самом  деле.  Шанкуров  же  тем  временем  стоял,  прильнув  ухом  к
металлической двери, и прислушивался к удаляющимся шагам надзирателя. На его
губах появилась недобрая ухмылка, обнажившая зубы.
   - Ишь чего захотел, - шептал Аркадий Геннадьевич, - это не мне передачка,
а тебе. Ничего, пройдет немного времени, и поймешь,  что  к  чему.  Шанкуров
встал посреди узкой камеры и начал делать зарядку. Находясь  в  следственном
изоляторе, он, как ни странно, поправил свое здоровье. Если раньше мышцы его
были дряблыми и он даже на третий этаж поднимался с трудом,  то  теперь,  от
нечего делать, он каждые полчаса отжимался до изнеможения, приседал  сначала
на двух, а теперь уже мог присесть и на одной ноге, вторую  выпрямив,  делая
"пистолетик". Он любовался собой и жалел  лишь  об  одном  -  в  камере  нет
зеркала, чтобы увидеть свое отражение.
   - Раз, два, три... десять... пятнадцать, -  считал  Аркадий  Геннадьевич,
нагибаясь к полу. С каждым наклоном он все увереннее припечатывал  ладони  к
цементу, - Разговорчики, видите ли, ему понадобились! Все, не  будет  больше
никаких разговоров, ясно?
   Аркадий Геннадьевич поверил в свои силы. Теперь ему казалось, что,  выйдя
отсюда, он уже никогда больше не прикоснется ни к алкоголю, ни к  сигаретам.
Он страшно гордился тем, что у него  лежит  пачка  с  десятью  сигаретами  и
сегодня он позволит себе выкурить только три, несмотря  на  то,  что  ровным
счетом нечего делать.
   "А Анжелика молодец, - думал Аркадий Геннадьевич, - вот уж никак  не  мог
предположить, что она такая деловая! Нет, не зря я вытащил ее из мотеля,  не
зря вбухал в нее уйму денег. Если она сумеет мне помочь, то ей  вообще  цены
не будет, - Шанкуров замер, прислушиваясь к тому, как  быстрее  побежала  по
жилам кровь. - Если бы сюда еще и девок можно было  приводить  -  вообще  бы
никогда на волю не запросился. Не люблю я эти  застолья,  нудные  разговоры.
Никак не решался забросить дела, а нужно было послать всех к черту,  забрать
деньги из оборота и жить в свое удовольствие".  Шанкуров  медленно  разводил
руки в стороны, затем опускал их и резко выдыхал, восстанавливая дыхание.
   - Ну, если у меня теперь и этот финт получится, - мечтательно пробормотал
себе под нос Аркадий Геннадьевич, - то...Он не договорил, опустился на пол и
принялся отжиматься. Выпрямляя  руки,  в  последние  доли  секунды  Шанкуров
успевал оттолкнуться от пола и умудрялся хлопнуть в ладоши.
   - Нет, - приговаривал он по слову - два с каждым хлопком, - все,  что  ни
делается в этом мире, делается к лучшему. И  если  нет  у  тебя  сил  самому
изменить жизнь, то Бог позаботится об этом.
   Внезапно мысль о Боге показалась ему кощунственной: все-таки по  заслугам
он оказался в камере, три смерти висело на нем. Но одно дело -  убить  ножом
или из пистолета, задушить жертву  собственными  руками,  и  совсем  другое,
когда сбиваешь человека машиной. Вроде бы и не ты сам убиваешь,  убивают  за
тебя.
   "Выкручусь - будет и на моей улице  праздник".  Шанкуров  широко  раскрыл
рот, вытаращил  глаза,  а  затем,  тяжело  дыша,  распластался  на  холодном
бетонном полу.
