был ее любимый,  готовый  отдать  за  нее  свою
жизнь.
   - А что за странное название? - вывела Ирину из оцепенения Аня.
   - Какое? - женщина посмотрела в окно, где мелькнул  белый  столбик  с
табличкой.
   - Там написано "Ям", это что, яма?
   - Нет, наверное, так называется деревня, - ответила женщина.
   - Ям - это маленькая яма, - не унималась девочка.
   -  Да  нет,  раньше,  в  старину,  почту  возили  ямщики,   извозчики
по-теперешнему. И вот, наверное, в этой деревне они и жили.  Поэтому  ее
назвали "Ям".
   Девочка посмотрела вперед на изгибающуюся широкую реку,  на  странный
мост, словно кому-то пришла в голову  фантазия  отпилить  верх  зубчатых
стен Кремля и поставить вместо парапета.  Среди  уже  поредевшей  листвы
парка виднелись белые стены имения в Горках.
   - Мы едем туда? - спросила девочка.
   - Нет, но там, куда мы едем, тоже неплохо.
   "Победа" свернула.
   Вскоре они миновали темный гулкий скотопрогон, в  котором,  наверное,
никогда не переводилась грязь, и еще через минуту оказались у ворот дачи
генерала Лоркипанидзе.
   Глеб открыл широкие деревянные ворота  и  въехал  во  двор.  Амвросий
Отарович сидел у крыльца на раскладном стуле. Пластиковый столик жался к
стене, на нем высилась стопка столичных газет.
   Генерал, стесняясь  своего  плохого  зрения,  снял  очки  и  поднялся
навстречу Глебу.
   Ирина не спешила выходить из машины.
   - Ну, здорово, вредитель, - рассмеялся генерал, обнимая Глеба, - а я,
честно говоря, начал беспокоиться.
   - Вот мы и приехали, - Глеб кивнул на машину. - Выходи, Ирина.
   Быстрицкая не торопясь, держа за руку девочку,  подошла  к  генералу.
Она испытующе посмотрела ему в глаза.
   "С виду добрый, - подумала женщина,  -  но  кто  знает,  что  у  него
внутри".
   - Так вот вы какая, - улыбнулся Амвросий Отарович и представился.
   - Эту маленькую зовут Аня, а ту, что побольше - Ирина,  -  Глеб  тоже
улыбнулся.
   Он говорил с таким видом, словно просто приехал из  города  и  привез
женщину и ребенка на дачу отдохнуть. Будто и не было поджога  дачи  ФСБ,
словно не было смертельной опасности.
   - Можно, они поживут у вас немного?
   - По-моему, я разрешил тебе делать все, что угодно! К тому же,  такая
красавица...
   - Не знаю, удобно ли? - засомневалась Ирина в добавила:
   - Федор мне говорил...
   Брови генерала чуть-чуть приподнялись. Это не ускользнуло от  взгляда
Ирины.
   - Я сказала что-то не так?
   Амвросий Отарович посмотрел на Глеба и покачал головой.
   - Видишь, уже и про Федора какого-то разговор зашел.
   Глеб развел руками.
   - Ну вот, только окажешься среди  своих  людей,  как  сразу  попадешь
впросак.
   - Да, потерял ты осторожность, - усмехнулся генерал Лоркипанидзе.
   - Так что, тебя не Федором зовут? - застыла в растерянности Ирина.
   - Конечно же, Федор, - кивнул генерал, - а  как  же  еще  его  звать.
Просто он просил меня...
   - Все ясно, - Ирина прикрыла глаза.
   Генерал подмигнул Сиверову - мог бы и предупредить, всякое случается.
***

   Глеб обнял Ирину и повел ее по  дорожке,  пролегавшей  среди  поздних
осенних цветов. - Извини, Ирина, но я сказал генералу,  что  меня  зовут
по-другому, вернее, я сказал ему, чтобы он называл меня...
   - Не нужно врать, - женщина смотрела на холодное осеннее солнце.
