рыл гудение электромоторов. Дюралевую вентиляционную  решетку
вырвало из гнезд, посыпались осколки зеркала. Никто из охраны Лимончика даже
не успел достать оружие. Автомат смолк, выпустив из себя  последний  патрон.
Глеб молниеносно выхватил пистолет. Но он не понадобился - все четверо  были
мертвы.
   Раскрошенный пластик, осколки зеркала, лужи крови, пригвожденные пулями к
полу тела. Глеб машинально запомнил - точно  сфотографировал  взглядом,  эту
картину.
   Изуродованная в считанные секунды кабина  лифта  остановилась  на  шестом
этаже, а та, на  которой  стоял  Глеб,  уносилась  вверх.  Послышалось,  как
раздвигаются дверцы. Тут же, сквозь сорванную вентиляционную решетку  вверх,
в шахту, ударила автоматная  очередь.  Пули  свистели,  ударялись  в  бетон,
высекали искры, рикошетили.
   Лифт, на крыше которого ехал Глеб, замер на  отметке  десятого  этажа.  В
этот же самый момент пошла вверх и вторая кабина. Из  нее  еще  раз  ударила
очередь.
   Но Сиверов уже успел спрыгнуть на площадку.
   "Ребята, это ваша ошибка", -  он  повернул  ручку  рубильника,  и  кабина
остановилась между этажами, электродвигатель отключился. Замерли  неподвижно
блоки лебедки.
   "Значит, вас будет меньше! Посидите между этажами - те, кто  не  побоялся
лезть под пули. Ну а мне придется иметь дело  с  более  трусливыми  и  менее
разворотливыми".
   Глеб прислушался к грохоту ботинок людей, бегущих  по  лестнице  вверх  к
нему, но четыре этажа не преодолеть одним прыжком!
   Он толкнул дверь на крышу, стремительно захлопнул за собой и пропустил  в
пробой для замка толстую проволоку. Резко закрутил ее. Что и  говорить,  эта
дверь не могла долго противостоять трем охранникам Лимончика, обезумевшим от
злости и ненависти, понимавшим, что за смерть хозяина им  не  светит  ничего
хорошего. Но секунд пятнадцать на этом Сиверов мог выиграть. Он  подбежал  к
еще неостывшей битумоварке и, распахнув ее дверцу, швырнул в жидкую  горячую
смолу ненужный теперь автомат. Черная смола, издав звук, похожий на  тяжелый
вздох, поглотила его. "Отыщут в лучшем случае в  конце  сезона",  -  подумал
Глеб, бросаясь к консоли  подъемного  блока.  Бухта,  аккуратно  скрученного
тросика, разматываясь,  полетела  вниз.  Блок  выходил  на  метр-полтора  за
плоскость стены.
   "Даже если кто-нибудь из охраны догадался, что я спущусь именно здесь,  и
сразу же бросился на улицу, то я успею", - Сиверов засунул пистолет за пояс,
защелкнул    на    тросике    тормозные    замки,    которыми     пользуются
монтажники-высотники и альпинисты  при  быстрых  спусках.  Перемахнул  через
карниз и на  секунду  завис  над  тридцатиметровой  пропастью.  Чуть  слышно
щелкнули стопоры, когда Глеб сжал пальцы, и он заскользил вниз.
   Трос раскачивался, Сиверова то относило  метров  на  пять  от  стены,  то
бросало на нее. В эти мгновения он пружинисто ударялся ногами в облицованный
мелкой желтой плиткой бетон, пробегал по нему несколько гигантских  шагов  и
вновь отталкивался. Он услышал, как с  сильным  грохотом  слетела  с  петель
дверь, и, находясь уже где-то на уровне пятого  этажа,  увидел  над  светлым
срезом стены на фоне ночного неба три головы.
   Зазвучали выстрелы. Но попасть в Глеба было практически невозможно...
