вернулась,  они  вытащили
мертвого брата из озера.
   - И что, никто так и не видел, что именно там произошло?
   - Нет, никто. Кроме, может, той  девушки,  но  мы  так  и  не  сумели  ее
отыскать.
   Дуглесс некоторое время пребывала в задумчивости, затем сказала:
   - Как странно, что ваш брат  утонул  и  не  осталось  никаких  свидетелей
произошедшего, а всего лишь несколькими годами позже вас обвинили в  измене!
Все выглядит так, будто кто-то заранее  нацелился  на  то,  чтобы  завладеть
имуществом Стэффордов!
   Николас переменился в лице,  и  в  обращенном  к  ней  взгляде  появилось
выражение, которое обычно бывает у  мужчин,  когда  женщина  при  них  вдруг
сообщает о чем-то, что им самим и в голову  не  приходило,  -  как  если  бы
случилось что-то абсолютно невероятное!
   - А кто должен был наследовать после вас? - размышляла вслух  Дуглесс.  -
Должно быть, ваша дражайшая и  любимейшая  Летиция,  да?  -  И  она  тут  же
закусила губу, жалея о том, что не сумела сдержать в голосе ноток ревности.
   Но Николас, похоже, не обратил на ее тон никакого внимания.
   - Летиция? - переспросил он. - Нет, у нее были свои владения,  когда  она
выходила замуж, а все богатство Стэффордов с моей кончиной она бы  утратила!
Я наследовал Киту, но, могу вас в том заверить, смерти его я не желал!
   - Что, чрезмерно много ответственности, да? - ехидно спросила Дуглесс.  -
Ну, конечно, статус графа и лорда, несомненно, ложится  на  носителя  тяжким
бременем!
   Бросив на нее гневный взгляд, он вскричал:
   - Разумеется, вы предпочитаете верить этим вашим историческим трудам! Ну,
хорошо, пойдемте! Вы должны еще почитать и выяснить, кто же все-таки  предал
меня тогда!
   Весь остаток дня Дуглесс  только  и  делала,  что  читала,  пока  Николас
заливался смехом над шекспировским "Венецианским  купцом",  однако  каких-то
новых сведений ей обнаружить не удалось.
   Вечером Николас предложил ей пообедать вместе,  но  она  отказалась.  Она
знала, что ей следует проводить поменьше времени в его обществе: слишком  уж
недавней была сердечная рана, и очень легко может  статься,  что  она  вновь
начнет думать о нем больше, чем нужно, что  в  общем-то  ей  не  на  пользу.
Николас с огорченным видом, как обиженный мальчик, сунул руки  в  карманы  и
пошел вниз обедать, а Дуглесс распорядилась,  чтобы  ей  доставили  прямо  в
номер тарелку супа и немного хлеба. Во время еды она все просматривала  свои
заметки, но так и не могла прийти ни к какому  заключению:  похоже,  что  не
было никого, кто мог бы выиграть из-за кончины Кристофера и Николаса!
   Когда около десяти часов вечера Николас все еще не вернулся в  их  номер,
Дуглесс, испытывая любопытство, спустилась по лестнице  посмотреть,  где  же
он. Оказалось, что он  расположился  в  великолепной  гостиной  с  каменными
сводами и, в окружении полудюжины других постояльцев отеля, весело  шутит  и
смеется. Укрывшись в тени, Дуглесс стояла возле самой двери и,  наблюдая  за
ним,  почувствовала,  как  гнев,  безрассудный  и   несправедливый,   волною
прокатывается по ней. Ведь это она вызвала его сюда, а теперь  какие-то  две
женщины "клеятся" к нему!
   Резко повернувшись, она пошла прочь. Да, он - в точности такой, как о нем
пишут в  книгах!  И  неудивительно,  что  кто-то  с  такой  легкостью  сумел
оклеветать его: должно быть, в то время, когда ему следовало  бы  заниматься
делами, он валялся в постели с какой-нибудь очередной пассией!
   Поднявшись к себе, она надела халатик  и  юркнула  в  маленькую  кровать,
которую поставили для нее служащие гостиницы. Но уснуть не  могла  и  так  и
лежала, ощущая себя полной дурой и злясь на всех  и  на  все.  Наверное,  ей
тогда следовало бы уехать с Робертом! По крайности, Роберт хоть  был  чем-то
реальным! Конечно, с ним были кое-какие  проблемы  -  в  том,  что,  скажем,
касалось дележа денег, или того, что он и впрямь питал уж  чрезмерно  нежные
чувства к своей дочери, - но  все-таки  он  неизменно  хранил  верность  ей,
Дуглесс!