   Лежать на камне он теперь не боялся, кровь прямо-таки неслась  по  жилам,
доставляя в самые отдаленные уголки тела живое тепло  и  энергию.  Шанкурову
казалось, будь в этом надобность, он месяца за два  натренировался  бы  так,
что сорвал бы руками металлическую дверь своей камеры, разбросал  охранников
и вырвался на волю. Конечно, такие мысли являлись преувеличением, но Аркадий
Геннадьевич и впрямь был сейчас в форме, в прекрасной физической форме.

Глава 20

   Джип, за рулем которого  сидел  Владимир  Петрович,  охранник  Шанкурова,
подъехал к загородному дому банкира. Анжелика, ничего  не  говоря,  вышла  и
скрылась за дверью. Владимир Петрович уже ничему не удивлялся.  Он  спокойно
воспринял даже новость, что теперь смены охраны не будет - на неопределенное
время. Все, кто был с Шанкуровым в тот  злополучный  вечер,  станут  жить  в
доме, чтобы всегда находиться под рукой. А кому не нравится  -  пускай  ищут
себе другое место, никто не держит.
   Поставив машину возле ворот гаража, Владимир Петрович не спеша отправился
в помещение для охраны. Сегодня их, охранников, было здесь трое  -  Владимир
Петрович, Гарик и совсем недавно  уволившийся  из  спецназа  молодой  парень
Виктор, которого все называли не иначе как Витек. В углу стоял ящик с пивом,
парни спали. Чего тут  сторожить,  если  хозяин  в  следственном  изоляторе,
хозяйки нет дома, а вся территория городка по периметру колючкой затянута да
телекамеры на столбах, как раньше - скворечники,  а  под  каждым  столбом  -
солдат с автоматом.
   - Подъем! - командным голосом сказал Владимир Петрович.
   Гарик, уже привыкший к  его  дурацким  шуткам,  отреагировал  лишь  парой
матерных слов - даже не открывая глаз. А  вот  Витек,  еще  окончательно  не
отошедший от военной дисциплины, сел на  кровати  и  очумело.  Посмотрел  на
Владимира Петровича:
   - Ты че?
   - Подъем! Хозяйка дома!
   Витек подошел к умывальнику, сунул голову под кран и смочил водой коротко
стриженные,  стоявшие  ежиком  волосы.  У  него  был  взгляд  самодовольного
манекена, он не выражал никаких чувств и, уж тем более, мыслей.
   - А он? - Витек без  осуждения  и  без  злости  кивнул  в  сторону  вновь
задремавшего Гарика. -Поднять его?
   - Как?
   - Как с... сапогом по жопе, так сразу и подскочит, - апатично пережевывая
слова, проговорил бывший спецназовец.
   - Ты мне армейские заморочки брось, сам поднимется. И материться  в  доме
нельзя.
   - Скажете еще... Хозяин на каждом шагу матерится. Анжелика,  думаю,  тоже
слово из трех букв не понаслышке знает, но и во  всех  дырках  этот  предмет
подержала.
   - Вот построишь на свои деньги такой дом, заведешь себе девку и охрану  -
там и материться станешь. Тут тебе не пивная, ясно?
   - Ясно, командир...
   Наконец все трое оказались за столом. Пухлая колода заигранных карт легла
между ними. Тут же стояло блюдце, которое обычно использовалось как банк.  В
трех стенах комнаты имелись большие - от пола до  потолка,  окна.  Местность
через них просматривалась великолепно. Но нужды в этом не было: если и могли
появиться здесь, в дачном поселке военного  ведомства,  посторонние,  то  из
милиции, из ФСБ,  а  против  них  частным  охранникам  все  равно  лучше  не
возникать.
   По вымощенной камнем дорожке неторопливо  шагала  Анжелика,  ее  стройную
фигуру облегали рыжие замшевые брюки  и  белая  шелковая  блузка.  На  плечи
женщина набросила  свитер,  завязав  рукава  на  груди.  Гарик  проводил  ее
взглядом:
   - Вон-пошла...
   - Ну и пошла себе, - меланхолично отозвался Владимир Петрович.
