-другому?
   - В смысле?
   - Ну, острее, что ли, ярче. Вам-то она, наверное, не надоедает?
   - Жизнь никому не надоедает, это я вам, Эмма, могу сказать точно.
   - А мне иногда так скучно становится, что жить не хочется. Если бы не
дочь, то я даже не знаю...
   Климов уже догадался, что его новая знакомая не замужем, что она одна
растит ребенка. Внешний вид женщины и то, как одета ее  дочь,  явственно
говорили, что  Эмма  отнюдь  не  бедствует  и  вряд  ли  себе  в  чем-то
отказывает. Скорее всего, у нее есть богатый любовник, а может,  даже  и
не один.
   Последний раз генерал изменил своей жене года  три  назад.  И  сейчас
рядом с молодой красивой женщиной он почувствовал, что весь его организм
напрягся, воспрянул, что кровь быстрее побежала по жилам, сердце  начало
биться чаще, даже краска бросилась к лицу,  хотя  Климов  был  человеком
выдержанным и даже во время военных действий редко бледнел, а  голос  на
подчиненных  не  повышал  никогда.  Его  приказания  и  так  выполнялись
молниеносно и беспрекословно.
   Генерал взглянул на часы.
   - Ваша прогулка, Андрей, окончена?
   - Да пет, в общем-то, мы еще должны около получаса гулять.
   - Ваша девочка плохо спит?
   - Вроде, хорошо, дочь не жалуется.
   - А вот моя что-то совсем плохо спит. Представляете, заявила, что она
сова!
   - Что значит сова?
   - Поздно ложится, поздно встает.
   - Гулять надо больше. Свежий воздух, физические нагрузки - и  ребенок
будет спать, и взрослый, между прочим, тоже.  Так  что  я  вам  советую,
рекомендую.
   - Да, хорошо бы. Но работа  есть  работа,  иногда  приходится  сидеть
допоздна. Вот Аленка и пристрастилась: я сижу работаю, и она  занимается
своими делами.
   - Что это я вас раньше никогда здесь не видел? - спросил Андрей.
   - Мы сюда редко ходим. То в цирк, то еще куда-нибудь. И потом, у  нас
рядышком парк, чаще всего там и гуляем.
   - А сегодня почему здесь оказались?
   - Да и сама не знаю, - пожала плечами Эмма. - Давно здесь не были, да
и дочка говорит:
   "Мама, давай съездим куда-нибудь в другое место". Вот мы и поехали. А
вы не хотите выпить кофе, Андрей?
   - Кофе? - генерал с сомнением посмотрел на женщину.
   - Здесь рядом есть хорошее кафе. И девчонки чего-нибудь съедят, а  мы
выпьем кофе.
   Генерал опять взглянул на часы:
   - Можно. Вполне можно.
   - Тогда идемте. Здесь скользко, позвольте, я возьму вас под руку?
   - Конечно!
   Эмма взяла Климова под руку, и они, хотя и продолжали  называть  друг
друга на "вы",  шли  по  аллее,  как  старые  знакомые.  Девочки  бежали
впереди, они держались за руки, тоже вполне довольные жизнью.
   - Вы где живете? - спросила Эмма.
   - Да, вон в том доме, - генерал кивнул через плечо.
   - С балконами, что ли?
   - Нет, с лоджиями, рядом, левее.
   - А.., вижу.
   - Вот в этом доме мы и живем.
   - И дочка с вами?
   - Нет, дочка живет отдельно. Просто когда я в городе, мы берем внучку
к себе.
   - У вас одна внучка?
   - Одна.
   - Предвидится пополнение?
   - Пока нет. Сыну только двадцать лет, он еще даже не женат.
   - Ну, это, как вы говорите, Андрей, дело поправимое. Пройдет  немного
времени, и у вас появится еще один наследник: внук или внучка.
   - Наверное, так и будет.
   Они вчетвером заняли в кафе столик. Подошел официант. Детям  заказали
пирожные и чай, а себе - кофе.
   - Можно мне в кофе немного коньяка? - попросила Эмма официанта.
   - Конечно, можно.
   - А вы, Андрей, не хотите? Я что-то продрогла, как бы не заболеть.
   - Я болею крайне редко и, как правило, не от холода.
   - А от чего?
   - Как вам объяснить, Эмма.., даже не знаю.
   Простываю раз в пять лет.
   - А как вы лечитесь?
   - Я занимаюсь спортом. Привычка у меня такая -  холодный  душ  каждое
утро, три минуты после зарядки, и чувствую себя прекрасно.
