в слушал и смотрел на своего ученика с пониманием. Он сам  не
обладал таким талантом, как Олег, не  обладал  даже  десятой  долей  его
одаренности.
   А Кормухин, дремавший на заднем сиденье, вообще никогда не  вникал  в
споры. Он был одиноким человеком: с семьей он расстался. Он жил  один  в
большой трехкомнатной квартире, купленной для него Савельевым.  Конечно,
Кормухин уже тысячу раз отработал свою квартиру, но  Савельев  время  от
времени напоминал ученому, который  занимался  технологией  производства
наркотиков, о том, что тот обязан ему  если  не  всем,  то  значительной
частью своей удачливо сложившейся после развода жизнью.
   Кормухин неожиданно вздрогнул и покачал лысеющей головой.
   - Вы чего базарите, коллеги? - обратился он к Станиславу Семеновичу и
Олегу.
   - Павел, спишь - и спи. Продолжай, - кивнул Кормухину Бархатков.
   - Нет, я хочу понять, что здесь происходит, из-за чего вы завелись  и
не даете мне поспать.
   - Да ничего мы не завелись, просто разговариваем.
   - А чего у вас  такие  лица,  словно  вы  хотите  броситься  один  на
другого, как цепные псы?
   - Да помолчи ты! - одернул своего подчиненного Станислав Семенович  и
вновь полез в карман за портсигаром.
   - Дай закурить, - попросил Кормухин.
   Щелкнула зажигалка, осветив землистое с глубоко впавшими глазами лицо
Павла Иннокентьевича.
   - Выглядишь ты, Павел, хреново, - сказал Станислав Семенович.
   - Да я и сам знаю. Что-то желудок в последнее время барахлит.
   - А ты поменьше употребляв коньяк, тогда и желудок будет в порядке.
   - А что мне  еще  остается  делать?  -  с  философской  задумчивостью
заметил Кормухин. - Ведь у меня ни жены, ни детей, ни любовницы.
   - Так заведи себе любовницу. Денег-то у тебя хватит на самую шикарную
бабу, - рассмеялся Олег Пескаренко.
   - Молчал бы ты, мальчишка.
   Кормухин был лет на восемь старше Олега  и  поэтому  иногда  позволял
себе немного пренебрежительный тон в разговоре  с  Пескаренко.  Но  этот
пренебрежительный  тон  был  только  в  приватных  разговорах,   в   тех
разговорах, которые не касались проблем  науки.  Когда  же  речь  шла  о
химии,  Кормухин  слушал  с  расширенными  от   восхищения   глазами   и
заискивающе улыбался Олегу Пескаренко, а  затем  подходил  к  Станиславу
Семеновичу Бархаткову, крепко сжимал его локоть и шептал на ухо:
   - Что здесь делает Олег? Я не пойму. Ведь он гений, светлая голова!
   - Работает, работает, - как правило, отвечал  Бархатков  и  улыбался,
чуть презрительно и в то же время радостно.
   Он, как всякий ученый, ценил чужой талант, да  ведь  и  жили  они,  и
деньги получали только благодаря Олегу.
   Это Пескаренко  придумал  оригинальную  методику,  по  которой  можно
синтезировать  сильнодействующий  наркотик.   А   самое   главное,   что
производство их наркотика было в несколько десятков раз дешевле, чем  на
Западе.
   И именно это позволяло получать огромные деньги тем,  кто  стоял  над
лабораторией.
   Правда, об этих людях ни Пескаренко, ни Бархатков, ни Павел  Кормухин
ничего  не  знали.  Их  непосредственным  начальником,  координатором  и
попечителем был Владимир  Владиславович  Савельев,  отставной  полковник
Комитета государственной безопасности. Он отвечал за охрану, отвечал  за
производство и еще за тысячу разных проблем.
   Сейчас у каждого из ученых в кармане лежала пухлая пачка денег.
