щита, и вы мне за эту защиту платите. Для вас я что-то вроде
телохранителя. Когда сестра уедет из страны, мы пожмем друг другу  руки,
разорвем отношения, и всему этому придет конец. Согласны?
   - Конечно, - спокойно сказала она; ее глаза глядели ясно, без  всяких
эмоций.
   - Сейчас, если вы не возражаете, я собираюсь спать. День был длинным.
   При этих словах глаза у нее расширились настолько, что  он  понял,  о
чем она думает.
   Не зная точно, почему так рассердился, он схватил две дорожные сумки,
плюхнул их в центр постели, соорудив таким образом  своего  рода  стену.
Может быть, его гнев был вызван тем фактом, что он ни разу не ссорился с
женщинами, а сейчас внезапно эта крошка-мышка ведет себя так,  будто  он
превратился в сатира, в нечто подлое и омерзительное. Он ей  так  сильно
не нравился, что она даже неохотно протянула ему через стол руку.
   - Вот так, - сказал  он  противным  голосом,  кивнув  на  разделенную
постель. - Это соответствует вашему  представлению  о  приличиях?  Я  не
знаю, почему вы так настаиваете на том, что я лишаю невинности  отчаянно
сопротивляющихся девственниц, но, смею вас заверить, - я не таков.
   - Я не имела в виду... - начала было она, но он ее оборвал.
   - Сейчас ложимся. Я  вам  не  буду  надоедать,  так  что  перестаньте
смотреть так озабоченно.
   - Я не беспокоюсь, - тихо ответила она, потом перешла за  хорошенькую
маленькую  ширму,  которая  стояла  в  углу  позади  кровати   и   стала
переодеваться. Ровена потолковала с Дори наедине после  того,  как  Коул
объявил, что он и Дори поженятся. Ровена наговорила массу чепухи о  том,
что бояться не нужно, и сказала Дори, что для ее же блага нужно  уверить
мистера Хантера в том, будто он очень сообразительный.  "Это  важно  для
мужчины, - сказала Ровена, - для мужчины это необходимо". Дори не  имела
понятия, о чем толковала сестра.
   - Проклятье! -  услышала  она  голос  Коула,  потом  слабое  звяканье
оторванной пуговицы, ударившейся о фарфоровую раковину.
   Осторожно выглянув из-за ширмы,  она  увидела  нахмурившегося  Коула,
сосредоточенно пытающегося раздеться,  что  с  его  рукой  сделать  было
весьма затруднительно.  "Герой,  -  подумала  она,  -  человек,  который
никогда не просит о помощи".
   Одетая в ослепительно белую ночную сорочку, которая закрывала  ее  от
шеи до пальцев ног, она, обойдя  ширму,  подошла  к  нему.  Тут  же  она
поняла, что он имел в виду, говоря  ей,  что  определенно  не  может  ее
раздеть,  но  здесь  наконец  Дори  чувствовала  себя  компетентной.   В
последний год жизни ее отец был инвалидом, и ей единственной он позволял
за собой ухаживать. Она привыкла одевать и раздевать мужчину.
   - Так, позвольте мне, - сказала она  деловым  тоном  и  за  считанные
минуты освободила Коула от верхней одежды. Она не подозревала,  что  он,
глядя на нее сверху, улыбался в изумлении и с некоторым недоверием.
   Она также не подозревала, с каким выражением он смотрел на ее  густые
волосы, заплетенные в невинную  косу.  В  течение  дня  ее  волосы  были
стянуты в  тугой  узел,  ни  единой  прядки  не  выбивалось  из  гладкой
прически. Но сейчас волосы выглядели  мягкими  и  немного  вились  около
лица.  И  странно,  что  и  ее  чопорная  ночная  сорочка   была   очень
провоцирующая. Он привык видеть женщин в черных или красных кружевах,  а
не в чистом, сияющем, девственно белом. Увидев ее полностью скрытой  под
одеждой,  он  захотел  узнать,  что  там  еще,  кроме  того,  что  можно
разглядеть через шелк.
   Когда он остался в нижнем белье, она откинула покрывало на кровати  и
почти толкнула его на постель. Потом, как будто проделывала  это  тысячи
раз, подоткнула одеяло вокруг него, быстро чмокнула в лоб,  повернулась,
задула лампу у кровати и пошла к двери.
   Она уже взялась за дверную ручку, когда опомнилась - где  она  и  что
только что делала. С изумлением на лице, она повернулась. Коул, подложив
под голову здоровую руку, усмехался над ней с удовольствием.
   Неожиданно они оба расхохотались.
