ать. Нужно выяснить, где живет эта женщина, где держат мальчишку. Нужно заставить ее говорить.
     Когда Мег, волоча ноги, вошла в комнату, Алида увидела женщину ничем не примечательного вида, с лицом изборожденным морщинами от тяжелого труда. Она была толстой и шла медленно, неся свою корзину с травами так, как будто они были очень тяжелыми.
     И еще Алида увидела простодушные голубые глаза этой женщины, открытые и невинные, как у котенка. Это была женщина, которую не мучили и не ненавидели в течение всей ее замужней жизни, как Алиду. Алида скорее умерла бы, чем признала это, но чувство, которое возникло сейчас в ней, было завистью. Толстая немолодая крестьянка не была рождена красивой или богатой. Ее единственные дети умерли, едва появившись на свет. Но взамен их она, словно с Божьего благословения, получила двух крепких, здоровых детей. Ее муж, несомненно, любит ее, служит ей защитой и опорой и не желает ей ничего, кроме счастья. А она, Алида, живет в огромном, великолепном доме, который Джон все еще продолжает достраивать, и замужем за человеком, который, если бы ему сказали, что она умерла, лишь пожал бы плечами.
     Алида улыбнулась Мег так, словно та была посланницей королевы.
     - Садитесь, будьте добры. Вы, наверное, устали после вашего путешествия? Могу я предложить вам стакан вина?
     Мег, собиравшаяся встретить холодный прием, была смущена такой теплотой. Ей всего три раза в жизни доводилось пить вино, причем сильно разбавленное. И никогда вино не наливала ей в серебряный бокал белая рука леди.
     Мег попробовала крепкое вино, и оно ударило ей в голову.
     Алида села напротив Мег, расстелив вокруг себя полы платья из темно-красного вельвета, ожидая, когда будет выпито вино и съедены конфеты. Мег не решалась взяться за второй бокал, но Алида стала умолять ее выпить еще: она очень огорчится, если Мег откажется. В конце концов, - сказала Алида, - я в огромном долгу перед вами. Вы столько лет заботились о моей дочери, разве не так?
     - Да, - ответила Мег. Ее охватили расслабленность и блаженство, и она неожиданно поняла, почему мужчины так любят вино. И почему они не хотят, чтобы женщины пили. Когда испытываешь такие чувства, бессмысленно говорить о том, что может и что не может женщина... Во всяком случае, Мег сейчас была абсолютно уверена в себе. Она могла бы сделать что угодно.
     - Расскажите мне про мою дочь, - сказала Алида наисладчайшим голосом. - Конечно, если вы хотите про нее рассказывать. Я боюсь, что сейчас она больше ваша дочь, чем моя.
     - Ох, нет, ни в коем случае, - сказала Мег, зная, что лжет. Оба ребенка были ее. Но смутное чувство, возникшее благодаря вину, подсказывало ей, как следует поступать.
     - Тогда вы не будете возражать против того, чтобы поговорить о них? - сказала Алида, тонко намекая на то, что она хочет узнать об обоих детях. Затем, нахмурившись, она забрала бокал у Мег, испугавшись, что та заснет.
     Ничего на свете не хотелось Мег больше, чем рассказывать о своих детях. Иногда ее просто бесил Уилл, когда он думал только о своей ферме, но не о них. Однажды он очень жестко сказал ей: "Не надо так привязываться к тому, что не твое". Она рассмеялась, потому что никто не был так привязан к детям, как он. Иногда Мег думала, что его любовь к ним сильнее ее любви. И именно потому, что его любовь такая сильная, он не мог говорить о них.
     - Они странные дети, - нежно проговорила Мег. Ее мысли перенеслись на ферму. В сравнении с этим богатым домом ферма была очень бедной, но при всем этом она не отдала бы ни одной розочки с их двора за все это богатство. В те два дня, когда она ждала встречи с ее светлостью, ее не покидало чувство, что в этом доме есть что-то... да, что-то нездоровое. И теперь она желала лишь одного: побыстрее выполнить свою задачу и отправиться домой.
     Ей доставило удовольствие вернуться мыслями на ферму, к Уиллу и детям, к их бесхитростному миру.