   Олег  решил  не  продолжать  этот  разговор  и  подвинулся  к   окну,
прислонившись к нему головой. Но  автобус  трясло,  голова  вздрагивала.
Тогда он положил руки на переднее сиденье и уткнулся  в  них  лбом.  Ему
было не по себе.
   Уже прошло полгода, а может, чуть больше с  того  момента,  как  Олег
стал задумываться над тем, что он делает  и  зачем  делает  Да,  он  был
вынужден заняться этим делом. Но, во-первых, оно представляло  для  него
чисто научный  интерес  Проблема  с  научной  точки  зрения  была  очень
сложной, и Олег, пробившись над ней месяцев шесть, блестяще разрешил ее,
найдя выход. Гениальное по  своей  простоте  решение,  о  котором  знали
только три человека. И сейчас все эти трое ехали в одном микроавтобусе.
   Олег почему-то подумал,  что  вот  если  бы  сейчас  их  микроавтобус
налетел на какой-нибудь бензовоз  или  врезался  в  грузовик,  вспыхнул,
загорелся, взорвался, то тогда, может быть, тысячи  наркоманов  остались
бы без наркотиков. И, возможно, еще тысячи или десятки тысяч людей  были
бы счастливы, не стали бы наркоманами.
   Но он прекрасно  помнил  слова  своего  шефа,  Станислава  Семеновича
Бархаткова, который, когда Олег впервые заговорил с ним о том,  что  они
занимаются грязным делом, сказал:
   - Слушай, Олег, ты годишься мне в сыновья. И я хочу тебе сказать так,
как я сказал бы своему сыну. Если не ты, если не я или Кормухин, то  все
равно кто-нибудь сделает это И скорее всего, уже  делает.  А  тут  самое
главное, что мы первые Представляешь, если бы не мы  сделали  нейтронную
бомбу, я уверен, ее сделал бы кто-нибудь другой. Важно  было  изготовить
ее первыми.
   - Это все разговоры.
   - Нет, это не разговоры, - возразил Бархатков, - это жизнь. И от  нее
никуда не денешься. Сейчас, по крайней мере, ни ты,  ни  твоя  жена,  ни
дети не думают о будущем. Оно ясно, обеспечено, и ты  можешь  заниматься
своими проблемами, можешь работать на самых мощных компьютерах,  которые
тебе  предоставили,  можешь  заниматься   опытами,   можешь   продолжать
синтезировать. В принципе, это наука.
   - Да, это,  конечно  же,  наука.  Но  мои  находки  и  ваши  находки,
Станислав Семенович, идут не во благо.
   - А ты думаешь, Эйнштейн все делал во благо? Он  просто  об  этом  не
думал.
   - Вот в том-то и разница, - заметил Олег,  -  что  он  не  думал.  Он
просто делал одно открытие за другим, а мы с вами заранее знаем, куда  и
для чего пойдут наши открытия. Я  уже  вижу  горящие  глаза  наркоманов,
вижу, как они тянутся к ампулам, к порошку, как дрожат  их  руки,  а  из
уголков рта у них течет слюна. Вижу, понимаете?
   - Ой, понимаю,  Олег.  Лучше  об  этом  не  думай.  Занимайся  делом.
Отправишь детей учиться за границу, и все у тебя будет хорошо.
   Имелось еще одно обстоятельство, которое заставило  Олега  Пескаренко
заниматься  тайным  производством  наркотиков.  Но  вспоминать  об  этом
обстоятельстве  ему  не  хотелось,  оно  вызывало  саднящую  боль,   как
незажившая рана.
   Дочь Пескаренко, Саша, которой сейчас было уже семь лет, в  два  года
заболела. Никто ничем не мог помочь ребенку. Только в хорошей зарубежной
клинике могли сделать сложнейшую операцию по пересадке  костного  мозга.
Операция стоила больших денег, огромных. Олег тогда даже боялся  назвать
эту цифру. И вот если бы не Савельев и не Станислав Семенович Бархатков,
скорее всего, его девочка была бы уже мертва. А так они дали деньги, все
устроили, и его жена Инна вместе с дочкой на три  месяца  отправилась  в
Южную Африку.
