л.  Но  тут  же  в  голове  Володьки
промелькнула другая мысль, спасительная, правильная: "А что если побежать на
контрольно-пропускной пункт или в  деревню  и  рассказать  обо  всем  людям,
воспользоваться телефоном? Пусть приедет милиция, пусть власти разбираются.
   Все-таки военные взорвали автобус, захватили съемочную группу. Да,  надо,
наверное, бежать, оповестить  милицию  о  том,  что  здесь  происходит.  Но,
собственно, я ведь сам не знаю, что происходит, - одернул себя  Кондаков.  -
Все-таки надо опять подобраться к ферме и  узнать,  что  к  чему.  Выяснить,
вдруг ничего страшного? Хотя как ничего  страшного  -  взорвали  же  автобус
вместе с водителем!"
   - Куда вы нас тащите? Там наш друг, там наш водитель!  -  кричал  Виталий
Семага.
   Из его разбитого носа текла ярко-красная кровь. Он хотел вытереть ее,  но
руки были связаны за спиной, и он лишь сумел  потереться  разбитым  носом  о
плечо.
   - Заткнись, козлина, - сказал один из конвоиров, толкнув стволом Виталика
между лопаток, - Идешь, так иди, был ваш водитель, да сплыл.
   - Мы съемочная группа, мы с телевидения, мы снимаем кино, - в который раз
пробовал втолковать военным Хворостецкий и в который раз не услышал в  ответ
ничего нового:
   - Сейчас мы снимем тебе кино! Ездят здесь всякие идиоты! Сидели бы  дома,
так ведь нет, ползают по зоне, житья от вас никакого!
   - Ну, как ты? - спросил Хворостецкий у Ханны, улучив момент.
   Немка только замотала головой, и из ее темных глаз потекли крупные слезы.
   - Ханна, не беспокойся, все нормально. Сейчас разберемся.
   - Я не могу...
   - Да-да, сейчас разберемся! - сказал  один  из  военных  и  захохотал.  -
Сейчас вы окажетесь в силосной яме. Яма огромная, крыс там  видимо-невидимо.
-  Он  повернулся  к  приятелю,  увешанному  оружием,  как  новогодняя  елка
игрушками:
   - А баба ничего!
   - Худоватая, - оценил приятель, - но, в принципе, можно трахнуть.
   Ханна Гельмгольц побледнела. Что и говорить, подобного  крутого  поворота
съемочного дня не ожидал никто - ни Виталий Семага, ни Юрий Хворостецкий, ни
оператор Валерий Бархотин, ни, тем более, Ханна Гельмгольц.
   Их затолкали в одно из подсобных помещений и  только  после  этого  Ханне
развязали руки.
   - Садитесь, друзья, раз уж приехали, - сказал полковник  Сазонов,  и  его
левый глаз начал дергаться. Убийства он не планировал и все, что  случилось,
случилось непредвиденно.
   - Наша машина! Наша техника!
   - Заткнись! - прикрикнул на Хворостецкого полковник, - Документы  есть  с
собой?
   - Да, у меня в нагрудном кармане, - ответил Хворостецкий.
   - Возьми документы.
   Вася Магометов подошел  к  Хворостецкому,  запустил  руку  во  внутренний
карман его светлой  куртки  и  вытащил  бумажник.  Он  вытряхнул  содержимое
бумажника на стол и расхохотался: из портмоне выпало несколько презервативов
в блестящих упаковках.
   - А это зачем? От радиации защищаться?
   Хворостецкий тоже засмеялся, но его смех был нервный.  Полковник  Сазонов
развернул членский билет Хворостецкого.
   -  О,  член  Союза  кинематографистов!   Интересно,   интересно...   Рад,
знакомству, - полковник, сказав это, гак и не представился и уж, ясное дело,
не предъявил документов.
   Хворостецкий опять попробовал добиться справедливости:
   -  Развяжите  мне  руки!  Вы  что,  не  понимаете,   мы   все   выполняем
ответственное задание редакции! У  нас  совместный  международный  фильм.  В
автобусе были документы от немецкого посольства.
   - Да мне насрать на вашу редакцию и на вас, а тем  более  -  на  немецкое
посольство. Вася, и ты, Андрей, - полковник посмотрел на  рослого  небритого
парня, - выведите их и спустите в силосную яму. Пусть там посидят и чтоб  не
рыпались, не орали. Ясно? И быстро...
   Один из военных с выбитым зубом крутил в руках видеокамеру.
   - Полковник, смотрите, какая красивая вещь, - Что тут  красивого?  Камера
как камера.
