а будет говорить, тем лучше.
   - Все это, разумеется, надо держать в секрете. На людях я ни  за  что  не
признаюсь, что мы знакомы, и от вас жду того же.
   Оливер подмигнул ей. Он был невысоким и приземистым, передний зуб у  него
был сломан. У него возникло чувство, будто все  происходящее  -  сон,  и  он
вот-вот проснется. Эта женщина предлагает переспать с  ней  -  столько  раз,
сколько понадобится для того, чтобы она забеременела,  и  к  тому  же  хочет
заплатить за это. Он вообразил себя жеребцом, которого ведут  на  случку,  и
эта мысль ему понравилась.
   - Конечно, леди, как пожелаете. Я стану вести себя так, словно никогда  в
жизни вас не видал, хотя должен предупредить, все  мои  детишки  здорово  на
меня похожи.
   Так ему и надо, подумала Бианка. Пусть его ребенок будет похож на другого
мужчину. Он будет приземистым  и  крепким,  совсем  непохожим  на  высокого,
длинного Клея.
   - Очень хорошо, - сказала она, и на ее левой  щеке  появилась  ямочка.  -
Можете встретиться со мной завтра в три  часа  за  красильней  на  плантации
Армстронга?
   - Хм, Армстронга? А что, у Клея дети не получаются?
   - Я не собираюсь отвечать на вопросы и  предпочла  бы,  чтобы  вы  их  не
задавали, - чопорно ответила Бианка.
   - Ладно, - пробормотал Оливер, настороженно оглядываясь по сторонам.  Они
были в четырех милях от плантации Армстронга в месте, назначенном Бианкой  в
записке. Он потянулся и коснулся  ее  руки,  но  она  отпрянула,  как  будто
обожглась.
   - Не трогайте  меня,  -  процедила  она  сквозь  зубы.  Он  с  удивлением
наблюдал,  как  она  сердито  удаляется  к  коляске,  которая  ждала  ее  за
поворотом. Ну и странная женщина! - подумал он. Боится, что он дотронется до
нее, а сама хочет забеременеть. Смотрит с презрением и отвращением, но хочет
завтра отдаться ему. Среди бела дня! Мысль  об  этом  произвела  немедленное
действие, и ему пришлось засунуть руку в штаны, чтобы устранить  неудобство.
Он не станет смотреть в  зубы  дареному  коню.  Может,  он  понадобится  еще
кому-нибудь из этих расфуфыренных особ -  на  подмогу  их  слабым  мужчинам.
Может, он сделает это источником  своего  существования  и  пошлет  к  черту
табак. Он приосанился и пошел к дому.

***

   Весь следующий месяц Николь чувствовала себя уверенной и довольной,  если
не счастливой. Они с Клеем часто встречались на поляне. Это  были  радостные
свидания, полные любви и планов  на  будущее.  Они  вели  себя  как  дети  и
говорили о том, что именно возьмут с собой, сколько  комнат  будет  в  новом
доме, сколько у них будет детей и как они их назовут. Говорили они и о  том,
когда следует открыть Дженни и близнецам тайну, потому что, конечно же,  они
поедут с ними.
   Однажды вечером в  конце  февраля  небо  угрожающе  потемнело,  и  молния
разрезала мрак над самым домиком.
   - Что ты так вздрагиваешь? - спросила Дженни. - Это просто гроза.
   Николь бросила вязание в корзину - пытаться продолжать не имело  никакого
смысла. В грозу она всегда вспоминала ту ночь, когда убили ее деда.
   - Ты расстроена, что сегодня не увидишься с Клеем? Лицо  Николь  выразило
изумление. Дженни хмыкнула:
   - Можешь мне ничего не рассказывать. Я  сама  вижу,  что  происходит.  По
твоему лицу. И знаю, что ты скажешь мне, когда придет время собираться.
   Николь села на пол перед камином.
   - Ты так добра и терпелива.
   - Это ты слишком уж терпелива,  -  фыркнула  Дженни.  -  Ни  одна  другая
женщина не позволила бы Клею так обращаться с собой. В конце концов, что  он
дал тебе?..
   - Есть причины... - начала Николь.
   - У мужчин всегда находятся причины, когда дело касается женщин. - Дженни
запнулась. - Наверное, мне не следует так говорить. Я уверена, что  знаю  не
все. Может, и есть причина, по  которой  Клей  встречается  с  женой  как  с
любовницей.
   Николь вспыхнула, но улыбнулась.
   - С любовницей? Кто знает, может быть, когда я буду жить с ним  и  видеть
его каждый день, то буду с грустью вспоминать  эти  дни  -  когда  меня  так
любили.
