том, что Николас исчез, еще можно  найти,  но  куда  же  делась  его
одежда или вещи, которые он покупал для нее? Она  поднесла  руку  к  сердцу,
потом расстегнула блузку: и брошь, та самая, дивной работы, золотая брошь  с
жемчужной подвеской, тоже исчезла!
   После этого Дуглесс уже перестала что-либо  понимать.  Она  перерыла  всю
комнату, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что осталось после него. Исчез  и
подаренный им перстень с изумрудом, и та записка, которую он когда-то  сунул
ей под дверь. Она открыла свою тетрадку: однажды Николас  что-то  написал  в
нее своим странным почерком, но теперь страницы эти были совершенно чистыми!
   - Ну же, Дуглесс, давай, думай! - призывала она себя. Ну, должны же  были
остаться после него хоть какие-то следы! В кладовке  лежали  книги,  которые
они вместе покупали, и на КАЖДОЙ Николас тогда  начертал  свою  фамилию,  но
сейчас и гам не было ничего!
   Ничего, абсолютно ничего от него не осталось! Она даже стала  осматривать
собственную одежду, надеясь найти на ней его темные волосы. Нет - все чисто!
   Тут она увидела свою ночную рубашку из красного шелка, ту самую,  которую
Николас, сдирая с нее, порвал, но, увидев, что и  ночнушка  цела-целехонька,
Дуглесс пришла в бешенство.
   - Да нет же! - яростно воскликнула она, стискивая зубы.  -  Ну,  быть  не
может, чтобы его окончательно и бесповоротно набрали от меня!
   Ведь есть  же  еще  люди!  -  подумала  она.  Если  не  осталось  никаких
физических свидетельств его пребывания тут, так ведь на  свете  полным-полно
людей,  которые  вспомнят  его!  Если  этот  глуповатый   старый   священник
неспособен его вспомнить, - это вовсе не означает,  что  и  другие  люди  не
помнят о нем!
   И, схватив свою сумочку, она выскочила из гостиницы.
   Дуглесс медленно-медленно отворила дверь  в  свой  номер,  боясь  увидеть
комнату пустой. Она была в полном изнеможении, но  разум  ее,  к  несчастью,
функционировал.
   Она опустилась на краешек постели, а потом легла. Было  уже  поздно,  она
ничего не ела, но голода не чувствовала. Глаза щипало, будто  от  песка,  но
слез не было, и она неподвижно лежала, уставясь на край полога.
   Никто здесь не помнил Николаса!
   У торговца монетами не было никаких средневековых монет, и он  вообще  не
мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь Николаса или ее, Дуглесс. Не  помнил
он и о том, как разглядывал одежду на Николасе, и утверждал, что никогда  не
видел никаких серебряных или золотых доспехов. Продавец из магазина готового
платья совершенно не помнил того,  как  Николас  наставлял  на  него  шпагу.
Библиотекарь сообщила, что видела, как Дуглесс меняла книги, но рядом с  ней
никого не было. Дантист заявил,  что  никогда  в  жизни  не  видел  никакого
мужчины с характерными дужками на зубах и со сломанной челюстью. А  рентгена
у него вообще нет! И ни  один  человек  из  посетителей  паба  или  кафе  не
вспомнил, что видел Николаса, но все они помнили Дуглесс и помнили, что  она
находила  туда  одна!  В  конторе,  где  давали  напрокат   велосипеды,   ей
продемонстрировали копию  квитанции,  в  которой  было  отмечено,  что  она,
Дуглесс, брала напрокат только один велосипед.  А  приятная  хозяйка  из  их
гостиницы сказала, что не помнит никакого Николаса и что с тех пор, как умер
ее муж, никто у них не играл на пианино!
   Словно  одержимая,  Дуглесс  бродила  по  всем  местам,  где  побывала  с
Николасом, и расспрашивала о нем всех, кто мог бы  его  видеть:  туристов  в
кафе, местных жителей на улицах, продавцов в магазинах...
   Нет, нигде ничего, ничего, ничего!
   Усталая и потрясенная всем случившимся, Дуглесс вернулась в  гостиницу  и
рухнула на постель. Она не решалась уснуть. Еще  только  прошлой  ночью  она
проснулась от кошмарного сна, будто утратила Николаса. Он  тогда  обнял  ее,
ласково посмеялся над ее сном и сказал, что всегда будет с нею! И он  сжимал
ее в объятиях!
   Да, это было прошлой ночью, всего лишь прошлой ночью, - думала она. Тогда
он ее обнимал и любил, а сегодня его уже нет! И даже память о нем  в  других
людях исчезла вместе с его телом и одеждами!