   Военный поднял камеру, положил на плечо, направил ее на полковника, затем
на Хворостецкого, Семагу  и  Бархотина.  Он  кривлялся,  изображая  из  себя
оператора, совершенно не подозревая, что камера до сих пор включена.
   - Ладно, хватит баловаться. Поставь ее под стол. А если хочешь - разбей.
   - Жалко, полковник, - подчиненный Сазонова засунул камеру под стол.
   - Принесло же их на нашу голову, мать их... В яму их, к чертям!
   Всех четверых вскоре подвели к силосной яме, опустили в нее  лестницу  и,
абсолютно не обращая внимания на крики  и  возмущение,  на  то,  что  Семага
обещал жаловаться и сделать достоянием гласности произвол военных, буквально
столкнули их в яму. Единственный человек, с которым  обошлись  менее  грубо,
была Ханна Гельмгольц, ей позволили спуститься по лестнице.  Затем  лестницу
вытащили.
   - Сидите здесь как можно тише и не рыпайтесь. Когда будет  надо,  мы  вас
выпустим, - сказал Вася Магометов и бегом побежал в ферму.
   Полковник Сазонов  сидел  за  столом,  поглядывая  в  выбитое  окошко,  и
анализировал ситуацию. Саперы поработали хорошо, но  мина  взорвалась  не  к
месту, погиб водитель микроавтобуса.
   "Да хрен с ним! Скорее бы все это закончилось!" Ни полковник Сазонов,  ни
его люди не  имели  ни  малейшего  представления,  сколько  еще  времени  им
придется торчать на этой ферме. Возможно, все прошло  бы  тихо  и  спокойно,
если бы не появление съемочной группы. Само собой, киношников пока никто  не
станет искать.
   А если их в конце концов и хватятся, то через  несколько  дней,  а  то  и
через неделю-другую.

Глава 23

   Глеб Сиверов на своем "уазике" прочесывал  зону,  пытаясь  отыскать  хоть
какой-нибудь след, хоть какую-нибудь зацепку, чтобы выйти на преступников  и
обнаружить фугас. Но никто из редких жителей зоны ничего  подозрительного  в
последнее время не видел. "Чертовщина какая-то, - сокрушался Глеб,  -  вроде
бы и народ есть, и место  довольно  безлюдное,  чтоб  постороннему  не  быть
незамеченным.
   Кто-нибудь  что-нибудь  должен  был  видеть?  Или  они  просто  не  хотят
говорить?" В общем-то люди все попадались разговорчивые,  радовались,  когда
Глеб к ним обращался, интересовались,  что  происходит  за  пределами  зоны,
угощали ягодами, предлагали попить молока. Досадно было то, что Глеб остался
без телефонной связи, и он, вспоминая, как сам же вывел спутниковый  телефон
из строя, проклинал себя на чем свет стоит. Впрочем, Глеб  был  не  виноват,
так уж сложились обстоятельства.
   Едва только Глеб въехал  в  зону,  он  попытался  связаться  с  генералом
Судаковым, взяв в руку трубку и не останавливая машину  -  так,  как  обычно
поступал, когда ехал по городу. Указательным пальцем он  набирал  номер,  но
тут произошло непредвиденное. Дорога делала резкий поворот, и Глеб  повернул
влево, лишь чуть-чуть сбавив  скорость,  и  в  этот  момент  увидел  лосиху,
стоящую посреди дороги. Он резко взял  вправо,  пытаясь  объехать  животное.
Лосиха, испугавшись, сорвалась с места, прямо  под  колеса  машины.  Телефон
выскользнул из ладони, и Глеб наступил на него. Вернее, он  наступил  не  на
сам телефон, а на педаль тормоза, но, как  назло,  трубка  упала  прямо  под
педаль. Сиверов нажал на тормоз так сильно и  резко,  что  трубку  буквально
раздробило. Зато оставалось утешаться тем, что лосиха уцелела.
   - Будь ты неладна! - выругался Глеб, выходя из джипа.
   Лосиха посмотрела на человека, вылезшего из машины, и побрела по  дороге,
неторопливо переставляя ноги, покачивая лобастой головой. Глеб, конечно,  не
знал, что лосиха - мать лосенка, пристреленного людьми полковника  Сазонова,
именно теми людьми, которых он сейчас упорно искал.
   "Да, досада. Я не могу позвонить генералу,  генерал  не  может  позвонить
мне.