   - Да,  я  совсем  запутался,  Ирина.  Но  поверь,  я  не  хотел  тебя
обманывать, так в самом деле лучше.
   - Лучше кому? - усмехнулась женщина, - Тебе, мне, Ане или полковнику,
который приезжал и мучил меня расспросами?
   - Вот ему-то и хуже, чем нам всем вместе взятым.
   - Не думаю, сволочам всегда хорошо живется.
   - Ну значит, и мы с тобой когда-нибудь станем сволочами, - рассмеялся
Сиверов, - потому что жить будем очень хорошо.
   - Знаешь, Федор, - после короткого молчания произнесла Ирина,  -  мне
кажется, что... я даже не хочу знать о тебе правды. И  пусть  выяснится,
что ты никакой не Федор, никакой не Молчанов, все равно я буду  называть
тебя по-прежнему. Ты не против?
   - Я сам временами забываю, кто я такой. Забываю то, что было со  мной
в прежней жизни, оно возвращается ко мне только ночью, когда я сплю.
   - Я знаю, иногда ты вскрикиваешь во сне, говоришь  какие-то  странные
вещи, называешь незнакомые имена.
   - И конечно же,  ты  прислушиваешься,  ищешь  среди  них  женские?  -
рассмеялся Сиверов.
   - Нет, из женских ты называешь только мое.
   - Значит, автопилот еще работает. Глеб нагнулся к кусту  и  аккуратно
отломил розу на коротком стебле.
   - Ты что? Это же не твое! А вдруг хозяин увидит!
   - Ты еще совсем не знаешь Амвросия Отаровича. Не дай Бог, ему  придет
в голову срезать все цветы на даче и подарить тебе, огромную  охапку.  А
он на такое способен.
   - Ой, а где Аня? - забеспокоилась Ирина, заметив,  что  дочери  рядом
нет.
   - Посмотрим, - Глеб развернулся  и  зашагал  к  дому.  Возле  крыльца
слышался звонкий детский смех. Генерал  Лоркипанидзе,  взяв  девочку  за
руки, кружил ее. Та забавно болтала  в  воздухе  ногами  и  оглушительно
звонко смеялась.
   Ирина замерла, с одной стороны  ей  было  не  очень-то  приятно,  что
совсем чужой для нее человек так быстро нашел общий язык с дочерью,  но,
с другой стороны, она радовалась за Аню, поняв, что та  легко  перенесла
приключения, выпавшие на ее долю.
   - Вот уж не думал, - воскликнул Глеб, - что вы не  успели  наиграться
со своими внуками. Их же у вас, если мне не изменяет память, пятеро.
   - Шестеро, - не переставая кружиться, ответил генерал.
   - А где они? В Москве? - спросила Ирина.
   - Да кто где. Вот думал, доживу до  старости  и  буду  забавляться  с
внуками на даче. А теперь, как оказалось, должен сидеть здесь один.  Кто
за границу уехал, кто в другой город. Никому не нужна моя дача.
   Генерал осторожно опустил Аню на землю.  Та  стояла,  пошатываясь:  у
девочки кружилась голова.
   - Смотри, не упади, - погрозил ей  пальцем  Лоркипанидзе.  -  Короче,
невеселая у меня жизнь. Вот только при гостях и держусь в форме. А когда
остаюсь один, то иду и шаркаю ногами.
   - Вам, наверное, около семидесяти? - спросила Ирина.
   - А восемьдесят два не хотите? - старик расправил плечи  и  пригладил
седые усы, а затем засуетился совсем по-детски:
   - Что же я во дворе вас держу?
   Идите в дом, там тепло, да и обед пора подавать.

Глава 15

   Солнце клонилось к западу, бросая  свои  лучи  из-за  зубчатой  стены
леса.
   В гостиной дачи все еще не зажигали свет, хватало и отблесков заката.
Глеб Сиверов, Ирина, генерал и  маленькая  Аня  устроились  за  огромным
столом, накрытым белой скатертью.
