стремившаяся  к  совершенству,
доводила себя на репетициях до полного  изнеможения.  Когда  наконец  настал
день выступления, граф, этот стреноженный подагрой толстяк,  громко  заявил,
что ему нравятся женщины, на  которых  побольше  мяса,  и  велел  священнику
привести ее как-нибудь, когда она  сможет  ублаготворить  его  не  только  в
церкви. И ушел, не дождавшись конца службы.
   Когда солнце встало над головой, Аликс пробралась к опушке леса  и  долго
оглядывала окрестности, высматривая, нет ли  там  кого-нибудь,  похожего  на
дворянина. Потом Аликс осторожно пробралась к своей яблоне, -  впрочем,  она
уже не считала ее своей, так как теперь дерево будет вызывать слишком  много
отвратительных воспоминаний.
   Но здесь Аликс пережила величайшее потрясение.  От  цитры,  растоптанной,
наверное, копытами лошадей, остались только щепки. Неудержимые горячие слезы
гнева, ненависти, отчаяния  и  беспомощности  покатились  градом.  "Как  они
посмели?" - негодовала она, став на колени и  подбирая  деревянные  обломки.
Когда подол наполнился щепками, она поняла, что все это ни к чему,  и  стала
швырять щепки в дерево.
   Вытерев глаза и выпрямившись, она пошла в свой городок. На время ее  гнев
поутих, но в любое мгновение мог вырваться наружу.

Глава 2

   Большой зал в усадьбе был увешан яркими гобеленами, а на свободных местах
красовалось оружие различного образца. Тяжелая, массивная мебель вся была  в
ссадинах - следы ударов от секир и мечей.  За  большим  столом  сидели  трое
молодых людей. От недосыпания и обильной выпивки  под  глазами  у  них  были
круги.
   - А девчонка перехитрила тебя. Пагнел, - засмеялся один из них,  наполняя
кубок вином, которое брызнуло на грязный рукав. - Она тебя избила и исчезла,
как ведьма... ведьма она и есть. Ты же слышал, как она поет.  Это  голос  не
человека, а кого-то еще, кто хотел тебя завлечь, а когда ты сунулся... -  Он
замолчал, ударил кулаком о ладонь и громко захохотал.
   Пагнел поддел ногой кресло  говорившего,  и  оно  опрокинулось  вместе  с
насмешником.
   - Она - человеческое существо, - прорычал он, - хотя не стоит того, чтобы
я тратил на нее время.
   -  Хорошенькие  глазки,  -  сказал  другой.  -  А  голос!..  Ты,   верно,
рассчитывал, что, как только ты ткнешь в нее, она так завопит, что волосы  у
тебя на ногах завьются колечками?
   Водворяя кресло на место, первый собутыльник захохотал:
   - Слюнтяй! Я бы заставил ее спеть о том, как я ее ублажаю.
   - Перестаньте, вы оба, - зарычал Пагнел, осушая кубок. - Говорю вам,  это
обычное человеческое существо, ничего больше.
   Все замолчали. Но когда служанка шла через зал, Пагнел вдруг  схватил  за
руку и спросил:
   - В городке есть девушка, которая умеет петь. Это кто?
   Служанка, пытаясь освободиться от его жестокой, хватки, которая причиняла
ей боль, прошептала:
   - Аликс.
   - Прекрати дергаться! Или я кости  переломаю,  -  приказал  Пагнел.  -  А
теперь докладывай, где живет эта Аликс в твоем паршивом городишке.
   Час спустя, под покровом ночи, Пагнел и трое его сподвижников уже  стояли
под стенами Мортона, забрасывая острые стальные крюки на верх  стены.  После
третьей попытки два крюка наконец зацепились за  стену,  привязанные  к  ним
веревки спустились до самой земли. Гораздо менее уверенно, чем если  бы  они
проделывали это на трезвую голову,  трое  поднялись  по  веревке  до  верха,
сделали минутную передышку, прежде чем снова взяться за крюки и  веревки,  и
спустились в узкую улочку, пролегающую за тесно поставленными домами.
   Пагнел поднял руку, делая знак приятелям, чтобы они следовали за  ним,  а
сам, крадучись, направился к  домам,  рыская  взглядом  по  уличным  знакам,
висевшим на фасадах.