   Сиверов посильнее оттолкнулся от стены. Даже он сам с  точностью  не  мог
определить, куда его сейчас занесет. Перед ним мелькнуло ярко горящее  окно,
за которым Глеб  заметил  стол,  уставленный  бутылками,  блюдами,  и  мирно
расположившихся за ним гостей. Это видение  промелькнуло  и  исчезло.  Вновь
удар о стену, смягченный ногами. Еще три выстрела прозвучали сверху,  и  все
мимо. Трос несколько раз сильно дернуло. Один  из  охранников  в  бессильной
злости бросил пистолет и вцепился в  трос,  словно  надеясь  порвать  руками
крепкую сталь.
   Еще три этажа промелькнули перед  лицом  Сиверова.  До  земли  оставалось
метров пять. И тут один из охранников догадался сделать то, что  должен  был
сделать, - едва оказавшись на крыше: он выстрелил точно в узел, которым трос
крепился  к  телевизионной  антенне.  Загудела  трубчатая  стойка,   тросик,
закрутившись спиралью, мелькнул в темноте. Охранник, сжимавший  его  руками,
не удержал равновесие и с протяжным криком перевалился через бортик.
   Глеб приземлился  на  мягкую  клумбу,  амортизировав  удар  полусогнутыми
ногами. Он падал с высоты около четырех метров, но  все  равно,  не  удержав
равновесия, упал на бок, откатился в сторону и тут же вскочил. Болело бедро,
но не  сильно,  двигаться  было  можно.  Крик  падавшего  с  десятого  этажа
охранника оборвался глухим ударом. Глеб  еще  успел  зафиксировать  взглядом
неподвижно лежащее на канализационном люке тело и бросился бежать.  Стегнули
по  лицу  сухие  ветки  кустов.  Сиверов  бежал  быстро,  но  бесшумно,   не
оглядываясь. Уловка должна была сработать: охранники решат, что  он  выбежал
на улицу, ведь от торца дома до нее было метров  двадцать,  и  только  потом
сообразят, что он мог побежать и в соседний двор.
   Сиверов, стараясь не щелкать  замком,  открыл  свою  машину,  снял  ее  с
ручного тормоза. "Вольво"  плавно  покатилась  с  горки.  Впереди  виднелась
улица. Уже вывернув на расчерченный разметкой асфальт, Глеб плотно захлопнул
дверцу и включил зажигание. Автомобиль  влился  в  поток  других  автомашин,
идущих по проспекту Мира. Двое  охранников,  тяжело  дыша,  стояли  на  краю
тротуара, не понимая, как и куда мог так быстро исчезнуть убийца их хозяина.
   Сиверов проехал несколько кварталов, притормозил, заметив свободное место
у тротуара, заглушил двигатель и откинулся на спинку сиденья.
   "Все. К черту работу!  Я  должен  отдохнуть.  Сегодня  сумел  перехитрить
охрану Лимончика, виртуозно провел операцию по его ликвидации. Но ради чего?
Ради того. чтобы спасти задницы нескольких чиновников, чьи имена  знает  вся
Россия?
   Они тихо покинут свои насиженные  места  после  выборов,  о  них  немного
посудачат в газетах, и они получат то, к чему стремились, - спокойную жизнь,
богатую и сытую. Не хочется видеть всего этого. Забыть, отдохнуть, уехать  в
Париж, пожить там с Ириной недельку,  две,  три,  месяц..."  Сиверов  нервно
курил и смотрел, как тонкой  струйкой  дым  уплывает  в  приоткрытое  окошко
автомобиля, растворяется в ночной суете города.
   Глеб и не подозревал, что обоими выстрелами в доме на проспекте Мира  он,
сам того не желая, спутал карты атомным лоббистам США,  задумавшим  взорвать
одну из ядерных станций российского производства. Да, он  спутал  карты,  но
кроме  Лимончика  у  тех  был  и  запасной  вариант  с   банкиром   Аркадием
Геннадьевичем Шанкуровым. Правда, прежде чем воспользоваться  им,  следовало
банкира раскрутить. Полковник же Сазонов, благодаря женщине,  подосланной  к
нему, уже сделал свой выбор...
