все еще дитя. А глядя на него, помнить об этом было трудно.
     - Предпочитаю кофе, - ответил он, меняя ход ее мыслей.
     Войдя в дом, она чувствовала себя немного неловко и должна была заставлять себя двигаться.
     - Как твоя семья?
     - Все в порядке. А как твоя мама?
     - Умерла пару лет назад, - ответила она через плечо, потому что шла в кухню. Вилли шел за ней.
     - Извини, позволь я помогу тебе, - сказал он, доставая над ее головой коробку со свежими кофейными зернами.
     Джеки хотела повернуться, но вдруг замерла, уставившись на загорелое лицо Вилли, затем ее глаза поднялись к его подбородку, такому квадратному, как будто его просто вытесала рука плотника. На минуту она почувствовала, что у нее перехватило дыхание. С трудом взяв себя в руки, она, наконец, отошла под его внимательным взглядом.
     - Господи, да ты вылитый отец! Как он, между прочим?
     - Такой же, как и четыре дня тому назад, когда ты его видела...
     - Да, конечно. Я...
     Вилли засмеялся над шуткой, известной только ему, потом пододвинул стул к столу в хорошенькой кухне и заставил ее сесть.
     - Кофе приготовлю я, - сказал он.
     - Ты можешь это сделать?! - Джеки принадлежала к той категории женщин, которые считали, что мужчины ничего не умеют, кроме как расплачиваться или получать деньги. Они могут воевать, вести гигантский по размаху бизнес, но они не могут накормить себя или выбрать себе самому одежду без того, чтобы сзади не стояла женщина.
     Вилли насыпал нужное количество зерен в мельницу и стал крутить ручку, наблюдая за ней с легкой улыбкой.
     - Так расскажи мне все о своей жизни, - сказала она, посмеиваясь над ним, пытаясь заставить себя помнить, что этому мужчине она меняла пеленки.
     - Ходил в школу, окончил колледж, а сейчас помогаю отцу во всем.
     - Управляешь миллионами Монтгомери, правда?
     - Более-менее...
     - Нет жены или детей? - Казалось немыслимым думать, что малыш, у которого она была няней, уже вырос настолько, что может быть женат или иметь детей.
     - Я уже говорил, что ты единственная женщина, которую я любил и люблю. Я тебе это сказал в тот день, когда ты уезжала...
     Джеки засмеялась.
     - В тот день тебе было восемь лет, и мой ремень по тебе плакал.
     - С тех пор я вырос. - Говоря это, он повернулся и высыпал молотый кофе в кофейник, так что Джеки и сама убедилась, что он вырос отличным парнем.
     - Как поживает твоя семья? - спросила она в третий раз по крайней мере.
     Вилли повернулся, достал бумажник из бокового кармана, вынул пачку фотографий и протянул их ей.
     - Мои племянницы и племянники, - сказал он, - или, по крайней мере, часть из них.
     Пока кофе варился, он показывал ей фотографии детей, снятых отдельно и группами. Ей понравилось, что он сентиментален настолько, чтобы носить при себе фото детей, что он знал возраст и основные черты характера каждого ребенка. Но весь этот показ Джеки был не особенно приятен. Она помнила родителей этих детей такими, какими стали теперь их дети... Была и одна маленькая темноволосая девочка в том же возрасте, что и ее мама, когда Джеки видела ее в последний раз.
     - Боюсь, я состарилась, - пробормотала Джеки. В душе она не постарела ни на день с тех пор, как уехала из Чендлера. Она все еще чувствовала себя восемнадцатилетней, все еще чувствовала, что много чего предстоит сделать, прежде чем она остепенится и начнет жить как зрелый человек. Она даже не знала точно, чем хочет заниматься, у нее была затянувшаяся юность, пока она летала, участвуя в шоу и гонках, где исполняла фигуры высшего пилотажа и трюки, поражавшие мир, но сейчас она была почти готова осесть и сделаться взрослой. Ей пришло в голову, что она должна быть готова к замужеству с "реальным" человеком, у которого работа от девяти до пяти, мужчиной, который вечером приходит домой и читает газету. Она даже подумала, что, может быть, сейчас она почти готова к семейной жизни. Терри развеселилась бы, услышав это, потому что две девчонки из их высшей школы уже стали бабушками.