   - Ты сама не веришь  в  то,  что  говоришь.  Сейчас  ты  должна  была  бы
выполнять обязанности хозяйки Эрандел Холла вместо этой жирной...
   Вспышка молнии прервала  ее  речь.  Николь  вскрикнула  и  схватилась  за
сердце.
   - Николь! - Дженни вскочила и бросилась к  ней,  выронив  чулок,  который
штопала. - Что-то случилось. - Она обняла Николь за плечи и подвела к стулу.
- Сядь и успокойся. Сейчас я приготовлю чай, а тебе налью  в  него  немножко
бренди.
   Николь села, но успокоиться не могла.  Ветви  деревьев  бились  о  крышу,
ветер выл и задувал в окна, шевеля занавески. На улице  было  темно,  и  эта
грозовая ночь наводила на нее ужас.
   - Вот, - сказала Дженни, протягивая ей чашку с горячим чаем. -  Выпей,  а
потом я отправлю тебя в постель.
   Она пила горячий чай и изо всех сил старалась взять себя в  руки.  Бренди
согрело ее, но нервы были слишком  напряжены,  и  напиток  почти  не  принес
облегчения.
   Услышав стук в дверь, она так резко вскочила, что пролила чай на платье.
   - Это, должно быть,  Клей,  -  улыбнулась  Дженни  и  протянула  руку  за
полотенцем. - Он знает, что ты боишься грозы, и  пришел  посидеть  с  тобой.
Ну-ка, вытри платье и улыбнись поприветливее.
   Николь трясущимися руками промокнула подол  и  попыталась  улыбнуться,  с
радостью ожидая появления Клея.
   Открывая дверь, Дженни уже была готова хорошенько отчитать  Клея  за  то,
что он так беззастенчиво пренебрегает женой.
   Но это оказался не Клей. На пороге стоял невысокий худощавый  человек  со
светлыми волосами, спускавшимися на  воротник  зеленого  бархатного  пальто.
Вокруг шеи у него был повязан белый шелковый шарф, закрывавший подбородок. У
него были маленькие глазки, острый нос и крошечный рот с пухлыми губами.
   - Здесь живет Николь Куртелен? - проговорил он, сильно растягивая  слова,
так что Дженни не сразу поняла его. А имя показалось ей и вовсе незнакомым.
   - Эй, голубушка, - окликнул ее незнакомец, - вы что, язык проглотили  или
ума не хватает ответить, как подобает?
   - Дженни, - тихо сказала Николь. - Николь Куртелен - это я.
   Окинув ее оценивающим взглядом, он продолжал уже не так сердито:
   - Да. Ты ее дочь. - Он повернулся и исчез в темноте.
   - Кто это? - удивленно спросила Дженни. -  Я  даже  не  понимаю,  что  он
говорит. Это твой друг?
   - Я вижу его первый раз в жизни. Дженни! С ним женщина!
   Они бросились  из  дома.  Николь  подхватила  женщину  с  одной  стороны,
незнакомец - с другой, а Дженни взялась за дорожный сундук.
   Они усадили гостью в кресло перед камином. Дженни налила чая с бренди,  а
Николь достала из комода плед. Дженни протянула чашку еле живой от усталости
женщине и тут заметила, что она похожа на Николь, как старшая сестра. На  ее
лице не было ни единой морщинки, кожа была гладкой и чистой, а рот  -  точно
таким же, как у Николь - чувственным и одновременно невинным. И  глаза  были
очень похожи, только взгляд казался безжизненным и отсутствующим.
   - Ну, вот, - говорила Николь, укрывая ноги женщины  пледом.  Она  подняла
глаза и увидела удивленное лицо Дженни. Потом перевела взгляд на незнакомку.
Она еще стояла на коленях, а руки ее бессознательно поправляли плед, но  при
виде знакомых черт глаза наполнились  слезами,  которые  медленно,  медленно
потекли по щекам. - Мама, - прошептала она. - Мама. - И  прижалась  лицом  к
коленям женщины.
   Дженни видела, что та никак не реагирует ни  на  слова,  ни  на  движения
Николь.
   - А я-то надеялся, - сказал мужчина, - я надеялся, что когда  она  увидит
дочь, то рассудок вернется к ней.
   Эти слова все объяснили. Дженни поняла, что означает отсутствующий взгляд
незнакомки. Ее лицо было лицом человека,  который  больше  не  хочет  ничего
видеть вокруг. - Можно уложить ее в постель? - спросил мужчина.
   - Да, конечно, - решительно проговорила Дженни, становясь на колени рядом
с подругой.