   А пока Глеба ожидал Париж.

Глава 3

   Париж! Париж! Он никогда не предстает перед тобой  таким,  каким  ты  его
себе представлял. Глеб  Сиверов  много  раз  бывал  во  Франции,  но  всегда
проездом, задерживаясь в столице ненадолго. Впереди  его  неизменно  ожидали
неотложные дела, каждый раз  он  оказывался  чем-то  занят,  озабочен.  Ради
самого себя Глеб никогда бы не стал подыскивать время, для него отдыхом было
бы и просто ничего не делать, за пару дней он мог  восстановить  потраченные
силы, но отказать любимой женщине в том, о чем она уже  не  однажды  просила
его, Глеб не мог. И вот весной 1996 года Глеб поехал в Париж вместе с Ириной
Быстрицкой. Поехал не для  того,  чтобы  выполнить  очередное  ответственное
задание, кого-то отыскать, убить еще одного мерзавца, скрывшегося из страны,
вернуть похищенные драгоценности, добыть  бесценные  сведения,  а  лишь  для
того, чтобы отдохнуть, чтобы надышаться прозрачным дурманящим воздухом одной
из великолепнейших столиц Европы. Самое главное, самое приятное  -  на  этот
раз ему никуда не требовалось спешить, не было назначено ни одной встречи, и
о поездке Глеба Сиверова во Францию знал лишь  генерал  ФСБ  Судаков.  Перед
отъездом Глеб с ним встретился, и  они  полтора  часа  гуляли  по  весеннему
вечернему парку, беседовали. Генерал благодарил за работу, которую  проделал
агент по кличке Слепой.
   Разговор, несмотря на спокойный тон генерала, на выдержанные ответы Глеба
Сиверова, напоминал беседу двух  игроков  за  карточным  столом.  Они  могут
высказывать друг другу самые безобидные вещи, но за масками на лицах нет-нет
да и проступит напряжение - в банке-то огромные деньги, и каждый из  сидящих
за столом намерен выиграть их - иначе зачем тогда брать  карты  в  руки?  За
каждой необязательной фразой стоит скрытый смысл,  о  нем  может  догадаться
только тот, кто сам одержим желанием играть и выиграть...
   Генерал Судаков и Глеб неторопливо брели по аллейке, и высокий чин ФСБ не
мог отделаться от чувства, что Сиверов все-таки чужой  их  системе  человек,
хоть и оказал спецслужбе столько неоценимых услуг.
   - Ты, наверное, сильно устал? - спросил генерал.
   - В общем-то, да, - Глеб кивнул, а затем пожал широкими плечами.
   - Может быть, тебе поехать куда-нибудь отдохнуть?  -  генерал  прощупывал
желание Глеба поработать.
   - Об этом, если честно признаться, я и хотел с вами поговорить.
   - Ну что ж, я не против. Никаких экстренных дел нет... - генерал  смотрел
на играющих на берегу пруда ребятишек. - Если хочешь - отдохни.  Тем  более,
думаю, тебе это необходимо.
   - Да, необходимо. Я немного издергался, стал очень  уж  нервным.  Слишком
многих начал подозревать, во всех вижу врагов.
   - Надеюсь, во мне врага не видишь? - натужно улыбнулся генерал и его лицо
приобрело болезненное выражение. - Ты же сказал - во всех...
   - Вам так хотелось бы? - ушел от прямого ответа Глеб Сиверов.
   - Твоим врагам завидовать не приходится.
   - У меня нет настоящих  врагов,  -  Глеб  остановился,  чтобы  застегнуть
куртку -  подул  свежий  ветер,  такой  не  похожий  на  обычный  городской,
казалось, это он принес сюда, в парк, прозрачный ультрамарин раннего вечера.