   - Ведьма! - сердито бормотал он. - Я им покажу, что она  смертна,  как  и
прочие. Дочь стряпчего, отребье.
   У дома Аликс он остановился, затем быстро скользнул к торцу,  к  запертым
на задвижку ставням. Один сильный удар, краткий треск, ставни  распахнулись.
- и Пагнел уже был внутри.
   Отец Аликс лежал наверху в спальне, крепко прижав руки к груди,  так  как
боли снова стали его беспокоить. Когда громыхнули ставни, он охнул, не  веря
ушам. В городке давно уже не было воровства.
   С помощью кремня и трута он зажег свечу и стал спускаться по лестнице.
   - Что вы, негодяи, себе позволяете? - громко и требовательно спросил  он,
в то время как Пагнел помогал приятелю влезть в окно.
   Это были его  последние  слова:  в  следующее  мгновение  Пагнел  схватил
старика за волосы и кинжалом  перерезал  ему  горло.  Даже  не  взглянув  на
безжизненно оседающее тело, он поспешил  к  окну.  Когда  все  его  спутники
влезли в дом, Пагнел стал подниматься по лестнице.
   После дневных испытаний Аликс мучила бессонница. Как только она закрывала
глаза, перед пей являлся Пагнел: Аликс ощущала смрад из его рта, чувствовала
язык. Она ухитрилась скрыть от  отца  то,  что  произошло.  Ей  не  хотелось
беспокоить его. Впервые в жизни ее мысли были заняты не  музыкой,  а  чем-то
другим.
   Она  была  так  встревожена,  что  сначала  не  услышала  шум  внизу,   и
насторожилась  только  тогда,  когда  услышала   сердитый   голос   отца   и
последовавший затем странный звук.
   - Грабители! - ойкнула она, откидывая шерстяное одеяло и соскочив на пол.
Быстро схватив платье, Она стала через голову натягивать его. Кому надо было
их грабить? Они настолько бедны, что взять у них нечего.  "Львиный  пояс!  -
подумала она. - Возможно, они прослышали о нем". Открыв небольшой встроенный
шкаф,  она  привычным  движением  приподняла  доску,   вынула   из   тайника
единственную ценную вещь, которая принадлежала  ей,  -  золотой  пояс,  -  и
застегнула его на талии.
   Шум в комнате отца испугал ее: она услышала чьи-то шаги, направлявшиеся к
ее комнате. Схватив Стул и тяжелый железный подсвечник,  она  притаилась  за
дверью и, стараясь не дышать, замерла в ожидании.
   Дверь на кожаных петлях стала медленно открываться и,  различив  во  тьме
голову незнакомца, Аликс изо всех сил ударила по ней подсвечником.
   Пагнел рухнул к ногам Аликс. Одно мгновение глаза его  были  открыты,  и,
прежде чем потерять сознание, он успел ее разглядеть.
   При виде этого дворянина в их маленьком домике Аликс снова охватил  ужас,
что она испытала днем. Это было не обычное ограбление,  а  где  отец?  Снова
послышались шаги, тяжелые, бухающие по лестнице, и Аликс пришла  в  себя.  В
отчаянии оглянувшись, она доняла, что единственный путь к спасению  -  окно.
Аликс нагнулась и выпрыгнула.
   Она шумно упала на землю и подкатилась  к  стене.  Одну  долгую  страшную
минуту она лежала оглушенная, не в состоянии перевести дух.  Однако  времени
валяться здесь, в грязи, пытаясь прийти в  себя,  у  нее  не  было.  Хромая,
чувствуя боль в боку и левой ноге, она заковыляла туда, где были  распахнуты
ставни.
   Конечно, луна - не лучший  источник  света,  однако  рядом  с  отцом  еще
теплилась свеча в опрокинутом подсвечнике, и Аликс ясно разглядела  то,  что
было: большую зияющую рану у него на горле.  Вокруг  его  головы  растеклась
лужа крови.
   Потрясенная, Аликс отпрянула от окна и заковыляла подальше от  дома.  Она
не чувствовала, как холод щипал ее руки, проникал  сквозь  грубую  шерстяную
ткань платья. Теперь ей было не до Пагнела и того, что  он  собирался-с  ней
сделать или что мог бы забрать из дома,  потому  что  он  уже  отнял  у  нее
главное - ее отца, единственного человека, который любил ее не  за  то,  что
она музыкантша, а просто потому, что любил, и который теперь был мертв. Чего
же больше? Что еще могли отнять у нее дворяне?