   - А будет  мне  рассказ  на  ночь?  -  спросил  Коул,  заставив  Дори
покраснеть от смущения.
   - Мой отец... - начала она объяснять, но потом засмеялась и сказала:
   - А какую историю вы хотели бы услышать? О банковских грабителях  или
о картежных секретах в полдень?
   - В ней будут фигурировать мои друзья? Она еще веселее захохотала.
   - Если речь пойдет о преступниках, то непременно о ваших друзьях, так
что ли?
   Он хмуро улыбнулся:
   - Вы так сказали это, будто если меня посадят в тюрьму, то это  будет
воссоединение семьи.
   - Подозреваю, что если вы когда-нибудь даже и заглядывали в  церковь,
то не дальше кладбища, - отозвалась она.
   Она хотела пошутить, но шутка вышла неудачной, потому что в том,  что
она сказала, было много истины. Ни она, ни Коул, не хотели  думать,  как
близко к смерти он жил.
   С ее стороны постели горела лампа.  Лишь  подойдя  к  своей  половине
постели, она полностью осознала, что находится не в  родительском  доме,
что мужчина - не  отец-инвалид.  Даже  не  взглянув  на  тяжелые  сумки,
которыми он разделил  постель,  она  откинула  одеяло,  задула  лампу  и
нырнула в постель - спиной к нему. Через некоторое время она спросила:
   - Ваши родители - приятные люди?
   - Нет. - Он помедлил. - А как ваши? Любили ли вы этого тирана, вашего
отца?
   -  Никогда  об  этом  не  размышляла.  Думаю,  что  любила.  Он   был
единственным родителем, которого я знала.
   - Так сейчас из семьи у вас только сестра?
   - Да. Но она живет далеко - через континент и океан. - Она помолчала.
- И у нее муж и двое детей.
   - А это значит, что вы одна.
   Она не ответила, да он этого и не ждал. Поезд мчался, стуча колесами,
но этот звук, казалось, завораживал их  обоих.  Коул  думал,  что  сцена
почти интимная, они в постели вместе, но  не  касаются  друг  друга.  Он
никогда прежде не проводил с женщиной в постели целую ночь: он  навсегда
взял себе за правило, закончив свое дело, сразу же  уходить.  Он  нашел,
что после телесных утех разум его притупляется и он может  стать  легкой
добычей для любого преступника, желающего  самоутвердиться,  убив  Коула
Хантера. Это было новое для него ощущение - быть с женщиной для  чего-то
другого, не для полового акта.  Он  повернулся  и  подложил  под  голову
согнутую руку.
   - Вы спите? Я имею в виду, если засыпаете, я...
   Она повернулась, чтобы взглянуть на  него.  От  лунного  света,  едва
пробивавшегося сквозь занавески, ее глаза были яркими и живыми.
   - Я совсем не сплю. Вы хотите поговорить?
   Конечно, это было нелепо и смешно. Он был человеком  действия,  а  не
слов. Да, разумеется, он мог хорошо говорить, когда в этом  была  нужда.
Он часто пользовался словами, а не оружием, чтобы  примирить  спорщиков,
хотя и не был тем, кто годится для праздных бесед. Но именно  сейчас  он
был слишком возбужден, чтобы спать. Может  быть,  оттого,  что  женщина,
которая для него была запретным плодом, лежала рядом. Может, оттого, что
он сделал сегодня невероятное - он наконец  женился.  Или,  может  быть,
потому, что он начинал любить  эту  женщину.  А  почему  -  только  Богу
известно. Она даже отдаленно не соответствовала его представлению о том,
какой должна быть женщина,  и  до  сих  пор  он  не  чувствовал  желания
запрыгнуть с ней в постель - чем скорее,  тем  лучше,  а  потом  так  же
быстро разбежаться.
   - Как ваше имя? Я слышал, ваша сестра называла вас Дори, но сегодня в
церкви священник назвал вас по-другому.
   - Эполодорайя . Это греческое  имя,
так по крайней мере сказал отец. Он также сказал, что  имя  нелепое,  но
это было предсмертное желание матери, так что он мне дал это имя.
   Он приподнялся и оперся о спинку кровати, закинув руку за голову.
   - Эполодорайя. Мне оно нравится. Я рад, что ваш  отец  согласился  на
него.
   - Наша повариха сказала, будто поклялась моей матери, что не отстанет
от него, если он не назовет меня так, как она хотела. Мой  отец  не  был
суеверным, он просто никогда не давал другому человеку право выбора.