   - Не жарко.., - рука генерала коснулась туго затянутого узла галстука.
   - А я вот ненавижу носить костюм и галстук - не мое это. А  может,  и  не
умею.
   - Я тоже долго этому учился, - проворчал генерал, - пришлось постараться.
По мне, так лучшей одежды, чем камуфляж, еще не придумали. Если ты говоришь,
что у  тебя  нет  врагов,  значит,  тебе  точно  отдохнуть  нужно,  а  то  и
полечиться.
   - Враг - не мое слово, - рассмеялся Сиверов, - слишком эмоциональное, как
его услышишь, рука сама к пистолету тянется. Я еще на  войне  в  Афганистане
понял, что нет врагов, есть только противник.
   - Наверное, ты прав.
   - У каждого свой метод.
   - А если не секрет, куда собираешься поехать?
   - Думаю в Париж, - честно признался Глеб.
   - Париж... Париж... - мечтательно произнес генерал и посмотрел  на  синее
весеннее небо, по которому плыли легкие, почти уже летние облака. Оно еще не
успело вобрать в себя вечерние краски. - Да, Эйфелева башня, Монмартр, Лувр,
Сена, маленькие кафе, столики  на  улицах,  дорогие  рестораны...  Все  люди
нарядные, все куда-то спешат,  продаются  фиалки  на  каждом  углу...Хорошая
мысль, одобряю.
   - Хорошая, хорошая, - улыбнулся в ответ Глеб.
   - Только оставь точный адрес, где собираешься остановиться.
   - Я и сам еще не решил.
   - С кем едешь? Не один, думаю? - Судаков, как ни сдерживался, но  на  его
лице все-таки промелькнула несколько фривольная  усмешка,  скорее  всего,  у
генерала Париж ассоциировался не только с музеями и кафе.
   - Не один, - не стал лукавить Глеб. Лукавь не лукавь,  а  Судаков  и  без
ответов Глеба знает почти о каждом его шаге и спрашивает больше из приличия,
чем из любопытства.
   - Помощь моя нужна? - заглянув в глаза Глебу, осведомился генерал.
   - Да нет, и без вас вроде бы все в порядке. Документы у меня есть, деньги
тоже.
   - Кстати, о деньгах, - генерал посмотрел на Глеба  предельно  серьезно  -
так кассир смотрит на человека, подошедшего к окошку кассы  и  ищущего  свою
фамилию в длинной ведомости.
   - Да?
   Генерал  немного  помялся  и  вытащил  из   внутреннего   кармана   плаща
довольно-таки пухлый конверт.
   - Здесь немного. Я прекрасно понимаю, что  работа,  которую  ты  делаешь,
стоит куда большего. Но ты же сам знаешь, мы не ЦРУ, не ФБР  и  в  средствах
ограничены. Будь моя воля, я бы платил тебе больше.
   - Не в моих привычках торговаться.
   - Деньги еще ни у кого лишними не были.
   - Лучше вы мне их потом отдадите.
   - Не нести же мне их назад в отдел, - усмехнулся генерал.
   - А почему бы и нет?
   Конверт подрагивал в руке Судакова, а Глеб не спешил  избавлять  генерала
от этого груза.
   - Да бери же!
   - Я не просил.
   - Нет-нет, ты заработал! .
   - Уговорили, ваша взяла.
   Из того же внутреннего кармана появился лист бумаги, и в пальцах генерала
блеснуло золотым колпачком ."вечное перо".
   - Красивая у вас ручка.
   - Распишись, пожалуйста, вот здесь.
   Глеб мельком глянул на бумагу и поставил свою  подпись  там,  куда  ткнул
пальцем Судаков.
