ак
приветствия.
   - Она и по-нашему не говорит? - раздался на всю кухню  театральный  шепот
Мэгги.
   - Нет, я не говорит, - сказала Николь, еле сдерживая смех.
   Клей встал и, послав Николь предостерегающий взгляд, взял Мэгги за руку и
потащил к двери.
   - Ступай спать. Я о ней позабочусь. Я могу сам сделать все, что нужно.
   - Конечно, можешь. На каком бы языке она ни говорила, выглядит она вполне
счастливой.
   Свирепый взгляд хозяина заставил Мэгги покинуть кухню, а Клей вернулся  к
Николь.
   - Мы, по всей видимости, состоим в браке? - проговорила она,  слизывая  с
пальцев остатки масла. - Как вам кажется, я выгляжу счастливой?
   Клей вылил грязную воду в лохань и вновь наполнил таз.
   - Большинство пьяных считают себя счастливыми. - Он снова  взялся  за  ее
ногу.
   Николь легко коснулась его волос, и Клейтон на  мгновение  поднял  глаза,
встретившись с ее взглядом.
   - Мне очень жаль, что  вы  не  получили  того,  что  хотели,  -  негромко
проговорила она. - Я  ведь  сделала  это  не  нарочно.  Я  просила  капитана
повернуть назад, но он не захотел.
   - Я знаю. Дженни мне все рассказала. Не беспокойтесь, я завтра поговорю с
судьей, и вы скоро сможете вернуться домой.
   - Домой, - прошептала она чуть слышно. - Мой  дом  сгорел  дотла.  -  Она
замолчала и оглянулась. - А это ваш дом?
   - Да часть его.
   - Вы богаты?
   - Нет, а вы?
   - Тоже нет. - Николь  улыбнулась,  но  он  отвернулся  и  снял  со  стены
огромную медную  сковородку.  Николь  молча  наблюдала,  как  он  кладет  на
сковородку масло, разбивает штук двенадцать  яиц,  ставит  на  огонь  вторую
сковородку, чтобы поджарить ветчину, мажет хлеб маслом.
   Через несколько минут перед ней стоял поднос с едой, от  которой  исходил
аппетитный аромат.
   - Вряд ли я со всем этим справлюсь, - задумчиво пробормотала Николь.
   - Я вам помогу. Я пропустил ужин. - Он пересадил ее на стул.
   - Из-за меня.
   - Нет, из-за себя. Из-за моего дурного характера.
   -  У  вас  ужасный  характер,  правда?  Вы  мне  наговорили   так   много
неприятного.
   - Ешьте, - резко оборвал ее Клей. Яичница оказалась очень вкусной.
   - Но вы сказали мне и кое-что приятное,  -  не  унималась  Николь.  -  Вы
сказали, что я знаю, как нужно встречать мужчину. Это ведь комплимент?
   Клей посмотрел на нее через стол, и  этот  взгляд,  задержавшийся  на  ее
губах, заставил Николь вспыхнуть. От еды туман в голове  немного  рассеялся,
но то, что они были наедине, тепло, струящееся по  всему  телу  от  выпитого
бренди, заставили ее с удивительной яркостью вспомнить их первую встречу.
   - Скажите, мистер Армстронг, вы человек или призрак? Может быть, мне  все
это снится?
   Она не услышала ответа. Клей молча ел, изредка поглядывая на  нее.  Потом
он освободил стол, снова налил воды в таз, и, не сказав ни слова,  приподнял
ее и посадил на стол. Николь была совсем сонная.
   - Вы со мной обращаетесь, как с куклой. Я чувствую  себя  так,  словно  у
меня нет ни рук, ни ног.
   - Все у вас на месте, только страшно грязное. - Он  взял  ее  за  руку  и
начал намыливать кисть.
   Николь коснулась пальцем крестообразного шрама на его левом виске.
   - Откуда это?
   - Неудачно упал в детстве. Дайте другую руку. Она вздохнула.
   - А я так надеялась, что это было какое-нибудь романтическое приключение.
Например, сабельный удар в Войне за независимость.
   - Неприятно вас разочаровывать, но во время войны я был еще ребенком.
   Мыльным пальцем Николь провела по его подбородку.
   - Почему вы не женаты?
   - Я женат. Я женат на вас.
   - Но это же не настоящий брак. Вас там  даже  не  было.  Там  был  Фрэнк.
Знаете, он меня поцеловал. А еще  он  сказал,  что  хотел  бы,  чтобы  я  не
выходила за вас замуж, потому что тогда он смог бы меня целовать. Он сказал,
- что у меня перевернутый рот. Вы тоже думаете, что он перевернутый?