     - Дети так похожи друг на друга, как будто это две части одного целого. Когда один проголодается, другой тоже голоден. Если один из-за чего-то заболеет, другой заболеет из-за этого же. Они любят одни и те же цвета, одну и ту же пищу. У них одинаковый характер. Они оба любят... - Мег задумалась, подыскивая слово. - Еще они оба любят играть и возиться, как обычные деревенские дети, - сказала она наконец.
     Напрягаясь, Алида пыталась понять то, что она сейчас слышала. "Как несправедливо", - думала она. Дети любили все то, что она обычно подавляла.
     Мег продолжала:
     - Иногда дети часами не говорят друг с другом - у каждого своя работа на ферме, но можно спросить их, о чем "ни думают, и окажется, что об одном и том же.
     Глаза Мег стали задумчивыми. Никого в жизни она не любила больше этих детей. Она была уверена, что никогда не попадет в рай из-за этой мысли, но иногда она была почти рада тому, что ее собственные дети умерли, ведь иначе она не могла бы провести эти годы с Талисом и Калли. Ее собственные дети не могли бы быть такими занимательными; они никогда не смогли бы вскочить на огромного черного коня и скакать на нем по полям и лугам. Ее собственная дочь никогда не рассказывала бы сказки по вечерам у огня.
     Голова Мег поднялась, может быть, немного резко, так что она почувствовала головокружение. Как могла она подумать, что у этой женщины злые намерения? Наверное, ее сердце разрывалось от того, что ее милая восхитительная дочка была не с ней. Конечно, ей хочется узнать про нее все. Мег не пришло в голову, что, рассказывая Алиде все про ее дочь, она рассказывала ровно столько же и про мальчика, которого Алида, возможно, ненавидела.
     - Дети думают и все делают в одном и том же темпе, и интересуются одним и тем же, - говорила Мег, думая о том, как это умно она сделала, что мимоходом упомянула про обучение. К моменту, когда она закончит рассказывать, леди Алида сама будет готова просить Мег нанять учителя для своей дочери.

22

     Начав говорить о детях, Мег уже не могла остановиться. Девять лет жить вместе с ними, любить их - и никому о них не рассказывать! Ей было нельзя говорить о своих детях с соседями, потому что они очень отличались от их детей. На всех деревенских праздниках, если Уилл и разрешал им там присутствовать, они стояли в стороне от других детей. И люди инстинктивно понимали, что Калли и Талис совсем не такие, как их дети.
     Сейчас же Мег могла говорить сколько душе было угодно. И она говорила. Она рассказывала о высокомерии Талиса, о том, как он иногда задевает чувства Калли. Талис никогда и не думал извиняться, если ему случалось обидеть Калли. Но вечером он клал в ее тарелку лучшие куски мяса. Тогда Калли, чтобы его отблагодарить, предлагала ему лучшие куски хлеба.
     - Если вы будете отдавать все лучшее друг другу, вы в конце концов умрете с голоду, - не раз говорил им Уилл. Дети непременно возражали. Талис даже начинал длинную речь о том, как он и Калли не выносят друг друга, и Калли кивала, подтверждая его слова. Оба были слишком горды, чтобы признаться, чем они были друг для друга на самом деле.
     - Их невозможно разлучить, - продолжала Мег. - Они не будут спать в разных комнатах. И они... - Она запнулась и в задумчивости посмотрела в сторону. - Они разговаривают друг с другом... мысленно
     В смущении она посмотрела на леди Алиду. Лицо ее светлости выражало интерес, но в нем читалось и нечто вроде отвращения. Мег решила, что будет лучше не рассказывать про мысленные разговоры.
     - Когда один порежет пальчик, другой чувствует это. Если ударите одного, другой тут же это почувствует. - Ни кто из детей не говорил об этом, но она очень хорошо помнила, как осторожно садилась Калли, когда Уилл выпорол Талиса.
     Алида слушала, и с каждой новой фразой, произносимой Мег, ее все больше охватывала злоба. Вот доказательство того, что ее молитва не осталась без ответа. Господь не ответил на множество молитв, которые она вознесла к нему за девять месяцев ее последней беременности, которые она провела на коленях. Он не подарил ей сына. Но она молилась о том, чтобы в ее ребенка вошел дух той иностранки, и на эту молитву она получила ответ. Почему, почему он не мог откликнуться на ее просьбу о мальчике? О ее собственном мальчике, о наследнике? О сыне, здоровом душой и телом?