   - Ну вот, формальный вопрос решен.  Пухлый  конверт  перекочевал  в  руки
Глеба, а потом исчез в кармане его куртки. Сиверов сунул деньги  небрежно  -
так, словно  это  были  не  десять  тысяч  долларов,  а  старая,  много  раз
сложенная, читаная-перечитанная газета, которую не выкидывают только потому,
что  рядом  нет  урны.  Генерала  немного  покоробило  такое  неуважительное
обращение с деньгами. Но он сдержался, ничего не сказал.
   Они еще  долго  гуляли,  разговаривая  о  жизни,  о  всяких  политических
делишках. Генерал высказывал свои предположения о том, что и как сложится  в
России. Его версии и  прогнозы  были  малоутешительными.  Глеб  старался  не
говорить, а больше слушать. Правда, иногда ему приходилось  отвечать,  когда
генерал останавливался, брал Глеба за локоть и заглядывал в глаза:
   - Как, ты думаешь, повернется это дело?
   Глеб, не отводя взгляда, делился своими соображениями. Судаков кивал,  но
по  его  лицу,  по  лицу  прожженного  профессионала,  было   очень   тяжело
догадаться, согласен он с услышанным ответом или ставит  его  под  сомнение.
Разговор как-то до странного легко перескакивал с одного на другое: то вдруг
генерал заговаривал о детях, затем - о разоружении, затем - ни с того  ни  с
сего об отравляющих веществах, о ВПК и следом об общественном транспорте.
   Глеб догадывался, что генерал ведет с ним какую-то хитрую беседу,  словно
что-то пытается узнать, а напрямую спросить не может.  Глеб  остановился  и,
глядя на носки своих ботинок, задал вопрос в лоб:
   - Вас интересует, на чьей стороне буду я?
   Генерал кивнул:
   - Только вопроса этого я тебе не задавал.
   - Знаете, если быть честным, то я скажу так... - Сиверов обломал с  куста
тонкую засохшую веточку и зажал ее между пальцев.
   - Слушаю, - голос генерала  был  немного  уставшим,  но  в  то  же  время
напряженным.
   - Это глупый вопрос, а потому и ответ на вето глупый. Я не служу  кому-то
конкретно. Я стараюсь делать ту работу, которую мне поручают,  и  делать  ее
хорошо. И мне в общем-то неважно, кто  придет  к  власти  -  правые,  левые,
либералы,  коммунисты,  демократы.  Я  служу  России  -   не   властям,   не
государству, не системе.
   Глеб произнес эти слова  буднично,  без  выражения,  но  генерал  Судаков
понял, что самый удачливый агент сейчас не лжет, говорит искренне. И,  может
быть, впервые за всю свою жизнь признается в своих истинных пристрастиях,  в
своих идеалах.
   - А тогда что такое Россия?
   - Тяжело сказать... Она то, что не  изменяется,  когда  рушатся  пирамиды
власти. Не изменятся пейзажи, то же солнце взойдет над ней.
   - Понял тебя...
   - Откровенно говоря, не люблю делать признания, - Мы все служим России, -
улыбнулся генерал. - Другого ответа, По правде сказать, не  ожидал  от  тебя
услышать сегодня.
   После этого разговор вновь начал перескакивать то на погоду, то на моду.
   Внезапно генерал Судаков поинтересовался, какая, на взгляд Глеба,  модель
автомобиля самая лучшая.
   - Смотря для чего.
   - Для всего, - вновь улыбнулся генерал.
   - "Для всего" автомобилей не существует.  Один  хорош,  чтобы  ездить  по
городу с красивой женщиной на заднем сидении,  другой  хорош  -  уходить  от
погони, третий подходит для езды по полям, лесам, горам. Общего здесь ответа
нет. Да, еще один фактор - цена.
   - Цены кусаются, - вздохнул генерал, - даже когда приходится покупать  не
для себя, а для управления.
   - Вы же как партизаны.
   - В каком смысле?
   - Напал на немецкий гарнизон, разжился оружием и техникой...