   Не отрывая взгляда от этого перевернутого рта, Клей начал  намыливать  ей
лицо.
   -  Никто  раньше  не  называл  мой  рот  безобразным.  Я  этого  даже  не
подозревала. - Глаза  Николь  наполнились  слезами.  -  Наверное,  вам  было
противно меня целовать?
   - Да замолчите же! - приказал Клей, закончив смывать мыло с ее лица.
   Тут он увидел, что она вот-вот разрыдается, и понял, что еда не  очень-то
помогла ей протрезветь, по крайней мере, он надеялся,  что  ее  поведение  -
следствие опьянения, а не природной глупости.
   - Это не правда, рот у вас вовсе не безобразный, - наконец ответил  он  и
вытер ей лицо и руки. - Он уникален. Ну, успокойтесь же, я сейчас отнесу вас
в постель. - Он взял ее на руки.
   - Мои цветы!
   Вздохнув, Клей покачал головой и наклонился, чтобы она могла взять  букет
со стола.
   Они вошли в дом, и Клей стал подниматься по лестнице. Николь  прижималась
к его груди.
   - Надеюсь, вы останетесь таким, как сейчас, и  не  превратитесь  в  того,
другого. Я перестану воровать, обещаю.
   Опустив Николь на кровать в спальне на втором этаже, Клейтон заметил, что
ее платье все еще мокрое. Увидев, как устало  закрылись  глаза  девушки,  он
понял, что она не сможет сама раздеться. Выругавшись про себя,  он  принялся
снимать с нее одежду. Пуговиц было, на его взгляд, слишком много, поэтому он
одним рывком разорвал платье на груди и стащил его.
   Тело ее было прекрасно: хрупкое, но не  изнеженное,  с  тонкой  талией  и
высокой округлой грудью. Проклиная Николь и  всю  эту  нелепую  историю,  он
отправился за полотенцем. Он же не железный, в  конце  концов.  Сначала  эти
ноги, теперь ему предстоит вытирать ее всю с ног до головы, как ребенка.  Но
она отнюдь не ребенок!
   Он так сильно растирал ее тело, что она проснулась. И улыбнулась,  потому
что ощущение было приятным. Клей быстро поставил  свечу  на  пол,  чтобы  не
видеть этого обнаженного тела, этой манящей улыбки. В темноте он перевел дух
и уже двинулся было к двери, как она ловко поймала его за рукав.
   - Мистер Армстронг, - послышался ее сонный лепет, - благодарю за то,  что
вы меня нашли.
   Склонившись над постелью, он отвел в сторону темные  волосы,  закрывавшие
ее лицо.
   - Это мне следует просить у вас  прощения.  Ведь  именно  из-за  меня  вы
убежали. Слава Богу, что мне удалось вас отыскать. А теперь спите -  мы  обо
всем поговорим завтра утром.
   Но Николь не разжимала рук.
   - Скажите, вам было противно меня целовать?
   В комнату уже пробивался слабый утренний свет. Он видел ее лицо,  волосы,
живописно рассыпанные по подушке, яркий рот. Он  вдруг  ясно  вспомнил,  как
целовал ее на корабле, и бессознательно наклонился.  Он  хотел  лишь  слегка
коснуться щеки, но навстречу ему потянулись полуоткрытые губы.  Не  в  силах
совладать с собой, он зажал зубами верхнюю губку, с  силой  провел  кончиком
языка по краю до самого уголка рта, и тут же руки Николь обвились вокруг его
шеи и потянули вниз.
   Клею стоило большого труда сдержать себя. Он решительно отвел руки Николь
и прикрыл ее одеялом.  Она  сонно  улыбнулась  с  закрытыми  глазами,  потом
удовлетворенно прошептала:
   - Значит, он все-таки не безобразный...
   Клей вышел из комнаты и направился в свою спальню, но  по  дороге  понял,
что все равно не заснет. Что ему действительно необходимо - так это холодная
речная вода, а потом день напряженного физического труда. Он  развернулся  и
двинулся к конюшне.

***

   Самым первым впечатлением Николь на следующее утро было  ощущение  яркого
солнечного света и тепла, а потом -  сильной  головной  боли.  Она  медленно
приподнялась,  приложив  ладонь  ко   лбу,   поспешно   подхватила   одеяло,
недоумевая, почему спала нагая. Смятое и разорванное  почти  пополам  платье
валялось на полу.