     - Ты никогда не состаришься, Джеки, - нежно сказал Вилли почти у ее уха. Почувствовав на коже, его дыхание, Джеки подскочила. Что с ней происходит, если близость такого ребенка как Вилли на нее подействовала таким образом?
     - Что... - начала было она, но замолкла, потому что услышала самолет. По звуку было похоже, что он падает на землю. Поставив чашку с кофе, она прошла через гостиную и через переднюю дверь вышла на летное поле. Вилли шел за ней следом. Заслонив глаза от солнца, они увидели, как самолет заходит на посадку. Джеки сразу же поняла, что пилот неопытный: самолет слишком быстро оказался на небольшой высоте.
     Пилот вел самолет на посадку без всякого соображения, и Джеки хотелось бы послать ему хоть немного своего умения. Он мог сбить трубу старого дома на холме, и от такого удара самолет мог упасть. Вилли обогнал ее и подошел к самолету первым. Когда показался пилот, он поднял руки.
     Джеки поздно сообразила, что пилот - женщина. Только женщина может быть так тонка, и только красивая женщина может так легко принять протянутые руки мужчины, помогающие ей спуститься. Девушка сняла защитные очки и кожаный шлем, высвобождая черные, как вороново крыло, волосы, потом повернулась к Джеки с выражением огорчения на своем милом лице.
     - Мне так хотелось вам понравиться, - сказала она, - а вместо этого я чуть сама не убилась, сбила несколько деревьев и... - Она посмотрела на Вилли. - И еще эта труба, о которую я чуть не ударилась.
     - Не более того, - ответил он.
     Слова замерли на губах Джеки. Она вспомнила время, когда хотела произвести впечатление на Чарли своим мастерством, но, если он был рядом, она летала просто отвратительно.
     И, вместо лекции, она улыбнулась девушке.
     - Помнишь мою кузину Рейнату, правда?
     Джеки вначале не узнала, но потом взглянула на девушку с испугом.
     - Рей? Вы - малышка Рей?
     Она помнила Рейнату пятилетним колобочком в вечно запачканной одежде и со сбитыми коленками. Всегда она старалась поспевать за старшими ребятишками, всегда падала и пачкалась. Сейчас она была высокая, красивая и в брачном возрасте.
     - Конечно, я тебя помню, - сказала Джеки насколько возможно любезнее, с трудом скрывая раздражение перед доказательством скЪротечности времени. Пожав руку молодой женщине, Джеки пригласила ее на чашечку кофе.
     - Спасибо, с удовольствием! Я только взгляну на грузовик внизу... Ах, я буду через минуту. - И она - вся энергия и движение - побежала по направлению к дороге, ведущей в Этернити, где только что появился грузовик.
     - Думаю, мне надо помочь, - сказал Вилли и двинулся в том же направлении, куда пошла кузина.
     Джеки, сбитая с толку, медленно шла за ними. Что там происходит? Самолет, на котором прилетела Рей, был типа Уэйко, такой сияющее новый, как будто вчера с завода. Это был тип самолета, о котором она договорилась с Вильямом - своим спасителем, и который хотела больше всего. Это совпадение или...
     Между тем она дошла до грузовика - его уже разгружали, а вещи переносили в старую гостиницу, которую она арендовала у отца Вилли: кровать и постельное льняное белье, стул, пару маленьких столов, лампы и подставки для занавесок и вешалок. Вся ситуация настолько привела ее в замешательство, что какое-то время Джеки не могла слова вымолвить.
     - Может, ты мне скажешь, что происходит? - спросила она наконец у Вилли, отведя его в сторону. - И будь добр, попроси этих мужчин прекратить переносить вещи в мой дом. У меня всего достаточно.
     Вилли выглядел удивленным.
     - Верхний этаж ведь свободен, не так ли? Ты этот этаж не арендуешь, так?
     - Нет, не арендую. Твой отец...
     - О, я выкупил у отца гостиницу. Сначала негодяй хотел десять, но у меня не для того ученая степень по бизнесу, чтобы этим шутить. Я не хочу, чтобы меня обманывали, даже если это мой отец...
     Джеки была уверена, что история очень забавна, но в этот момент она даже не улыбнулась.
     - Что происходит?
