быстро  ушла  в  него.  Так
быстро гаснут искры, улетающие в ночь от костра.
   "Она была лишь воспоминанием, - сказал сам себе Глеб Сиверов, - милым
воспоминанием детства, и не больше. Она была уже совсем  не  та  и  тоже
лишь на два дня вернулась в прошлое. Забудь о ней, - приказал себе Глеб,
- забудь".
   Но приказ не так-то легко было выполнить. Едва  он  прикрывал  глаза,
как вновь видел ее  распущенные,  мокрые  после  купания  волосы.  И  на
мгновение ему даже показалось, что он все еще ощущает на губах  вкус  ее
поцелуя.
   "Этого не было, - сказал Глеб, - не было, и все. Как не было  меня  в
прошлой жизни. Совсем другие люди, иные заботы. Ты, Глеб, решил поиграть
в прятки со смертью, и до сегодняшнего дня тебе это  удавалось.  Но  вот
уже двое людей  погибли,  -  ему  тяжело  было  это  произнести,  но  он
все-таки, беззвучно шевеля губами, проговорил и эту фразу:
   - благодаря тебе, Глеб. Если бы не ты, Соловьев и  Лада  остались  бы
живы. Если бы не ты... - повторил Глеб. -  Ты  сумел  уничтожить  лучшие
воспоминания, ты сумел предать дружбу, любовь. Единственная вещь в  этом
мире, которой ты не изменял, - это смерть. И чего же ты  теперь  хочешь?
Затеял игру в прятки со смертью и теперь, когда тебя нашли, ты пытаешься
сделать вид, будто и не собирался играть. Да, ты последний  из  всех.  И
теперь тебя заставят закрыть глаза, стать лицом к стенке, и ты  сам  или
кто-нибудь  другой,  начнет  отсчет:  раз,  два,  три...  А   когда   ты
обернешься, никого рядом не будет - ты один.  И  сколько  ни  ищи  своих
друзей - не найдешь. Их надежно спрятала смерть".
   Вновь повернулся ключ в замке, и полковник Студинский зашел в каюту.
   Удобно устроился за столом и принялся барабанить по пачке сигарет.
   - Я вижу, вы не намерены делиться со мной своими секретами?
   - Не намерен, - улыбнулся Сиверов.
   - Неужели вы считаете, что  мы  берем  вас  на  пушку?  -  рассмеялся
полковник Студинский. - Да, к сожалению, ваш друг Соловьев  мертв  и  не
может рассказать о том, как вы его убили.
   - Я не убивал его, - сквозь зубы прошептал Глеб.
   - А может, вы и в поезде Москва-Адлер никого не  убивали?  Кстати,  о
поезде, - спохватился Студинский, - именно благодаря  ему  мы  и  сумели
понять, куда вы направляетесь.
   "Да, не стоило мне вмешиваться в разборки с террористами", -  подумал
Глеб.
   - Только таинственный  Слепой  из  отчетов  Соловьева  мог  совершить
подобное, - улыбнулся полковник Студинский.
   - Вы льстите мне.
   - Ничуть, - полковник подался вперед и сказал Глебу:
   - На вашем месте я тоже все отрицал бы, ни в чем  не  сознавался.  Но
дело в том, что это бесполезно, поверьте мне.
   - Но и вреда мне не принесет.
   - Тут вы тоже правы.
   Вновь наступило тягостное молчание. Первым прервал его Глеб.
   - И все-таки, может, вы соблаговолите  объяснить  мне,  полковник,  в
каком качестве я нахожусь  на  катере  абхазской  береговой  охраны  или
морских погранвойск, не знаю, как это у них называется?
   - А какое качество устроило бы вас лично?
   - Меня - любое. Могу быть и пленником, могу быть и гостем. Но  больше
всего мне нравится считать себя левым пассажиром.
   - Я и сам левый пассажир, -  Студинский  принялся  нервно  вертеть  в
руках пачку сигарет. - Мне многое не нравится из того, что вы совершили,
но  я  уважаю  профессионалов.  Одно  дело,  когда  человек  убивает  из
озорства, из желания самоутвердиться, и совсем другое, когда  он  делает
это за деньги,  без  всякой  ненависти  к  своим  жертвам.  Поэтому  мне
хотелось бы наставить вас на истинный путь. Потому что в последнее время
вы  убивали  бессистемно   и   действовали,   как   дешевый   герой   из
третьесортного фильма. А это для профессионала непростительно.
   Ненависть - вот что погубило вас.
   - По-моему, я еще жив, - усмехнулся Глеб.