   Коул засмеялся. Она умела даже глупые вещи сделать забавными.
   - Расскажите мне о городке, которым владеете. Почему вы не советовали
мне брать город в наследство?
   - Лэсем - крошечный городок. Всего пара сотен жителей.  Но,  учитывая
способ увеличения населения, я думаю, народ что-нибудь  предпринимает  в
послеобеденное время по воскресеньям.
   Коул опять засмеялся и стал ждать, когда она продолжит.
   Что еще в мире может вдохновлять человека, как не признание? - думала
Дори. Все эти годы, проведенные с отцом, она держалась в тени. Он просто
ненавидел то, что называл ее "несущественными  замечаниями".  Он  только
хотел, чтобы она присутствовала тут, и вплоть до последнего  года  своей
жизни он не ждал от нее, чтобы она что-нибудь делала, только бы сидела с
ним рядом так,  чтобы  он  мог  ее  видеть.  Для  того,  чтобы  победить
невероятную скуку своей жизни, она стала наблюдать за людьми, следила за
ними, пытаясь их домыслить,  заполняя  пустые  места  своим  собственным
воображением.
   Ежедневно  она  выезжала  с  отцом  в  экипаже  и  сидела  совершенно
спокойно, пока он беседовал с арендаторами, отвечая "нет"  на  любую  их
просьбу. Она вдруг поняла, что наблюдает самое себя.
   А вот тут  был  мужчина,  который  с  удовольствием  смеялся  над  ее
наблюдениями.
   - Лэсем - городок мирный. Проблем немного; собственно, я уверена, что
вы найдете его скучным. Четвертого июля у  нас  бывают  пикники.  Каждый
житель состоит в церковной общине. Самым интересным из  случившегося  за
последний год было то, что шляпу миссис  Ширен  унесло  ветром  как  раз
тогда, когда все выходили из церкви. Шляпа улетела за реку,  угодила  на
голову быка мистера Лестера, надевшись прямо на левый рог быка.  Забавно
то, что мистер Лестер пригнал этого быка через всю  Монтану  и  хвастал,
что это самое грозное и самое сильное животное в Техасе. Может, так  оно
и  было,  но  уж  точно  невозможно  выглядеть  грозным,  надев  хорошую
соломенную шляпку, украшенную вишнями и листьями глицинии.
   Коул молчал, только улыбался в темноте и веселился, развлекаясь.  Она
умеет хорошо рассказывать. Она рассказывала о магазинах,  мебелированных
комнатах и пассажирах поезда.
   Но, слушая ее, он сообразил, что она не участвовала  ни  в  одной  из
своих историй. Все они были рассказаны с точки зрения  наблюдателя.  Это
было похоже на то, как будто она сидела за окном,  наблюдая,  как  течет
жизнь. Она ни разу не пожаловалась, ни разу даже не  намекнула,  что  ее
жизнь - это жизнь в изоляции, проведенная с отцом, у  которого  не  было
любви для младшей дочери, но Коул услышал и то, о чем она промолчала.
   Что бы он ни собирался сказать, его сбило с толку  то,  что  машинист
затормозил и поезд стал резко замедлять ход. Если бы  они  не  лежали  в
постели, то упали бы. "Плохо, очень плохо, - подумал он. -  Если  бы  мы
упали, я мог бы оказаться сверху..."
   Последовало  несколько  толчков   поезда,   сопровождавшихся   визгом
тормозов. Видимо, поезд был вынужден остановиться. При одном -  особенно
сильном - толчке Коул инстинктивно протянул  здоровую  руку  и,  ухватив
Дори за плечо, удержал от падения с кровати.
   Когда поезд остановился окончательно, Коул оказался нависшим над ней,
будто защищая ее от стрел и пуль.
   - Вы не против, если я  поцелую  вас  на  ночь?  -  услышал  он  свою
просьбу. Несколько дней назад  он  был  тридцативосьмилетним,  а  сейчас
вдруг ему сделалось  двенадцать  лет  и  он  ухаживал  за  девочкой  под
яблоней.
   - Я... я думаю, что это будет правильно, - прошептала она в ответ.
   -  Конечно,  -  заверил  он,  говоря  себе,  что  просто  нелепо  так
волноваться. Он ведь целовал массу женщин. Конечно, напомнил он себе, ни
одна из них не была его женой.
   Точным ударом ноги он столкнул дорожные сумки на пол. И тогда коли уж
между ними не стало преграды, медленно наклонился, чтобы прижаться к ней
губами. Он ей чудовищно лгал, когда говорил, что в том поцелуе, что  они
испробовали, не было ничего необычного. Тот поцелуй преследовал его  все
время. И, по правде говоря, он помышлял еще кое о чем.