   - Счастливый вы человек,  Андрей!  Внучка  у  вас  замечательная,  со
здоровьем у вас все в порядке.
   - Судя по вашему виду, вы тоже на здоровье не жалуетесь.
   - Не жалуюсь. Бог не обидел.
   - А где вы живете?
   - Далековато.
   - Как добрались до прудов?
   - На общественном транспорте, на машине мне почему-то  не  захотелось
ехать. Погода неважная, скользко, мокро, да и машина барахлит. Не  знаю,
что у нее там... Заводится с третьего раза, утром на работу  из-за  нее,
проклятой, опоздала!
   - За машиной смотреть надо.
   Подали кофе.
   - Интересно, - сказала Эмма, - до этого дня я не  знала  вас,  вы  не
знали меня, дети были незнакомы. А тут как-то сразу... У меня  сложилось
такое впечатление, что мы с вами, Андрей, давно знакомы.  Давайте  будем
разговаривать на "ты"? - предложила Эмма.
   - Давайте, - согласился генерал и засмеялся. - Вот и попался.
   - Ничего, ничего, это всегда так, когда с кем-то знакомишься.  Завтра
вы сюда придете?
   Генерал наморщил лоб. У него были темные, коротко остриженные  волосы
с проседью на висках. Климов знал, что он - мужчина видный.
   Не раз ловил  на  себе  взгляды  женщин,  причем  взгляды  призывные,
волнующие кровь. А вот Эмма смотрела на него спокойно,  как  смотрят  на
друга, а не на любовника, даже потенциального, словно  они  давным-давно
были знакомы и часто встречались. И это  немного  выводило  генерала  из
себя.
   - А мой папа в командировке, - сообщила Оля новой подружке.
   - У меня папы нет.
   - Так не бывает.
   - Нет, и все тут. Они с мамой вместе не живут.
   Климов услышал разговор детей и посмотрел на Эмму.
   - Правда? Вы живете одна?
   - Да, а что здесь такого? Я вполне самостоятельная женщина.
   - Одной растить ребенка.., это тяжело.
   - Тяжело, - призналась Эмма, - но мне  помогает  сестра.  Не  родная,
двоюродная, у нее своих двое. Иногда берет  к  себе  Аленку,  когда  мне
куда-нибудь надо. Так что, в общем, проблемы есть, но я их решаю.
   - А материально? - спросил генерал.
   - Бывает тяжело, но не всегда, временами. Мне нормально платят.
   - А нам платят неважно. То ли дело раньше.
   - Что, армия теперь никому не нужна? - удивилась Эмма.
   - Нет, нужна, но.., всякие проблемы. Политики,  черт  бы  их  побрал,
мутят, мутят воду, то расширяют, то сокращают,  то  меняют  название,  и
потом начинается неразбериха, О работе говорить не хочется.
   - Так вы завтра придете сюда гулять?
   - Завтра, наверное, днем.
   - Почему днем?
   - Вечером у меня мероприятие.
   - На службе?
   - Нет, не  на  службе.  У  моего  брата  юбилей,  так  что  я  должен
обязательно присутствовать на чествовании.
   - Наверное, бурное будет торжество?
   - Нет, - генерал посмотрел на часы, - узкий круг.
   Хоть они и договорились обращаться друг к другу на "ты",  но  тем  не
менее продолжали говорить на "вы". А  вот  дети  разговаривали  на  "ты"
сразу, легко и просто, как давние закадычные подруги. Они  перепачкались
тортом, пили чай и были счастливы.
   - Пойдем ко мне в гости, - предложила  Лена,  -  у  меня  много-много
кукол и все хорошие.
   - Тебе кто куклы покупает?
   - Мне мама, - ответила Лена и сразу же задала встречный вопрос:
   - А тебе?
   - Мне дедушка с бабушкой, иногда папа привозит. - А какие у тебя есть
куклы?
   - Есть Барби, целых четыре.
   - А Барби в инвалидной коляске есть? - глаза у Оли горели.
   - В инвалидной коляске нет, зато у меня есть в купальнике.
   - А у меня в купальнике нет.
   - Тогда приходи ко мне, посмотришь. Мама, мама, - Лена  дернула  Эмму
за руку, - можно я Олю приглашу к себе в гости? Пусть она к нам придет.
   - Конечно, можно. Когда угодно. Слышите, Андрей, приходите  к  нам  в
гости когда-нибудь, мы будем рады!
   - Это сложно, времени у меня свободного немного.
   - Тогда.., может быть, завтра вместо прогулки приезжайте к  нам.  Или
мы заедем за вами?
