- ошеломленно воскликнул он.
   - Но куда в меньшей степени, чем ваша  Арабелла!  -  парировала  она,  но
потом, улыбаясь, спросила:
   - Так вам нравится это платье? Я велела  сестре  срочно  переправить  его
мне.
   Еще более, чем обычно, расправляя спину, Николас осведомился:
   - Так после ужина вы намерены отправиться на свидание с этим врачом, да?!
   - Ну, разумеется, - тихо ответила она. -  Не  забывайте,  что  именно  вы
просили меня выяснить, что ему известно!
   - Николас! - позвала его в этот момент Арабелла. - Пора идти ужинать!
   - Но вы не должны надевать это платье! - продолжил Николас,  обращаясь  к
Дуглесс.
   - С вашего разрешения, позвольте уж надевать  то,  что  нравится  мне!  -
отозвалась Дуглесс. - А вы лучше идите-ка на свое место,  а  то  Арабелла  в
ярости уже колотит по ножкам стола!
   - Вы... - начал было он.
   - Вот ваш напиток, - перебил его появившийся Ли, вручая Дуглесс бокал.  -
Добрый вечер, лорд Стэффорд, - приветствовал он Николаса.
   Ужин оказался в своем роде  замечательным  опытом  для  Дуглесс.  Николас
просто не в  силах  был  отвести  от  нее  взор  -  к  немалому  раздражению
прекрасной леди Арабеллы! Ли же столь близко наклонялся к Дуглесс, что рукав
его пиджака побывал в ее суповой тарелке.
   После ужина все прошли в гостиную, и там, как бы  инсценируя  отрывок  из
какого-нибудь романа Джейн Остин, Николас запел, сам  аккомпанируя  себе  на
фортепиано. Голос у него был низкий и  богатый  модуляциями,  и  Дуглесс  он
сразу очаровал.  Николас  предложил  Дуглесс  петь  с  ним  дуэтом,  но  она
отказалась, так как знала,  что  не  обладает  певческим  даром.  Присев  на
маленький стульчик, она с завистью слушала дуэт Арабеллы и Николаса, видела,
как склоняются друг к другу их головы и сливаются их голоса.
   В десять вечера, извинившись, Дуглесс пошла к себе:  у  нее  не  было  ни
малейшего намерения проводить остаток вечера наедине с Ли в его комнате. Она
решила, что  тайна  предательства  Николаса  подождет  своего  раскрытия  до
следующего дня.
   К полуночи Дуглесс окончательно поняла, что заснуть ей не удастся.  Перед
нею все стояла сцена дуэта Николаса с Арабеллой,  и  без  конца  вспоминался
день, когда он вернулся после охоты и сорочка у него оказалась расстегнутой.
Дуглесс вылезла из постели, накинула халат, распушила волосы  и  направилась
через весь огромный дом  к  комнате  Николаса.  Из-под  его  двери  свет  не
просачивался, зато за дверью Арабеллы он  горел,  и  оттуда  доносился  звон
бокалов и слышался ее соблазняюще-зазывной смех.
   Дуглесс недолго размышляла над тем, что  делает.  Она  разок  стукнула  в
дверь и, практически одновременно, повернула дверную ручку и вошла в спальню
Арабеллы.
   - Привет! - проговорила Дуглесс. - Я просто хочу спросить, нет ли  у  вас
взаймы булавки. Я, кажется, порвала бретельку,  и  бретельку  очень  важную,
если только вы понимаете, что я имею в виду!
   Николас  развалился  на  кровати  Арабеллы,  сорочка   его   опять   была
расстегнута и выехала из брюк. На Арабелле  же  был  просвечивающий  пеньюар
черного цвета, не очень-то прикрывавший большую часть ее тела, но даже в тех
немногих местах, где присутствовала ткань, она была совершенно прозрачной.
   - Вы... вы... - Арабелла даже дар речи потеряла от негодования.