   Окончательно проснувшись, она вспомнила, как Клей отгонял камнями собак и
как  он  сажал  ее  на  лошадь.  У  нее  сохранились  также  крайне  смутные
впечатления от поездки, но больше она  не  помнила  ничего.  Она  огляделась
вокруг, и постепенно до нее стало доходить, что она в Эрандел Холле. Комната
была просторной, светлой и красивой -  с  дубовым  полом,  белыми  крашеными
стенами и потолком.  Двери  и  три  окна  были  отделаны  резными  косяками,
простыми и изящными. Напротив камина стояло глубокое  кресло.  Шторы,  полог
над кроватью и обивка кресла были льняными - белыми с  синим  узором.  Перед
камином было  еще  одно  кресло,  синее,  у  стола  -  белый  стул  в  стиле
"чип-пендейль" и  палисандровая  подставка  для  вышивания.  Высокий  чайный
столик на трех ножках стоял у кровати. Обстановку комнаты дополняли ореховый
гардероб и комод с инкрустацией.
   Сладко потянувшись, Николь почувствовала, что головная боль проходит. Она
быстро откинула одеяло и подошла к гардеробу. Открыла дверцу и вдруг увидела
все  свои  новые  туалеты.  Она  улыбнулась  им,  как  старым  знакомым,   и
почувствовала, что комната словно говорит ей: "Добро пожаловать".
   Николь  скользнула  в  тонкую  полотняную  сорочку  с  вышитыми  по  лифу
крошечными розовыми бутонами и надела платье из индийского муслина с широкой
бархатной лентой под грудью. В глубоком вырезе была вставка  из  прозрачного
газа. Она собрала волосы так, чтобы локоны обрамляли лицо, и  перевязала  их
зеленой бархатной лентой в тон платью.
   Перед тем как покинуть комнату, Николь выглянула из  окна  и  замерла  от
удивления и восторга: она ожидала увидеть английский  сад,  а  вместо  этого
перед ней расстилался настоящий деревенский пейзаж!
   Слева от нее располагалось шесть строений, крайнее из которых соединялось
с домом полукруглой кирпичной стеной. Над  их  крышами  поднимались  струйки
дыма. Справа тоже стояли здания, соединенные с домом. Постройки  были  почти
скрыты от глаз огромными каштанами.
   Прямо перед ней лежал роскошный  сад.  Дорожки,  вдоль  которых  тянулась
живая изгородь из самшита, сходились к бассейну, расположенному в центре,  а
справа виднелся угол беседки, укрывшейся под кронами двух больших  магнолий.
Николь увидела яркие цветочные клумбы и огород, отделенный от сада кирпичной
стеной, увитой жимолостью. Сразу за садом начинались  плоские  поля  хлопка,
золотистой пшеницы, ячменя и, как подозревала Николь, табака. Дальше  лежала
река. И везде она видела хозяйственные постройки и занятых работой людей.
   Глубоко вдохнув свежий  утренний  воздух,  напоенный  ароматом  множества
растений, она почувствовала, что от головной боли не осталось и следа.
   - Николь! - услышала она  чей-то  голос.  Николь  улыбнулась  и  помахала
Дженни, которая стояла под окном.
   - Спускайся, идем завтракать!
   Николь вдруг сообразила, что страшно голодна. Она спустилась по лестнице,
немного задержавшись, чтобы рассмотреть один из портретов  на  стене.  Внизу
лестница заканчивалась  коротким  проходом  под  двойной  деревянной  резной
аркой. Николь снова остановилась, не зная куда идти дальше, и тут  появилась
Дженни.
   - Как ты спала? Где тебя нашел Клей? Почему ты убежала? Он,  конечно,  не
соизволил рассказать, что тебе наговорил, но я и так  могу  представить.  Ты
что-то похудела. Когда ты ела в последний раз?
   Николь засмеялась и подняла руку, как бы защищаясь от града вопросов.
   - Я умираю от голода. И постараюсь ответить, когда ты покажешь мне место,
где можно поесть.
   - Конечно, конечно. Сейчас.
   Николь последовала за Дженни к садовой  калитке,  за  которой  находилась
выложенная  мраморными  плитами  прямоугольная  площадка.  От  нее  в   трех
направлениях уходили лестницы. Правая, как объяснила Дженни, вела в  контору
и к конюшням, центральная в глубь сада. Дженни двинулась по левой, ведущей к
кухне.
   Кухарку звали Мэгги. Это была полная женщина средних лет с огненно-рыжими
вьющимися волосами и голубыми глазами. Дженни сказала, что работает по найму
и, как большинство работников Клейтона, решила остаться у него, когда  истек
срок договора.