   Подобного поворота событий генерал Климов никак не ожидал.
   - Ну, даже не знаю...
   - Так давайте созвонимся.
 
Глава 12 
 
   Генерал Потапчук с самого утра сидел в своем кабинете. И если  раньше
это  место  практически  было  единственным,  где  он  чувствовал   себя
спокойно, уверенно, как дома, то  события  последних  дней  сделали  его
чрезвычайно подозрительным.
   Он уже не доверял телефонам, сгрудившимся на невысокой черной  тумбе,
справедливо полагая, что если не все, то уж, во всяком случае, некоторые
из них наверняка прослушиваются.
   Кем и по чьему  приказу?  Он  еще  не  знал,  но  чувство  опасности,
присущее людям его профессии, подсказывало: не забывай,  что  и  у  стен
есть уши.
   "...так нельзя, это парализует волю",  -  подумал  Федор  Филиппович,
постукивая грифелем карандаша по  стеклу,  прикрывавшему  зеленое  сукно
стола.
   Стекло отзывалось приятным низким  то  ли  звоном,  то  ли  гудением.
Хрупкий графит грифеля не выдержал и раскрошился на мелкие кусочки.
   - Нервничаешь, - генерал произнес это  вслух,  чтобы  заставить  себя
успокоиться.
   Постукивание карандашом было своеобразным тестом,  придуманным  самим
Федором  Филипповичем.  Грифель  крошился  лишь  в  минуты   повышенного
волнения. Обычно удавалось  поддерживать  баланс  между  силой  удара  и
прочностью грифеля.
   Утешало лишь то, что пока удавалось держать  расследование  в  тайне,
Потапчук отделывался от начальства  невнятными  обещаниями  со  временем
подготовить отчет.
   И его не трогали. Этому могло быть два объяснения. Первое заключалось
в том, что никто из его Непосредственного начальства не имеет  отношения
к убийствам Каширина, Самохвалова, Коровина и Бубновского.
   Но и второе объяснение не было лишено смысла.
   "Да-да, - рассуждал Федор Филиппович, -  если  бы  я  кому-нибудь  не
доверял, я бы тоже позволил  ему  вести  собственное  расследование,  но
постоянно  держал  бы  под  колпаком,  чтобы  знать,  насколько   далеко
продвинулся противник".
   От этой мысли у генерала похолодел затылок и шея словно  одеревенела.
Потапчук не отрываясь смотрел на золотистый  маятник  больших  напольных
часов. В выпуклом металлическом  диске  отражалась  вся  комната,  но  в
искаженном виде: письменный стол занимал  в  кабинете  достаточно  много
места, однако в отражении он казался маленьким, похожим на  приютившийся
в углу детский уголок, а сам генерал ФСБ смотрелся крошечным  лилипутом,
усевшимся за миниатюрный столик.
   "В принципе, так  оно  и  есть.  Я,  конечно,  побольше  муравья,  но
раздавить меня ничего не стоит, - и тут  же  Потапчук  оборвал  себя.  -
Разнылся!  Себя  жалеешь?  Ты   кто,   букашка-таракашка   или   генерал
спецслужбы? Если считаешь, что у тебя мало власти, мало возможностей,  -
оставь  должность,  уступи  ее  другому.  Ты  поставлен  на  то,   чтобы
государство могло спокойно существовать.
   И не так уж важно, кто им управляет в данный  момент  -  лишь  бы  не
кровопийца, не бандит. Ну да, не нравятся мне многие из сидящих наверху,
но я же служил и при Брежневе, и при Хрущеве, они не лучше были!"
   Федор Филиппович встал и подошел вплотную к высоким напольным часам в
деревянном корпусе. Его отражение сразу заняло чуть ли не весь  маятник.
Генерал усмехнулся.
   "Вот  так-то!  Если  сидишь  и  ничего  не  делаешь,  то   и   впрямь
уменьшаешься с каждой минутой. Но достаточно сделать над  собой  усилие,
приблизиться к тому, что пугает, и вот, пожалуйста, -  метаморфоза!  Где
лилипут, где букашка-таракашка? А все почему? Да потому что передо  мной
искаженное  изображение.  Большое   кажется   маленьким,   маленькое   -
гигантским. Отсюда и страх. Когда у меня будет четкая, истинная  картина
событий, все встанет на свои места. И слово же  я  придумал  для  них  -
призраки! Детские страхи в тебе играют, тоже мне, мистик нашелся!"
   Потапчук отступил назад - так, чтобы его отражение стало не  большим,
не маленьким, а соразмерным  кабинету.  И  тут  же  чуть  не  выругался.