   Второй раз его губы дотронулись до ее губ,  и  он  сразу  понял,  что
первый поцелуй не  был  случайной  удачей.  Нежность  и  страсть  просто
затопили его. Это было так, будто он никогда не  целовался  с  другой  и
никогда не знал, что значит прижаться к женщине.
   Оторвавшись от нее, он заглянул в ее удивленные глаза. Он не знал,  о
чем она думала, понравился ли ей его мягкий, нежный поцелуй, но тут  она
протянула руку и погладила волосы на  его  виске.  И  никто  никогда  не
дотрагивался до него так, как это сделала она.
   - Ах, Дори, - сказал он, ложась на спину на своей стороне  постели  и
увлекая ее за собой. Он проклинал свою неспособность  обнять  ее  обеими
руками, но одной рукой держал так крепко, как только мог. А  Дори  и  не
надо было так крепко держать, потому что, прижавшись к его груди, подняв
голову, она сама стала  целовать  его.  "Она  очень  сообразительная,  -
подумал он, - и быстро учится".
   И вот, только он собрался ей показать, что  умеет  делать  языком,  в
окно выстрелили. Со звоном расколов стекло, пуля ударила  в  постель  на
стороне Дори. И если бы это случилось минутой раньше, она пробила бы  ее
сердце.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   - Хантер! Ты там?!
   При первом же выстреле Коул обхватил Дори рукой и скатился  с  ней  с
постели, закрывая ее тело собой.  Он  понял,  что  схватил  револьвер  с
бокового столика. А сейчас, прижимая ее к себе, прошептал:
   - Ты в порядке?
   Она кивнула, и он был рад, что у нее не  было  истерики,  а  что  еще
лучше - не было вопросов. Она глядела на него  так,  как  будто  ожидала
приказов и собиралась их исполнять. В этот момент он подумал, что, может
быть, полюбил ее.  Какой  мужчина  не  полюбит  женщину,  которой  можно
командовать?
   - Оставайся на полу, а я узнаю, кто там, - приказал он.
   Она беспрекословно подчинилась.
   Осторожно Коул продвинулся к окну вагона и выглянул. Было полнолуние,
и он ясно разглядел четырех всадников. Один был  впереди  всех  и  сидел
верхом на большой гнедой кобыле; он выказывал полную бесстрастность, как
будто его ничто в мире не заботит, и это был  человек,  которого  нельзя
было с кем-то спутать или забыть.
   Опустившись на пол, Коул  прислонился  к  стене,  очень  красноречиво
ругаясь.
   - Большинство слов я никогда не слышала, - тихо сказала Дори, испугав
Коула до такой степени, что он, нацелив на нее револьвер,  взвел  курок,
прежде чем сообразил, что делает.
   Дори подползла к нему под кроватью и осторожно выглянула - только  ее
лицо  виднелось  из-под  простыни,  свисавшей  до  полу.  Услышав   звук
взводимого курка и увидев опускающееся дуло револьвера Коула, она  снова
исчезла под кроватью. Когда Дори сочла, что  в  нее  не  выстрелят,  она
опять выглянула.
   - Кто это? - прошептала она.
   - Вайнотка Форд. - Коул откинул голову к стене вагона. - Мне сказали,
что он умер. Иначе я никогда бы не сел на поезд  вроде  этого.  -  Гнев,
гнев на себя заполнил его полностью. - Как я мог быть таким  глупцом!  -
Он оглянулся на нее. - Это его младшего  брата  я  убил  при  ограблении
банка. Я знал, что Форд явится за мной, но, говорю, слышал, что он умер.
Может, потому я это услыхал, что пол-Техаса желает ему смерти.
   Выстрелы раскололи тишину ночи.
   - Выходи оттуда, Хантер, и встречай своего Господа! Мне  не  терпится
увидеть, как ты подохнешь!
   - Что мы будем делать? - спросила Дори, глядя на  Коула  так,  словно
считала, что он может решить любую проблему на свете.
   "Она снова делает из меня героя, - подумал Коул. - По крайней мере  я
умру, зная, что кто-то  думает,  будто  я  стою  больше,  чем  ничтожный
гангстер".
   - Мы ничего не будем делать, - сказал он, - ты останешься здесь, а  я
выхожу и сражаюсь с Фордом.
   - Хантер! - опять раздался крик снаружи.
   - Порядок! - прокричал Коул в окно. - Подождите минуту. Я одеваюсь. У
человека есть право умереть обутым.