   - А, лорд Стэффорд! Привет! Я что, чему-то тут помешала, да?! -  спросила
Дуглесс. Николас оторопел.
   - Вы посмотрите-ка! - воскликнула Дуглесс.  -  Здесь  и  телевизор  марки
"Бэнг энд Олафсон"! Я еще такого не  видела!  Право,  мне  так  хотелось  бы
посмотреть последние известия, надеюсь, вы ничего не имеете против? А вот  и
пульт дистанционного управления!  -  И,  усаживаясь  на  край  постели,  она
включила огромный цветной телевизор и принялась рыскать по  разным  каналам.
Николас у нее за спиной живо уселся - она это почувствовала!
   - Фильм! - прошептал он.
   - Не-а, всего-навсего - телевизор! - отозвалась  она.  И,  передавая  ему
ручку дистанционного управления, стала объяснять:
   - Вот  это  -  "включение",  а  это  -  "выключение",  видите?  Вот  этим
регулируется громкость, а этой лимбой переключаются каналы. Ой, поглядите-ка
только! Это же - старый фильм о  временах  королевы  Елизаветы!  -  С  этими
словами она выключила телевизор, положила панель управления на постель возле
Николаса и, зевнув, заявила:
   - Да, я, впрочем, вспомнила, что у меня и у  самой  есть  булавки!  Но  в
любом случае большое спасибо, леди  Арабелла!  Надеюсь,  я  не  слишком  вам
помешала?!
   После  этого  Дуглесс  пришлось  стрелой  мчаться  к  двери,  потому  что
Арабелла, растопырив пальцы с длинными, похожими на  когти  ногтями,  готова
была уже кинуться на нее. Едва Дуглесс успела выскочить за дверь, как  та  с
силой захлопнулась за ней. В коридоре Дуглесс некоторое время прислушивалась
к тому, что происходит в комнате. Очень скоро она с удовлетворением услыхала
характерные звуки - по телевизору показывали вестерн,  -  а  потом  Арабелла
завопила:
   - Да выключите же вы его! - Дуглесс на это  улыбнулась,  прошествовала  к
себе в комнату, и в эту ночь у нее более не  было  ни  малейших  проблем  со
сном!

***

   Утром во время завтрака она встретилась с Ли.
   - Знаете, - сказал он, - а я вчера вечером подумал, что вы,  быть  может,
зайдете ко мне. Я собирался почитать вам некоторые письма!
   - Вы хотели рассказать мне, кто предал Николаса Стэффорда?
   - Хм-м! - только и промычал в ответ Ли, и поэтому  сразу  после  завтрака
она потащилась следом за ним в его комнату. Интересно, если  он  назовет  ей
имя того клеветника, Николас в ту же минуту  вернется  в  свой  шестнадцатый
век, что ли?! - думала она.
   Однако уже очень скоро она поняла, что побудить Ли что-либо  сообщить  ей
будет немалой проблемой.
   - Я вот все старался вспомнить, - говорил между тем Ли. -  Скажите-ка,  а
ваш батюшка не входит  в  совет  попечителей  Йельского  университета?  Быть
может, ему было бы интересно ознакомиться с моими находками?
   - Ну, конечно  же,  я  с  радостью  извещу  его  об  этом.  Но  с  особым
удовольствием я поведала бы ему о  том,  кто  же  все-таки  оклеветал  лорда
Стэффорда!
   Подойдя к ней вплотную. Ли сказал:
   - Ну, ежели бы вы только согласились сделать небольшой звоночек  ему,  я,
пожалуй, рассказал бы вам об этом!
   - Дело в том, -  откликнулась  она,  -  что  в  данный  момент  мой  отец
пребывает в дебрях горных лесов Мэна  и  дозвониться  до  него  нет  никакой
возможности.
   - Ах вот как, - произнес тогда Ли, отворачиваясь от нее, - что ж,  тогда,
насколько я понимаю, я не могу вам этого сообщить.