   Но, к удивлению Ирины, на столе не оказалось никаких грузинских блюд.
   Типичная русская кухня: пироги с грибами и с мясом, вареная картошка,
молоко, соленые огурцы  и  квашеная  капуста.  Сбоку  стояла  запотевшая
бутылка водки, а для Ирины генерал  поставил  на  стол  свой  знаменитый
коньяк двадцатипятилетней выдержки. Но об истории его появления  в  доме
распространяться не стал.
   - А кто все это готовил? - изумилась Ирина, она ожидала, что  сегодня
придется готовить  ей,  -  ведь  в  доме  никого,  кроме  вас,  Амвросий
Отарович, нет.
   - А думаете, я зря время теряю, пока вы своими делами занимаетесь?  -
улыбнулся генерал в седые усы, - Тут ко мне Клавдия Ивановна  приезжала,
понавезла всякой снеди. Слава  Богу,  она  всегда  привозит  человек  на
десять. А мне потом потихоньку приходится выбрасывать, чтобы старуха  не
обижалась.
   Он  произнес  это  так,  словно  сам  был  молодым  парнем,  а   ведь
домработница была лет на десять моложе его.
   Генерал собственноручно разлил спиртное в маленькие серебряные рюмки,
украшенные  немецкими  гербами.  Скорее  всего,  эта  посуда  вела  свое
происхождение из какого-нибудь немецкого дворянского  имения,  а  может,
даже из баронского замка.
   - Ну что, за встречу!
   Глеб почувствовал, как приятное тепло  разливается  по  его  телу,  и
теперь он смог расслабиться. Он выпрямил ноги, откинулся на спинку стула
и посмотрел на генерала.
   Тот восседал во главе  стола,  словно  отец  семейства,  и  был  явно
доволен  тем,  что  в  его  доме  наконец-то  появились  люди.  Он   уже
истосковался в одиночестве.  Ему  надоело  вслух  читать  свои  мемуары,
изданные тонкой книжкой, тем более, что Клавдия Ивановна в  этом  ничего
не понимала, хотя и слушала своего хозяина с большим вниманием.
   - Что ты на меня так смотришь? - улыбнулся Лоркипанидзе.
   - Да вот думаю, как теперь быть с вашей машиной.
   - Ничего, помоешь, она ведь только грязная.
   - Да не-ет, я думаю,  что  теперь  на  ней  никуда  не  выедешь.  Она
примелькалась...
   - Ну и что? Не ездил я на ней лет двадцать и еще двадцать  ездить  не
буду. Да и те люди, которые за тобой охотились, вряд ли долго  у  власти
удержатся.
   Генерал затронул тему, которую сегодня Глеб не хотел  поднимать,  ему
хотелось  просто  посидеть  в  домашней   обстановке,   вкусно   поесть,
насладиться близостью с любимой женщиной. Ему было достаточно того,  что
Ирина сейчас рядом с ним и ей ничего не угрожает.
   Да и  Быстрицкой  все  происшедшее  казалось  давним  страшным  сном.
Правда, реальность не предвещала пока ничего хорошего.
   "Сегодня еще перебьюсь, а завтра? - думала женщина. - Я ведь не  могу
вернуться к себе на  квартиру,  я  даже  толком  не  знаю,  за  что  нас
преследовали".
   Но ей тоже не хотелось говорить на эту тему.
   "Зачем портить такой чудный  вечер",  -  подумала  она  и  улыбнулась
Глебу.
   А  тот  посмотрел  на  генерала,  и  выражение  его  лица   сделалось
мечтательным и грустным.
   - Ну что ты на меня опять  смотришь?  -  поежился  в  кресле  генерал
Лоркипанидзе.
   - Я думаю, что и мой отец мог бы сейчас выглядеть так же, как вы. Мог
бы  сидеть  за  этим  столом,  вы  бы  вспоминали  что-нибудь  из  своей
молодости, а мы бы вас слушали, время от времени подливая вам в рюмки.