   Ну и черт с ним!  -  Глеб  с  остервенением  швырнул  в  кусты  абсолютно
непригодный телефон. - Будь все неладно! Обойдусь как-нибудь. Задание  ясно,
остается только выполнить его, а если в Управлении немного поволнуются из-за
потери связи со мной, то это пойдет им только на пользу". Глеб и представить
себе не мог, с какой настойчивостью и генерал Судаков, и полковник  Крапивин
пытались связаться с ним!.. Глеб искал преступников, а генерал Судаков искал
его, понимая, что теперь, возможно, жизнь Ксении всецело зависит  от  агента
по кличке Слепой - от Глеба Сиверова. Но, видно, не  судьба,  видно,  высшие
силы были против генерала Судакова и, видно, не  случайно  лосиха  вышла  на
дорогу.
   Уже сгущались сумерки, когда Володька Кондаков пробрался  к  месту  своей
старой засады у бетонного столбика. Он весь обратился в слух  и  зрение.  Он
пытался  услышать,  о  чем  говорят  люди   в   военной   форме,   вольготно
расхаживающие по территории фермы. Он пытался увидеть своих друзей,  но  это
ему не удавалось.
   "Подожду,  пусть  стемнеет.  Попытаюсь  ползком  проскользнуть  к  ферме,
разведаю, что да как, что к чему". Но хоть солнце и село,  вокруг  было  все
еще светло. Вдоль стен фермы,  сменяя  друг  друга,  расхаживали  часовые  с
автоматами наперевес. И часа через четыре Кондаков выяснил, что на ферме  не
менее  десяти  человек  военных.  Еще  он  выяснил,  что   руководит   всеми
широкоплечий  мужчина,  а  все  остальные   беспрекословно   выполняют   его
распоряжения.
   Наконец-то стемнело. На траву выпала густая  роса,  и  Володьку  пробирал
озноб, да и страх заставлял его дрожать.
   "Ладно, пора! - решил он и, увидев,  что  часовой  двинулся  вдоль  стены
фермы, быстро пополз, извиваясь ужом, оставляя после себя на росистой  траве
извилистую темную полосу. Уже через десяток метров Володька промок  насквозь
от обильной росы. - Черт побери когда не нужно, обязательно трава сухая,  а
как только надо - вымокнешь весь. Лучше бы уж пошел дождь!"
   Но дождя не предвиделось. Небо было ясное, на нем уже  начали  проступать
мириады светящихся точек. На ферме в двух окошках появился неяркий свет,  но
тут же погас. "Наверное, чем-то завесили окна".
   Подлые комары. Они досаждали Кондакову так сильно, что даже он, привычный
к укусам насекомых, неистовствовал, проклиная Господа Бога, создавшего  этих
тварей, сосущих кровь из всего  живого.  До  стены  фермы  оставалось  шагов
двенадцать. Володька лежал в высокой траве, чуть приподняв голову. Он  видел
часовых - одного и  второго,  которые  шли  друг  другу  навстречу.  Часовые
остановились и стали раскуривать сигареты.
   - На хрена мы ходим? Зачем этот маскарад? - сказал один  немного  осипшим
голосом.
   - Черт его знает! Лучше с ним не спорить, а то в самом  деле,  возьмет  и
пристрелит. Тогда не увидишь ни денежек, ни вообще ничего не увидишь...
   Часовые, развернувшись, разошлись в разные стороны.
   Володька решил подползти чуть ближе. Но ему не повезло: он  наткнулся  на
сухую ветку, та попала под локоть и  звонко  хрустнула.  Володька  замер.  А
ветка  хрустнула  вторично.  Володька  приподнялся  на  четвереньки.  И  тут
прогремела автоматная очередь. Пули засвистели над Кондаковым,  он  не  стал
дожидаться, пока одна из них ударит в голову или грудь,  припал  к  земле  и
вначале на четвереньках, а затем пригнувшись, петляя, побежал к кустам.  Под
его ногами шуршало,  хрустело,  он  слышал  грохот  выстрелов,  свист  пуль.
Володька бежал так быстро, как, наверное, не бегал никогда.
   А вдогонку неслись крики:
   - За ним! Взять! Догнать!
   Из фермы выскочили вооруженные люди и  погнались  за  Володькой.  Он  это
прекрасно разглядел в еще негустой  темноте.  И  единственной  его  надеждой
оставалось болото. Вот уж и зачавкало под ногами,  вот  уж  и  земля  начала
покачиваться.  Только  бы  не  провалиться  в  трясину,  успеть  вбежать   в
кустарник! А пули по-прежнему свистели прямо над головой.
   И  вдруг  что-то  обожгло  Володькину  руку.  Он  завертелся  на   месте,
вскрикнул, упал на четвереньки, по инерции  вскочил  и  пробежал  еще  шагов
десять-пятнадцать.