Деревянный корпус часов, высокий и довольно узкий,  напомнил  ему  гроб.
Неизвестно, какие еще ассоциации посетили бы генерала ФСБ, но  в  недрах
часов хрустнул механизм, и они издали  глубокий  мелодичный  звон.  Если
раньше чистый звук боя часов  казался  Федору  Филипповичу  веселым,  то
сегодня он соответствовал минорному настроению.
   В приемную вошел помощник, и Потапчук вернулся  за  письменный  стол,
чтобы его не застали за глупым занятием -  рассматриванием  собственного
отражения в движущемся маятнике курантов. Так уж повелось, что, если  не
было  срочных  дел,  Потапчук   начинал   день   с   просмотра   сводки,
подготовленной МВД. Всю ее прочесть было практически невозможно, но,  во
всяком случае, стоило попробовать вникнуть в суть событий.
   Долгие  годы  работы  обострили  интуицию,  и  почти   всегда   Федор
Филиппович  находил  в  многочисленных,   не   связанных   между   собой
преступлениях те, которые могли относиться  к  сфере  его  деятельности.
Потапчука интересовали происшествия в крупных городах  и  поблизости  от
них.
   Как он  понимал,  убийства  чиновников  и  офицеров,  произошедшие  в
последнее время, касались борьбы за власть,  а  значит,  не  затрагивали
провинцию.
   Он включил селектор:
   - Сводку получил?
   - Так точно!
   - А почему не несешь?
   - Не хотел беспокоить.
   - Неси.
   - Сейчас распечатку на страницы разделю.
   - Сам разберусь.
   В кабинет торопливо вошел помощник. В руках он держал в несколько раз
сложенный длинный лист с перфорацией по краям.
   - Вот, товарищ генерал, - помощник не рисковал положить распечатку на
письменный стол: лист, словно пружина, норовил распрямиться.
   Потапчук нетерпеливо забрал бумагу и, сдвинув очки  к  кончику  носа,
углубился в изучение сводки  преступлений.  Почти  сразу  ему  на  глаза
попалась информация  о  вчерашнем  происшествии  в  питерской  гостинице
"Заря".  Скорее  всего,  если  бы  "Заря"  не  удостоилась  пристального
внимания  ФСБ,  смерть  электрика  Кузьменкова  посчитали  бы  заурядным
несчастным случаем. Мол, выпил человек ночью, полез в  распределительный
щиток и погиб от удара током.
   Но в МВД решили перестраховаться и не стали ради улучшения статистики
представлять возможное убийство как несчастный случай.
   Помощник даже не успел закрыть дверь, как генерал окликнул его.
   - Постой.
   - Слушаю, Федор Филиппович.
   - Вот по этому делу, гостиница "Заря", - все что имеется.
   - Не думаю, что отыщется много, - вздохнул помощник,  бегло  прочитав
сообщение.
   - Во всяком случае, побольше, чем здесь.  Свяжись  с  Питером,  пусть
пришлют по факсу.
   Примерно через полчаса помощник вернулся с двумя листками.
   - Вот, Федор Филиппович, все, что есть у питерской милиции. И как мне
сказали в прокуратуре, вряд ли что-то еще появится.
   - И этого пока хватит.
   Обстоятельства  гибели  электрика  Кузьменкова   были   зафиксированы
скрупулезно и довольно точно, начиная от  предположительного  количества
алкоголя, принятого им накануне ночью,  до  описания  того,  как  лежало
тело, когда его обнаружила одна  из  ночных  дежурных.  Читая  протокол,
Федор  Филиппович  явственно  представлял  себе  захламленную  каптерку,
распахнутый щиток.  Но  как  электрик,  проработавший  по  специальности
двенадцать лет, пусть даже и пьяный, идет ночью к щитку и  сует  руки  к
оголенным клеммам, этого генерал себе представить  не  мог,  даже  очень
сильно постаравшись.
   "На  кой  хрен  ему,  выпившему,  могло  понадобиться  посреди   ночи
напряжение на триста восемьдесят, зачем ему был нужен трехфазный ток?
   Не работать же он собрался.  Человека,  который  пьет  на  дежурстве,
обычно палкой на работу не загонишь, и  уж  тем  более,  он  пальцем  не
пошевелит по собственному  почину.  Так  какого  черта  ему  понадобился
щиток? Такие щитки используют для  мощного  освещения,  например,  когда
включают   паркетно-шлифовальные   машины,   какое-нибудь   строительное
оборудование..,  или  киношники  приедут  фильм  снимать...  Но  посреди
ночи..."