   Конечно, во всем виновата она! Ведь он оставался с нею до тех  пор,  пока
они не занялись любовью. Стоило ему коснуться ее,  и  он  ушел!  Не  утешала
мысль о том, что она оказалась права: он явился в этот мир, чтобы любить ее,
а вовсе не ради торжества справедливости! Он  оставался  здесь,  даже  когда
выяснил, кто его оклеветал, но исчез в веках после того,  как  они  занялись
любовью.
   Она прижала руки к груди. Да, он ушел, и это необратимо, как сама смерть.
Разница в том, что ее не могут утешить люди, которые помнили и любили его!
   Когда зазвонил телефон, стоявший на прикроватном  столике,  она  даже  не
услышала его. Только на пятом звонке сняла трубку:
   - Алло?
   - Послушай, Дуглесс, - донесся до нее резкий и сердитый голос Роберта,  -
надеюсь, ты покончила со своими истериками?
   Чувствуя себя слишком опустошенной и подавленной, чтобы вступать с ним  в
перепалку, она спросила:
   - Что тебе нужно?
   - Разумеется, браслет! - отозвался Роберт. - Но может, ты не в силах  его
отыскать, так сильно сжимает тебя в объятиях твой мальчик-любовник.
   - Что? - переспросила Дуглесс, а потом закричала:
   - Что-что ты сказал?! Так ты видел его? Видел Николаса?!  А,  ну  конечно
же, ты его видел! Ведь это он спустил тебя с лестницы!
   - Послушай, Дуглесс, ты что, не в  себе?!  Никто  и  никогда  не  пытался
спустить меня с лестницы, и я любому  не  посоветовал  бы  этого  делать!  -
воскликнул Роберт и, вздохнув, добавил:
   - Ты просто толкаешь меня на безумство! Я хочу получить браслет!
   - Да-да, разумеется, - поспешно проговорила она, - но скажи, что ты  имел
в виду, когда упомянул "мальчика-любовника"?
   - Ой, ну у меня просто времени нет повторять тут всякую...
   - Вот что, Роберт, - спокойно  заявила  Дуглесс,  -  либо  ты  тотчас  же
ответишь мне, либо я спущу твой браслетик в унитаз, не думаю, что  ты  успел
его застраховать!
   В трубке помолчали, потом она услышала:
   - Что ж, выходит, я был прав, что бросил тебя! Ты же чокнутая!  И  ничего
нет удивительного в том, что твоя семейка не разрешает тебе  воспользоваться
своей долей наследства, пока тебе не исполнится тридцать пять! Я бы лично не
стал возиться с тобою так долго!
   - Ну, хватит, я пошла в туалет! - заявила Дуглесс.
   - Хорошо-хорошо, - отозвался Роберт. - Но  довольно-таки  трудно  понять,
что ты молола тогда, в тот вечер: ты была в  истерике  и  все  твердила  про
какую-то  работу.  Что,  мол,  ты  подрядилась  помогать   какому-то   парню
переписать историю! Насколько я помню, это все!
   Ага: переписать историю! -  мысленно  воскликнула  Дуглесс.  -  Так  вот,
значит, зачем являлся сюда Николас: историю переписать!
   - Эй, Дуглесс! Послушай же, Дуглесс! - кричал Роберт, но она уже положила
трубку на рычаг.
   Итак, когда Николас явился сюда, ему грозила смертная казнь.  И  то,  что
они с ним узнали, наверняка спасло его от  смерти!  Она  вытащила  из  шкафа
большую дорожную сумку с колесиками и принялась набивать ее своими тряпками.
Закрывая дверцу шкафа, она глянула в зеркало и непроизвольно поднесла руку к
горлу. Отсечение головы! Сегодня,  конечно,  мы  об  этом  просто  в  книгах
читаем: кто-то, мол, поднялся на помост, а кто-то  рубанул  его  топором  по
шее! - размышляла она. - Но  мы  не  представляем  себе  по-настоящему,  что
именно это значило!
   - Да, от этого мы тебя уберегли! - прошептала она. Уложив  вещи,  Дуглесс
уселась в кресло и стала ждать наступления утра.  Завтра  она  отправится  в
поместья, принадлежавшие Николасу, и узнает о том, как им  удалось  изменить
ход истории! И,  быть  может,  когда  она  услышит,  что  Николас  дожил  до
преклонных лет и многое совершил, это ей  поможет  и  она  почувствует  себя
лучше! Она откинулась в кресле и вытаращилась на постель, не решаясь смежить
веки, ибо страшилась снов, которые могла бы увидеть.