   Весь правый рукав оказался липким и мокрым. "Да  меня  ранили!  Наверное,
убили!"
   - подумал Володька, пытаясь зажать левой ладонью рану. Минут через десять
ой уже брел по пояс в воде, не разбирая направления. Какой-то  инстинкт  вел
его, не давая провалиться в трясину. А может  быть,  это  был  не  инстинкт,
может быть, судьбе было угодно, чтобы Володька Кондаков остался жив.
   Трое преследователей с автоматами добежали до болота, но дальше  идти  не
решились.
   - Кто это был?
   - Да человек, я видел. Вот, смотри, кровь!
   Тот, чей голос показался Володьке осипшим, посветил фонариком на траву, а
второй прикоснулся к траве, и на ладони осталась кровь.
   - Да, наверное, мы его зацепили. Сдохнет сейчас в болоте.
   - Да и хрен с ним! Интересно, кто это?
   Когда автоматчики вернулись к ферме, полковник Сазонов  расхаживал  вдоль
стены, сжимая в руке пистолет.
   - Ну?! - он грозно взглянул на своих подчиненных.
   - Черт его знает! Вроде бы мы его зацепили. Сейчас, наверное, подыхает  в
болоте.
   - Почему не заминировали болото?
   - Так кто знал, что через него можно пробраться? Оно же непроходимое!  Мы
сунулись, там трясина. Да и вы не приказывали...
   - А как он прошел?
   - А черт его знает! Может, перелетел.
   - Я тебе сейчас перелечу! - полковник поднял  пистолет.  -  Заминировать!
Все заминировать!
   - Так сейчас же ночь, темно...
   - Молчать! - прикрикнул полковник. - Беритесь за дело и заминируйте  так,
чтобы даже мышь проскочить не смогла. Натяните проволоку-установите растяжки
с гранатами, расставьте мины, чтобы все было как на показательных учениях.
   - Есть! - угрюмо ответили подчиненные полковника Сазонова  и  направились
на ферму, где хранились ящики с минами и прочими боеприпасами.
   Пока подчиненные занимались делом, Сазонов наконец-то сумел  связаться  с
Шанкуровым. Разговор вышел недолгим. Банкир сообщил точное время, плюс-минус
полчаса, когда на ферму прибудет  вертолет,  чтобы  забрать  фугас.  Сазонов
насторожился, когда Аркадий Геннадьевич сказал, что сам он не  прилетит,  но
банкир клятвенно пообещал, что с полковником рассчитается его человек. После
короткого спора полковнику удалось повысить свой гонорар ровно на половину.
   - Ну смотри, - сказал Сазонов, - пока не получу деньги на руки, твои люди
к товару не притронутся, и запомни, у меня тут дюжина  мужиков  под  ружьем,
захочешь обмануть - всех твоих перестреляю, а потом и до тебя доберусь.
   Через пару часов минирование территории было закончено полностью.  Особое
внимание уделили единственной дороге, ведущей  к  ферме.  Полковник  Сазонов
тщательно нанес расположение новых мин на карту.
   - Ну что, Вася, - обратился он к Магометову, - теперь ни одна сволочь  не
проскочит?
   - Нет, не проскочит. А если кто и сунется - взлетит на воздух, клочков не
соберешь. Столько мин понатыкали - все, что были, использовали.
   - Это ничего, - сказал полковник Сазонов, сворачивая карту и пряча  ее  в
планшетку. - Теперь уже можно быть спокойным, если кто и сунется, то  только
ангелы.
   - Какие ангелы?  Нет  здесь  никаких  ангелов,  -  широко  заулыбался  не
посвященный в планы с вертолетом Василий.
   - Ладно, иди. Хотя, погоди, занеси киношникам, этим сумасшедшим, воды.
   Да... и пожрать чего-нибудь.
   - А чего им дать?
   - Брось им пару банок тушенки, буханку хлеба и  флягу  воды.  Да  смотри,
никому в голову не угоди.
   - А может, поморим голодом? - опять заулыбался Магометов.
   -  Не  рассуждай,  иди  выполняй  приказ.  Да  пошевеливайся!   полковник
нетерпеливо посмотрел на Васю и подумал: "Вообще-то, от киношников стоило бы
избавиться", - но не стал говорить этого Магометову, зная,  что  подчиненные
скоры на расправу.
   -  Полковник...  -  задержался  в  дверях  Магометов,  -  мужикам   девка
понравилась, хотят вытащить ее из ямы и трахнуть.
   - Пусть только кто попробует!  -  разъярился  Сазонов.  -  Я  его  самого
трахну!
   Ствол в задницу засуну и весь рожок выпущу.
   - Хорошо, хорошо, передам.