   - Ладно, - полковник Студинский хлопнул  ладонью  по  столу,  как  бы
отбрасывая все ранее сказанное, - я не враг вам и, тем  более,  не  враг
себе.
   Давайте играть в открытую.
   - Сперва я должен узнать, что вам от меня нужно.
   - Я хочу вернуть вас к прежней жизни.
   - Прежней? Это какой? - усмехнулся Сиверов.
   - А вы знаете другой способ зарабатывать себе на жизнь?
   - Мне нравится моя работа, - скромно заметил Глеб.
   - А мне нравится, как вы работаете. И все же, -  продолжал  полковник
Студинский, - мне как-то  неудобно  разговаривать  с  вами,  называя  по
кличке.
   - Пожалуйста, - Глеб опустил руку в карман куртки и положил  на  стол
паспорт, но открывать его не спешил.
   - Боже мой, как официально! - воскликнул Студинский.
   - Нет, это игра, - усмехнулся Глеб. - Назовите имя, известное вам,  и
посмотрим, совпадет ли оно с тем, которое написано в паспорте.
   - Не знаю, настоящее оно или поддельное, - рассмеялся полковник, - но
мне известно, что вас зовут Федор Анатольевич Молчанов.
   - Пожалуйста, - Глеб щелчком передвинул паспорт поближе клолковнику.
   Тот, не скрывая своего любопытства, взял книжечку в руки и пролистнул
несколько страниц.
   В том, что паспорт сделан по всем правилам,  Сиверов  не  сомневался.
Вряд ли Сергей Соловьев собирался подставлять его. Но он знал и другое -
обычно спецслужбы  во  всех  фальшивых  документах  делают  какую-нибудь
пометочку. Это может быть даже  маленькое  пятнышко,  на  первый  взгляд
похожее на полиграфический брак, но он  с  завидным  постоянством  будет
повторяться в нескольких десятках документов. Потом эта отметка меняется
на другую. Правда, когда Глеб получил этот паспорт, он долго его  изучал
и не нашел ни одной из известных ему отметок.
   - И  впрямь,  Федор  Анатольевич  Молчанов,  -  полковник  Студинский
старательно изучал страничку  за  страничкой  и  явно  был  разочарован,
обнаружив, что паспорт не поддельный.  -  Ну,  если  вам  нравится  быть
Молчановым Федором Анатольевичем, то пожалуйста.
   Глеб глубоко вздохнул.
   "Значит, сработало! Или... - тут же задумался он, - ему нет  никакого
интереса раскрывать мое настоящее имя.  Значит,  дела  мои  еще  не  так
плохи".
   - Вы согласны вернуться, Федор Анатольевич, к своей прежней работе?
   - Я ее и не оставлял.
   - Ну вот и чудесно, - полковник Студинский  поднялся  из-за  стола  и
пригласил Глеба следовать за собой.
   Они оказались на палубе.
   - Меняем флаг! - скомандовал Студинский. И вот уже  на  корме  вместо
абхазского развевался российский флаг.  Вовсю  заработали  двигатели,  и
катер понесся на север.
   -  Я  обещаю  вам,  -  сказал  полковник  Студинский,  -  никогда  не
напоминать о том, что случилось в "Самшитовой роще", ведь  это  не  наши
дела. Пусть с ними разбираются в  Абхазии.  К  тому  же,  признаюсь  вам
откровенно, нам было известно о бандитской сходке, и всех ее участников,
лишь только они окажутся у российских берегов, арестуют.
   - Так ли уж всех? - усмехнулся Глеб.
   -  Нет.  Как  всегда,  окажутся  нужные  люди,  с  которыми  придется
подписать контракт и время от времени  пользоваться  их  услугами,  что,
признаюсь,  не  очень  приятно,  -  и  тут   же   полковник   Студинский
спохватился:
   - Я не имею в виду вас, Федор Анатольевич, вы мне симпатичны.
   Глеб подумал:
   "Наверное, этот мерзавец всю жизнь мечтал  кого-нибудь  убить,  но  у
него не хватило на это мужества, и теперь он попросту мне завидует".
   Это теперь Глебу легко отправлять людей в иной мир, а раньше,  прежде
чем нажать на курок, ему приходилось напрягать всю свою волю,  чтобы  не
смалодушничать.
   - Куда мы плывем?
   - Вы спрашиваете меня так, словно вы здесь и впрямь  левый  пассажир,
который боится проехать свой поворот.  Не  беспокойтесь  ни  о  чем,  мы
плывем вместе.
   - До самой Москвы? - улыбнулся Сиверов.
   - Да, до самой.
   - Я хочу побыть один, - сказал Глеб.