   - Задницей как виляет! - задумчиво проговорил Гарик. -  Вроде  и  мужиков
рядом нет, чтобы возбудить .кого, а все равно старается - привычка.
   - Что тебе за дело до этого? - строго спросил Владимир  Петрович.  -  Как
хочет, так и ходит.
   - Да, посадил нам черт на голову сучку, - Витек исподлобья  посмотрел  на
Гарика.
   - Ты что, бабами не накушался? А по мне, ничего в ней такого нет. Если  у
бабы задница уже моей, значит, это не баба.
   - Она-хозяйка. И какая у нее задница, мне не интересно, - сказал старший,
чтоб закрыть тему, но Витек не унимался:
   - А я вот заметил, я у женщин, когда  их  впервые  вижу,  сперва  задницу
осмотрю, ноги и только потом лицо.
   - Сам за собой заметил?
   - Нет, одна девушка подсказала, - честно признался Витек.
   Владимир .Петрович закончил тасовать колоду, поплевал на пальцы  и  начал
сдавать.
   Анжелику Шанкурову мало заботило, видит ее сейчас кто-нибудь или нет. Она
ходила так всегда - женственно, с вызовом  и  возбуждающе.  Шла,  словно  по
сцене.
   Артистка  всегда   должна   оставаться   артисткой,   чтобы   не   терять
профессиональных навыков. Тем более, сегодня она страшно  нервничала,  прямо
руки дрожали. Бывают случаи, когда человеку приходится делать что-то впервые
в жизни. Такой случай выпал  и  на  долю  Анжелики.  И  хотя  она  прекрасно
понимала,  что  чему  быть,  того  не  миновать,  все  равно  нервничала,  и
манерность поведения хоть как-то спасала ее.
   Времени до вечера оставалось еще порядочно, но ни фильмы, ни  музыка,  ни
поездки по магазинам не могли бы привести ее в чувство. Никого не попросив о
помощи, женщина отодвинула ворота конюшни и стала седлать  серого,  в  белых
яблоках коня. Она и раньше никому не позволяла седлать для себя. Конь  стоял
смирный, послушный шепоту хозяйки, чувствительный к  ласке.  Он  лишь  мелко
вздрагивал, когда ладонь Анжелики скользила по его  шелковистым,  вычищенным
бокам. "Верховая езда - вот что отвлечет  меня.  Скакать  так,  чтобы  ветер
свистел в ушах!"
   Анжелика вставила ногу в стремя,  легко  вскочила  в  седло  и  чуть-чуть
тронула поводья. Конь  послушно  вышел  из  конюшни  и  двинулся  по  кругу,
дожидаясь, пока Хозяйка изберет маршрут. Анжелика, сидя на  рослом  скакуне,
совсем по-другому взирала на мир.
   "Все выглядит иначе, когда находишься в седле",  -  думала  женщина.  Она
привстала в стременах и ухватила пальцами широкий, как растопыренная ладонь,
кленовый лист, мягкий и немного влажный. А когда она растерла его в  пальцах
и поднесла к лицу, почувствовала почему-то запах свежеиспеченного хлеба.
   - Ну, пошел, пошел! - она легонько сжала бока коня пятками, и тот тут  же
перешел  на  рысь.  Теперь  уже  можно  было  ощутить   упругость   воздуха,
обтекавшего ее лицо, труднее стало дышать. Но она  была  возбуждена,  и  это
помогало отрешиться от тревожного ожидания, уменьшало страх перед  вечерними
событиями. - Вперед, вперед, - приговаривала женщина.
   Конь летел все быстрее и  быстрее.  Мелькали  деревья,  в  густых  кронах
вспыхивали лоскутки голубого неба. Всадница проносилась мимо расположившихся
на берегу  озера  небольших  компаний.  В  основном  -  солидные  военные  в
тренировочных  костюмах  со  своими  клушами  женами,   вообразившими   себя
красавицами, и детьми.