   - Николь, твоя мать очень устала. Давай отведем ее наверх и уложим.
   Николь молча встала. Щеки ее  были  мокрыми  от  слез,  и  она  не  могла
оторвать взгляд от родного лица. Как во сне она помогла Дженни отвести  мать
наверх, раздеть и уложить ее. Она, казалось, не замечала, что та за все  это
время не произнесла ни слова.
   Когда они спустились вниз, Дженни нарезала сыр и ветчину,  чтобы  молодой
человек мог утолить голод.
   - Я думала, и отца, и маму казнили, - тихо сказала ему Николь.
   Он с жадностью поглощал еду.
   - Только отца. Я сам видел, как это случилось. - Он не заметил, что  лицо
Николь исказила гримаса боли. - Мы с моим отцом пошли смотреть на казнь, как
делали все. Это было единственным развлечением в Париже, и оно помогало  нам
забыть, что в доме нет хлеба. Но мой отец... он... как бы это сказать...  Он
очень романтически настроенный человек. Каждый день он  возвращался  в  свою
сапожную мастерскую и говорил мне и матери о том, что нельзя губить  столько
красивых женщин, что это просто позор - смотреть, как их прелестные  головки
скатываются в корзину.
   - Нельзя ли обойтись без таких подробностей?  -  заметила  Дженни,  кладя
руку на плечо Николь.
   Молодой человек взял со стола горшочек с горчицей.
   - Дижонская. Приятно увидеть хоть что-то французское  в  этой  варварской
стране.
   - Кто вы такой? Как вам удалось спасти мою мать? - мягко спросила Николь.
   Он щедро намазал кусок сыра горчицей и улыбнулся.
   - Я твой отчим, доченька. Я женат на твоей матери. - Он встал и  взял  ее
за руку. - Я Жерар Готье, теперь один из славных Куртеленов.
   - Куртелен? Я считала, что это девичья фамилия Николь.
   - Так и есть, - сказал Жерар, снова заняв свое место. - Это один из самых
богатых, самых древних и самых влиятельных родов в Европе. Посмотрели бы  вы
на старика - отца моей жены. Я его однажды видел, когда был еще  мальчишкой.
Он был огромный, как гора, и, с  вашего  позволения,  такой  же  могучий.  Я
слышал, что, когда он гневался, даже король трепетал.
   - Больше всего король трепетал перед самым что ни на есть простонародьем,
- горько заметила Николь. - Пожалуйста, расскажите, как вы  познакомились  с
мамой.
   Жерар окинул Дженни пренебрежительным взглядом.
   - Как я уже говорил, мы с отцом пошли смотреть казнь. Адель,  твоя  мать,
шла позади твоего отца. Она была так красива, так царственна.  На  ней  было
белоснежное платье, и со своими черными волосами  она  походила  на  ангела.
Когда она появилась, вся толпа притихла. Все видели, что муж  гордится  этой
женщиной. Их руки были связаны за спиной, и  они  не  могли  коснуться  друг
друга, но смотрели друг другу в глаза, и некоторые  люди  в  толпе  чуть  не
расплакались, потому что сразу было видно, что этих двоих связывает  большая
любовь. Мой отец ткнул меня локтем в бок и сказал, что  не  может  смотреть,
как такую прекрасную женщину ведут на  смерть.  Я  пытался  остановить  его,
но... - Жерар пожал плечами. - Отец всегда поступал, как хотел.
   - Как же он спас ее? - в нетерпении спросила Николь. -  Как  ему  удалось
провести ее сквозь толпу?
   - Не знаю. У толпы каждый день  другое  настроение.  Иногда  они  плачут,
видя, как отрубают головы, а иногда веселятся и  ликуют.  Мне  кажется,  это
зависит от погоды. В тот день они были настроены романтично, как мой отец. Я
видел, как он протолкался  через  плотные  ряды  зрителей,  сорвал  с  Адели
веревку и толкнул ее в толпу.
   - Но что же стражники?
   - Людям понравился поступок отца, и они помогли ему. Они смыкались за его
спиной,  как  вода,  и  указывали  стражникам  неверное  направление.  -  Он
замолчал, улыбнулся и допил остатки вина. - Я стоял на стене  и  хорошо  все
видел. Это было просто великолепно. Народ совсем сбил стражников с толку,  а
в это время отец с Адель спокойно добрались до лавки.
   - Вы спасли ее, - прошептала Николь, опустив глаза на свои руки, лежавшие
на коленях. - Как мне отблагодарить вас?
   - Ты могла бы позаботиться  о  нас,  -  быстро  проговорил  Жерар.  -  Мы
проделали нелегкий путь.