     А старуха продолжает кудахтать о том, какие, мол, дети прелестные, добрые, любящие, как им нравится помогать другим людям. Это становится невыносимо! Ее пора остановить!
     - Хорошо, - сказала Алида, - но у них должен быть хоть один недостаток. Или они не живые люди?
     Спина Мег одеревенела от одной только мысли, что ее дети не были лучшими из того, что есть на свете.
     - Да, конечно, у них есть недостатки. Они.. - Она запнулась, но вспомнила, что женщина была матерью Калли и ей можно довериться. - Они ревнивы, - сказала она нежно. - Они оба очень ревнивы
     Алида слегка улыбнулась
     - Но это, пожалуй, не такой уж большой недостаток. Мы все умеем ревновать. Пожалуйста, выпейте еще вина. Если вы не расскажете, каковы их дурные качества, я не смогу поверить в их достоинства.
     Мег решила, что в этом есть смысл. Ведь, с другой стороны, не одно ли тщеславие удерживало ее от того, чтобы рассказать этой женщине всю правду о ее собственных детях?
     - Их ревность сильнее, чем у большинства людей. Гораздо сильнее. Хуже всего Талис. Он не выносит, когда Калли обращает внимание на что-то кроме него. Однажды у нас был один мальчик, он дал Калли книгу. Талис несколько раз выходил из себя, потому что Калли смотрела на книгу этого мальчика. Талису постоянно нужно все ее внимание.
     - А девочка? - Алида не смогла заставить себя назвать ее своей дочерью.
     - Она... - Мег снова запнулась. Каким словом назвать главный грех Калли? - Калли поклоняется ему, - сказала она наконец.
     Какое-то время Алида не могла произнести ни слова.
     - Поклоняется ему?
     Алида побледнела. Похоже, этот мальчик действительно был от дьявола.
     - Нет, - быстро сказала Мег, безошибочно прочитав выражение лица леди: в нем отразился ужас. - Я не имею в виду, что она грешит против Бога. Она... - Как бы это объяснить леди Алиде? Сейчас Мег очень хотелось уметь говорить так складно, как умела Калли. - У Талиса очень развито представление о чести. Да, именно это слово. Честь. Он все время говорит о чести мужчины и о том, что мужчина не может врать.
     - А, значит, девочка - лгунья, - сказала Алида.
     - Нет, - решительно возразила Мег. - Калли не лгунья. Она очень честная, но она очень, очень любит Талиса. Она любит только его. - Мег перешла на шепот. - Я иногда думаю, что Калли продала бы свою душу, чтобы защитить его от укуса пчелы.
     Мег встряхнула головой, чтобы прояснить ее. Ей хотелось как можно точнее выразить свою мысль.
     - Вы понимаете, они всего лишь дети. В этом нет ничего серьезного. Калли крадет для него пироги, но сам Талис умрет прежде, чем украдет что-нибудь во имя чего бы то ни было. Моя Калли хорошая девочка, честная, богобоязненная Но только до тех пор, пока речь не зайдет о Талисе, тогда в нее вселяется дьявол.
     Мег допила свой стакан вина и засмеялась. Даже когда она говорила про самые "дурные" качества детей, эти качества были не очень плохими.
     - Уиллу и мне приходится следить за Калли, потому что она часто берет на себя вину. Когда Талис оставил открытой дверь курятника, или что-то разбил своим деревянным мечом, или еще что-то такое с ним приключалось, Калли говорила, что это все сделала она.
     - И мальчик позволяет наказывать ее за его прегрешения? - улыбаясь, спросила Алида. Вот наконец доказательство, что он действительно сын Гильберта Рашера.
     - Нет, что вы! Конечно же нет, - сказала Мег. - Талис из себя выходит, когда слышит, что она берет на себя вину за его проступки. Он спрашивает ее, как она могла соврать. А потом говорит ей, что врать грешно.
     Мег улыбнулась.
     - Калли врет только ради него. Но он никогда не просит ее врать ради него. Она говорит, что не может видеть его боль и что он знал уже слишком много боли.