***

   Первым же утренним поездом Дуглесс выехала из Эшбертона и появилась перед
замком Беллвуд еще до открытия ворот. Усевшись прямо на  траву,  она  ждала,
стараясь ни о чем не думать.
   Когда ворота распахнулись, она купила билет  в  первую  же  экскурсионную
группу. Ее печаль чуть-чуть утихла при мысли о том, сколь много для Николаса
значило его доброе имя. Он не мог смириться с тем, что его сделали  объектом
для всеобщих насмешек, и теперь она немного утешится, когда услышит, как ему
удалось изменить ход истории!
   Экскурсоводом была та  же  дама,  которая  вела  их  по  замку  в  первое
посещение, и Дуглесс улыбнулась, вспомнив  о  том,  как  Николас  без  конца
открывал и закрывал поставленную на охрану дверь.
   Она не слишком была внимательна во время  первой  части  экскурсии  и  не
очень слушала экскурсовода. Она просто разглядывала стены и мебель в залах и
размышляла над тем, во что именно сделал свой вклад Николас.
   - Ну, а теперь мы пройдем в самую  популярную  у  наших  гостей  залу!  -
сообщила экскурсовод,  и  в  тоне  ее  голоса  чувствовалось  то  же  глупое
самодовольство, что и прежде.
   Теперь уже Дуглесс со  всем  вниманием  слушала  гида,  но  что-то  в  ее
интонациях настораживало: разве и теперь ведущему  экскурсию  не  полагалось
проявлять большее почтение к Стэффордам?!
   - Перед  вами  -  личные  покои  лорда  Николаса  Стэффорда,  -  сообщила
экскурсовод, - а он, как бы это  сказать  попристойнее,  был  в  свое  время
известным повесой!
   Народ, жаждавший услышать побольше о похождениях славного графа,  повалил
вперед, а  Дуглесс  так  и  застыла  на  месте.  Но  ведь  все  должно  было
перемениться! Ведь отправляясь обратно,  Николас  намеревался  изменить  ход
истории! Правда, Дуглесс как-то сама ему  сказала,  что  историю  переменить
невозможно! Неужто она была права - страшно, непоправимо права?!
   Раздавая  направо  и  налево   решительные   "извините   меня",   Дуглесс
протиснулась в передний ряд экскурсантов. Рассказ дамы-экскурсовода был  все
тем же - слово в слово! Опять та распространялась на тему о том, сколь падки
были  тогдашние  леди  на  чары   Николаса   и   вновь   пересказывала   эту
отвратительную байку насчет Арабеллы и стола!
   У Дуглесс было огромное желание зажать уши руками.  То  жители  Эшбертона
никак не могли вспомнить Николаса, то теперь, как выясняется, и  история  не
меняла курса! Все это заставляет ее усомниться в реальности  случившегося  с
ней. А может, она и вправду чокнутая,  как  сказал  Роберт?!  Ведь  когда  в
Эшбертоне она со всем пылом расспрашивала  местных  жителей,  видели  ли  те
Николаса, они таращились на нее как на безумную!
   - Увы! -  заключила  тем  временем  дама-экскурсовод.  -  Наш  несчастный
обворожительный Ник был казнен за измену девятого  сентября  тысяча  пятьсот
шестьдесят четвертого года. Ну, а теперь пройдем  дальше  и  осмотрим  южную
гостиную!
   Дуглесс упрямо  тряхнула  головой:  так,  говорите,  казнен?!  Да  ничего
подобного: Николаса нашли мертвым, распростертым  над  письмом,  которое  он
писал матери!
   И Дуглесс опять протиснулась  вперед,  поближе  к  экскурсоводу,  которая
окинула ее презрительным взглядом.
   -  А,  так  это  вы  -  любительница  открывать  двери,   -   проговорила
дама-экскурсовод.
   - Не открывала я никакой  двери,  это  Ни...  -  начала  было  Дуглесс  и
осеклась: ведь если дама помнит, что именно  она,  Дуглесс,  а  не  Николас,
открывала и закрывала охраняемую дверь, то, наверное, объяснять ей  что-либо
бесполезно!
   - Вы сказали, - продолжила тем не менее Дуглесс, -  что  лорда  Стэффорда
казнили. Однако я слышала, что за три дня до казни лорд Стэффорд был  найден
мертвым - он упал без чувств над письмом, которое писал матери!
   - Да ничего подобного! -  с  горячностью  возразила  экскурсовод.  -  Его
приговорили к смерти, и  приговор  был  приведен  в  исполнение  без  всякой
отсрочки! А теперь, с вашего разрешения, я должна вести группу дальше!