   Именно там, в столице ЮАР, сделали эту сложнейшую операцию. И  сейчас
его дочь была здорова. Операция  стоила  сто  тысяч  долларов.  О  таких
деньгах Олег Пескаренко даже и думать не мог.
   Он вспоминал глаза своего ребенка - погасшие,  обреченные,  и  робкую
улыбку. Девочка тянула к нему ручки и шептала:
   - Папа, папочка, я умру, да? Мне очень больно.
   У Олега сжималось сердце,  заходилось  в  какой-то  судорожной  боли,
словно рука в жесткой перчатке с острыми шипами стискивала его.
   - Нет, ты будешь жить. Обязательно будешь жить, - говорил Олег на ухо
Саше.
   Жена стояла у стены и плакала. По ее красивому лицу бежали слезы. Эта
картина повторялась каждый день по несколько раз.
   И тогда Олег Пескаренко дал согласие.
   - Я буду с вами работать. Но только в том случае,  если  вы  поможете
мне вылечить мою дочь.
   Когда Владимир Владиславович Савельев  узнал,  сколько  будет  стоить
операция, он в душе возликовал и мгновенно сообразил: теперь этот гений,
как называл Пескаренко Бархатков, будет работать  на  них  и  никуда  не
денется. Буквально на следующий день Владимир Владиславович нашел  Олега
и сказал:
   - Готовьте ребенка. Через неделю она должна быть в Африке, в  клинике
доктора Манцеля. Ее уже ждут.
   - Как ждут?! - не поверил услышанному Олег.
   И тогда Савельев вытащил из кармана паспорта, билеты  и  положил  все
это на стол перед Олегом и его дрожащей от страха и радости женой.
   - Вот, я все устроил. Деньги переведены на счет клиники. Так  что,  в
добрый путь.
   И через неделю Пескаренко уже отправлял жену, дочь  и  сына  в  Южную
Африку на сложнейшую операцию.
   А через две недели жена позвонила и сообщила:
   - Операция прошла успешно. Наша  девочка  будет  жить.  Так  что,  не
волнуйся. Спасибо тебе, Олег.
   А он в это время со всей энергией,  присущей  талантливому  человеку,
сполна одаренному Богом, уже корпел за рабочим столом, решая  сложнейшие
проблемы.
   И еще не успела вернуться его жена с  детьми  из  Южной  Африки,  как
тайная  лаборатория  получила  первые  граммы  на  редкость  дешевого  и
удивительно мощного наркотика.

***

   Станислав Семенович Бархатков тронул за плечо Олега. Тот вздрогнул.
   - А?! Что?!
   - Ты спишь?
   - Нет, просто задумался.
   - Послушай, что вы с Инной собираетесь делать завтра?
   Олег пожал плечами.
   - Может, я пойду погуляю с детьми. А что?
   - Вы не будете против, если я к вам зайду?
   - Зачем? - насторожился Олег.
   - Я давно не видел Инну, давно не видел твоих детей, Все-таки  Сергей
мой крестник.
   - Ну да, я все понял. Конечно же, заходите.
   - Ну вот и хорошо. Договорились. И  главное,  не  хандри,  Олег,  все
будет хорошо. Поработаем еще год, а потом бросим это дело.
   - Вы думаете, так возможно? Думаете, они отпустят нас?
   - А куда они денутся? Через год этим сможет заниматься любой, и  наша
помощь будет уже не нужна.
   - А если они захотят придумать еще какую-нибудь дрянь?
   - Это не дрянь.
   - С научной точки зрения - это любопытно. А вот по  сути  своей  я  -
сволочь, - сказал Олег.
   - Да хватит тебе! Разнылся, как беременная женщина. И это не  так,  и
то не так... Все будет хорошо.
