меченная им раньше дорога. Шаги его постепенно замедлялись,  и  вскоре  он
уже крался, держа в правой руке  нож,  а  в  левой  -  разряженный  ?кольт?,
который, сам не зная почему, до сих пор не бросил.
   Он вышел на засаду с тыла. Примитивное укрытие,  сложенное  из  камней  и
кое-как замаскированное пучками прошлогодней травы,  разместилось  на  самом
краю скального выступа, господствуя над дорогой. Боевиков было двое. Один из
них спал, свернувшись калачиком и укрывшись куском  пятнистого  брезента,  а
другой скучал у пулемета, покуривая и глядя вниз, на дорогу.
   На  всякий  случай  Глеб  осмотрелся   еще   раз,   не   заметил   ничего
подозрительного и  медленно  поднялся  во  весь  рост.  В  последний  момент
дежуривший у пулемета бородач, видимо, что-то услышал или почувствовал.  Его
поза вдруг стала напряженной, он уперся руками в камень, готовясь встать,  и
начал поворачивать голову. До него было метра  четыре,  и  Глеб  понял,  что
может не успеть.
   Он метнул нож, в последнее мгновение пожалев об этом: нож был красивый  и
прочный, но отвратительно сбалансированный, что делало его  непригодным  для
метания.
   Тем не менее бросок получился точным, и  боевик  молча  ткнулся  щекой  в
камень, так и не успев до конца повернуть голову. Черная костяная рукоятка с
тусклым стальным набалдашником торчала из его шеи чуть пониже линии волос.
   Глеб метнулся вперед, больше не  заботясь  о  соблюдении  тишины.  Второй
боевик испуганно открыл глаза и попытался вскочить, нашаривая под  брезентом
автомат, но широкое, остро воняющее пороховой гарью дуло кольта уже уперлось
ему в лоб.
   - С добрым утром, - сказал Слепой, большим пальцем взводя курок. - Ты уже
проснулся?
   Боевик попытался отползти, пятясь и сбивая ногами брезент, но позади была
каменная стена, а  спереди  зияла  беспощадная  пустота  пистолетного  дула.
Наткнувшись спиной на преграду, он беспомощно замер, завороженно вглядываясь
в эту смертоносную пустоту.
   Пауза длилась несколько секунд. Убедившись в том, что противник полностью
деморализован и не станет оказывать сопротивление, Глеб дотянулся  свободной
рукой до лежавшего рядом автомата и убрал его подальше от своего пленника.
   - Снимай ремень,  -  приказал  он,  подкрепив  свои  слова  повелительным
движением ствола. - И со  своего  приятеля  тоже.  Если  будешь  вести  себя
хорошо, останешься жить.
   Боевик послушно расстегнул офицерский ремень, стягивавший его  утепленную
куртку, и, с опаской перевернув свежий труп своего напарника,  произвел  над
ним ту же операцию.
   - Считай, что тебе повезло, парень,  -  доверительно  сообщил  ему  Глеб,
сноровисто  связывая  пленника  по   рукам   и   ногам.   Боевик   безвольно
поворачивался  под  его  руками,  как  большая  надувная  кукла,  и  казался
совершенно сбитым с толку. - Для тебя война, можно сказать, закончилась.  Ты
слышал, что вашему брату объявили амнистию? Подумай об этом, дружок.  Полежи
и подумай, а я тем временем постараюсь  кое-что  сделать,  чтобы  тебе  было
легче принять решение. Ведь ты человек Судьи, правда?
   Боевик молча отвернулся,  упрямо  выпятив  небритый  подбородок,  и  стал
смотреть в сторону, всем своим видом выражая гордое презрение.
   - Э, -  сказал  Глеб,  увидев  эту  пантомиму,  -  не  поздновато  ли  ты
спохватился?  На  меня  эти  штучки  давно  уже   не   производят   никакого
впечатления. Смотри, - он взял одну  из  рядком  лежавших  на  камне  ручных
гранат и поднес ее к глазам пленника, - сейчас я выну из этой штуки  чеку  и
засуну ее тебе в штаны. Твой приятель, который уже дожидается тебя на  небе,
будет хохотать до упаду, когда увидит, в  каком  виде  ты  туда  явишься.  И
потом,  стоит  ли  торопиться?  Уверен,  Аллах  может  подождать  тебя   еще
три-четыре десятка лет.
   - Не пачкай своим грязным языком священное  имя  Аллаха,  пес,  -  сказал
боевик. - Тебе нужен Судья? Так иди и возьми  его,  если  сможешь.  Тебе,  я
вижу, просто не терпится угодить в пекло.