   Капитан милиции, составлявший протокол, скорее всего, тоже работал не
первый год. Ход его мыслей шел в том же направлении, что и у  Потапчука.
Запись в протоколе  не  оставляла  сомнений:  надобности  в  подключении
какого-либо оборудования у Кузьменкова этой ночью не было.
   Генерал перешел к показаниям свидетельницы -  дежурной  по  этажу.  И
вздрогнул. На  вопрос,  не  заметила  ли  она  в  гостинице  кого-нибудь
подозрительного в тот злополучный день, дежурная  назвала  жильца  сорок
второго номера, занесенного в регистрационную книгу  под  именем  Федора
Молчанова. В многоступенчатые совпадения Федор Филиппович не верил. Мало
того, что перед ним черным по белому был  написан  один  из  псевдонимов
Слепого, так дежурная еще вспомнила, что  этот  постоялец  интересовался
сороковым  номером,  тем  самым,  в  котором   велась   съемка   скрытой
фотокамерой. Правда, потом шло пояснение, что Молчанов покинул гостиницу
предположительно  за  два  часа   до   гибели   электрика.   По   мнению
следователей, это могло быть уловкой.
   Прочитав далее, что, несмотря на все  усилия  художника-криминалиста,
дежурная по этажу и администратор так и не  смогли  составить  фоторобот
Федора Молчанова, Потапчук усмехнулся:
   "Да уж, если Сиверов захочет, то сумеет сделать так,  что  собеседник
практически  не  будет  смотреть  ему  в  глаза.  Глеб  просто  не  дает
возможности чужому взгляду задержаться на своем лице".
   Как он это проделывает, Потапчук понятия не имел, но подозревал,  что
Сиверов владеет специальной системой жестов, когда  собеседник  вынужден
во время разговора непрерывно  следить  за  его  руками.  А  может,  еще
какие-нибудь  приемы  использует  агент   по   кличке   Слепой.   Однако
вырисовывалась не очень  приглядная  картина.  Глеб  под  именем  Федора
Молчанова поселился в гостинице "Заря", оплатив номер за двое  суток,  а
затем посреди ночи внезапно уехал. После чего в каптерке находят  то  ли
нелепо погибшего,  то  ли  убитого  электрика,  который,  скорее  всего,
каким-то образом был замешан в предшествующих событиях, когда полковника
Самохвалова во время развлечения  с  проституткой  снимали  в  сороковом
номере "Зари".
   "Да уж, час от часу не легче".
   - Зайди ко мне, - нажав клавишу селектора, распорядился генерал.
   И когда помощник вошел  в  кабинет,  Потапчук  попросил  его  сделать
запросы еще по двум делам, первым попавшимся ему на глаза:  об  убийстве
милиционера в Новосибирске и об ограблении квартиры помощника  прокурора
в Москве.
   "Конечно же, - подумал Федор Филиппович,  -  этим  я  вряд  ли  сумею
убедить тех, кто следит за мной, что  происшествие  в  гостинице  "Заря"
заинтересовало меня случайно. Но  лучше  распылить  их  внимание,  пусть
думают,  что  меня  интересуют  и  Новосибирск,  и  московский  помощник
прокурора".
   Вновь пробили часы.
   "Через десять минут совещание", - вспомнил генерал, спрятал бумаги  в
сейф, сунул под мышку папку с  тряпичными  тесемками  и,  прокручивая  в
голове новую информацию, покинул кабинет.
   Стоило заранее придумать ответ на еще не заданный вопрос. А вдруг как
придется  давать  объяснения,  почему  это  ни  с  того  ни  с  сего  он
заинтересовался  гостиницей   "Заря",   ведь   всем,   что   связано   с
самоубийством полковника Самохвалова, занимается уже другой отдел.
   В кабинете заместителя директора еще шли  приготовления.  На  длинном
столе помощники расставляли  минералку,  раскладывали  дешевые  ручки  и
блокноты на случай,  если  кому-нибудь  придется  записывать.  Потапчука
всегда  удивляло,  с  каким   упорством   от   совещания   к   совещанию
раскладываются на столах эти блокноты, ручки  и  карандаши.  Сколько  он
себя помнил, ими никто не пользовался для дела, если что  и  записывали,
то в принесенные с собой солидные  записные  книжки  хорошими  перьевыми
ручками. Но странное дело, после совещаний дешевенькие блокноты и  ручки
обычно исчезали со столов. Их без тени смущения уносили с собой генералы
и полковники - как могли бы сделать школьники младших классов.
   Начальники отделов и их  заместители  собир