   - Пожалуйста, - полковник Студинский кивнул, - потому что как  только
мы ступим на  берег,  я  не  оставлю  вас  ни  на  минуту.  И  хочу  вас
предупредить: не делайте глупостей.
   Двое матросов по знаку Студийского заняли позиции у него за спиной.
   Каждый из них сжимал в руках автомат, но, даже несмотря на это,  лица
молодых парней выглядели испуганными. Глеб повернулся к ним и  ободряюще
улыбнулся. Те постарались сделать вид, что не заметили этого.
   А тем временем полковник Студинский зашел  в  радиорубку  и  отправил
шифрограмму следующего содержания: "Слепой в дороге. Готовьте почву". Он
вновь появился на палубе, радостно потирая руки.  Все  складывалось  для
него как нельзя более удачно. Правда, предстояла еще дорога  до  Москвы,
но особых трудностей не предвиделось. Он чувствовал,  что  его  пленник,
которого он искренне считал Федором Молчановым, морально подавлен  и  не
способен сейчас на какие-нибудь решительные действия...
   Глеб так и стоял возле поручней. Он не  отошел  от  них  даже  тогда,
когда показался берег и знакомые пейзажи Адлера.
   Катер уже  находился  в  паре  миль  от  побережья,  когда  полковник
Студинский напомнил Глебу о своем существовании.
   - Я уверен, Федор Анатольевич, что вы не собираетесь никуда  убегать.
Но думаю, не лишними окажутся кое-какие предосторожности.
   - Я согласен, - кивнул Глеб.
   Полковник отвел его в каюту и извлек из шкафа тяжелый  атгаше-кейс  с
цифровыми замочками и металлической ручкой.
   - Попробуйте, не слишком тяжел для вас? Глеб взвесил кейс в руке.
   - Килограммов десять, не меньше, - изумился он, - что там внутри?
   - Да всякая ерунда, - полковник Студинский не глядя набрал на замочке
код и отбросил крышку.
   В портфеле лежали камни, подобранные на пляже, - отшлифованная  морем
галька.
   - Так, возьмите портфель в руку, а теперь я пристегну его.
   Полковник Студинский достал из ящика стола пару наручников.  Один  из
браслетов прикрепил к ручке кейса, второй защелкнул на запястье Глеба.
   - Ну вот и отлично. Он достаточно  тяжелый,  чтобы  вы  могли  с  ним
далеко убежать.
   - А если мне взбредет блажь ударить им вам по голове?
   - Во-первых, должен предупредить: ключи от наручников я в кармане  не
ношу. А во-вторых, он достаточно увесистый для того, чтобы вы  не  могли
им быстро размахнуться. А теперь, если не возражаете, прикроем наручники
сложенным плащом, не стоит шокировать публику.
   "Он, наверное, идиот, - подумал Сиверов, глядя на то,  как  полковник
старательно  расправляет  складки  плаща,   пытаясь   замаскировать   им
браслеты".
   - Это ваше личное изобретение? - поинтересовался он.
   - А что, разве плохо придумано?
   - Я бы сделал по-другому.
   - Вот именно поэтому я и  сделал  так,  -  не  без  гордости  сообщил
полковник.
   Катер тем временем уже вплотную подошел к причалу. Послышались голоса
матросов и грохот перекидываемых мостков.
   - Пошли. У нас не так уж много времени, - взглянул на  часы  Владимир
Студинский.
   - Надеюсь, вы не заставите меня идти пешком до самого аэропорта?
   Никто из матросов не сошел  на  берег,  и  лишь  только  полковник  и
Сиверов оказались на причале, катер вновь вышел в море.
   Пара рыбаков, застывших с удочками, загорелые до черноты местные дети
- вот и все встречающие.
   - Что, система дала сбой? - улыбнулся Глеб.
   - Нет, все идет по графику, - полковник поглядывал на часы.
   Глеб ухе успел заскучать, когда наконец показалась  черная  машина  с
антенной радиотелефона  на  крыше.  По  прояснившемуся  лицу  полковника
Студийского Сиверов без труда догадался - это  та  машина,  которую  они
ждут. И уже было сделал  шаг  вперед,  как  его  остановил  тихий  голос
полковника:
   - Стойте!
   Оставалось только добавить: "стрелять  буду".  Автомобиль  свернул  с
променада и въехал прямо на пирс. Задние дверцы открылись  одновременно,
и из них появились похожие, как братья-близнецы, двое  рослых  парней  в
джинсовых костюмах - коротко стриженные, в черных очках.  Они  стали  по
обе стороны от Глеба, и полковник скомандовал:
   - Пошли!