   - Пожалуй, так оно и есть, - согласился Глеб. - Я уже черт знает  сколько
ночей не спал в тепле и не ел горячего. Кстати, как у вас с продуктами?
   Боевик промолчал, и Глеб, махнув на него рукой,  приступил  к  детальному
осмотру захваченного им почти без боя укрепления.
   Осмотр дал великолепные результаты. Похоже было на то, что Судья придавал
большое значение  охране  этого  ущелья,  так  что  пост  был  оснащен  всем
необходимым. Слепой нашел здесь отличный полевой бинокль  в  кожаном  чехле,
портативную рацию и даже сотовый телефон. Кроме того, здесь  имелись  ручной
пулемет Калашникова, два автомата с подствольными  гранатометами  и  десяток
ручных  гранат.  В  углу,  накрытый  от  дождя  брезентом,  стоял  армейский
вещмешок, набитый снедью. Консервные  банки  Глеб  отложил  в  сторону,  без
промедления отдав должное жареной баранине и свежему хлебу. Покончив с едой,
он почувствовал себя набитым, как подушка.
   - Это просто праздник  какой-то,  -  сообщил  он  пленнику.  Тот  скорчил
презрительную мину и отвернулся. - Ну и черт  с  тобой,  -  добавил  Слепой,
вставая. - Думаешь, ты мне очень нужен? Дорогу я найду  и  без  тебя.  А  ты
посиди тут, подумай.
   Он аккуратно заткнул пленнику рот, а потом, немного подумав, снова взял в
руки гранату. Отогнув  усики  чеки,  он  осторожно  пристроил  ?лимонку?  на
коленях у боевика. Тот выпучил глаза и замычал, но Глеб не обратил  на  него
внимания. Вынув из ботинка убитого шнурок, он  привязал  один  его  конец  к
кольцу ?лимонки?, а другой - к ремню, которым были стянуты руки пленника.
   - Вот, - сказал он. -  Это  поможет  тебе  избежать  неудачных  мыслей  и
ненужных соблазнов. То есть ты, конечно, можешь попытаться. Я  бы  на  твоем
месте обязательно попытался, тем более что шанс у тебя есть. Но  все  же  не
стоит рисковать понапрасну. Ну сам подумай, зачем тебе это?
   Боевик  снова  замычал,  яростно  вращая  вытаращенными   глазами.   Глеб
повернулся к нему спиной и стал собираться.
   Патронов к пулемету было маловато, и он оставил его, предварительно вынув
и забросив подальше затвор. Та же  участь  постигла  и  один  из  автоматов.
Второй Глеб взял с собой, заткнув за пояс два запасных рожка. Две гранаты он
нацепил на ремень, а остальные сложил в вещмешок,  предварительно  вытряхнув
оттуда остатки продуктов. Равнодушно перешагнув через консервные  банки,  он
повесил на шею бинокль, растолкал по карманам  рацию  и  сотовый  телефон  и
забросил почти пустой ?сидор? за плечи. С неба опять  начал  сеяться  мелкий
противный дождик, и, стоя с непокрытой головой под  этой  холодной  моросью,
Глеб некоторое время боролся с искушением вынуть из кармана телефон и  прямо
отсюда позвонить Ирине. Всего два слова: ?Я живой?, - и можно будет с чистой
совестью отправляться на свидание с Судьей.
   Он даже вынул телефон из кармана и несколько секунд  разглядывал  изящную
пластиковую трубку, как  некую  диковину.  ?Я  живой...?  В  теперешнем  его
положении это было бы довольно самонадеянное  заявление,  и  Глеб  решил  не
искушать судьбу. Все должно было  так  или  иначе  закончиться  в  ближайшие
несколько часов, и Ирина, которая ничего не  знала  о  нем  полторы  недели,
могла подождать еще немного. Ему слишком много нужно было сказать  ей  и  за
многое попросить прощения, а время между тем продолжало неумолимо  двигаться
вперед. Он почти физически  ощущал  это  движение  как  ровный,  никогда  не
меняющий направление ветер, обтекавший его с двух сторон,  пока  он  столбом
стоял с трубкой сотового телефона в руке, теряя драгоценные секунды.
   Он убрал телефон в карман и кивнул на прощание связанному боевику.
   - Ну, будь здоров, - сказал он.
   Боевик снова замычал, расширенными от ужаса глазами глядя на  лежавшую  у
него на коленях гранату, но Слепой уже повернулся к нему спиной  и  двинулся
по кромке обрыва, время от времени посматривая вниз, на дорогу.