   Она брела не разбирая дороги и наконец  почти  рухнула  на  колени  перед
церковью. Крепко сложив ладони, она стала молиться за душу отца, чтобы  небо
приняло его милостиво, как он того заслуживал.
   Сказалась ли привычка  полностью  сосредоточиваться  на  чем-то  одном  -
следствие  ее  многолетних  занятий,  что,   возможно,   было   ее   большим
недостатком, - но, как бы то ни было, она совершенно не замечала поднявшейся
вокруг суматохи, не видела и не слышала треска пламени, пожиравшего ее дом и
безжизненное тело отца. Страх перед огнем внутри городских  стен  выгнал  из
домов городских жителей  и,  охваченные  ужасом,  они  не  замечали  хрупкую
фигурку Аликс, съежившуюся в проеме церковных дверей.
   С первым светом открыли ворота, а за ними уже ожидали шесть рыцарей графа
Уолденэмского. Огромные лошади топали по узким  улочкам,  пролегавшим  между
домами. Рыцари  продвигались  через  город  неспешно,  по-хозяйски  секирами
срубая вывески и коньки крыш, которые мешали им на пути. Глядя, как они едут
через их мирный городок-огромные, грозные, в надвинутых  шлемах,  -  женщины
хватали детей и прятали их подальше от опасных копыт.
   Рыцари  остановились  перед  тлеющими  развалинами  дома  Блэкиттов.   Их
предводитель,  вытащив  из  переметной  сумы  пергамент,  приколол   его   к
обгоревшей, но устоявшей балке. Не поднимая  шлема,  он  взглянул  с  высоты
своего рослого коня на испуганных  горожан.  Быстрым  движением  он  вскинул
копье и ловко пронзил им воющего пса, а  затем  бросил  мертвое  животное  в
угли.
   - Читайте и берегитесь! - рявкнул он так, что  городские  стены  ответили
эхом.
   Не  обращая  внимания  на  жителей,  рыцари  пришпорили  коней  и  тяжело
поскакали из города, теперь уже по противоположной  стороне  улицы,  и  тоже
круша все на своем пути, прежде чем выехали  в  ворота  и  исчезли,  оставив
позади себя перепуганных насмерть горожан.
   Прошло несколько минут, прежде чем люди пришли в себя и обратили внимание
на приколотый к балке пергамент. Священник вышел вперед. Чтение  потребовало
некоторого  времени,  и  горожане  стояли  молча.  Когда  священник  наконец
повернулся, он был бледен как мел.
   - Аликс, - начал он медленно. - Аликсандрия Блэкитт обвиняется  в  ереси,
колдовстве и воровстве.
   Гриф Уолденэм  утверждает,  что  девушка  использовала  свой  дьявольский
голос, чтобы  соблазнить  его  сына,  а  когда  он  допытался  противостоять
искушению, она стала кощунствовать. Видя, что он продолжает  сопротивляться,
она своими дьявольскими чарами обессилила его, а затем ограбила.
   Все замерли, словно пораженные  громом.  Голос  Аликс  -  орудие  сатаны?
Конечно, дар у нее необыкновенный,  однако,  вне  всякого  сомнения,  такими
способностями одарил ее Господь. Разве она не посвятила свой голос во  славу
Господню? Да, некоторые из ее  песен  не  напоминали  церковную  музыку,  и,
возможно...
   Все как один уставились на Аликс, проходящую через лужайку, отделявшую ее
дом от церкви; они видели, как она слегка споткнулась о кусок дерна, взрытый
копытами лошадей. С озадаченными лицами, а некоторые и сомневаясь,  горожане
расступились, давая ей дорогу. Аликс стояла неподвижно и молча, глядя на то,
что осталось от дома.
   - Пойдем, дитя мое, - быстро сказал священник, обняв се за плечи, и повел
к дому причта. Войдя, он стал очень быстро укладывать хлеб и сыр в  дорожную
сумку.
   - Аликс, ты должна уходить. - Но мой отец, - прошептала она.
   - Знаю, мы видели его тело в огне. Не терзай себя, ведь он был уже мертв,
когда начался пожар, и я отслужу двадцать пять  месс  за  упокой  его  души.