   Кормухин опять подвинулся к Бархаткову с Пескаренко.
   - Что вы все ведете какие-то тайные разговоры?
   - Да собираемся женить тебя, Павел Иннокентьевич. - беззаботно сказал
Пескаренко.
   - Меня?! -  возмутился  Кормухин,  и  его  глубоко  посаженные  глаза
блеснули.
   - Да-да, тебя, Павел, - засмеялся Олег. - Мы нашли тебе женщину.
   - Замечательная женщина! - подхватил шутку  своего  молодого  коллеги
Станислав Семенович Бархатков.
   - И кто же она? - вполне серьезно осведомился Кормухин.
   - Она прекрасна, Павел.
   - Что, манекенщица?
   - Еще лучше, - сказал Бархатков.
   - Откуда она?
   - А почему ты так озабочен? - не переставая  смеяться,  спросил  Олег
Пескаренко. - Что, у тебя не хватает денег на женщин? Или может, ты  всю
свою зарплату отдаешь на благотворительность?
   - Отдаю туда, куда надо.
   - Небось, твоя бывшая жена проклинает себя, локти кусает, что ушла.
   - Да черт с ней! - махнул рукой Кормухин. - Я ее удерживал,  говорил,
все будет хорошо... А она не слушала. Забрала детей и ушла. Правда,  это
было так давно, что мне об этом и вспоминать не хочется. Так кого вы мне
нашли?
   - Знаешь, у нас там работает в  охране  -  высокая  такая  блондинка,
крашеная, груди, как репы?  -  спросил  Станислав  Семенович  Бархатков,
давясь хохотом.
   Олег тоже прыснул. Он прекрасно знал,  что  больше  всех  на  объекте
Павел Кормухин ненавидит именно  эту  даму,  которую  звали  Лариса  Два
Мужика, - огромную и сильную. Когда  однажды  в  лаборатории  надо  было
переставить стол,  загроможденный  тяжелой  аппаратурой,  и  Кормухин  с
Олегом пытались  это  сделать,  Лариса  Два  Мужика  посмотрела  на  них
свысока, как на детей, возящихся в песочнице, и сказала:
   - Эх, ученые, спортом надо было заниматься в детстве!
   И, навалившись на стол, сдвинула его  с  места  одна,  без  чьей-либо
помощи. А затем презрительно взглянула на Кормухина:
   - Вам, мужчина, надо побольше кушать мяса и заниматься сексом,  чтобы
мышцы не атрофировались.
   Кормухин побледнел. А Олег хохотал тогда до слез.
   Пришел  Станислав  Семенович  Бархатков  и,  увидев  перекошенное  от
возмущения лицо Кормухина, спросил у Олега:
   - Что у вас здесь происходит?
   Олег рассказал. Станислав Семенович Бархатков от хохота  повалился  в
вертящееся кресло и, как ребенок, затопал ногами и захлопал в ладоши.
   - Как она тебя, а? Павел Иннокентьевич, как она тебя красиво?
   С  того  момента  Кормухин  возненавидел  Ларису  и  перестал  с  ней
здороваться.
   А та однажды спросила у Бархаткова:
   - Скажите, пожалуйста, Станислав Семенович,  у  Павла  Иннокентьевича
есть жена?
   - Нет, Лариса.
   И тогда девушка подошла к Кормухину и попросила прощения. Но Кормухин
хоть и простил Ларису, все равно рядом с ней чувствовал себя неловко.
   А вот для Бархаткова и Пескаренко взаимоотношения их друга и  коллеги
с женщиной из охраны  стали  темой  постоянных  шуток.  Они  придумывали
всякие курьезные ситуации, в какие якобы попадает Павел Иннокентьевич, и
хохотали до упаду, чем и злили Кормухина, и одновременно веселили.
   -  Ну  что,  тебе  выходить,  Паша?  -  сказал  Станислав   Семенович
Бархатков, когда коричневый микроавтобус подъехал к дому Кормухина.