     - Понимаю, я должен был вначале спросить твое разрешение. Я хочу сказать - это твой дом, или, по крайней мере, нижние три этажа, но у меня на самом деле не было времени спрашивать. Я должен был оформить соглашение как можно скорее, чтобы у нас было больше времени подготовиться к торжественному открытию. Я подумал, что будет намного удобнее, если я поживу рядом, вместо поездок из Чендлера каждый день, так что я купил гостиницу у отца и нанял людей очистить верхний этаж. Моя мама нашла для меня на чердаке обстановку и...
     - Подожди минуту! - почти вскрикнула она, - что ты собираешься делать на торжественном открытии? Что я должна делать с гонкой вроде этой? Почему ты говоришь мне "мы"? - В ту минуту как она спросила, она уже знала ответ. Прямо перед ней стоял, заслонив ее от солнца, не малыш Вилли Монтгомери, а Вильям, рыцарь-спаситель, человек, вытянувший ее из разбитого самолета, заинтриговавший своим разговором, вновь заинтересовавший жизнью и даже заставивший снова думать о любви. Мужчина, с которым она начала мечтать, в которого влюбилась, на самом деле был мальчик очень высокого роста.
     Первым чувством Джеки была досада.
     - Думаю, произошла ошибка. Ты должен забрать свои вещи и вернуться в Чендлер. Опустив голову вниз, так, чтобы он не разглядел, как запылало ее лицо, она направилась к гостинице, где мужчины проносили маленький стол через переднюю дверь. Но Вильям поймал ее за руку.
     - Джеки... - начал он.
     - Разве в вашей семье не учили тебя называть старших полным именем? Для тебя я - мисс О'Нейл. Он держал ее за руку.
     - Я думаю, мы об этом поговорим...
     - Не думаю, что мы вообще будем разговаривать. Эй! - Она закричала мужчине, направлявшемуся из отеля к грузовику. - Больше ничего не вносите. Малыш Вилли здесь не остается.
     Мужчины захихикали, переводя взгляд с Джеки на Вильяма поверх ее головы. Он был выше ее на несколько дюймов, довольно тяжеловесный, и никому не пришло в голову назвать его "малыш Вилли".
     Вильям коротко кивнул мужчинам.
     - Прервемся, - приказал он. Затем, все еще крепко держа Джеки за руку, он повел ее вниз по усыпанной перекати-полем улице. Не говоря ни слова, он завел ее в здание, где когда-то был один из салунов Этернити - внутри было полдюжины сломанных стульев и несколько грязных столов, и решительно усадил на единственный стул, у которого были целы все четыре ножки. - Сейчас, Джеки.
     Она немедленно, как ванька-встанька, поднялась.
     - Не пытайся что-нибудь мне объяснять. Произошла ужасная ошибка, вот и все. Сейчас я хочу, чтобы ты забрал свои вещи из моего дома... - Она заколебалась. - Или, раз место принадлежит тебе, уехать должна я.
     Ее сердце при этом заявлении разбилось. На первые два этажа гостиницы у нее уже оформлена аренда на девяносто девять лет: по плану - аренда одного этажа в год, пока все не станет ее собственностью. Когда она впервые предложила Джеймсу Монтгомери арендовать у него гостиницу, он запросил совсем немного, но она спросила, сколько надо платить за этаж. Стараясь не смеяться, он разделил арендную плату на пять равных частей. Тогда Джеки попросила его снизить плату за аренду двух других этажей. С десятью процентами скидки, она была в состоянии позволить себе арендовать оба этажа, а через шесть месяцев она добавит аренду третьего этажа при двенадцати с половиной процентах скидки.
     Аренда на девяносто девять лет давала ей возможность чувствовать себя достаточно надежно, чтобы все деньги, что у нее были, потратить на украшение своего хорошенького домика, и вот сейчас она должна покинуть его.
     - Я начну собираться немедленно.
     - Что с тобой происходит? - спросил Вилли, становясь между нею и дверью. - Ты думаешь, что я втянул тебя в любовную историю? Я же думал - мы решили, что будем вместе вести бизнес. Что еще нас связывает? Что-то, о чем я не знаю?