Теперь мы должны позаботиться о тебе. - Но тут он заметил, что  Аликс  почти
не слушает его, и как следует ее встряхнул:
   - Аликс! Ты должна выслушать меня!
   Как только глаза ее стали осмысленнее, он сказал, что ее хотят схватить.
   - За тебя, мертвую или живую, обещана награда.
   - Награда? - прошептала она. - И столько же я стою?
   - Аликс, ты очень многого стоишь, но ты чем-то разгневала  графа..  Я  не
сказал о награде, но скоро о ней узнают, и не все встанут  на  твою  защиту.
Какой-нибудь алчный трус с радостью выдаст тебя, чтобы получить обещанное.
   - Ну и пусть! Я невиновна, и король... Священник, который укутывал  ее  в
толстый и длинный плащ, рассмеялся:
   - Тебя непременно признают виновной, и самое лучшее,  на  что  ты  можешь
надеяться,  -  это  виселица.  А  теперь  беги  и  подожди  меня  на  опушке
Королевского леса. Вечером я  приду  за  тобой  и,  надеюсь,  у  меня  будет
подходящий план. Иди, Аликс, и поскорее. Постарайся лишний раз не попадаться
никому на глаза. Я обязательно приду вечером  и  принесу  инструмент  и  еще
немного пищи. Надеюсь, мы найдем способ, как тебе заработать на пропитание.
   Прежде чем Аликс успела  что-либо  сказать  в  ответ,  она  оказалась  за
дверью, на плече у нее висела  сумка  с  едой,  а  руками  она  придерживала
длинный  плащ.  Аликс  поспешно  направилась  к  воротам,  даже  не  пытаясь
прятаться, однако горожане все еще оставались возле руин ее  дома,  и  Аликс
никто не заметил.
   Оказавшись в лесу, она села  в  изнеможении,  охваченная  горем  и  не  в
состоянии осознать того, что произошло за последние несколько  часов.  Долго
образ погибшего  отца  неподвижно  стоял  перед  ее  мысленным  взором.  Она
вспоминала, как они жили и как он  заботился  о  ней.  Наконец,  после  ночи
молитв и страшного рассвета, Аликс начала плакать,  и  плакала  долго-долго.
Закутав голову плащом и скорчившись в маленький комок, она дала волю  своему
горю. Прошло немало времени, и тело потребовало отдыха. Аликс  заснула,  все
еще всхлипывая и закутавшись в плащ.
   Она проснулась, когда солнце клонилось к закату: все тело  ломило,  левая
нога, после прыжка из  окна,  болела,  в  голове  стучало.  Осторожно  Аликс
выглянула из-под плаща - и тут  же  увидела  сидящего  недалеко  от  нее  на
поваленном дереве человека.  Испуганно  охнув,  Аликс  огляделась,  куда  бы
скрыться.
   - От меня бежать не надо, - сказал ласково человек, и она  узнала  голос.
Это был слуга Пагнела, тот самый, что помог ей вчера спрятаться от дворян.
   - Ты, наверное, пришел за наградой? - спросила она с насмешкой.  -  Но  я
ведь могу рассказать, как ты давеча помог мне. Не думаю, что твоему  хозяину
это понравится.
   К ее удивлению, мужчина ухмыльнулся.
   - Не бойся,  дитя,  -  ответил  он.  -  Мы  с  твоим  священником  хорошо
потолковали, пока ты спала,  и  набросали  план,  как  тебя  выручить.  Если
соизволишь выслушать меня, то, думаю, нам удастся спрятать  тебя  достаточно
надежно, так что никто не сможет тебя найти.
   Коротко кивнув, она взглянула на него с ожиданием. По мере  того  как  он
объяснял свой план, глаза Аликс расширялись от ужаса, страха и от волнующего
предвкушения приключений.
   У слуги был брат, который в свое время Служил солдатом у короля,  но  так
как он имел несчастье уцелеть во всех войнах, то дотянул до старости  и  его
выгнали со службы без всяких средств к существованию. Два года он  скитался,
почти умирая от голода, пока не наткнулся на банду разбойников,  неудачников
и бродяг, которые обосновались на житье в большом лесу к северу от Мортона.
   С минуту Аликс сидела молча, потом недоверчиво спросила:
   - И вы хотите, чтобы я примкнула к этой шайке? Потому что я  теперь  тоже
преступница?