   Часов около одиннадцати она услышала, как Николас открывает дверь номера,
а затем увидела свет, проникавший через щель под дверью между их  комнатами.
Потом открылась дверь ее спальни, и она крепко зажмурилась.
   - Дуглесс, - шепотом позвал он, но она не откликнулась. - Ну, я же  знаю,
что вы не спите, ответьте же мне! Приоткрыв глаза, она гневно спросила:
   - Мне что, положено тотчас взять ручку и бумагу, да?! Боюсь  только,  что
не сумею за вами стенографировать! Тяжко вздохнув, он шагнул к ее постели.
   - Сегодня вечером я почувствовал, что что-то  не  так.  Вы  сердитесь  на
меня? Дуглесс, я не хочу, чтобы мы стали врагами!
   - Мы и не враги! - отрезала она. - Мы с вами - хозяин и служащая! И вы  -
граф, а я - простолюдинка!
   - Дуглесс, - опять начал он, и в голосе его слышались мольба и страсть. -
Дуглесс, вы вовсе не так просты! Я хотел сказать...
   - Что же? - сурово спросила она. Он отпрянул:
   - Я хотел сказать лишь  то,  что  уже  сказал.  Поутру  вам  нужно  будет
отыскать в книгах еще что-нибудь! Спокойной ночи, мисс Монтгомери!
   - Будьте здоровы, капитан! - насмешливо отозвалась она.
   Утром она не стала с ним завтракать. Так лучше! - твердила она себе. - Не
надо расслабляться ни на минуту! Следует постоянно помнить,  что  он  просто
негодяй, такой же, каким  был  и  в  ту,  свою,  эпоху!  Она  отправилась  в
библиотеку и, сиди там в одиночестве, через окно увидела  Николаса,  который
над чем-то смеялся, пребывая в обществе хорошенькой молодой женщины. Дуглесс
с головой погрузилась в книгу.
   Когда Николас вошел и уселся за столик напротив нее, он все еще улыбался.
   - Что, завели новую подружку? - спросила она и тотчас пожалела.
   - Она - американка, - ответил Николас. - Рассказывала мне про бейсбол.  И
про футбол тоже.
   - А вы, надо полагать, известили ее о том, что только на  прошлой  неделе
проживали в елизаветинской Англии? - раздраженно спросила Дуглесс.
   - Она считает меня крупным ученым, поэтому я  не  смог,  да  и  не  успел
рассказать ей о подобной чепухе! - улыбнулся Николас.
   - Как же! Крупный ученый, - рассмеявшись, пробормотала Дуглесс.
   - А вы что, ревнуете? - спросил Николас, все еще продолжая улыбаться.
   - Ревную?! - вскричала она. - Вряд ли! Ведь я - ваша служащая и  никакого
права на ревность не имею! А что, вы уже поведали ей о вашей супруге?
   Беря в руки один из томиков шекспировских пьес, оставленных для  него  на
стойке библиотекаршей, Николас проговорил:
   - Вы что-то слишком уж норовисты нынче поутру! - При этом он улыбнулся  с
очень довольным видом.
   Дуглесс понятия не имела, что  в  точности  означает  слово,  которое  он
произнес, и потому записала его, а  потом  посмотрела  значение  в  словаре.
"Строптивая"! Так, стало быть,  он  считает  ее  строптивой?!  И  она  вновь
углубилась в свои изыскания.
   В три часа она буквально вскочила со стула.
   - Послушайте-ка, вот, это здесь! - в возбуждении вскричала она и,  обежав
вокруг стола, уселась рядом с Николасом. - Вот, видите  этот  абзац?  -  Он,
разумеется, видел, но прочитать мог лишь отдельные фразы. Она показывала ему
статью двухмесячной давности из журнала по английской истории.
   - Эта публикация посвящена Гошок-холлу, о котором мы  с  вами  слышали  в
Беллвуде, - сказала Дуглесс. - И в ней говорится, что  недавно  в  Гошокском
архиве семейства Стэффорд  были  обнаружены  новые  документы  шестнадцатого
столетия. Сейчас их исследует доктор Гамильтон Дж. Нолман. Далее сообщается,
что доктор Нолман надеется доказать,  что  Николас  Стэффорд,  обвиненный  в
измене в начале царствования Елизаветы Первой, был, по сути дела, невиновен!
   Дуглесс смотрела Николасу в лицо - выражение его глаз почти смущало ее.
   - Вот поэтому-то я и явился сюда, - тихо произнес  он.  -  Ничего  нельзя
было  доказать,  если  бы  не  были  найдены  эти  бумаги.  Надо  немедленно
отправляться в Гошок!