   - Не дело это. Ты  еще  предложи  метод  инквизиции:  кто  донес  -  тому
половину имущества казненного.
   - Что касается меня, то предпочитаю по городу ездить на БМВ и "вольво".
   Судаков улыбнулся с грустью:
   - Я вот все  мечтаю  дочке  машину  подарить,  да,  видно,  мечта  так  и
останется мечтой.
   И Глеб понял, что этот генерал ФСБ - человек  небогатый,  что  и  у  него
проблемы с деньгами, как у всех простых смертных, как у большинства  честных
людей. На прощание они пожали друг другу  руки  и  договорились,  по  какому
именно каналу Глеб Сиверов  сообщит  потом  генералу  Судакову  свое  точное
местонахождение во Франции.
   Ровно через два дня после этого разговора Глеб Сиверов -  а  если  верить
документам, которые лежали в его бумажнике, то Федор  Молчанов,  -  и  Ирина
Быстрицкая спускались по трапу на землю Франции. Ирина еще неделю тому назад
даже представить себе не могла, что окажется в Париже. Ее  лицо  сияло,  она
была бесконечно благодарна Глебу, и, не скрывая своего восторга, говорила:
   - Как здорово! Это просто прекрасно! Вот так - все бросить, все оставить,
сесть на самолет и... каких-то два часа - и мы уже не в России, не  в  серой
Москве, а в самом сердце Франции, в Париже.
   - Да-да, - лукаво улыбался Глеб, - мы в .Париже, это не сон, я  помню,  о
чем ты меня просила.
   - В следующий раз буду осторожней в своих просьбах. Вдруг мне взбредет  в
голову попросить тебя о чем-нибудь уж совсем невероятном.
   - О чем же?
   - Даже не знаю, для тебя нет ничего невозможного, в этом ты меня убедил.
   - Ты не знаешь еще моих слабых мест.
   - Знаю, знаю! - воскликнула Ирина.
   - Врешь, даже я их не знаю.
   - Твое слабое место - это я...
   Они обменялись поцелуями. Сперва она поцеловала его в щеку, не дожидаясь,
пока он подставит губы, затем он прижал ее к себе и долго  не  отпускал.  Их
багаж успел проехать несколько кругов, пока они наконец его забрали.
   Отель они выбрали почти в самом центре и в тот же вечер пошли  гулять  по
Парижу. Ирина говорила без умолку. Глеб слушал ее,  улыбался  и  чувствовал,
что наконец-то он  спокоен  и  счастлив,  словно  с  ними  произошло  что-то
исключительное, словно они не виделись давным-давно, мечтали об этой встрече
долгие годы и вот случайно встретились. Им казалось, перемена места изменила
их самих.
   Ирина выглядела  потрясающе.  Она  сделала  себе  новую  прическу,  перед
отъездом накупила кучу новых нарядов. Но, как и водится, в  самый  последний
момент, уже за полчаса до отбытия в аэропорт, передумала, разочаровалась  во
всех тех платьях и костюмах, которые купила, и  оставила  их  все  дома.  Но
удивить этим Глеба ей не удалось.
   - Нет-нет, ничего лишнего брать не буду. Если что-то понадобится, ты  мне
купишь в Париже? - заглянув Глебу в глаза, словно все еще не веря,  что  они
действительно улетают во Францию,  прошептала  тогда  Ирина.  -  Или  я  уже
окончательно обнаглела?
   - Все, что пожелаешь, дорогая. Если хочешь, я даже  куплю  тебе  Эйфелеву
башню, - пошутил Сиверов. - Правда, ее придется очень долго заворачивать.
   - Нет-нет, Эйфелеву башню я не хочу. Пусть она  стоит  на  своем,  месте,
пусть украшает город. Мы просто станем на нее  смотреть,  будем  любоваться.
Ведь она и так станет нашей?
   - Она уже твоя.
   - Мы