   - Да, Петр Сиверов был настоящий мужчина. Я даже, честно  признаться,
завидовал ему.
   - В чем же? - спросил Глеб.
   - Знаешь, как женщины на него вешались. Смотрели, ну совсем как  твоя
Ирина, восхищенными горящими глазами.
   Ирина улыбнулась и потупила  взор,  а  генерал  плеснул  ей  в  рюмку
немного коньяка и предложил:
   - Выпей, дочка.
   Он впервые назвал ее на "ты". - Ты пей  сама  за  что  хочешь,  а  мы
выпьем за женщин. Выпьем за тебя, за Аню  и  за  то,  чтобы  все  хорошо
кончилось.
   - А разве еще не все кончилось? - изумилась девочка.
   Генерал пожал плечами, ожидая разъяснений от Глеба.
   - Для тебя и для твоей мамы уже все кончилось. Все  будет  хорошо.  А
вот мне еще придется немного повозиться. Я еще не отдал все долги.
   - Ах, да, я помню! - воскликнула Аня. - Ты еще обещал тому дяде...
   Ирина строго посмотрела на дочь,  помня  слова  Глеба,  обращенные  к
полковнику Студийскому.
   - Это всего лишь игра, дочка.
   - А мне показалось, тот дядя и впрямь испугался.
   - Да что ты! Разве может дядя Федор кому-нибудь сделать плохо?
   - Плохим людям можно делать плохо, - сказала Аня.
   - И плохим нельзя делать плохо, - строго сказал генерал Лоркипанидзе.
   Его голос звучал так уверенно и властно, словно  он  читал  лекцию  с
кафедры. Девочка тут же почувствовала  себя  ученицей  и  вспомнила  про
тетради и учебники. Ей было, конечно, жаль, что все осталось в том доме,
где им с матерью пришлось жить.  Но  ее  радовало,  что  теперь,  скорее
всего, еще долго не придется ходить в школу.
   - Уже темнеет, - сказал генерал. - Давайте зажжем свечи.
   Он тяжело поднялся из-за стола, было видно,  что  держаться  ровно  и
идти не шаркая  ногами  ему  трудновато.  Он  принес  с  комода  тяжелый
бронзовый подсвечник, явно привезенный из того же  немецкого  замка,  и,
повозившись со спичками, зажег пять свечей.
   Огоньки затрепетали, и на лицах сидевших за  столом  появился  теплый
живой отсвет.
   - Вот хорошо, совсем по-домашнему, - сказала Ирина  и  посмотрела  на
Глеба.
   Она вспомнила, как они с Глебом сидели у нее в квартире,  как  горели
свечи, звучала музыка. "Боже мой! Как давно это было. Даже  не  верится,
что это было на самом деле, тем более, было со мной".
   Похоже, что Глеб тоже вспомнил тот вечер.  Он  осторожно  положил  ее
холодную ладонь на свои пальцы.
   - Мне так хорошо, - прошептала Ирина, косясь на генерала и  опасаясь,
что он слышит ее негромкие слова.
   Амвросий Отарович взял бутылку с водкой за тонкое горлышко,  наполнил
рюмку Глеба, затем свою и взглянул на Ирину, та  кивнула.  Он  налил  ей
коньяка, а Ане брусничного морса в высокий бокал.
   - Мне давно не было так хорошо, - сказал генерал и встал, - я  отвык,
честно говоря, от людей. Все время живу прошлым,  размышляю,  вспоминаю,
анализирую. Даже не могу поменять обстановку. Да, в общем-то, и не хочу.
И только ваше появление вернуло меня к жизни. Как будто я помолодел  лет
на двадцать или тридцать. Знаете, как мне приятно смотреть  на  вас,  на
ваши счастливые  лица,  слышать  ваши  голоса,  смех  этого  прелестного
создания. Словно вернулась моя молодость.  Я  опять  готов  действовать,
принимать решения, а не сидеть в кресле, укутавшись пледом. Мне  хочется
жить. И я хочу выпить за то, чтобы и вам хотелось  жить.  Чтобы  и  ваша
жизнь была долгой, такой, как моя.  И  еще  я  хочу  сказать,  чтобы  вы
никогда не повторяли ошибки, совершенные старшими.