   Магометов и сам был не прочь заняться Ханной Гельмгольц,  но,  видя,  как
рассвирепел  командир,  поспешил  отказаться   от   всяких   физиологических
фантазий.
   Чикаться, он знал, Сазонов не станет и пули не пожалеет. Тем более, народ
уже начал роптать, мол, полковник обещал, что только завезем  этот  долбаный
груз в зону, а там  он  со  всеми  и  рассчитается.  Но,  насколько  понимал
Магометов, денег у полковника пока нет, он чего-то ждет, все куда-то  упорно
звонит, с кем-то разговаривает, кого-то стращает... Ну а раз денег пока  нет
и не предвидится, так и бунт бессмыслен. Магометов попробовал как-то подойти
к Сазонову и исподволь, полунамеками, поинтересоваться - когда же расчет.  В
результате чего  полковник  Сазонов  побагровел,  налился  кровью  и  ударил
кулаком по столу:
   - Я сказал, получишь - значит, получишь свои вонючие деньги. И не лезь ко
мне с дурацкими вопросами. Остальным скажи, чтобы заткнулись и не выступали,
я свое слово всегда держу.
   Тогда Магометов ушел несолоно  хлебавши  и  напарникам  посоветовал,  что
лучше потерпеть, переждать. Все равно, какими бы они настойчивыми  ни  были,
как бы ни щемили полковника, денег ему взять неоткуда, разве что из воздуха.
   Им и в голову прийти  не  могло,  что  деньги  действительно  появятся  с
воздуха, то есть прилетят на вертолете,  который  должен  сесть  на  скотном
дворе.
   Слава Богу, территория большая, почти настоящий  аэродром.  Но  вертолета
еще надо дождаться. Правда, о существовании какого-то там вертолета никто из
подчиненных Сазонова пока и не догадывался.
   Приближалась  ночь.  Сумерки  все  плотнее  окутывали  окрестности,   все
постепенно таяло, теряло очертания. Нигде в округе не было видно ни огонька.
   Небо усеяли звезды. Служба шла, часовые менялись. Полковник Сазонов сидел
за столом с телефонной трубкой в руках. Он злился, нервничал. Это было видно
по тому,  как  подрагивают  его  пальцы,  кривится  рот  и  как  яростно  он
сплевывает себе под ноги, даже не растирая плевки на досках пола.
   Истекающий кровью Володька Кондаков пробирался к ближайшему КПП. Время от
времени он терял сознание, падал в траву, отлеживался, вновь открывал  глаза
и удивлялся, что уже ночь, и начинал прикидывать, как долго он пролежал  без
сознания. И продолжал ползти, где на четвереньках, где опираясь на палку. Он
решил: надо добраться до людей, лучше всего  до  милиции  и  рассказать  обо
всем, что он видел. Рассказать, как взорвался  автобус,  что  его  друзей  -
съемочную группу  захватили  военные.  Хотя  пленников,  не  исключено,  уже
давным-давно выпустили. Но на этот счет Кондаков мог только строить догадки.
   Его сознание мутилось, перед глазами плыли какие-то видения. То возникали
картины детства, то вдруг он видел и слышал лай озверевших псов, бегущих  за
ним следом. А он пробирается по глубокому  снегу,  который  доходит  ему  до
пояса, падает, спотыкается,  и  ему  все  время  страшно  хочется  пить.  Он
сгребает снег в пригоршни и запихивает в рот. Но снег почему-то не  тает,  и
во рту вместо желанной влаги - невероятные сухость и жжение.
   Кое-как Кондаков выбрался по крутому откосу на  гравийку  и  уже  на  ней
окончательно потерял сознание, опустившись вначале  на  четвереньки,  потом,
скорчившись, упал прямо в глубокую колею. Откос забрал у него последние силы
- доконал.
   Глеб Сиверов проверил полдюжины мест, где по его предположению похитители
могли спрятать ядерный фугас. Но проверки пока ничего не дали. Мотор натужно
ревел, Глеб гнал свой "уазик", изрядно забрызганный  грязью,  на  предельной
скорости. Только чудо  спасло  Володьку  Кондакова.  На  какое-то  мгновение
Сиверов сбросил скорость, увидев перед собой довольно глубокую колдобину.  И
тут луч правой фары выхватил что-то темное, лежащее метрах в десяти прямо на
дороге.
   Глеб нажал на тормоз. "Уазик" еще проехал метров восемь юзом и замер.
   Глеб зажал в правой руке тяжелый пистолет  и  вылез  из  машины.  Он  уже
разобрался, что на дороге лежит человек. Тот  не  шевелился.