   - Но не можем же мы просто так взять да и поехать туда! - возразила  она.
- Надо сперва обратиться к тамошним владельцам с просьбой, чтобы нам с  вами
разрешили взглянуть на документы. - И, закрывая журнал, она добавила:
   - Какие же размеры и толщина стен должны были бы  быть  у  дома,  если  в
стену можно было спрятать целый сундук документов, чтобы они  пролежали  там
целых четыре сотни лет!
   - Ну, Гошок-холл не такой уж и большой в  сравнении  с  четырьмя  другими
моими замками, - несколько обиженно проговорил Николас.
   Дуглесс откинулась на стуле: у нее появилось чувство, что они  наконец-то
вплотную приблизились к  чему-то  существенному.  У  нее  не  оставалось  ни
малейших сомнений,  что  найденные  документы  принадлежали  некогда  матери
Николаса  и  что  свидетельства,  которые  были  так  нужны   Николасу   для
доказательства собственной невиновности, находятся именно среди них!
   - А, приветик!
   Они подняли глаза и увидели перед собой ту хорошенькую  молодую  женщину,
которая недавно растолковывала Николасу, что такое бейсбол.
   - Я так и думала, что вы  тут,  -  произнесла  она  и,  окидывая  Дуглесс
изучающим взглядом, спросила:
   - А это - ваша подружка, да?
   - Всего-навсего секретарша, - сказала Дуглесс, поднимаясь из-за стола.  -
Еще будут какие-нибудь распоряжения, лорд Стэффорд?
   - Лорд?! - в изумлении воскликнула девушка. - Так вы лорд?!
   Дуглесс опрометью выскочила из библиотеки. Николас хотел было последовать
за ней, но чрезмерно взволнованная из-за  того,  что  ей  привалило  счастье
познакомиться с самим лордом, американка никак не хотела отпускать его.
   Направляясь в гостиницу, Дуглесс изо всех сил  старалась  сосредоточиться
на письме, которое собиралась послать в Гошок-холл, но,  по  правде  говоря,
голова ее была  занята  почти  исключительно  мыслями  о  том,  что  Николас
флиртует там с этой хорошенькой американкой! Разумеется, ей до этого и  дела
никакого нет! Это же просто ее работа! Вскоре  она  уже  будет  дома,  опять
станет обучать своих  пятиклашек,  ходить  время  от  времени  на  свидания,
навещать свое семейство и рассказывать им об Англии - в  частности,  о  том,
как получилось, что один мужчина ее там бросила, в другого она влюбилась, но
он оказался женатым, да еще четырехсот пятидесяти одного года от роду!
   Да, уж это точно станет лучшей из всевозможных  "историй  о  Дуглесс",  -
подумала она.
   К тому времени, когда она добралась до гостиницы,  единственное  желание,
которое у нее осталось, - это рвать и метать! К дьяволу всех этих мужиков! -
думала она. - К дьяволу их всех - и плохих, и хороших! Они только и  делают,
что снова и снова разбивают ей сердце!
   - Насколько я могу понять, ваше  настроение  не  улучшилось!  -  произнес
из-за ее спины Николас.
   - Настроение мое вас нисколечко не касается! - оборвала она его.  -  Меня
наняли выполнять определенную работу, и я ее выполняю! Я собираюсь  написать
письмо в администрацию Гошок-холла и  спросить,  когда  нам  было  бы  можно
посмотреть на документы.
   - Враждебность, которую  вы  выказываете  ко  мне,  решительно  ничем  не
оправдана! - сказал Николас, уже и сам начиная чувствовать раздражение.
   - Никакой такой враждебности в отношении вас у меня нет!  -  в  бешенстве
выкрикнула она. - Я всего-навсего из кожи вон лезу, чтобы помочь вам, -  да,
помочь вам вернуться обратно, к вашей любящей супруге, в вашу  эпоху!  -  И,
презрительно задрав подбородок, она добавила:
   - Я только что поняла, что вам совершенно необязательно находиться здесь.
Я могу проводить изыскания, а вы - вы, в любом случае, не очень-то  способны
прочитать достаточно  много  страниц.  Так  почему  бы  вам  не  отправиться
куда-нибудь... ну, скажем, во французскую  Ривьеру  или  еще  куда-то?  Я  в
состоянии проделать необходимую работу и одна!
   - Так мне следует уехать, да? - тихо переспросил он.
   - Ну, разумеется, почему бы и нет?! Поезжайте себе в Лондон,  пошатайтесь
там по вечеринкам! Можете  встречаться  там  со  всеми  подряд  красивейшими
женщинами нашего столетия! У нас ведь  теперь  огромный  выбор  всевозможных
столов!