     Джеки села снова, молясь о том, чтобы она была способна пережить этот день. Он прав, конечно. Она вела себя, как идиотка. Между ними ничего нет, за исключением того, что было в ее мыслях. Той ночью он ведь знал, кто она, знал, что она старше настолько, чтобы быть его... ну, скажем, его старшей сестрой. Он знал, что она раньше была его няней.
     Так что - это значит, что все, буквально все, что она воображала о чувствах, было только с ее стороны. Он ее поцеловал, но она должна быть искренней перед собой: это не был поцелуй, разжигающий мировой пожар. Ладно, временами ей казалось, что поцелуй был интимным, а иногда - больше дружеским. А что с их беседой? Тоже довольно обычная. Если он хотел ее разбудить, то ясно, что скучными вопросами об учителе во втором классе это ему не удалось бы сделать.
     - Почему ты так на меня смотришь? - спросил он.
     Она смотрела на него и думала: невозможно работать, живя с ним под одной крышей. Ей хотелось думать, что в городке поднимутся сплетни, но люди без всяких сомнений решат, что она и Вильям - учитель с учеником, без намека на скандал. Джеки была уверена, что и Вильям считает, так же, как они. Джеки была его ментором, его героиней, его учителем - в том как ловить жуков, как качаться на канате и как задерживать дыхание под водой на целую минуту. Нет, все-таки она уверена, что с Вильямом не будет проблем.
     Трудность будет в ней самой и в ее жизни - она не сможет видеть этого прекрасного молодого человека и не забывать, что он всего-навсего мальчик, а она, в сравнении с ним, старая женщина. Когда в душе вам восемнадцать, трудно всегда помнить, что на самом деле это не так. Временами страшно смотреть в зеркало и видеть стареющее лицо. Никогда уже мужчина не скажет ей: "Когда ты просыпаешься, ты выглядишь, как дитя". Сейчас она уже так не выглядит - она прекрасно знает, что не выглядит на восемнадцать и никогда не будет снова так выглядеть.
     - Я думаю, будет лучше, если ты будешь жить в Чендлере, - сказала она взрослым тоном. - Будет лучше для... Просто лучше, вот так. - Она все сделала, чтобы это прозвучало бесцветно. Если вы погибаете из-за мужчины на десять лет моложе вас, из-за мужчины, которого вы нянчили, разве это не инцест?
     - Для того, чтобы начать бизнес, мы должны массу времени проводить вместе, я думаю, будет просто нелепо ездить в Чендлер сорок миль в день, туда и обратно. Что, если нам надо будет что-нибудь обсудить вечером?
     - Это можно сделать по телефону.
     - Что, если тебе нужно будет помочь с самолетами?
     - Я хорошо с этим справлялась до тебя. Думаю, что и дальше смогу это делать.
     - Что, если у меня появится какой-то вопрос?
     - Подождешь до утра. Ты же ждешь утра, чтобы открыть рождественские подарки, не правда ли?
     Он отошел от нее, поставил ногу на ограждение бара, а локоть на кассу, подперев голову рукой. "Сейчас ему бы стакан виски "Редай", шестизарядный револьвер на боку, и он был бы вылитый гангстер", - подумала Джеки. Прочь... Она определенно должна убрать его прочь из Этернити - и из себя, если удастся.
     Когда он повернулся к ней, лицо его было серьезно, и она вспомнила важного молчаливого мальчика, каким он когда-то был.
     - Нет, - сказал он, протянув к ней руку, как будто для того, чтобы помочь ей подняться.
     - Что это значит - нет?
     - Это значит, что я буду жить в Этернити столько, сколько нужно. Решаю я.
     - Ты... - прямо-таки зашипела она. На секунду ей показалось, будто она опять его няня, и он не слушается ее, но когда она встала перед ним и посмотрела ему в глаза, то заглянула в глаза мужчины, а не ребенка. Повернувшись на пятках, она покинула салун, и каждый ее шаг был наполнен гневом.