   - Шантажист вы несчастный!  -  вскипела  Дуглесс,  совершенно  забывая  о
последствиях. - Вы тут развлекаетесь, беспокоясь лишь о собственной карьере,
а для меня имя этого предателя может означать спасение человеческой жизни!
   - Да возможно ли, чтобы от  каких-то  документов  шестнадцатого  столетия
зависела чья-то жизнь?! - воскликнул Ли с изумлением, вновь поворачиваясь  к
ней лицом.
   Не очень соображая, что и в каких пределах можно объяснить  ему,  Дуглесс
сказала:
   - Ладно, я переговорю с отцом. Сегодня же  напишу  ему.  И  дам  прочесть
письмо. Как только отец вернется в город, он его тотчас же получит.
   Ли, однако, продолжал глядеть на нее хмуро:
   - Скажите, а с чего это вам так нужна эта фамилия? Что-то  тут,  во  всем
этом деле, не так! Во всяком случае, хотелось бы понять, кто он,  этот  лорд
Стэффорд? И отношения  ваши  не  очень-то  похожи  на  отношения  патрона  и
секретарши - скорее уж, они смахивают на...
   В этот самый момент дверь распахнулась, и в комнату ворвался Николас.  На
нем была одежда времен королевы Елизаветы: ноги обтягивали плотные чулки,  и
благодаря этому каждый мускул на них воспринимался отчетливо, а его  доспехи
из золота и серебра  сверкали  в  лучах  солнца.  В  руке  у  Николаса  была
обнаженная шпага, острие которой он тотчас и направил на Ли.
   - Да что же это такое?! - возмущенно выкрикнул Ли и отвел от  себя  шпагу
рукой, но, когда острие разрезало ему ладонь, стал хватать ртом воздух.
   Николас продолжал подступать к нему, и  кончик  его  смертельно  опасного
оружия был теперь уже у самого горла Ли.
   - Дуглесс, зовите на помощь! - вскричал Ли, отскакивая назад. -  Он  явно
спятил!
   Ли был прижат спиною к стене, и Николас вопросил:
   - Так кто же оклеветал меня перед королевой?
   - Оклеветал вас?! - переспросил Ли. - Нет, вы точно не в  себе!  Дуглесс,
приведите же сюда кого-нибудь, пока этот маньяк не совершил чего-то  такого,
о чем мы оба потом пожалеем!
   - Назовите имя! - требовал Николас, приближая острие вплотную к горлу Ли.
   - Ну, хорошо,  хорошо!  -  выкрикнул  Ли,  задыхаясь.  -  Этого  человека
звали...
   - Постойте! - вскричала тут Дуглесс и  посмотрела  на  Николаса.  -  Если
только он произнесет имя, вы, возможно, тотчас исчезнете! О, Николас, неужто
я уже больше никогда не увижу вас?!
   Николас, не отводя шпагу от горла Ли, протянул вторую руку к  Дуглесс,  и
она кинулась к нему и прильнула к его устам, прежде  чем  соприкоснулись  их
тела. Она целовала  его  со  всею  страстью,  со  всем  долго  подавлявшимся
желанием! Зарывшись пальцами в волосы  Николаса,  она  прижала  к  себе  его
голову. И хотя Дуглесс считала, что он  вовсе  ее  не  желает,  но  страсть,
исходившая от Николаса, - она чувствовала ее! - как бы побудила ее  оторвать
ноги от пола и воспарить - и вот он уже подхватил ее одной рукой!
   Он спохватился первым и выдохнул:
   - Уходите!
   Глаза Дуглесс застлала пелена слез, но она поклясться была готова, что  и
у Николаса глаза наполнились слезами!
   - Уйдите! - вновь повторил он. - Отойдите же от меня! Ослабев и  не  имея
сил противиться ему, Дуглесс покорно шагнула в сторону и встала,  пристально
глядя на Николаса. Неужели ей не доведется вновь увидеть  его,  прижаться  к
нему, услышать, как он смеется, неужели никогда?..