   - Конечно, - ответила Николь. - Все, что у меня есть, - ваше.
   - Постойте-ка, - сказала Дженни. - В этой истории  кой-чего  не  хватает.
Что произошло с матерью Николь после того, как ваш отец спас ее?  Почему  вы
уехали из Франции? Как вы узнали, что Николь здесь?
   - Кто эта женщина? - возмутился Жерар. - Я не привык,  чтобы  слуги  вели
себя подобным образом. Моя жена - герцогиня де Левро.
   - Революция упразднила титулы, - сказала Николь. - В Америке все равны, а
Дженни моя подруга.
   - Очень жаль, - пробормотал Жерар, осматривая простую  комнату  и  широко
зевая. - Я очень устал. Есть здесь подходящая спальня?
   - Не знаю, как насчет подходящей, а поспать здесь есть где.  -  В  голосе
Дженни звучала враждебность. - На чердаке расположатся близнецы и  мы,  трое
женщин. А на мельнице есть свободные кровати.
   - Близнецы? - Отметив про себя, что платье Николь сшито из хорошей  серой
шерсти, он поймал ее взгляд. - Сколько им лет?
   - Семь.
   - Это твои дети?
   - Я забочусь о них. Он улыбнулся.
   - Хорошо. Полагаю, мне лучше отправиться на мельницу. Не хочу, чтобы дети
меня будили.
   Николь сделала движение, чтобы взять накидку, но Дженни остановила ее.
   - Иди лучше к матери и позаботься о ней. А уж я позабочусь о нем.
   Благодарно улыбнувшись, Николь пожелала Жерару спокойной ночи и поднялась
наверх, где мирно спала  мать.  Гроза  утихла,  за  окном  плавно  кружились
снежинки. Когда Николь сжала в руках теплую ладонь матери, на нее  нахлынули
воспоминания детства. Она вспоминала, как та брала ее на  руки  и  укачивала
перед тем, как отправиться на придворный  бал,  как  она  читала  ей  вслух,
тихонько покачивая колыбель. Когда Николь исполнилось восемь, она  сшила  ей
такое же платье, как у нее самой, и  король  сказал,  что  скоро  они  будут
похожи на близнецов, потому что Адель никогда не состарится.
   - Николь, - сказала Дженни, вернувшись, - я надеюсь, ты не просидишь  так
всю ночь. Твоей матери нужен покой.
   - Я ее не потревожу.
   - Но и не поможешь. Если ты не выспишься, то не сможешь завтра заботиться
о ней как следует.
   Николь понимала, что  Дженни  права.  Она  вздохнула,  боясь,  что,  если
закроет глаза, мать исчезнет. Она неохотно встала, поцеловала  ее  и  начала
раздеваться.
   За час до рассвета всех спящих разбудил дикий крик  -  крик  невыразимого
ужаса. Близнецы вскочили с постелей и бросились к Дженни, а Николь подбежала
к матери.
   - Мама,  это  я,  Николь,  Николь!  Твоя  дочь.  Мама,  успокойся,  ты  в
безопасности.
   Ужас, застывший в  глазах  Адели,  говорил  о  том,  что  она  ничего  не
понимает, хотя Николь говорила по-французски. Адель  кричала,  кричала  так,
словно ее тело раздирали на части.
   Близнецы зажали уши руками и уткнулись в колени Дженни.
   - Позови мистера Готье, - крикнула Николь. Она  старалась  удержать  руки
матери. Адель отбивалась, не узнавая дочери.
   - Я здесь, - проговорил Жерар, появившийся на верхней ступеньке лестницы.
- Я предполагал, что это случится. Адель!  -  резко  окликнул  он  кричавшую
женщину, но когда та не ответила, сильно ударил ее  по  щеке.  Крики  тотчас
смолкли, она несколько раз мигнула, а потом обессиленно  рухнула  в  объятия
Жерара, всхлипывая и постепенно успокаиваясь.
   - Теперь она  проспит  еще  часа  три,  -  сказал  Жерар,  направляясь  к
лестнице.
   - Мистер Готье! - воскликнула Николь. - Мы же должны что-то  сделать.  Мы
не можем уйти и оставить ее. Он обернулся и улыбнулся Николь.
   - Никто не может ничем ей помочь. Твоя мать совершенно невменяема.  -  Он
пожал плечами, как  будто  ему  это  было  совершенно  безразлично,  и  стал
спускаться.
   Едва успев накинуть халат, Николь бросилась за ним.
   - Не можете же вы сообщить подобную новость и  потом  просто  уйти.  Мама
прошла через столько ужасов. Если она отдохнет  и  ей  нечего  будет  больше
бояться, она поправится.