   Примерно через полчаса, когда он набрел на  пологую  каменистую  осыпь  и
начал спуск, там, откуда он шел, раздался глухой взрыв.  Слепой  на  секунду
остановился, обернулся и долгим взглядом посмотрел назад.
   - Дурак, - сказал он и продолжил спуск.

Глава 13

   - Я договорился с летчиками, - сказал московский гость, вертя  в  пальцах
пузатую  коньячную  рюмку.  Он  выглядел   лет   на   тридцать   пять,   был
по-спортивному подтянут и сух, но уже начал  заметно  лысеть,  и  Судья,  не
любивший лысых, старался на замечать предательского блеска гладкой кожи  под
прикрывавшими макушку гостя редкими волосами. - Они согласились  принять  на
борт два лишних гроба, но о доставке тебе придется позаботиться самому. Борт
поднимается в воздух завтра, в двадцать ноль-ноль, так что времени в обрез.
   - Сделаем, - ответил Судья. - Теперь, когда люди Ахмета больше не стоят у
меня на дороге, это будет довольно просто.
   - Кстати, - сказал гость, - что произошло с этим твоим Ахметом?
   - Никто не знает, - развел жирными руками Судья,  -  никто  не  понимает.
Говорят о каких-то пленных русских. Была стрельба, но все, кто знал,  в  чем
дело, погибли. Может быть, до Ахмета добралась ваша ФСБ, я не знаю.
   - А ты не допускаешь мысли, что это  как-то  связано  со  смертью  нашего
полковника? - слегка подавшись вперед, спросил  Роман.  -  Как-то  уж  очень
ловко  все  складывается  по  времени.  Будь  осторожен,  Судья.  В   Москве
заинтересовались тобой и твоим товаром.
   - Еще одна опергруппа?  -  презрительно  оттопырив  нижнюю  губу,  сказал
Судья.  -  Чем  больше  опергрупп  они  будут  сюда  присылать,  тем  меньше
работников у них останется.
   - Нет, - медленно проговорил Роман, - нет, Судья. Не опергруппа. На  этот
раз они послали одного человека.
   - Ты шутишь, дорогой? Кто он - Бэтмен? Смешно, честное слово. Скажи,  что
ты пошутил.
   - Я, может быть, и пошутил, - веско, с расстановкой сказал  Роман,  -  но
вот он не шутит. Это  серьезный  человек,  Судья.  Мы  взорвали  самолет,  в
котором он должен был лететь сюда из Москвы, и  были  уверены,  что  дело  в
шляпе. А потом, буквально через сутки, погиб полковник вместе со всей  своей
группой. Откуда ты знаешь, что он успел сказать перед смертью? И  кто  может
поручиться, что Аслан умер молча? А еще через пару дней что-то происходит  с
твоим соседом - что-то  настолько  неожиданное,  что  никто  даже  не  успел
что-нибудь понять. Не многовато ли странных неожиданностей,  Судья?  На  мой
взгляд, гораздо безопаснее считать, что он жив. Он  жив,  Судья,  и  он  уже
близко. Он идет за тобой. Не думаешь же ты,  что,  добравшись  до  тебя,  он
станет задавать вопросы?
   - Вопросы...  -  проворчал  Судья,  потирая  ладонью  горло  под  двойным
подбородком, словно воротник вдруг начал  душить  его.  -  Вопросы...  Ты-то
знаешь, что, если даже кто-то начнет задавать мне вопросы, я ничего не смогу
ответить. Ты когда-нибудь скажешь мне, на кого работаешь?
   Роман улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и выплеснул в рот коньяк.
   - Ты умный человек, Судья, - ответил он. - Если  тебе  не  сказали  этого
раньше, то почему ты думаешь, что  тебе  что-то  скажут  теперь,  когда  все
так.., так дерьмово? Все близится к концу. Ну, еще полгода, максимум год,  и
твой бизнес автоматически прикроется. Мы вытащим тебя  в  любом  случае,  но
может случиться так, что тебе все-таки придется ответить на  пару  вопросов.
Так зачем рисковать? Меньше знаешь - лучше спишь.
   - А вы меня вытащите? - с деланным спокойствием спросил Судья, который  и
сам в последнее время частенько задумывался над тем, что  все  хорошее  рано
или поздно подходит к концу.
   - Можешь не  сомневаться,  -  ответил  Роман,  снова  сверкнув  белозубой
улыбкой. - Такие работники, как ты, на дороге не  валяются.  Главное,  чтобы
сейчас обошлось без неожиданностей. Нужно заново наладить  доставку.  Твоего
товара ждут в Москве. В этой игре замешаны большие люди, и не дай  тебе  бог
подвести их. Сам понимаешь, твоя судьба в их руках.