   Слуга  понял  ее  гнев.  Священник  не  скупился  на  похвалы,   описывая
достоинства девушки.
   И да, и нет, - ответил он. - Такая молоденькая девушка, как ты, не  может
жить в безопасности среди разбойников. Однако теперь у них есть предводитель
и между ними установились в некоторой! степени христианские отношения и даже
кое-какой порядок. Однако малышка вроде тебя там долго не протянет.
   Аликс слегка улыбнулась и с облегчением вздохнула.
   - Иначе - имей в виду, -  продолжал  он,  -  сейчас  все,  не  колеблясь,
выдадут тебя графу за награду.
   - Но я умею петь. Может быть, кто-нибудь нанял бы меня.
   Подняв руку, он перебил Аликс:
   - Только дворянам дозволено иметь собственных музыкантов или, может быть,
некоторым  богатым  купцам,  но,  опять  же,  ты  -  одинокая,   беззащитная
девушка...
   Удрученная, Аликс сгорбилась. Где же ей искать спасения?
   Слуга отметил, что Аликс вполне поняла, как трудно ей будет спрятаться, и
стал быстро излагать свой план:
   - Если  ты  переоденешься  мальчиком,  то  сможешь  скрываться  вместе  с
бродягами. Надо лишь подстричь волосы,  переодеться  и,  может,  забинтовать
грудь, и сойдешь за юношу. Священник говорит, что ты умеешь  изменять  голос
по собственному усмотрению. А внешне ты смахиваешь  и  на  мальчишку,  и  на
девчонку.
   Аликс не знала, плакать или смеяться. И то правда,  она  не  классическая
красавица, с полными губами и большими голубыми глазами, но ей  хотелось  бы
думать, что...
   - Ну-ну, - ухмыльнулся слуга, - нечего огорчаться. Когда  подрастешь,  то
располнеешь и станешь красавицей, как настоящая леди.
   - Мне уже двадцать лет! - сказала она, сощурившись.
   Слуга в смущении откашлялся:
   - Ну и скажи спасибо, что так выглядишь. А  сейчас  пора  приниматься  за
дело, уже смеркается. Я принес кое-какую мальчишескую одежонку, так что, как
только переоденешься, тронемся в путь. Мне нужно вернуться, прежде чем  меня
хватятся. Граф любит знать, где обретаются его слуги.
   Мысль о том, что из-за нее ему может грозить опасность,  заставила  Аликс
двигаться  быстрее.  Она  взяла  протянутый  сверток  и  в  одно   мгновенье
спряталась за деревьями. В считанные секунды  она  сбросила  свое  платье  и
белье, однако мальчишеские  одеяния  были  ей  в  диковинку.  Плотной  вязки
штаны-чулки доходили до талии, и она  надежно  затянула  их.  Взяв  полотно,
Аликс постаралась сдержать вздох разочарования, когда поняла, что  ей  почти
нечего перевязывать. Потом настала  очередь  полотняной  рубашки,  тонкой  и
мягкой, за ней - тяжелой шерстяной рубахи  с  широкими  рукавами,  и  поверх
всего этого она надела длинный дублет из жесткой, плотно  связанной  шерсти.
Дублет спускался ниже бедер и был красиво вышит золотой нитью.  Еще  никогда
такая богатая одежда  не  касалась  ее  кожи,  и  Аликс  почувствовала,  как
постепенно переставали саднить места, натертые платьем из  грубой  шерстяной
ткани. "А как удобна эта мальчишеская одежда!" - подумала Аликс, подскакивая
то на одной, то на другой ноге.
   Натянув сапожки, доходившие до колен, и зашнуровав их до щиколоток, Аликс
взяла из груды старой одежды свой золотой пояс и надела на талию, под дублет
и шерстяную рубаху. Кончив одеваться и  завязав  на  талии  вышитый  длинный
кушак, она вышла к слуге.
   - Хорошо!  -  похвалил  он,  поворачивая  и  внимательно  осматривая  ее.
Взглянув на ее ноги, он нахмурился: они были гораздо красивее, чем бывают  у
мальчишек. - А теперь займемся волосами. - И он  достал  ножницы  из  сумки,
висевшей у него на боку.
   Аликс отступила назад, схватившись рукой за длинные прямые пряди. Она  не
стригла волосы ни разу в жизни.
   - Ну давай же, - поторапливал человек. -  Становится  поздно.  Это