   Анжелика решила обогнуть  озеро.  "Как  сильно  чувствуется  скорость!  В
машине можешь мчаться, но тебе покажется, что стоишь на месте. А вот  верхом
- прямо-таки дух  захватывает".  Ее  волосы  растрепались  от  ветра,  глаза
слезились, но она не сдерживала коня.  А  тот  чувствовал,  что  ей  хочется
скакать быстрее и быстрее. Уже в другую  сторону  легли  тени,  теперь  вода
сверкала золотым блеском.
   Такой ухоженный возле домов лес, на другом берегу, где мало кто и  бывал,
выглядел диким. Густые заросли крапивы,  орешника,  еле  заметная  тропинка,
заболоченный берег, заросший камышами. Пахло сыростью, гнилью и аиром.
   "Когда смотришь с нашего берега, - рассуждала Анжелика, -  всегда  лучшим
кажется этот, противоположный. А  потом,  когда  попадаешь  сюда,  начинаешь
понимать - все это сплошной обман. Здесь даже к воде не подойдешь, наверняка
в тине копошатся пиявки". Теперь уже приходилось  пригибаться,  чтобы  ветви
деревьев не хлестали по лицу, а руки руки все равно  продолжали  дрожать.  О
чем ни размышляла Анжелика, что ни делала, мысли о задуманном не покидали ее
ни на одну минуту, ни на одну секунду.
   "Успокойся, - пыталась образумить себя Анжелика,  -  даже  сейчас  ты  не
переставая думаешь  о  том,  чего  еще  не  сделала.  Но  потом,  когда  это
произойдет, уверена ли ты, что сумеешь забыть?.. А вот  тогда  мне  увидится
все проще, - зло улыбнулась она, пригибаясь под  очередной  веткой.  -  Лиха
беда начало, а когда дело сделано, оно уже не страшит".
   Она  посмотрела  вперед.  Толстый  сук  низко  нависал  над  землей.   Ей
показалось, что если сейчас выпрямить руки, то можно  успеть  зацепиться  за
него и повиснуть. А  конь  пусть  себе  скачет  вперед.  Но  чем  ближе  она
подъезжала к дереву,  тем  яснее  ей  становилось:  на  такой  скорости  уже
невозможно за что-то уцепиться, можно лишь крепче сжимать поводья и мчаться,
мчаться...
   Тени вновь повернулись так, словно уже  миновал  день.  Но  это  Анжелика
всего лишь заканчивала объезд озера. Конь  и  она  сама  разгорячились,  лоб
женщины покрывала испарина, Шанкурова глубоко дышала. Она  сбросила  свитер,
уложила его поперек луки седла. Близкая вода  манила,  хотелось  ощутить  ее
прохладную чистоту. Конь почувствовал желание всадницы,  умерил  бег,  пошел
шагом, а потом и замер.
   Анжелика спрыгнула на траву. Неподалеку, метрах в двадцати, у раскладного
мангала с шипящими на углях шашлыками, расположились малознакомые ей люди.
   Двоих мужчин она еще кое-как могла  припомнить,  да  и  то  с  трудом,  с
соседями она почти  никогда  не  заговаривала.  Сейчас  на  мужчинах  вместо
военной формы были безобразные спортивные костюмы. Рядом с ними  сидели  две
толстые тетки - их жены. Наверняка теперешние генералы отыскали их  когда-то
в деревенских магазинах. Стояли себе  за  прилавками,  откормленные,  сытые,
гладкие,  пахнущие  парным  молоком  и  свежим  навозом...   Анжелика   люто
ненавидела таких женщин, особенно если им что-то доставалось  в  жизни,  как
считала она, даром. Злость сверкнула в ее глазах, затем губы тронула улыбка.
"Я вам сейчас устрою!"
   Один из "мужчин сидел на корточках возле мангала, широко расставив ноги.