   Один из охранников открыл дверцу и пошел  проводить  ученого.  Вскоре
вернулся.
   Олег тронул охранника за плечо.
   - Все нормально? У него в квартире не было женщины?
   Бархатков улыбнулся:
   - Мне нравится, Олег, когда ты шутишь, а  не  изводишь  себя  всякими
грустными мыслями.
   - А что мне еще остается, Станислав Семенович?
   Сколько бы я себя ни изводил умными мыслями, это ничего не изменит. Я
прекрасно понимаю... - и Олег взглянул  на  крепкий,  стриженый  затылок
охранника, вглядывающегося в ветровое стекло.
   - Да, ты прав. Не все так просто и легко, как Хотелось бы.
   - Вы знаете, взяли одного из охраны...
   - Кого? - придвинувшись вплотную к Олегу, спросил Бархатков.
   - Я просто видел, как его вели через двор.
   - Да, наверное, конкуренты.
   - Какие к черту конкуренты?! Наверное, ФСК, - тихо,  почти  беззвучно
прошептал Олег.
   -  Нет,  нет,  что  ты!  Насколько  мне  известно,  мы   спрятаны   и
законспирированы так, что до нас невозможно добраться. Может, это просто
были какие-то внутренние разборки, - сказал Бархатков.
   - Может, - пожал плечами Пескаренко, и его лицо вновь стало мрачным и
сосредоточенным.
   - Да не думай ты ни о чем! Не изводи себя!
   - Я не об этом сейчас думаю.
   - Ну и хорошо.
   - Я думаю об одной формуле, об одной простой схеме, - Олег вытащил из
внутреннего кармана блокнот, ручку с золотым пером и принялся  объяснять
Станиславу Семеновичу одно свое наблюдение за  поведением  вещества  при
высокой температуре.
   - Любопытно, любопытно... - Бархатков протер  носовым  платком  линзы
очков и попросил водителя остановиться.
   Тот прижался к бордюру и затормозил. Охранник с  изумлением  повернул
голову.  Два  человека,  склонившись  над  листками  бумаги,  о   чем-то
ожесточенно  спорили.  Их  разговор  был  абсолютно  непонятен,   ученые
оперировали сложными формулами, какими-то числами, чертили графики.
   - Станислав Семенович, - сказал охранник, - нам надо ехать. Я  должен
доставить вас домой.
   - Да погоди ты! - пренебрежительно бросил Бархатков. - Не видишь, тут
важное  дело,  Охранник  пожал  широченными  плечами,   кожаная   куртка
скрипнула и чуть не расползлась по швам.
   А Пескаренко и Бархатков смотрели друг другу  в  глаза,  и  Бархатков
вертел пальцем перед носом Олега.
   - Ты сумасшедший! Ты псих!  Может  произойти  взрыв.  Взрыв,  ты  это
понимаешь?
   - Конечно я понимаю, но именно во время взрыва" возможно,  произойдет
то, о чем я вам рассказываю.
   Смотрите!
   И вновь на страницах блокнота начали появляться формулы и графики.
   - Видите, видите, вроде бы все сходится!..
   - По-моему, все это чушь, и очень опасная. Хотя, может, в этом и есть
зерно. Погоди, Олег, дай мне сосредоточиться и подумать.
   Станислав  Семенович  взял  блокнот,  положил  себе  на   колени   и,
скорчившись  почти  вдвое,  углубился  в  формулы.  Его   большие   губы
вздрагивали, кривились,  по  щекам  ходили  желваки.  Он  яростно  потер
ладонью большой выпуклый лоб, затем стал вытирать его  носовым  платком,
долго сморкался и только после этого закрыл глаза и откинулся на  спинку
сиденья.
   - Да, Олег, ты гений. Это несомненно.
   Олег пожал плечами.
   - Да никакой я не гений, и на хрен все это мне нужно!