     Скоро она зашла далеко в пустыню, окружающую Этернити, пытаясь продумать, что же ей делать. Ее сильно смущало, что она испытала такую... такие сильные чувства к этому молодому человеку в ту первую ночь. Почему же какое-то шестое чувство не подсказало ей, что она о жизни знает больше, чем он? Почему она не поняла, что имеет дело не со взрослым, а с большим ребенком? Но, как это ни странно, она не могла припомнить ничего, что указывало бы на то, что он намного, намного ее моложе. За исключением, пожалуй, его смешливости в ту ночь. Интересно, почему с годами людям меньше хочется смеяться? Казалось бы, совсем наоборот: смех нужнее в старости, потому что помогает выстоять. Смех может помочь - вопреки всем болям и страданиям - мышцам, которые теперь не растягиваются, а задерживают вас на месте. Меньше смеются и... пожалуйста - готов постаревший человек. Может, это способ угадать чей-то возраст. Если смеются пятьдесят раз на дню - дети. Двадцать раз в день означает, что им двадцать. Десять раз в день значит, они разменяли четвертый десяток. К тому времени как им станет сорок, кажется - ничто на свете их не рассмешит.
     Около года назад Джеки пришла на обед с очень приятным мужчиной и они встретились еще с тремя другими парами. За все время обеда не было даже намека на улыбку. Все говорили о деньгах или закладных и торговались. Позднее ее приятель спросил Джеки, хорошо ли провела время, и она ответила, что люди казались, скажем так, немного старыми. На что мужчина жестко ответил, что его друзья моложе ее. "Только по возрасту", - вывернулась она. Больше он не объявился.
     Так что сейчас ее трудность заключалась в некоем молодом человеке, очень молодом человеке по имени Вильям Монтгомери. Ей нужно было от него избавиться, удалить его от себя. Она себе не доверяла в отношениях с ним. Ее тянуло к нему в ту ночь, когда он вытащил ее из самолета, и потом, утром, она почувствовала эго снова. Может быть, это из-за отсутствия мужской компании в течение последних месяцев, особенно учитывая то, что она многие годы общалась почти исключительно с мужчинами, однако она так не считала. Молчаливость Вилли, манера делать то, что он обещал сделать, привлекали ее. Ну да, думала она, после безалаберной жизни с Чарли она способна влюбиться даже в обезьяну, если это создание разделяет ее мысли, если оно делает то, что обещало сделать.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     У Джеки сильно стучало сердце, когда она въезжала в заброшенный городок, который стал ее домом. Фонарь на веранде тепло светился, и внутри в доме горели лампы. Кто-то поджидает ее. Это не пустой дом, он согрет жизнью другого человека.
     С трудом она заставила себя прекратить фантазировать. Человек в доме всего-навсего мальчик, он ее партнер по бизнесу - и ничего больше. Тихо, чтобы его не потревожить, она закрыла дверцу машины и вошла в дом. Пахнуло стряпней, живым теплом и светом. Никогда еще этот хорошенький домик так ее не встречал.
     Он был на кухне и мыл посуду. Он стоял спиной к ней, рукава засучены, сильные загорелые ладони в мыльной пене. Минуту она молча стояла в дверях, наблюдая за ним. Она знала, что он банковский работник, долго учился, то есть провел большую часть своей жизни, уткнув нос в книгу, но у него было тело атлета. Так как Джеки выросла в Чендлере, то она знала, что все Монтгомери любили физические занятия: они занимались греблей и плаваньем, ездили верхом, взбирались на вершины гор, ходили пешком, хотя могли ездить.
     Тело Вильяма это подтверждало. Под тонкой рубашкой из хлопка его загорелая спина состояла из одних мускулов - один около другого - холмы и долины ландшафта большой красоты. Брюки обтягивали сильные бедра и ягодицы, натягивая ткань. Джеки должна была прижать руки к бокам и сжать пальцы, чтобы успокоиться, потому что ей до боли захотелось дотронуться до него, обнять его за талию, прижиматься лицом к его спине, пока он не повернется ее поцеловать.
     - Хочешь кофе? - мягко спросил он, все еще стоя к ней спиной.
     Она вздрогнула от его слов: когда же он понял, что она здесь? Не следил ли он за отражением ее лица в темном стекле напротив?
     - Нет, - едва слышно прошептала она и вышла из комнаты.
     Конечно, она могла принять предложение выпить кофе, а потом посидеть с ним и поболтать немного. Сидела же она по вечерам с сотнями мужчин, разговаривая о самолетах, людях, о политике - обо всем, что приходило на ум. Редко бывало, что к кому-то из них