   - Имя! - повторил между тем Николас, ни на секунду  не  отводя  при  этом
взора от Дуглесс. Раз уж ему приходится  покидать  этот  мир,  хотелось  бы,
чтобы последним, что он видит здесь, была она!
   Ли, совершенно потрясенный всем происходящим, заговорил:
   - Этого человека звали...
   Дальнейшее произошло как-то мгновенно: Дуглесс, не в состоянии и думать о
том, что Николас вот-вот покинет ее, вновь кинулась к нему  -  если  уж  ему
суждено уйти, она тоже уйдет вместе с ним!
   - ...Роберт Сидни, - договорил Ли в тот самый  момент,  когда  Николас  с
Дуглесс рухнули на пол у самых его ног. Поглядев  на  них  сверху  вниз,  он
пробормотал:
   - Да вы оба ненормальные! - а затем, переступив через  них,  выскочил  из
комнаты.
   Прижавшись лицом к стальным с серебряной  окантовкой  доспехам  Николаса,
Дуглесс плотно смежила веки.
   Николас первым пришел в себя и, в изумлении поглядев на нее, воскликнул:
   - Мы стоим на месте!
   - И где же мы? - отозвалась Дуглесс. - А на  дворе  что:  автомашины  или
телеги, запряженные ослами?
   Усмехнувшись, Николас обхватил ладонями ее лицо и, осторожно приподняв ее
голову, ответил:
   - Мы остались в вашем веке. Я же сказал, что вам нужно держаться  чего-то
одного!
   - Да, но я... гм... я... -  отклоняясь  от  него  и  садясь,  забормотала
Дуглесс. - Я просто подумала, что было бы совершенно  замечательно,  если  б
удалось увидеть Англию  эпохи  Елизаветы,  так  сказать,  "из  первых  рук"!
Знаете, я бы потом даже книжку могла бы написать  и  постаралась  бы  в  ней
ответить на все, о чем люди и впрямь желали бы узнать. Ну, например, о  том,
была ли Елизавета лысой? И были ли люди в ту пору счастливы? И что...
   Тут Николас тоже сел и, закрыв ей рот самым нежным поцелуем, сказал:
   - Нет, вы не можете вернуться туда вместе со мной! - И,  потрогав  спину,
добавил:
   - Вы здорово сдавили мои доспехи! На спине у меня и сейчас царапины - еще
с того раза, когда вы сбили меня с ног!
   - Но ведь вы тогда шагнули прямо под автобус! - запротестовала Дуглесс.
   Николас встал и протянул руки, чтобы помочь ей  подняться,  Однако,  даже
встав с пола, она не захотела выпускать его рук.
   - Стало быть, вы все еще здесь! - едва слышно выдохнула  она.  -  Вы  уже
знаете имя вашего  клеветника,  и,  несмотря  на  это,  вы  все  еще  здесь!
Следовательно, Роберт Сидни. Так - Сидни?! Но разве же не с Арабеллой  Сидни
вы... ну, вы и она...
   Обняв ее за плечи, Николас подвел ее к окну и тихо ответил:
   - Да, верно: это муж Арабеллы, но не очень-то я верю, что он был способен
оклеветать меня в глазах королевы!
   - Да идите вы ко всем чертям - и вы сами, и этот ваш стол! - в  бешенстве
вскричала Дуглесс. - Ведь если бы вы не... если бы вы не перестарались и  не
затащили Арабеллу на этот  пресловутый  стол,  то,  вполне  вероятно,  у  ее
супруга не было бы причины испытывать ненависть к вам! А как же  ваша  жена?
Она ведь тоже должна была очень расстроиться из-за этого!
   - Когда я в тот раз соединялся с Арабеллой, я еще не был женат, - ответил
Николас.