   - Понимаю, понимаю, - Судья,  кряхтя,  поднялся  из-за  стола  и  взял  с
каминной  полки  трубку  мобильника.  Набрав  номер  большим   пальцем,   он
неторопливо поднес трубку к уху. -  Аяз,  дорогой,  это  ты?  Ты  уже  навел
порядок на террасе? Ай, молодец... Послушай, надо связаться со всеми  нашими
постами и сказать им, чтобы были повнимательнее. Да, дорогой, случилось,  Не
твое дело, дорогой. Обзвони всех и скажи, чтобы стреляли в каждого, кого  не
знают в лицо. Нет, в плен брать не надо. Я так понимаю, что в плен  его  уже
брали. Кто брал? Ахмет брал. Ясно, да? Действуй, дорогой, я на тебя надеюсь.
Да, доложи. Прямо мне доложи, дорогой.
   Он положил трубку на то же место, с которого взял ее минуту назад,  и  не
спеша вернулся за стол. Его жирные пальцы сомкнулись на хрустальном горлышке
графина. Роман, одобрительно кивнув, подвинул свою рюмку, чтобы хозяину было
удобнее наполнить ее.
   - Послушай, Судья,  -  сказал  он.  -  Я  понимаю,  такая  просьба  может
показаться нескромной, но...
   - Что такое, дорогой? - Судья замер в позе почти комичного  внимания,  не
донеся руку с графином до рюмки и высоко задрав густые брови. Лоб у него был
узкий, и брови почти спрятались в низко  растущей  смоляной  шевелюре,  где,
несмотря на его уже  далеко  не  юный  возраст,  седые  волоски  можно  было
пересчитать по пальцам. - Может быть, ты хочешь мою жену? Так,  конечно,  не
положено, но я найду тебе женщину - молодую, горячую  и  послушную.  С  этим
сейчас трудно, но чего не сделаешь для дорогого  гостя?  Только  не  требуй,
чтобы она была блондинкой и девственницей, ладно?
   Он засмеялся над собственной шуткой, держа на отлете графин с коньяком  и
сотрясаясь всем своим тучным телом. Роман немного посмеялся вместе с  ним  и
отрицательно покачал головой.
   - Какие девственницы в наше время... Да и не до этого мне сейчас,  Судья.
Я хотел попросить тебя о другом. Знаешь, я пропустил через  свои  руки  черт
знает сколько твоих долларов,  но  так  ни  разу  и  не  видел,  как  ты  их
штампуешь. Скажи, это возможно?
   Судья остро, искоса посмотрел на него поверх плеча,  разливая  по  рюмкам
коньяк.
   - Зачем тебе это, дорогой? - осторожно  спросил  он.  -  Если  ты  что-то
задумал...
   - Да нет же, черт возьми! Мне действительно любопытно. Знаешь, прошло уже
лет пятнадцать с тех  пор,  как  я  в  последний  раз  по-настоящему  чем-то
интересовался. Не надо было мне затевать этот разговор.  Забудь,  Судья.  Ты
совершенно прав: человек имеет право на  свои  маленькие  секреты.  В  конце
концов в бизнесе между партнерами должен существовать если  не  паритет,  то
хотя бы его видимость.  Извини,  я  был  не  прав.  Этот  твой  коньяк  меня
подкузьмил.
   Судья поставил графин на место и  снова  пристально,  изучающе  посмотрел
собеседнику в лицо.  Тот  извинительно  улыбнулся  и  развел  руками,  давая
понять, что сожалеет о своей неуместной просьбе. Он действительно не имел  в
виду ничего дурного: отчасти им  и  в  самом  деле  двигало  любопытство,  к
которому примешивалась деловитая озабоченность по поводу  того,  надежно  ли
организована охрана этого весьма дорогостоящего и секретного производства. У
него был совершенно  четкий  приказ:  проконтролировать  все  до  мелочей  и
устранить малейшую возможность провала, - и он  намеревался  выполнить  этот
приказ с присущими ему дотошностью и блеском.
   - Не знаю, дорогой, - медленно сказал Судья, задумчиво беря в  руку  свою
рюмку. - Честное слово, не знаю. В нашем деле  доверять  никому  нельзя.  Не
обижайся, ты же знаешь, что это правда... Но сейчас я тебе  почему-то  верю.
Не знаешь почему?
   - Наверное, потому, что я не солгал, - ответил Роман. Ему показалось, что
голос Судьи звучит растроганно, и он мысленно поморщился: если ему чего-то и
не хватало, то уж никак не романтических бредней и не братаний с этим куском
сала, который  вообразил  себя  грозой  околотка  и  равноправным  партнером
Апрелева.