   Его большой живот свисал чуть  ли  не  до  земли.  Шашлыки  подгорали,  и
генерал то и дело брызгал на них  водой,  набирая  ее  в  рот  из  граненого
стакана. Никого  из  собравшихся  возле  скатерти,  расстеленной  на  траве,
уставленной бутылками и разной снедью, эта процедура не смущала.
   Анжелика Шанкурова обвязала поводья вокруг молоденькой сосенки и  подошла
к самому берегу. Разговоры вокруг мангала смолкли,  лишь  было  слышно,  как
шипит, сгорая, капающий на угли жир. "Ну, что же  вы  замолчали?"  -  ехидно
подумала Анжелика, вполоборота поворачиваясь к участникам пикника.
   Мужчины исподтишка, опасаясь жен, косились на молодую красивую соседку.
   - Ваня, подай мне помидор, - попросила одна из генеральш.
   "Нужен тебе этот помидор, - подумала Анжелика. - Бесишься, что твой  Ваня
на меня смотрит. И еще понимаешь, что мне-то он на  хрен  не  нужен.  С  его
животом только швейцаром в ресторане стоять, двери загораживать,  чтобы  без
откупного ни одна проститутка не проскочила".
   Анжелика медленно, как  на  сцене,  принялась  расстегивать  пуговицы  на
блузке. Почти невесомая материя скользнула на траву. Теперь Анжелика  стояла
в брюках и кружевном лифчике, повернувшись к соседям спиной.  Жена  генерала
Вани перестала чавкать помидором. Анжелика резко повела плечами, пластиковая
застежка щелкнула - и лифчик упал на блузку. В  мангале  уже  вовсю  полыхал
огонь, шашлыки неотвратимо обугливались, о них забыли. А  генерал,  сидевший
возле жаровни на корточках, булькал водой, набранной в рот, - ни  выплюнуть,
ни проглотить. Потом Анжелика расстегнула замшевые брюки и  также  вызывающе
медленно сняла их вместе с трусиками. Не обернувшись, она  вошла  в  воду  и
поплыла, стараясь не намочить волосы. Усталость и страх покидали ее,  теперь
она готова была на любое преступление. Да что там на преступление, она  была
готова и сама отправиться на тот  свет!  Красивая  жизнь  требовала  больших
денег, но жить красиво можно и недолго.
   Сейчас как раз был один из тех моментов красивой жизни, к которой она так
стремилась. Ее великолепный конь, привязанный на берегу озера... Само озеро,
в  которое  не  может  окунуться  никто  из  простых  смертных...   И   даже
причисленные к "непростым" генералы со своими женами,  сидевшие  на  берегу,
завидуют ей, завидуют  ее  деньгам,  молодости  и  красоте...  И  она  может
поиздеваться над ними вдоволь.
   А возле мангала тем временем назревал скандал.
   - Что ты ртом мух ловишь, шашлыки  сгорят!  На  мангал  брызнула  вязкая,
смешанная со слюной, выделившейся от созерцания Анжелики, вода.
   - Да нет, что ты сидишь так! - дергала другая генеральша своего мужа. - Я
же вижу, у тебя шея деревянная стала! Можешь посмотреть на нее!
   - На кого? - изобразил недоумение муж.
   - Хочет свою задницу показать - было бы на что смотреть...
   "Как же, что он сейчас разглядит, - злорадно подумала Анжелика, раскинула
руки и, уже  не  обращая  внимания  на  то,  что  ее  волосы  расплылись  по
поверхности воды, легла  на  спину,  выставив  вверх  два  холмика  упругой,
напрягшейся от прохладной воды, груди. - Дуры вы, дуры,  жены  генеральские,
позволили  бы  посмотреть  своим  мужикам  на  меня  вдоволь,  может,   хоть
возбудились бы они да трахнули вас хорошенько. Когда еще  такая  возможность
вам всем представится!.."