   Дуглесс постояла в зале  еще  немного,  глядя  на  портрет  Николаса  над
камином. "Казнен? Обезглавлен?!" - да нет, что-то не так, абсолютно не так!
   Повернувшись, она пошла прочь к выходу из замка и немного  задержалась  у
двери с надписью "Вход воспрещен". Там, за дверью, если  миновать  несколько
коридоров, должна быть комната с потайным шкафчиком и шкатулкой из  слоновой
кости в нем. Интересно, сумела, бы она отыскать ее? И Дуглесс положила  руку
на головку дверной ручки.
   - На вашем месте я не стала бы этого делать! - произнес  чей-то  голос  у
нее за спиной.
   Обернувшись, Дуглесс увидела, что это одна из гидов, и выражение  лица  у
нее очень недружелюбное.
   - Несколько дней тому назад кто-то из экскурсантов проник туда - так  что
нам пришлось вставить в дверь замок и взять ее под охрану, - сообщила гид.
   - Да?! - пробормотала Дуглесс. - Я подумала, что там  комната  отдыха.  -
Повернувшись, она пошла к дверям и, выйдя во двор, покинула замок.  Стоявшие
кучкой у ворот экскурсоводы при этом осуждающе глядели на  нее,  потому  что
она вновь вышла через калитку с надписью "Вход".
   Пройдя в магазин сувениров, Дуглесс осведомилась, можно ли у  них  купить
хоть какую-нибудь книжку о Николасе Стэффорде.
   - О нем кое-что написано в туристском справочнике, а больше нигде  ничего
и нет: он  прожил  на  свете  не  слишком-то  много,  чтобы  успеть  сделать
что-нибудь путное! - ответила ей продавщица, сидевшая за кассой.
   Дуглесс спросила еще, не получали ли они открыток с портретом Николаса, и
узнала, что не получали. Приобретя справочник для  туристов,  она  прошла  в
парк. На том же месте, где когда-то они чаевничали с Николасом в тот  дивный
день, когда он подарил ей брошь, она принялась читать справочник.
   В толстой, богато иллюстрированной книге Николасу был отведен  лишь  один
короткий абзац, и там сообщалось о его похождении с женщинами и о  том,  как
он собрал войско и был за это казнен.
   Дуглесс прислонилась спиной к стволу дерева. Значит, и знание  того,  кто
именно оклеветал его, Николасу не помогло! Он не сумел  убедить  королеву  в
своей невиновности! Не сумел, стало быть, уничтожить и тот дурацкий дневник,
написанный отвратительным коротышкой слугой, который на все последующие века
очернил доброе имя Николаса! И, кроме всего  прочего,  похоже,  никто  и  не
подумал усомниться в вине Николаса! Сколь ни краток был этот справочник  для
туристов, но и в нем Николас  рисовался  лишь  как  властолюбивый  маньяк  и
бабник! И все туристы  посмеивались,  когда  гид  рассказывала  о  том,  что
Николаса казнили!
   Прикрыв глаза, Дуглесс представила себе прекрасного, гордого, дорогого ее
Николаса, поднимающегося по ступенькам широкого эшафота.  Неужели  все  было
как в кино - какой-то мускулистый мужчина, одетый в черную  кожаную  куртку,
вскидывал над головой страшный даже на вид топор?!
   Глаза ее широко раскрылись. Нет,  об  этом  она  просто  не  в  состоянии
думать! Она не  могла  представить  себе,  как  прекрасная  голова  Николаса
катится по деревянному помосту эшафота!
   Постояв, она подхватила  сумку,  вышла  за  пределы  территории  замка  и
прошагала пару миль до ближайшей железнодорожной  станции.  Там  она  купила
билет до Торнвика: быть может, в торнвикской библиотеке, в их коллекции книг
о Стэффордах, она сумеет хоть что-то прояснить для себя?!
   Библиотекарша в Торнвике приветствовала ее возвращение, но  на  расспросы
Дуглесс заверила, что никогда  не  видела  Дуглесс  в  обществе  какого-либо
мужчины. Утратив бодрость духа,  Дуглесс  прошла  к  стеллажу  с  книгами  о
Стэффордах и принялась  их  проглядывать.  Во  всех  без  исключения  книгах
сообщалось о казни Николаса, и нигде даже не упоминалось о том, что он  умер
еще до казни и существовали подозрения  на  отравление.  В  каждой  из  книг
Николас описывался в осуждающих тонах: "Граф, у которого была дурная слава",
"Прожигатель жизни", "Человек, у которого было все и который растратил все"!