   "А все-таки они боятся  меня",  -  подумал  Глеб,  садясь  на  заднее
сиденье.
   Парни устроились по  обе  стороны  от  него,  и  только  после  этого
полковник Студинский уселся на переднем сиденье.  Шофер  с  виду  больше
напоминал обыкновенного  таксиста,  чем  сотрудника  Федеральной  службы
безопасности.
   Студинский  вновь  посмотрел  на  часы  и   самодовольно   улыбнулся.
Наверное,  больше  всего  его  волновало,  совпадет  ли   реальность   с
составленным планом.
   Шофер вел машину аккуратно, соблюдая все правила дорожного движения.
   Глеб смотрел на  дорогу  через  тонированное  стекло.  Яркое  осеннее
солнце словно померкло. Люди,  проходившие  мимо,  никакого  интереса  к
машине не выказывали.
   Тяжелый кейс-атташе покоился на коленях.
   "А вот если взять, - подумал Глеб, - и садануть сейчас этим портфелем
Студийского по  голове.  Просто  так,  ради  собственного  удовольствия.
Интересно, что бы предприняли эти амбалы, мнящие себя суперменами?"  Уже
из чистого любопытства Глеб скосил глаза и рассмотрел  желтую  кобуру  с
пистолетом, спрятанную под полой джинсовой куртки сидящего рядом  с  ним
парня.
   "Можно спокойно вытащить из кармана носовой платок, медленно поднести
его к лицу, промокнуть пот, а затем на повороте выхватить пистолет. И он
даже не успеет вскрикнуть. Но только зачем? - равнодушно подумал Глеб. -
Насколько  я  понимаю,  никто  не  собирается  судить  меня.  Им   вновь
понадобилось мое умение. А самое странное то, что  полковник  Студинский
уверен,  это  я  убил  Соловьева.  Черт  с  ним,  пусть   считает!   Мне
безразлично, что думают другие, главное то, что ты сам думаешь о себе".
   Машина подъехала к служебным воротам аэропорта.  Полковник,  даже  не
выходя  из  нее,  показал  в  окно  удостоверение.  Охранник,  козырнув,
распахнул тяжелые металлические ворота. Черная "волга" набрала приличную
скорость. Самый обыкновенный ТУ-154 стоял в углу летного поля. На него и
указал шоферу полковник.
   Горячий  ветер  дул  над  аэродромом,  когда  Глеб  в   сопровождении
Студийского поднимался по трапу. Ни стюардесс, ни пилотов  -  никого  не
было видно.
   - Федор Анатольевич, проходите в конец второго  салона,  -  полковник
старался, чтобы его голос звучал доброжелательно, словно бы он заискивал
перед Сиверовым. - Последний ряд кресел. Садитесь.
   Глеб устроился  возле  иллюминатора,  после  чего  полковник  достал,
вопреки своим словам, ключ от наручников из кармана, отсоединил кейс,  а
затем защелкнул один из браслетов на подлокотнике кресла.
   - Вы все-таки думаете, я могу совершить глупость?
   - Не сомневаюсь в этом.
   - Не стану же я выходить из самолета на ходу!
   - Мне бы этого не хотелось.
   - До того как мы окажемся в Москве, полковник, я глаз  не  открою,  -
Глеб опустил спинку сиденья и закрыл глаза.
   - Должен вас предупредить, Федор Анатольевич, в Москве тоже нас будет
ждать машина возле самого трапа.
   - Хорошо, - пробормотал Глеб и приказал себе уснуть.

***

   Если никуда не  уезжаешь  из  большого  города,  то  время  бежит  на
удивление быстро, и несколько дней могут пролететь совсем незаметно. Так
было и с Ириной Быстрицкой. Скучать ей не приходилось. Работа,  домашние
заботы, дочь. Дождливые мрачные дни исчезали один за другим, не оставляя
после себя даже минуты, чтобы задуматься. Но стоило прийти сумеркам, как
женщина понимала, что вокруг нее творится что-то неладное.
   "Где Федор? - спрашивала она себя. - Почему до сих  пор  не  позвонил
мне, не пришел?"
   Квартира, погруженная в темноту,  лишь  усиливала  тревогу.  И  тогда
Ирина подключала к музыкальному центру наушники,  ставила  любимый  диск
Глеба и, лежа в постели, вслушивалась  в  звуки  оркестра.  И  тогда  ей
казалось, что любимый мужчина рядом. Стоит лишь протянуть руку -  и  она
коснется его разгоряченного после любви тела.
   - Федор, - шептала она в темноту, не зная,  что  называет  его  чужим
именем, - наверное, ты сейчас тоже думаешь обо  мне?  Именно  поэтому  я
ощущаю тебя так близко от себя.