   Она предчувствовала, что ей совсем скоро придется покинуть  этот  дом  на
берегу озера, придется покинуть и Москву.
   Наконец Анжелика замерзла. Подплыв к берегу, где вода доходила чуть  выше
колена, она встала на твердое каменистое дно, выпрямилась, закинула руки  за
голову и глянула в небо.
   - Сучка! - не  удержавшись,  произнесла,  хотя  и  очень  тихо,  одна  из
генеральских жен и, спохватившись, прикрыла рот ладонью. - Подавай шашлык!
   Анжелика одарила ее милой улыбкой, надела кружевные трусики, набросила на
плечи,  не  вытираясь,  тонкую  блузку.  Ткань  промокла  и   стала   матово
прозрачной, как стекло под дождем. Грудь, обтянутая влажным  шелком,  теперь
казалась  мраморной.  Анжелика  из  кармана  брюк  извлекла  пачку  сигарет,
осторожно, чтобы не замочить, губами вытащила сигарету и подошла к  пышущему
жаром мангалу и такому же распаленному генералу.
   - Простите, сосед, у вас можно прикурить?
   Генерал, который сам не курил, зажигалки не имел. Прикурить от уголька?
   Но как его достать? Не голыми же руками. А территория  военных  дач  была
так ухожена, что на ней и веточки сухой не найдешь.
   - Так можно прикурить? - Анжелика пониже нагнулась - таким образом, чтобы
генерал мог полюбоваться ее грудью еще в  одном  ракурсе.  Тот,  смутившись,
ощущая спиной злой взгляд  жены,  чуть  опустил  глаза  и  тут  же  уткнулся
взглядом в  рыжеватый  треугольник,  прикрытый  ажурной  материей  трусиков.
Несколько вьющихся волосков пробились сквозь кружево, и на них поблескивали,
переливались жемчугом капельки озерной воды.
   - Я... Я сейчас... - не отводя взгляда от  бедер  Анжелики,  генерал  уже
было потянулся к мангалу. Возможно, он и  взял  бы  прямо  пальцами  тлеющий
уголек, чтобы поднести его к сигарете, но Анжелика сжалилась  над  ним.  Она
прижала кончик сигареты к раскаленному боку мангала.  Тут  же  пошел  легкий
ароматный дымок. Она надменно поблагодарила:
   - Спасибо, - и добавила, обращаясь к женщинам:
   - Приятного аппетита!
   Она вела коня за поводья, ступая босиком по мягкой траве.
   - За красивую жизнь нужно платить,  -  приговаривала  она  в  такт  своим
шагам, по слову на каждый шаг. - И все равно чем деньгами,  чужими  жизнями,
но только не своей. И не своим счастьем,  -  она  передала  поводья  в  руки
молодому парню, который исполнял в  доме  обязанности  конюха,  садовника  и
дворника. Тот, хоть  и  был  приучен  к  выходкам-провокациям  Анжелики,  не
скрывая восхищения, смотрел  на  ее  стройные  ноги,  на  грудь  под  мокрой
блузкой. Шанкурова напустила на себя строгость,  улыбка  исчезла  и  с  лица
парня. Он понял, ничего ему не светит, и сразу же занялся конем. :
   Развлечение  Анжелике  удалось,  теперь  предстояло  скоротать  время  до
вечера.
   Женщина чувствовала себя великолепно и решила, что душ  сейчас  принимать
не стоит. Нельзя смывать с себя запах озера, свежесть его воды. Из опыта она
знала, лучше всего помогает собраться  с  мыслями  физическая  нагрузка.  И,
поднявшись  наверх,  Анжелика  принялась   за   гимнастические   упражнения,
предварительно переодевшись в купальник.
   Охранники тем временем уже  битый  час  играли  в  карты.  По  негласному
договору, крупных ставок они не делали, чтобы не проиграться в пух и прах. А
поскольку мелких денег в их обиходе постоянно не хватало,  они  пользовались
для