   Когда библиотекарь сообщила,  что  они  закрываются,  Дуглесс  захлопнула
книгу и встала. В голове у нее все кружилось, она покачнулась  и  ухватилась
за стол.
   - С вами все в порядке? - спросила библиотекарша.
   Дуглесс удивленно на нее поглядела. Мужчине, которого она любила,  только
что отрубили голову! Нет, разумеется, с ней далеко не "все в порядке"!
   - Да, все хорошо, - пробормотала Дуглесс. - Просто я устала и,  возможно,
немного голодна. - Слабо улыбнувшись, она вышла из библиотеки.
   Какое-то время Дуглесс постояла во дворе, соображая, что  надо  бы  найти
для себя комнату и,  быть  может,  даже  поесть,  но  все  это  казалось  ей
несущественным.  Вновь  и  вновь  перед   глазами   ее   возникал   Николас,
поднимающийся по ступенькам, чтобы встретиться со своим палачом.  Интересно,
а руки ему связали за спиной? А священника к нему допустили?  Впрочем,  нет,
конечно: ко времени возвращения Николаса  Генрих  Восьмой  уже  окончательно
уничтожил католичество в стране!
   Присев на чугунную скамью, Дуглесс опустила голову на  руки.  Значит,  он
являлся к ней, любил ее и покинул! И ради чего? Выходит,  он  вернулся  лишь
ради эшафота и окровавленного топора?!
   - Ой, Дуглесс! Вы ли это?
   Подняв голову, она увидела стоявшего рядом с ней Ли Нолмана.
   - Я так и подумал, что это должны быть вы: ни у кого  другого  нет  волос
такого цвета! А я считал, что вы уехали из городка! - сообщил Ли.
   Она хотела было встать, но бессильно откинулась на спинку скамьи.
   - С вами все в порядке? - спросил он. - Выглядите вы ужасно!
   - Пустяки, - отозвалась она. -  Просто  устала  немного.  Он  внимательно
посмотрел на нее: круги под глазами, сероватые тени на щеках.
   - И еще, насколько я могу понять, вы голодны, - заметил он и, взвалив  на
плечо ее сумку, взял ее под руку - Пошли, тут за  углом  -  паб.  Давайте-ка
перекусим малость!
   Дуглесс позволила ему увести себя. Разве ей теперь важно, что может с нею
случиться?!
   В пабе он отвел ее в отдельный  кабинет,  заказал  пару  бутылок  пива  и
кое-что из снеди. Стоило Дуглесс сделать единственный глоток, и  пиво  сразу
ударило в голову. Только сейчас она поняла, что ничего не ела со  вчерашнего
дня, с того времени, когда они с Николасом, позавтракав, занимались  любовью
прямо на полу!
   - Ну, так что же вы делали с тех пор, как на  прошлой  неделе  уехали  из
Торнвика? - спросил Ли.
   - Мы с  Николасом  поехали  в  Эшбертон,  -  ответила  она  и  пристально
поглядела на него.
   - Значит, вы кого-то повстречали, да? - полюбопытствовал Ли.
   - Верно, повстречала, - шепотом ответила она. - Ну, а вы как?
   Улыбаясь улыбкой Чеширского Кота, как если бы  ему  было  известно  нечто
необыкновенно важное, Ли сообщил:
   - На следующий же день после вашего отъезда лорд  Хэарвуд  велел  рабочим
починить стену в кабинете леди Маргарет Стэффорд, и, догадайтесь-ка  только,
что мы там нашли?
   - Крыс, наверное, - отозвалась Дуглесс, уже более ни о чем не заботясь.
   Перегнувшись к ней через стол, Ли заговорщическим тоном сказал:
   - Мы там обнаружили маленькую железную шкатулочку, а в ней - записки леди
Маргарет, излагающие подлинную историю того, почему казнили лорда  Николаса.
И я уверяю вас,  Дуглесс;  то,  что  содержится  в  этих  записках,  поможет
подтвердить и доказать мою безупречную репутацию как историка! Это означает,
что раскрыта тайна, которой уже четыре сотни лет!
   Дуглесс в ее горе потребовалось некоторое время, чтобы полностью осознать
смысл сказанного Ли.
   - Ну же, расскажите мне! - прошептала она. Но Ли,  откинувшись  спиной  к
стенке, ответил:
   - Ох нет, и не просите! Вы выпытали у меня имя Роберта Сидни,  но  это  -
нет! Придется вам дождаться выхода моей книги!
   Дуглесс хотела что-то сказать, но тут появилась  официантка  с  подносом.
Дуглесс даже не взглянула на  картофельную  запеканку  с  мясом.  Когда  они
остались одни, она пере