   - Хорошо, - сказал Судья. - Сейчас пей, кушай, отдыхай, а вечером поедем.
Покажу тебе, как мы делаем деньги.
   Он хихикнул, довольный этим невольным  каламбуром,  и  хотел  еще  что-то
добавить, но в это время двустворчатая дубовая дверь беззвучно распахнулась,
и на пороге возникла  его  молодая  жена.  Роман,  которого  обещание  Судьи
раздобыть молодую, горячую и  покладистую  женщину  раззадорило  помимо  его
воли, в упор уставился на вошедшую. Правда,  под  слоем  намотанных  на  нее
бесформенных тряпок было трудно разглядеть что бы то ни  было,  кроме  того,
что она молода и хороша лицом, но  по  тому,  как  она  исподтишка  сверкала
черными глазами и поминутно заливалась  горячим  румянцем,  столичный  гость
понял, что перед ним стоит та еще штучка, и остро позавидовал Судье.
   - Пришел Аяз, - едва слышно произнесла она, глядя  в  пол.  -  Он  просит
разрешения войти.
   - Пусть войдет, - разрешил Судья и,  когда  молодая  женщина  повернулась
спиной, уставился на ее надежно скрытые пестрой юбкой и  шароварами  ягодицы
как кот на сало. Проследив за направлением его взгляда, Роман подумал, что и
сам был бы не прочь узнать, что скрывается под этим пестрым тряпьем. Походка
у девушки была бесшумной и грациозной, и майор ощутил  растущее,  совершенно
неуместное в данный момент возбуждение.
   Жена Судьи исчезла за дверью, и ее место занял угрюмый Аяз. Мелкие  капли
дождя поблескивали на его кожаной куртке и на вороненой  стали  автомата,  а
его высокие американские ботинки со шнуровкой до середины  голени  оставляли
на  светлом  паркете  темные   влажные   следы.   Рисунок   протектора   был
замысловатым, и Роман почему-то вспомнил тех семерых  наблюдателей  от  ООН,
чьи головы были переданы чванливым представителям мирового сообщества в знак
серьезности  намерений  нового  руководства  Ичкерии.  ?Головы  головами,  -
подумал он, - но откуда у этого горного барана такие ботинки? Не на  местном
же рынке он их купил..."
   Переведя взгляд с неуместно желтых, вызывающе качественных  ботинок  Аяза
на его угрюмое бородатое лицо, московский майор разом позабыл и о  прелестях
молодой жены Судьи, и о печальной участи ооновских  миссионеров.  С  первого
взгляда было  видно,  что  охранник  принес  плохие  новости.  Подозрительно
покосившись на майора, он начал что-то очень  быстро  говорить  по-чеченски.
Слушая его, Судья буквально на глазах темнел лицом, наливаясь темной кровью.
Когда Аяз закончил говорить, толстяк отдал какое-то энергичное приказание  и
сверлил спину охранника тяжелым взглядом до тех пор, пока тот не скрылся  за
дверью.
   - Ну что? - спросил Роман. - Я был прав?
   - Увы, - сказал Судья, - похоже на это. Один из наших постов  не  ответил
на  вызов  по  радио.  Возможно,  это  ложная  тревога.  Людям,  знаешь  ли,
свойственно постепенно разбалтываться. Кое-кто из моих  бойцов  в  последнее
время начал думать, что боевое охранение на дорогах -  просто  моя  причуда.
Они могли напиться, они могли просто по небрежности  повредить  рацию..,  да
мало ли причин можно придумать! Но я велел Аязу поехать туда и все проверить
лично. Ты меня немного напугал.
   - Жаль, что лишь немного, - ответил Роман. - Что еще сказал тебе Аяз?  Вы
долго разговаривали.
   - Ха! - Судья оживился, потирая руки. - Есть и хорошие новости.  Одна  из
моих застав перехватила чужой отряд.  Судя  по  всему,  это  были  наемники,
которые шли через  Абхазию,  чтобы  присоединиться  к  Хаттабу.  Скажу  тебе
честно, как брату: я никогда не любил  Хаттаба.  А  наемники  -  это  просто
шакалы, которые пьют кровь из моего народа, пользуясь его бедой.
   Роман поморщился как от зубной боли.
   - Только не надо исполнять народные песни  и  танцевать  лезгинку,  чтобы
доказать мне, какой ты патриот, - сказал он. - Ответь лучше, что  твои  люди
сделали с этими наемниками.
   - То же, что они  делают  со  всеми,  кто  непрошеным  приходит  на  нашу
территорию, - ответил Судья таким тоном, словно речь шла о чем-то