   А мы их сделали очень много. Где-то недосмотрели, и потом  все  пошло
наперекосяк. Мы отдавали свои жизни неизвестно за что. И только  сейчас,
когда мне пошел девятый десяток, я понимаю, что наберется,  может  быть,
лет пять-шесть, прожитых не зря. А все остальное прошло  вхолостую.  Так
что, за вас!
   За ваше счастье! За везение и удачу! Пусть  они  вам  сопутствуют,  -
генерал твердыми пальцами поднял свою рюмку и чокнулся вначале с Ириной,
потом с Глебом.
   Одним глотком он выпил водку и закусил огурцом,  ;  немного  посидел,
посмотрел на Глеба и сказал:
   - Я понимаю, ты мне хочешь что-то сказать. Поднимайся в кабинет,  там
мы спокойно поговорим. А мои гости пусть отдохнут.
   Ирина поблагодарила генерала за ужин, взяла Аню за  руку  и  увела  в
спальню.
   А Глеб поднялся вслед за генералом,  который  шел,  придерживаясь  за
перила. В кабинете генерал плотно притворил  дверь,  сел  за  письменный
стол и посмотрел на Глеба.
   - Ну, я готов тебя выслушать. Я чувствую, что тебе нужна моя  помощь,
может быть, совет. И поверь, я с удовольствием тебе помогу.  Ведь  мы  с
твоим отцом были как братья, и я перед ним  в  долгу.  Мне  уже  бояться
нечего, жизнь моя  прожита,  и  если  я  смогу  сделать  еще  что-нибудь
хорошее, то буду рад.
   Глеб даже не знал, с чего начать. Он прошелся по кабинету, выглянул в
окно. На улице уже совсем  стемнело,  только  над  лесом  еще  светилась
тонкая полоска, окрашенная в пурпур.
   - Амвросий Отарович, все настолько серьезно, что я даже  не  знаю,  с
чего начать.
   - Ты говори по существу, отбрасывай мелкие и второстепенные детали.
   Изложи суть дела.
   - Все выглядит вот как, - Глеб остановился и заложил руки за спину. -
Те документы, что я передал вам, вообще-то, бесценны.
   - Я догадался об этом. Что в них?
   - Там имена, фамилии,  номера  банковских  счетов,  схемы  финансовых
операций. Эти документы посвящены коррупции в высших эшелонах власти. Их
подготовил аналитический отдел, но затем они попали ко мне. И так как  в
этих документах очень много компромата на высшие чины Федеральной службы
безопасности, а также на армейских генералов, то ими хотят завладеть,  в
первую очередь их желает заполучить ФСБ. Одного из  заказчиков  я  знаю,
это полковник Студинский.
   - Как ты говоришь? - подался вперед старый генерал.
   - Полковник Студинский.
   - Я не знаю, из какого он отдела, и даже не знаю, чем он занимается.
   - Именно он заставил меня добыть эти документы, а  потом  хотел  меня
ликвидировать. Ну, в общем-то все шло по известной схеме,  только  убить
меня они не смогли, и с документами за пазухой я смог скрыться. За  мной
началась погоня, и они меня чуть не взяли  в  заброшенном  доме,  где  я
скрывался под видом бомжа.
   - Насколько  я  понимаю,  -  генерал  расправил  плечи,  -  документы
действительно очень серьезные.
   - Это несомненно.
   - Послушай, Глеб, -  генерал  взглянул  по-отечески  и  откинулся  на
спинку кресла, - у меня сохранились  кое-какие  связи.  Многие  из  моих
учеников теперь занимают большие посты. Я могу им позвонить, встретиться
и передать документы.
   Но я не уверен, что их фамилий нет в тех черных списках.