   Николас так и замер.
   - Так вы хотите отделаться от меня, да?! - спросил он.
   - Ну да, да, да! Мои изыскания пойдут  только  лучше,  если  вас  тут  не
будет. Вы... да вы попросту мне мешаете! Вы же  ничего  не  знаете  о  нашем
мире! Вы едва-едва научились пристойно одеваться и все равно еще в  половине
случаев едите руками! Ни читать, ни писать вы  не  умеете,  и  я  все  время
вынуждена объяснять вам самые элементарные вещи!  Да,  будет  в  тысячу  раз
лучше, если вы предоставите меня самой себе! - Она выпалила все это, а  руки
ее с такой силой вцепились в подлокотники кресла,  что,  казалось,  костяшки
вот-вот прорвут кожу и выскочат наружу!
   Лицо Николаса исказила гримаса столь искренней боли,  что  это  было  уже
свыше ее сил. Нет, он просто обязан убраться, уехать и  позволить  ей  вновь
добиться покоя - душевного и  телесного!  И,  не  желая  терпеть  перед  ним
унижение из-за того, что вот-вот расплачется, Дуглесс стремительно  кинулась
прочь. А оказавшись в своей спальне-гостиной, прислонилась к дверному косяку
и залилась горькими слезами.
   Надо как-то пережить это, - думала она, - отослать  его  прочь,  а  потом
улететь домой и никогда более ни единого взгляда не бросать ни  на  кого  из
мужчин! Вот что мне надо!
   Рухнув на постель и зарывшись лицом в подушку,  она  принялась  беззвучно
рыдать. Плакала она долго, пока не выплакалась и не почувствовала некоторого
облегчения. И к ней вновь вернулась способность думать.
   Как же глупо она себя вела! И что  дурного  мог  совершить  Николас?  Она
отчетливо представила себе, как он сидит где-то в темнице в  ожидании  казни
за преступление, которого не совершал, а в следующее мгновение плывет сквозь
воздушные сферы - и вот, пожалуйста, он уже в двадцатом столетии!
   Она села на постели и высморкалась. Подумать только,  как  быстро  он  ко
всему приспособился! Привык и к автомобилям, и к романам, и к странному  для
него языку, и к странной нище, и... да, и еще - к женщине, которая без конца
хнычет к страдает из-за того, что ее отверг другой мужчина!  И  Николас  так
щедро делился своими деньгами, своим веселым смехом, своими познаниями!
   А что сделала она, Дуглесс?! Пришла в ярость и разозлилась на него  из-за
того, что каких-нибудь четыре сотни лет тому назад он посмел вступить в брак
с другой женщиной!
   Проанализировав происшедшее в этом ракурсе, она  почувствовала,  что  все
выглядит почти юмористично. Она оглянулась на дверь. В комнате  было  темно,
но из-под двери просачивался свет. Ой, а что она  ему  наговорила!  Ужасные,
просто кошмарные вещи!
   Дуглесс чуть ли не опрометью бросилась к двери.
   - Николас, я!.. - воскликнула она, но комната была пуста. Она подбежала к
двери, выходившей в вестибюль гостиницы, но и там никого не было! Вернувшись
в комнату Николаса, она заметила валявшуюся на полу записку -  должно  быть,
он сунул ее под дверь. Она бегло проглядела ее - четыре строчки,  написанные
неразборчиво готическими буквами.
   Дуглесс, разумеется, ничего не поняла, но зрительно записка выглядела как
нечто написанное скорописью  времен  королевы  Елизаветы.  Костюмы  Николаса
висели в шкафу, там же находились и  так  называемые  саквояжи  -  чемоданы,
конечно, - поправила она себя.
   Надо найти его, извиниться, попросить остаться, сказать, что он очень  ей
нужен! При воспоминании о том, что она ему наговорила, у Дуглесс  прямо-таки
в голове зазвенело! Ну, конечно же,  он  умеет  читать!  И  вполне  прилично
держится за столом! И он... - черт бы, черт  бы,  черт  бы  меня  подрал!  -
мысленно выкрикивала она, мчась вниз по ступенькам лестницы и выскакивая  из
гостиницы прямо на дождь.
   Скрестив руки перед грудью и обхватив себя ладонями  за  плечи,  Дуглесс,
опустив голову, помчалась куда-то дальше. Она  обязательно  должна  отыскать
его! Ведь он, скорее всего, и понятия не имеет о том,  что  такое  зонт  или
плащ-дождевик! Он вполне может найти  свою  смерть  -  скажем,  так  яростно
станет бороться с дождем, что не заметит, как попадет под  автобус  или  под
поезд! Да и отличает ли он вообще-то железнодорожные  пути  от  дорожки  для
пешеходов?! А что, если он сядет в поезд? Он ведь даже не будет  знать,  где
сойти или как вернуться обратно, если он все  же  где-то  сойдет!  -  думала
Дуглесс.