   - Ну, как ваша нога? - спросила Мэгги, и в ее  голубых  глазах  появились
лукавые искорки. - Хотя чего я спрашиваю, наверное,  лучше  некуда  -  после
такого-то лекаря.
   Николь в недоумении уставилась на Мэгги и спросила, что она имеет в виду.
   - Перестань, Мэгги, - предостерегающе бросила Дженни, и  Николь,  которую
усадили за стол, почувствовала, что у женщин есть какая-то общая тайна.
   Мэгги поставила перед девушкой тарелку. Там были и  яйца,  и  ветчина,  и
сладкие жареные пирожки, и печеные яблоки. Николь  не  съела  и  половины  и
извинилась, что так много еды приготовлено зря. Мэгги засмеялась и  сказала,
что, когда за  стол  каждый  день  садятся  шестьдесят  человек,  ничего  не
пропадает.
   После завтрака Дженни повела Николь осматривать хозяйство. Рядом с кухней
располагалась маслобойня, где делали  масло  и  сыры.  В  низком  деревянном
строении работали трое ткачих. На берегу реки  была  прачечная  с  огромными
чанами и бочонками с жидким мылом. В надстройках жили рабочие: рабы с  Гаити
и вольнонаемные. Дженни  заставила  Николь  заглянуть  даже  в  коптильню  и
пивоварню.  К  кухне  примыкал  огород,  в  котором  мужчина  и  трое  детей
занимались  прополкой  овощей.  Везде  Дженни  представляла  ее  как  миссис
Армстронг. Николь  пыталась  протестовать,  но  Дженни  стояла  на  своем  и
вдобавок все время бурчала себе под  нос,  что  Клей  все-таки  оказался  не
глупее остальных мужчин и она возлагает на него большие надежды.
   Пройдя через сад, они оказались у конторы - большого  кирпичного  здания,
окруженного раскидистыми кленами. Дженни  не  предложила  зайти  внутрь,  но
хитро улыбалась, наблюдя, как Николь пытается заглянуть в  окно.  Поблизости
от конторы, в тени кедров,  располагались  помещения  для  рабочих,  ледник,
склады, домик управляющего, мастерские, конюшни и каретный сарай.
   Наконец они поднялись на невысокий холм, за которым  начинались  поля,  и
Николь, заслонив глаза ладонью от солнца, еще раз оглядела окрестности  и  с
удовлетворением заключила:
   - Да, это настоящая деревня.
   Дженни гордо улыбалась, как будто все это принадлежало ей.
   - У нас здесь почти, все свое, остальное привозят по воде. - Она показала
рукой через поля на реку. - На севере есть города, как в  Англии,  но  здесь
каждый плантатор должен сам себя обеспечивать всем необходимым.  Ты  еще  не
видела - там коровники и  овчарни,  птичники  и  голубятни,  да  еще  добрая
половина работников в поле.
   В полях разглядела человек пятьдесят, среди них несколько всадников.
   - А вот и Клей! - Дженни показала на  мужчину  в  широкополой  соломенной
шляпе верхом на крупной вороной лошади. - Он  сегодня  вскочил  ни  свет  ни
заря. - Она искоса взглянула на  Николь,  очевидно  намекая,  что  не  прочь
узнать, что произошло перед тем, как он "вскочил". Но Николь ничем не  могла
ей помочь хотя бы потому, что сама знала не больше ее.
   - А какая работа у тебя?
   - Я присматриваю за ткацкой и швейной мастерской. Кухня - вотчина  Мэгги,
а мое дело - белильные чаны, пряжа да ткань.  Нам  же  приходится  делать  и
потники, и марлю для сыроварни, и холсты, и одежду для рабочих, и одеяла...
   Николь повернулась в другую сторону, чтобы взглянуть на дом. Он отличался
простотой и классичностью пропорций.  Двухэтажный,  с  черепичной  крышей  и
несколькими чердачными окнами, он был  невелик  -  всего  около  шестидесяти
футов в длину, но кирпичная кладка и фронтоны над окнами и дверями придавали
ему законченность и изящество. Строгость линий нарушалась  только  небольшим
прямоугольным подъездом.
   - Хочешь еще что-нибудь посмотреть? - спросила Дженни.
   - Мне хотелось бы осмотреть дом. Я еще почти ничего в нем не  видела.  Он
весь так же хорош, как спальня?
   - Всю мебель в доме выбирала и заказывала мать Клейтона.  Еще  до  войны,
конечно. - Дженни двинулась вдоль живой изгороди к дому.  -  Только  я  хочу
тебя предупредить: в последнее время Клей запустил дом. Все хозяйство у него
в образцовом порядке, но он говорит,  что  у  него  нет  времени  заниматься
домом. Клей из тех мужчин, которым все равно что есть и где спать. - Он бы с
удовольствием ночевал где-нибудь под деревом, чтобы не  тратить  времени  на
езду туда-сюда.