   - Я тоже не уверен.  Поэтому  документы  лучше  всего  передать  тому
человеку, которому они предназначались.
   - А кому  они  предназначались?  Тебе  известно?  Генерал  исподлобья
посмотрел на Глеба. - Думаю, они были предназначены лично Президенту.
   - Хоть и  не  люблю  я  Президента,  но  власть  уважаю.  Без  власти
государство существовать не может. Все-таки главное не  сам  человек,  а
должность. И она кое к чему обязывает.
   Глеб кивнул.
   - Но попасть к Президенту очень сложно, хотя и это можно устроить.  У
тебя есть копия документов?
   - Нет, они существуют в единственном экземпляре, - сказал Глеб,  -  я
опасался делать копии, опасался утечки информации.
   - Послушай, сынок, - сказал генерал, - а журналиста  из  "Московского
комсомольца" убили случайно не из-за этих документов?
   Глеб снова кивнул, и на его губах появилась горькая улыбка.
   - Да, я виновен в его смерти.  Но  я  не  предполагал,  что  телефоны
прослушиваются и что с ним так  жестоко  расправятся.  Думал,  в  худшем
случае выкрадут документы из ячейки  камеры  хранения.  А  оно  вот  как
повернулось.
   - Теперь уже ничего не исправишь, - сказал генерал и пригладил  седые
волосы. - В общем, завтра я  свяжусь  со  своими  друзьями  и  попытаюсь
договориться  о  встрече  с  Президентом.  Конечно,  это  дело  сложное,
хлопотное, но думаю, мне не откажут.
   - Хотелось бы верить, - сказал Глеб.
   - А теперь иди ложись, отдыхай.  А  я  еще  посижу,  подумаю,  выкурю
трубку.
   Я редко курю, но уж если курю, то  только  отменный  табак.  Мне  его
привозят из Грузии.
   Глеб попрощался и, стоя в дверях, сказал:
   - Если хотите, посмотрите эти документы.
   - Зачем? Я и без того знаю, что каждый второй - продажная  сволочь  и
готов за копейку изменить Родине.
   Утром, когда Ирина проснулась, Глеба рядом уже не было. Она  вышла  в
гостиную. Старый генерал с кем-то разговаривал по телефону. Он вспоминал
войну, какую-то операцию в  Берлине,  конференцию  в  Потсдаме,  называл
немецкие имена, приводил цифры, и все время на его губах играла улыбка.
   Ирина поняла, что этот разговор Амвросию Отаровичу приятен и что  его
собеседник, скоре всего, такой же старый генерал, как  и  он  сам,  или,
может быть, даже маршал. Они обменивались шутками, понятными только  им.
Генерал хохотал так громко, что даже звенел хрусталь в буфете.
   Потом его голос стал серьезным.
   - Так это можно будет устроить, Павел?
   - Что ж, хорошо, буду ждать твоего звонка. Сделай это ради меня. Ради
Петра, Андрея, ради всех наших друзей, ради тех, кого уже нет с нами.
   - Ну вот и хорошо, договорились. Привет Серафиме Ивановне.
   - Да ну, она все  еще  ее  носит!  Да-а,  шаль  прекрасная,  мне  она
досталась... А, не буду.  Я  всегда  вспоминаю  с  теплой  улыбкой  твою
Симочку, всего хорошего, - генерал повесил трубку и взглянул на Ирину.
   -  С  кем  это  вы  разговаривали?   Вы   буквально   помолодели   на
двадцать-тридцать лет.
   - О, я  говорил  со  своим  старинным  другом.  Сейчас  он  такой  же
бездельник, как и я. Но помочь кое-чем может.
   - А где Федор?
   - Вообще-то, Ирина, его зовут не Федор.
   - А как?
   - Его зовут Глеб Петрович Сиверов. Это его настоящие имя и фамилия, а
Федор, Павел - это его псевдонимы легенды.
   Ирина пожала плечами.
   - Почему же он мне никогда не говорил о с