   Он поднялся и посмотрел на Дори.
   - Помоги мне одеться.
   Она моментально выбралась из-под кровати, собрала его одежду и  стала
помогать ему одеваться.
   - Надеюсь, я не очень  любопытна,  но  как  ты  думаешь  стрелять  из
револьвера, если не можешь даже застегнуть рубашку?
   - Я буду стрелять левой рукой.
   - Ах да. Ambidextious  .
   Коул даже не потрудился понять, что бы это значило.
   - Дай мне рубашку.
   Дори отвернулась от него, быстро схватила щетку для волос и, внезапно
повернувшись, бросила ему.  Коул  хотел  ее  схватить  левой  рукой,  но
промахнулся, и щетка громко стукнулась об пол.
   - Ты так же хорошо управляешься левой рукой с револьвером, как ловишь
вещи?
   - Замолчи и помоги натянуть сапоги, - приказал он, затем,  когда  она
помогла ему, заговорил тихим, спокойным голосом:
   - Не знаю, подозревает он о тебе или нет. Сомневаюсь, что он в курсе.
Его проблема - это я, а не ты.
   Она стояла перед ним на коленях, помогая натянуть сапог,  и  внезапно
страшная тоска охватила его.
   Казалось, он был так близко к обладанию тем, о чем никогда даже и  не
мечтал такой человек, как он. Он никогда не  думал,  что  у  него  будет
жена, а может, и дети. Но сейчас сообразил, что, наверное,  это  и  была
причина, по которой он согласился жениться на  этой  маленькой  женщине,
такой чистой и свежей.
   Ему хватило ума понять, что никогда  снова  у  него  не  будет  шанса
заполучить такую, как она. Никогда  снова  к  нему  не  придет  невинная
женщина и не предложит начать жизнь, не похожую на ту, которую он знал.
   Но сейчас этот шанс упущен.  Он  не  сомневался,  что  эти  минуты  -
последние в его жизни. Вайнотка Форд, у которого мать - шайонка, а  отец
американец, был порочным ублюдком. Он никогда  не  любил  своего  брата,
убитого Коулом, но, кроме этого, ему никогда и  не  нужен  был  предлог,
чтобы вызвать кого-нибудь среди ночи и убить.
   Месть  за  брата  была  предлогом  не  хуже  всякого  другого.  Форда
справедливый бой не интересовал никогда: он не  встречался  с  человеком
лицом к лицу посередине улицы, чтобы  выяснить,  кто  быстрее  стреляет.
Форду нравилось остановить дилижанс и перебить в нем всех -  единственно
из спортивного интереса.
   Сейчас Коул считал, что если ему удастся защитить Дори, - это лучшее,
что он сможет сделать. Склонившись  к  ней,  он  приподнял  ее  лицо  за
подбородок и посмотрел ей в глаза.
   -  Я  хочу,  как  только  выйду  в  эту  дверь,  чтобы  ты  вышла   в
противоположную и смешалась с  пассажирами  в  другом  вагоне.  Ты  меня
поняла? Не обращай внимания, если снаружи ты что-то услышишь,  оставайся
в поезде. Постарайся, чтобы Форд не догадался, что ты имеешь ко мне хоть
какое-то отношение.
   Внезапно Коула затошнило. Если Форд  убьет  его,  что  удержит  этого
убийцу от того, чтобы не ограбить поезд? Даже если Форд  не  знает,  что
Дори с ним связана,  он  разглядит,  что  она  молода  и  беззащитна.  И
красивая, - подумал он, - с этими ее волосами,  заплетенными  в  толстую
косу, с мягкими оборками на ночной рубашке вокруг шеи  и  выражением,  с
каким она на него глядит. Он понял, кого теряет.
   Быстро, но с большим пылом он поцеловал ее,  и,  когда  отпрянул,  от
поцелуя у него закружилась голова.
   - Увидимся позже, хорошо? - сказал он, делая вид,  что  вернется,  но
потом добавил:
   -  Скажи  сестре,  пусть  о  тебе  позаботится,  и  передай,  что  ты
заслуживаешь большего, чем человек по имени мистер Перец.
   Он хотел, чтобы она  улыбнулась,  но  она  не  улыбнулась.  Ее  глаза
сделались огромными, и он знал, что, если задержится еще на минуту, Форд
выстрелит в них. Все эти годы живым он оставался потому,  что  ему  было
все равно жить или умереть. А вот сейчас не все равно. Очень  сильно  не
все равно.
   - Хантер, у тебя есть десять секунд, и пото