   - В тот раз! - насмешливо передразнила его Дуглесс.  А  может,  Роберт  и
осатанел-то из-за всех прочих разов?! И, поворачиваясь к Николасу лицом, она
добавила:
   - Если б я отправилась с вами, в вашу  эпоху,  то,  наверное,  сумела  бы
избавить вас от неприятностей!
   Побуждая ее склонить голову на его облаченное в  доспехи  плечо,  Николас
повторил:
   - Нет, вернуться туда вместе со мною вы не можете!
   - А может, и вам незачем возвращаться  туда?!  Может,  останетесь  здесь,
навсегда?! - спросила Дуглесс.
   - Нам нужно ехать в Эшбертон, к моей могиле, - не отвечая ей,  проговорил
Николас. - Я припаду к ней и стану молиться!
   Она хотела сказать что-то еще, как-то убедить  его  не  возвращаться,  но
поняла, что не сумеет найти подходящих слов: его семья, его честь,  наконец,
его имя бесконечно значимы для него!
   - Хорошо, - покорно ответила она, - мы уедем сегодня же. И,  насколько  я
понимаю, вам больше не требуется созерцать Арабеллу, верно?
   - А у вас, вероятно, уже  не  осталось  в  запасе  ни  калькуляторов,  ни
телевизоров, годных для того, чтобы отвлекать от нее мое внимание?! - весело
спросил он.
   - На сегодняшний вечер я как раз приберегла стереомагнитофон! - в тон ему
откликнулась Дуглесс.
   Поворачивая ее лицом к себе, он положил руки ей на плечи и сказал:
   - Молиться я буду в одиночестве! И если мне суждено вернуться, то вернусь
тоже один! Вы меня поняли?!
   Она  согласно  кивнула,  думая  одновременно:  время  нас  поджимает!  Мы
получили его взаймы!

***

   Сидя на кровати их спальни в гостинице  Эшбертона,  Дуглесс  разглядывала
Николаса, покоившегося на соседней постели. При  свете  этого  раннего  утра
контуры его  лица  были  еще  плохо  различимы,  и  само  лицо  недостаточно
освещено, но ей и этого света вполне хватало, чтобы глядеть на него.  Минуло
уже трое суток с того самого момента, как им стало известно имя  клеветника,
и все эти дни Дуглесс знала, что Николас может взять и исчезнуть. Ежеутренне
он отправлялся в церковь и проводил там по два часа, стоя на  коленях  перед
надгробием собственной могилы. А днем выстаивал там еще пару часов.
   Каждый раз, когда он исчезал внутри церкви,  Дуглесс  стояла  у  входа  и
замирала от страха, что никогда более не увидится с Николасом. Однако, когда
в десять утра и  в  четыре  пополудни  она  тихонько,  ступая  на  цыпочках,
прокрадывалась в церковь и видела  его  все  еще  там,  на  глаза  неизменно
наворачивались  горячие  слезы  облегчения  и  радости.  И  при   виде   его
вспотевшего тела и мокрого от пота лица она всем сердцем буквально летела  к
нему: он так изнурял себя этими ежедневными молитвами, что потом  прямо-таки
шатался от усталости. И Дуглесс помогала ему  подняться,  потому  что  после
пары часов стояния на холодном  каменном  полу  ноги  его  цепенели  и  ныли
колени. И даже священник, жалея Николаса, принес для него подушечку,  но  он
отказался воспользоваться ею и все повторял только,  что  должен  испытывать
боль во всем теле, что только это побудит его вспомнить, что  же  именно  он
должен делать.