   - Может быть.
   В комнату вошла Дженни, за  ней  по  пятам  -  близнецы.  По  молчаливому
соглашению разговор решили отложить  до  тех  пор,  пока  все  не  поедят  и
близнецы не отправятся на прогулку.
   Когда Дженни убрала грязную посуду, Николь обратилась к Жерару:
   - Пожалуйста, расскажите, что произошло после того, как ваш отец спас ее.
   - Она так и не оправилась от потрясения, -  ответил  он.  -  Все  думали,
будто это мужество заставляет ее так достойно идти на смерть, но дело было в
том, что она уже давно не понимала, что с ней происходит. Ее долго держали в
тюрьме, и она видела, как ее  друзей  одного  за  другим  уводят  на  казнь.
Полагаю, через некоторое время ее разум просто отказался принять, что  и  ее
ожидает такая же участь.
   - Но когда она оказалась в безопасности?  -  сказала  Николь.  -  Неужели
рассудок не вернулся к ней? Жерар рассматривал свои ногти.
   - Отцу не следовало ее спасать. Давать убежище аристократам очень опасно.
Когда он спасал ее, народ был  на  его  стороне,  но  потом  кто-нибудь  мог
донести. Мы жили под постоянной угрозой. Мама плакала  ночами.  Крики  Адели
будили соседей. Пока они помалкивали, но мы все время думали, что кто-нибудь
из них в конце концов захочет получить награду за голову герцогини.
   Прихлебывая кофе,  Жерар  рассматривал  Николь.  Она  была  необыкновенно
хороша в утреннем свете, кожа ее посвежела от сна,  глаза  светились,  когда
она слушала рассказ, и ему нравилось, что она смотрит на него с ожиданием  и
интересом.
   Он продолжил:
   - Когда мы узнали, что герцог убит, я  отправился  на  мельницу,  где  он
скрывался. Мне нужно было узнать, остался ли кто-нибудь  в  живых  из  вашей
семьи. Жена мельника встретила меня очень неприветливо, потому что вместе  с
герцогом убили ее мужа. Мне пришлось долго упрашивать  ее,  прежде  чем  она
рассказала, что дочь  Адели  уехала  в  Англию.  Когда  я  сообщил  об  этом
родителям, они перепугались. Адель надо было убрать из дома. Николь встала и
подошла к огню.
   - У вас не было выбора. Вам оставалось лишь передать  ее  в  комитет  или
вывезти из страны, разумеется, под чужим именем.
   Жерар улыбнулся ее сообразительности.
   - Вот именно. Поэтому мы без  шума  обвенчались  и  поехали  в  свадебное
путешествие за границу. В Англии я нашел мистера Мейлсона,  который  сказал,
что ты служила у его дочери, а теперь вы обе в Америке.
   - Этот Мейлсон какой-то странный, - продолжал Жерар. - Он  рассказал  мне
удивительную историю, которую я не понял. Он сказал, что ты вышла  замуж  за
мужа его дочери. Разве это возможно? Неужели в этой стране мужчине позволено
иметь двух жен?
   Дженни насмешливо фыркнула, не дав Николь ответить.
   - В этой части страны Клейтон Армстронг  устанавливает  свои  собственные
законы.
   - Армстронг? Да, Мейлсон называл это имя. Значит, он твой муж? Почему его
здесь нет? Он уехал по делам?
   - По делам! - не унималась Дженни. - Если бы так. Клей живет за  рекой  в
прекрасном доме с толстой, жадной выскочкой, а в это время его  жена  ютится
на мельнице.
   - Дженни! - сердито прикрикнула на нее Николь. - Ты говоришь лишнее.
   - Вся беда в том, что ты вообще ничего не говоришь.  Ты  соглашаешься  со
всем, что требует от тебя Клей, кланяешься и отвечаешь: "Да, Клей.  Конечно,
Клей. Все, что пожелаешь, Клей".
   - Дженни, я больше не хочу этого слышать. Ты, кажется, забыла, что у  нас
гость.
   - Ничего я не забыла, - огрызнулась  Дженни  и  повернулась  к  Николь  и
Жерару спиной. Каждый раз, когда она думала о том,  как  Клей  обращается  с
женой, ее охватывал гнев. Она даже не понимала, на кого больше сердится - на
Клея, который вел себя недостойным образом, или на Николь,  которая  покорно
это терпела.  Дженни  считала,  что  Клей  недостоин  Николь,  что  ей  надо
развестись с ним и выйти замуж. Но та не желала ничего слушать  и  говорила,
что любит Клея и верит ему.
   Некоторое время каждый думал о своем, пока сверху снова н