   - Погоди, погоди, - сказал  Станислав  Семенович,  засовывая  блокнот
себе в карман. - Я подумаю, и завтра мы с тобой поговорим  об  этом.  Ты
согласен?
   - Конечно! Согласен!, Вот об этом говорить интересно.
   - И Кормухина надо будет позвать.
   - Это вам решать, Станислав Семенович, - заметил Олег.
   - Поехали! - радостно, как  извозчику,  крикнул  Станислав  Семенович
Бархатков. - Скорее поехали, хочу  попасть  домой.  Мне  надо  подумать,
посмотреть свои записи. Знаешь, Олег, когда-то давно,  лет  восемь  тому
назад, подобная мысль у меня появлялась. Но мне она показалась абсолютно
абсурдной, и я ее отбросил.
   - Я помню. В вашей диссертации была эта формула.
   - Да, да. Но я не пошел дальше, - и  Станислав  Семенович,  вспоминая
схемы и формулы, написанные Олегом, покачал головой.
   "Какой ученый! Какой ученый!" - вертелась  в  голове  одна  и  та  же
мысль. И зависть, и восхищение, и странное почтение испытывал  Станислав
Семенович к своему ученику.
   Микроавтобус мчался по  ночным  улицам  Москвы  в  искрящемся  потоке
ночных огней, в мерцании рекламных вывесок.
   Бархатков закурил и предложил Олегу сигарету. Тот курил очень  редко,
но на этот раз взял сигарету, долго мял ее  тонкими  длинными  пальцами,
затем прикурил.
   С улыбкой взглянул на своего учителя.
   - Ну, так как?
   - Олег, вес  это  надо  обдумать,  взвесить.  Но  мысль  поразительно
любопытная. И самое главное - неожиданная.
   - Вот видите, Станислав Семенович, а вы писали в  своей  диссертации,
что это тупиковый путь.
   - Но для осознания того, что этот путь  не  тупиковый,  потребовалось
десять лет, Олег.
   - Да, - Олег выдохнул дым.

Глава 9

   Глеб Сиверов увел Тамару Колотову в толпу танцующих  и  только  потом
взял за плечи. Женщина обняла Глеба, прижалась к нему и прошептала:
   - Я все сказала ему так, как ты учил.
   - А он? - тихо спросил Глеб, заглянув в темные глаза Тамары.
   - А он сказал, что я сука.
   - Вот как?
   - Да, да. Он обозвал меня. Ну ничего, я к этому уже  привыкла.  Когда
они злятся, всегда обзывают меня.
   Глеб взглянул на  Альберта  Прищепова.  Тот,  понурившись,  сидел  за
столиком, потягивая французское вино из высокого прозрачного бокала.
   - Что я еще должна делать? -  теснее  прижимаясь  к  Глебу,  спросила
Тамара.
   - Пока еще не знаю. Танцуй.
   - Я и танцую.
   Музыканты играли превосходно. Под такую  настоящую,  живую  музыку  и
танцевать было приятно. Глеб в этот момент вспомнил об Ирине  Быстрицкой
и пожалел, что сейчас ее нет рядом.
   "Хорошо было бы танцевать с Ириной,  а  затем  пить  приятное  легкое
вино, прозрачное и веселое".
   - Ты о чем-то задумался? - положив голову на  плечо  Глебу,  спросила
Тамара.
   - Да нет, собственно, ни о чем.
   - Ты замечательный человек. У меня никогда не  было  таких  друзей  и
никогда не было таких любовников.
   "И не будет!" - почему-то подумал в этот момент Глеб.
   - Может, потом поедем ко мне? - прошептала Та-" мара, обдав ухо и шею
Глеба жарким дыханием.
   - Посмотрим, - пожал плечами Сиверов и  вновь  взглянул  на  Альберта
Прищепова.
   Прищепов сидел в кресле, откинувшись на спинку, и  обшаривал  глазами
зал.
   "Интересно,  кого  он  так  высматривает?  Кого-то  ждет?"  -   Глеб,
развернув Тамару, т