   Она  понеслась  к  зданию  железнодорожного  вокзала,  но  оно  оказалось
закрытым. Ну, и прекрасно! - решила она, откинув  с  лица  холодные,  мокрые
волосы. Она попыталась было рассмотреть стрелки на своих часиках,  но  мешал
дождь.
   Похоже, был  уже  двенадцатый  час  ночи.  Должно  быть,  она  проплакала
несколько часов! И Дуглесс даже вздрогнула при мысли о том, что за это время
могло произойти с Николасом!
   Она заметила вдали что-то черневшее в сточной канаве  и  бросилась  туда,
будучи уверенной, что это Николас - мертвый и лежащий там недвижно.  Но  это
оказалось всего лишь тенью. Беспомощно моргая и пытаясь  не  щуриться  из-за
хлеставших в лицо дождевых струй, Дуглесс,  дважды  чихнув,  вглядывалась  в
темные окна деревушки.
   А может, он только что двинулся в путь? И на какое расстояние можно  уйти
за... Впрочем, она ведь даже не знает  точно,  когда  он  ушел!  И  в  какую
сторону мог направиться?!
   Она бегом устремилась вдоль улицы, холодные  струи  дождя  секли  ноги  и
проникали под юбку. В окнах уже погасли огни, но завернув за угол, Дуглесс в
одном из них вдруг увидела свет. Да это же паб!  -  узнала  она.  Там  можно
будет порасспросить и выяснить, не видел ли кто-нибудь Николаса!
   Она вошла внутрь. Тепло и свет  в  пабе  после  дождя  и  тьмы  на  улице
буквально ошеломили ее, и какое-то время она ничего не видела.
   Совершенно окоченевшая, дрожащая, мокрая, она стояла у порога, постепенно
приучая глаза к свету. И тут она услышала смех,  показавшийся  ей  знакомым.
Николас! Она  помчалась  на  этот  звук  через  все  полное  табачного  дыма
помещение.
   Зрелище, увиденное ею, напоминало плакат  с  изображением  семи  смертных
грехов: за столом, который, казалось, рухнет  сейчас  под  тяжестью  блюд  с
едой, восседал Николас; рубаха его была расстегнута чуть ли не до  пупа,  во
рту торчала сжимаемая крепкими зубами сигара. Справа и слева от него  сидело
по женщине, и его щеки и рубашка были перепачканы губной помадой!
   - А, Дуглесс! - в эйфории воскликнул он. - Присоединяйтесь-ка к нам!
   Она так и застыла на месте, ощущая себя этакой промокшей  кошкой:  волосы
прибило к голове, мокрые одежды тоже липли к телу, в каждой из туфель  -  по
галлону воды, а в образовавшейся от нее луже на полу могла поместиться целая
трехмачтовая шхуна!
   - Ну-ка, вылезайте оттуда и ступайте со мной! - скомандовала она голосом,
каким обычно укрощала непослушных школьников.
   - Сей момент, капитан! - отозвался Николас, ухмыляясь.
   Он пьян! - поняла Дуглесс.
   Николас же, поцеловав в губы поочередно обеих женщин,  вскочил  на  стул,
затем перемахнул через стол и сграбастал Дуглесс в объятия.
   - Отпустите меня! - прошипела она, но он протащил ее на руках  через  все
помещение паба и вышел на улицу.
   - Дождь идет! - выкрикнула она.
   - Ошибаетесь, сударыня, - давно прояснилось! - возразил  он  и,  все  еще
держа ее на руках, принялся тихонько губами щекотать ей шею.
   - Ну нет! Не смейте же! Ну-ка, сейчас  же  отпустите  меня!  -  вскричала
Дуглесс.
   Он вроде бы и отпустил, но так, что она вся как бы повисли на нем.
   - Вы пьяны! - воскликнула она, отталкивая его.
   - О да, пьян! - довольно ухмыляясь и хватая ее за талию, вскричал  он.  -
Здешний эль мне нравится! И женщины тоже! Отпихивая его,  Дуглесс  с  обидой
сказала:
   - Я беспокоилась из-за вас, а вы сидите  тут  и  надираетесь  к  компании
парочки шлендр и...
   - Не так быстро! - воскликнул он, - а то слишком много  незнакомых  слов!
Да п