   Дуглесс не спрашивала его о  том,  почему,  собственно,  ему  требовалось
какое-то напоминание о собственном долге - она не желала глушить в себе  тот
росток надежды, который  прорастал  в  ней  и  который  она  не  переставала
пестовать в себе. Ибо ежедневно, когда она приближалась к нему в церкви и он
смотрел на нее, осознавая, что все еще здесь, с нею, в глазах его  появлялся
свет. А может, он и не станет возвращаться?!  -  думала  Дуглесс.  И  знала,
разумеется, что и сама должна в молитвах просить Бога о его возвращении, ибо
понимала, что честь и семейное имя и будущая судьба столь многих людей  куда
важнее ее собственных эгоистичных устремлений! И все же,  понимая  это,  она
всякий раз, когда вновь находила его  коленопреклоненным  в  церкви  и  лучи
солнца при этом  отражались  от  доспехов,  закрывавших  его  большое  тело,
шептала:
   - Благодарю тебя, Господи! Благодарю!
   Целых трое суток, - думала Дуглесс, - да, трое дивных суток!  За  вычетом
тех часов, что Николас  проводил  в  церкви,  все  остальное  время  они  не
разлучались ни на  мгновение.  Она  обучала  его  езде  на  взятом  напрокат
велосипеде и они чудно проводили время вдвоем! Когда он падал с  велосипеда,
то увлекал и ее с собою, и они вдвоем валились прямо на  поросшую  травой  и
издававшую терпкий запах землю Англии!  Они  перекатывались  потом  по  этой
сладко пахнувшей английской траве, в  которой  то  и  дело  попадались  кучи
коровьего навоза!
   А затем, хохоча над тем,  какой  кошмарный  запах  от  них  исходит,  они
возвращались в гостиницу, мылись,  принимали  душ,  а  потом  Дуглесс  брала
напрокат видео и кассету, и они, оставаясь в номере,  смотрели  какой-нибудь
фильм.
   Жажда знаний у  Николаса  была  столь  велика,  что,  уплатив  положенные
взносы, они с ним записались в небольшую местную библиотеку и проштудировали
сотни книг. Николасу хотелось увидеть  все,  что  происходило  после  тысяча
пятьсот шестьдесят четвертого года, своими глазами, послушать чуть ли не все
музыкальные  произведения,  все  обнюхать,  все  перепробовать,   до   всего
дотронуться!
   - Если б мне пришлось остаться здесь, я бы наверняка стал строить дома! -
заявил он в один прекрасный день.
   Дуглесс не сразу сообразила, что он имеет в виду  проектирование  зданий.
И, вспомнив о красотах замка в Торнвуде, она вынуждена была признать, что  у
него  есть  к  этому  дар.  И  как-то  непроизвольно,  не  будучи  в   силах
остановиться, она затараторила:
   - Да! И вы могли бы поступить  в  архитектурный  институт!  Конечно,  вам
пришлось бы учить много всего о современных строительных  материалах,  но  я
могла бы вам в этом помочь! Могла бы научить вас  читать  книги,  написанные
современным шрифтом, а мой дядя, Джей Ти, мог бы раздобыть для вас  паспорт!
Он - король Ланконии, и мы попросту заявили бы, что вы - ланкониец, и  тогда
я повезла бы вас в Америку.
   И мой отец помог бы вам поступить в институт, а летом мы ездили бы на мою
родину, в городок Уорбрук, что в  штате  Мэн,  на  побережье,  -  там  очень
красиво, и мы бы с вами плавали на лодке под парусом и...
   Тут он отвернулся от нее и произнес:
   - Но я обязан вернуться!
   Да, разумеется,  обязан!  -  согласилась  она.  Вернуться  к  этой  своей
супруге, к женщине, которую он так любит. И как это могло статься,  что  вот
она, Дуглесс, жить без него не может, а он ничего к ней не испытывает?! Ведь
все другие мужчины в ее жизни вечно чего-нибудь да хотели  от  нее!  Роберт,
скажем, хотел, чтобы она его боготворила. А еще двое  мужчин  встречались  с
нею лишь потому, что их интересовали. деньги ее семейства.  А  иные  мужчины
жаждали иметь с ней дело только  потому,  что  она  казалась  им  доверчивой
дурой, которую легко обвести вокруг пальца! Но Ник