     - Что же за боль такую он мог испытывать? - резко спросила Алида. Она была уверена, что только она знает, что такое боль.
     - Не знаю, миледи. Я только рассказываю, что говорит ваша дочь. Она говорит, что Талис знал достаточно боли...
     Возможно, она имеет в виду смерть его матери. - Когда Мег говорила это, ей не удалось скрыть боль в своем голосе: возможно, дети думали, что она недостаточно хороша, чтобы быть их матерью, и поэтому Калли намекает на родную мать Талиса.
     - Значит, вы рассказали им правду про то, как они родились?
     - О, нет! Уилл говорит, что лучше, если дети не будут знать - ну, то есть, до поры до времени.
     Теперь Алида могла быть уверена, что муж этой старушенции знает больше того, что говорит своей наивной жене. Но какова бы ни была причина его скрытности, она была довольна тем, что дети ничего не знали о том, как они родились. Если бы этих стариков убили, а дети случайно остались бы живы, они не смогли бы пойти к ней и потребовать от нее средств к существованию - или признания. Раз они ничего не будут знать, то не пойдут ни к ней, ни - что особенно важно - к Джону.
     На мгновение наступила тишина. Мег, в своем абсолютно расслабленном состоянии, более не колеблясь, решила перейти к изложению причины, из-за которой она предприняла столь долгое путешествие, причины, из-за которой она даже рисковала навлечь на себя гнев мужа.
     - Мне нужны деньги, чтобы нанять для них учителя, - выложила она на одном дыхании.
     Наконец Алида все поняла. Так вот зачем здесь эта женщина! Но это немыслимо, чтобы Алида стала платить за обучение этого мальчишки. Если ему как-нибудь и удастся избежать смерти, которую она готовит для него, ей совсем не хотелось предоставлять ему преимущества образования. Кроме того, ей не хотелось вообще ни за что платить. Чуть было не потеряв все, она стала очень осторожной с деньгами.
     Мег знала, почему молчит Алида. Она не хочет, чтобы ее мужу напоминали про Талиса. Так что сейчас, думала Мег, пришло ее время быть умной.
     И Мег произнесла слова, над которыми она думала все дни своего долгого пути:
     - Плохо, если дети останутся без образования, - сказала она решительным тоном. Она решила, что в этом вопросе будет абсолютно твердой. - Им нужен домашний учитель, такой, который сможет дать им образование и воспитание, чтобы они смогли занять подобающее им место в жизни.
     Мег видела, что ее светлость продолжает колебаться, и она применила свой главный аргумент:
     - Все, что можем мы с мужем, - кормить молодого Талиса. Он растет так быстро, что мы не успеваем шить ему новую одежду. Я не говорила вам, что он почти такого же роста, как я, хотя ему всего девять? Наверняка хозяин будет рад увидеть его.
     Алида лихорадочно соображала. В ночь, когда был пожар, она сделала много ошибок, но тогда у нее не было времени, чтобы все обдумать. Сейчас, когда время есть, она не имела права ошибаться.
     - Вы хотите дать мальчику образование, - произнесла она любезным голосом, собрав все силы, чтобы в нем не прорвалась ненависть. Теперь ей было ясно, что эта ужасная женщина пытается шантажировать ее, угрожая, что, если ей не дадут денег на учителя, она преподнесет Джону в подарочек его здорового сына.
     - Нет-нет! - сказала Мег. - Они оба должны ходить в школу. Нельзя дать что-то одному и не дать другому. Если их разлучить, они этого не перенесут.
     - Да? А что будет, если их разлучить? - спросила Алида. Задавая вопрос, она улыбалась, но думала о том, как ей неприятна эта старуха.
     - Это убьет их, - просто и очень искренне ответила Мег. - Вы понимаете? Они - не два разных человека. Они - это один человек. Две половины одного целого. Они не могут существовать друг без друга.
     Снова Алида почувствовала, как волосы встают дыбом у нее на затылке. Она вспомнила свою молитву девятилетней давности. Две половины одного целого. Один дух, разделенный напополам.
     - Да, да, приходите завтра, и я дам вам деньги, - торопливо проговорила Алида. "Да, приходи завтра, и я смогу приготовиться. Я разузнаю, где вы живете, и на этот раз ни что не помешает мне уничтожить вас".