   В доме Дженни оставила Николь одну и ушла  по  делам,  чему  Николь  была
отчасти рада, - она хотела сама без помех изучить жилище Клея.
   Нижний  этаж  состоял  из  четырех  больших  комнат,  соединенных   двумя
коридорами. Из центрального  зала,  который  служил  передней,  наверх  вела
широкая, устланная ковром лестница. Узкий коридор  между  столовой  и  малой
гостиной упирался в дверь,  через  которую  можно  было  пройти  в  отдельно
стоящую кухню. Гостиная и  кабинет  выходили  окнами  в  сад,  библиотека  и
столовая - на север. Николь быстро осмотрела комнаты и подумала, что кто  бы
ни занимался обстановкой  комнат,  это  был  человек  со  вкусом.  Интерьеры
отличались строгостью, изысканностью, мебель свидетельствовала о незаурядном
мастерстве изготовителей. Библиотека являла собой  образец  истинно  мужской
комнаты: книжные полки из темного  ореха,  заставленные  книгами  в  кожаных
переплетах, гигантский письменный стол, два больших, обтянутых светлой кожей
кресла перед камином.
   В столовой преобладал  китайский  стиль:  стены,  расписанные  цветами  и
птицами, и мебель красного дерева причудливой формы.
   Обстановка кабинета отличалась изысканностью. Яркий свет из выходящих  на
юг окон падал на розовый бархат штор и трех  стульев  и  розовое  в  зеленую
полоску  шелковое  сиденье  кушетки,  расположенной  под  прямым   углом   к
мраморному камину. Стены  комнаты  были  оклеены  бледно-розовыми  обоями  с
бордюром более темного оттенка поверху. В углу стоял небольшой стол красного
дерева.
   Но от  золотисто-белой  маленькой  гостиной  Николь  пришла  в  настоящий
восторг. Выкрашенные в белый цвет стены и портьеры из плотного белого  шелка
с желтыми бутонами роз гармонировали  с  белой  в  золотую  полоску  обивкой
кушетки и трех стульев с  позолоченными  ножками.  У  окна  стоял  спинет  с
подставкой для нот. Над инструментом висело  зеркало  в  бронзовой  овальной
раме с двумя бра по бокам.
   Но каким же все это было грязным и пыльным! Прелестные комнаты  выглядели
как  нежилые,  словно  в  них  никто  не  заходил  долгие  годы.  Деревянные
поверхности тускло  отсвечивали  под  толстым  слоем  пыли,  густые  "клубы,
казавшиеся особенно устрашающими  в  ярких  солнечных  лучах,  вздымались  в
воздух при малейшем прикосновении к  шторам  или  мебельной  обивке.  Николь
охватило чувство стыда и жалости  к  этим  незаслуженно  обиженным  красивым
вещам.
   Сначала она собиралась осмотреть и остальные помещения, но потом  поняла,
что больше не вынесет этой картины упадка и  запустения.  Бросив  взгляд  на
свое муслиновое платье, Николь поспешила на кухню. Может, у  Мэгги  найдется
лишний передник, а в прачечной наверняка есть все необходимое для уборки. По
дороге ей вспомнились слова Дженни о  том,  что  Клей  не  обращает  особого
внимания на еду. В маслобойне она случайно заметила  один  предмет,  который
явно стоял без дела, - мороженицу. Хорошо бы попросить у Мэгги сливок, яиц и
заодно поваренка, чтобы крутил ручку.
   Вечером Николь начала переодеваться к обеду. Она надела  шелковое  платье
сапфирового цвета с длинными рукавами в обтяжку и низким  вырезом.  Пожалуй,
слишком низким, подумала она, гладя в  зеркало.  Она  безуспешно  попыталась
подтянуть лиф повыше, прежде чем поняла, что ведет себя,  как  школьница.  И
вообще, мистеру  Армстронгу  пора  уже  увидеть  ее  не  в  обличий  лесного
найденыша.
   Раздался отрывистый стук  в  дверь,  и  мужской  голос  -  голос  Клея  -
произнес:
   - Не могли бы вы спуститься в библиотеку. Нам нужно поговорить.  -  Сразу
вслед за этим она услышала звук удаляющихся шагов.
   Николь охватило волнение: ведь это будет их  первой  настоящей  встречей.
Высоко подняв голову, расправив плечи и повторяя про себя не  раз  слышанные
от матери слова о том, что женщина должна держать