   Когда диск кончался, женщина  нажимала  кнопку  на  пульте,  и  вновь
звучал  "Полет  Валькирии".  Что-то   зловещее,   мистическое   было   в
непрестанно повторяющейся мелодии, в нарастающем  темпе.  Словно  кто-то
рассказывал Ирине ужасную историю о смерти,  о  страшном  грехе,  а  она
отказывалась в нее верить, и тогда тихий голос вновь  и  вновь  повторял
ее. Было нечто завораживающее в том ужасе, который испытывала Ирина.
   Проходил час, второй. Наконец, измученная, она  засыпала,  так  и  не
сняв  наушники.  А  наутро  не  могла  понять,  чего  она,   собственно,
испугалась. Пропадал же ее возлюбленный и на две недели, и на месяц,  не
давая о себе знать, и все кончалось  хорошо.  Он  вновь  возвращался  и,
улыбаясь, убеждал ее, что ничего плохого с  ним  случиться  попросту  не
может. И она каждый раз верила, загоняя  свой  страх  в  дальние  уголки
души.
   Субботнее утро выдалось погожим. Ее разбудило неяркое осеннее солнце,
странным образом сочетающееся с шумом дождя, барабанившего по  жестяному
карнизу. Ирина потянулась  и  сбросила  с  головы  наушники,  в  которых
уснула. Она посмотрела в окно и попыталась улыбнуться.
   "Не может в такой хороший день  приключиться  что-нибудь  плохое",  -
подумала женщина, отправляясь в ванную.
   Хотя ей и не нужно было  никуда  спешить,  Ирина  собралась  довольно
быстро.  Она  чувствовала,   что   хорошее   настроение   может   быстро
улетучиться, если она останется в квартире. Она решила себя побаловать -
выпила большую чашку кофе с молоком и съела баночку йогурта. Она оделась
так,  словно  шла  в  гости,  и  без  какой-нибудь   определенной   цели
отправилась на улицу. Дочь нужно было забирать во второй  половине  дня,
магазины  в  своем  районе  Ирине  уже  давно  надоели,  и  она   решила
направиться ближе к Центру.
   Когда она вышла из  метро,  солнце  уже  безвозвратно  исчезло,  небо
заволокли серые тучи, дождь усилился. Чтобы  скрыться  от  его  холодных
струй, Ирина заспешила к небольшому магазинчику, где,  она  знала,  есть
небольшой кафетерий, несколько столиков и  где  варят  вполне  приличный
кофе. Она заказала себе маленькую чашечку и рюмку ликера.
   Мокрый зонт  прислонен  к  стене.  Ирина  сидела,  глядя  в  окно  на
суетливую городскую улицу, жизнь которой  не  способен  остановить  даже
противный дождь.
   Проносились автомобили, спешили люди, пряча свои лица за зонтиками.
   Смотреть на улицу не хотелось. Ирина глотнула кофе, затем ликера.
   Увидев на соседнем столике  забытую  кем-то  газету,  она  от  нечего
делать взяла ее и быстро пробежала взглядом заголовки. В общем-то, все в
этом мире было как всегда. В Чечне неспокойно.  О  Чечне  ей  читать  не
хотелось. Взгляд зацепился за броский заголовок из рубрики "Преступление
и  наказание".  Черные  буквы  складывались  в  три  слова:  "Насильника
поджаривали четырежды". Ирина принялась читать.
   "В прошедшую пятницу в провинциальном американском штате Небраска  на
глазах у трех блюстителей закона - тюремного медика и  двух  официальных
свидетелей -  на  электрическом  стуле  был  умерщвлен  сорокатрехлетний
убийца и насильник Гарольд Оути. Для того чтобы довести дело  до  конца,
профессиональным   электрикам,   палачам,   понадобилось   четыре   раза
подключать к зловещему стулу ток общим напряжением в 2400 вольт.  Первые
две попытки не дали желаемого результата. Пациент лишь слегка подергался
в кресле, да глаза начали вылезать из орбит. Он оставался  жив  и  после
третьей, правда, на этот раз отчетливо было видно,  как  из  его  левого
колена пошел густой дым. И лишь после  четвертого  заряда  представитель
медэкспертизы удовлетворенно кивнул и констатировал смерть.
   На протяжении всей процедуры  казни,  которую,  кстати,  пришлось  на
двадцать минут отложить, у  тюремщиков  возникали  проблемы  с  ремнями,
замками и прочим оборудованием. Гарольд Оути не  издал  ни  звука  и  не
попросил пощады.
   Накануне он отказался от ужина - казнь  состоялас