     Услышав, что ее отпускают, Мег собралась было уйти, но, поднявшись, она почувствовала, что нетвердо стоит на ногах. Ей не хотелось возвращаться сюда завтра. То ли это вино так подействовало на нее, то ли что-то другое, но неожиданно ей страстно захотелось, чтобы этого путешествия не было. Нужно было обо всем рассказать Уиллу. Может быть, он все-таки нашел бы возможность нанять учителя. Может быть, Уилл...
     Больше Мег ни о чем не успела подумать, потому что в доме вдруг поднялся страшный шум. Горничная Пенелла ворвалась в комнату и закричала ее светлости, что одна из ее дочерей загорелась.
     - Подождите меня здесь, - сказала Алида и, подобрав юбки, выбежала из комнаты.
     Мег некоторое время сидела неподвижно, чувствуя себя слишком сонной и отяжелевшей, чтобы попытаться двинуться с места. Она устало откинулась на спинку стула и задремала.
     Ей снился сон, и она знала, что это сон, но это не имело значения. Похоже, что это было то, что она должна была вспомнить, но не могла. Они с Уиллом и детьми бежали, бежали через лес, ночью, чтобы никто не мог их увидеть. Два младенца были в колыбели, которую смастерил Уилл. Он хотел нести одного из новорожденных, но дети заплакали, когда их разъединили.
     - Пошли, Мег, нам надо спешить, - прошептал он после короткого отдыха. - Она скоро начнет нас искать.
     Вздрогнув, Мег проснулась. Ее голова прояснилась настолько, насколько это было возможно, учитывая количество выпитого ею вина. "Она, - сказал Уилл. - Она скоро начнет нас искать". Совершенно неожиданно Мег поняла все. Пожар устроила леди Алида, она сделала это, чтобы погубить мальчика, который угрожал будущему ее детей.
     Неожиданно все то, что Мег годами не могла вспомнить, стало возвращаться к ней, все, что было сказано в тот вечер, когда она впервые увидела детей. Теперь она поняла, почему эти все годы Уилл требовал соблюдения секретности. Мег вспомнились все случаи, когда она спорила с ним, говоря, что детям не повредит время от времени ходить в деревню. Уилл редко разрешал им ходить в деревню. Исключение делалось только для базарных дней, да и то лишь потому, что требовалась их помощь. Талис был великолепным продавцом, а у Калли был талант так раскладывать товары, что всякому хотелось их купить.
     Теперь Мег поняла. Она поняла, почему никто не приходил за детьми, почему никто даже не собирался прийти за ними. Эти люди думали, что она и дети погибли во время пожара. А устроила пожар леди Алида.
     Может быть, так подействовало на нее вино, а может быть, в ней заговорил великий материнский инстинкт защиты детей. Но в эту минуту она научилась ненавидеть. Эта женщина, эта... эта леди пыталась убить невинное дитя, даже не беспокоясь, что вместе с ним должна погибнуть ее собственная дочь.
     Мег поднялась со стула. Теперь она знала, что должна немедленно уйти отсюда и поскорее добраться до дома. Но еще она была уверена, что леди Алида изрядно задолжала детям за то, что сделала им.
     Не думая больше ни о чем, не заботясь даже о своей бессмертной душе, Мег схватила с камина небольшой, но увесистый серебряный подсвечник и спрятала его под юбкой.
     В следующую секунду она уже бросилась бежать вниз по лестнице, лицо ее было красное от страха, сердце бешено колотилось; но, не успев одолеть и трех ступеней, она встретилась с женщиной, которую ее светлость послала, чтобы передать распоряжение остаться на ночь в ее доме.
     "Что бы сказала в этой ситуации Калли? - думала Мег. - Что могла бы придумать одна из ее сказочных принцесс, чтобы выпутаться?"
     - Остаться на ночь?! - изумленно воскликнула Мег. - Разве ты не слыхала? Дом горит!
     - Нет, просто леди Джоанна споткнулась о полено, и ее юбка попала в огонь.
     - Я была там. Я слышала, как леди Алида приказала рассказывать это людям. Она боится, что все разбегутся и некому будет помогать выносить вещи. Н