юсь,  понял,
что я тебя не обманула, рассказывая о своей работе?
   - Так какой же ты будешь строить ему гараж?
   - Строить я не буду, Федор, я спроектирую. И спроектирую такой, какой
он пожелает. Если хочет подземный - сделаю подземный Захочет  на  другом
конце участка - сделаю на другом. Мне все равно.
   На столе появилась бутылка дорогого французского шампанского.
   - Я не люблю французское шампанское, - сказал Глеб.
   - А я обожаю.
   - Тогда пей его сама, - чуть игриво сказал Глеб.
   - Вот и буду. Всю бутылку выпью одна. А потом мы поедем ко мне.
   - А не будет много? - улыбнулся Глеб.
   - Не будет, - сказала Ирина и подмигнула.
   И Глеб в который раз за этот вечер  отметил,  что  Ирина  изумительно
красива.
   Он видел это и  по  тому,  какие  взгляды  бросали  на  его  спутницу
мужчины.
   Действительно, за этот вечер Ирина выпила  бутылку  шампанского.  Они
вдоволь натанцевались, у  Ирины  было  прекрасное  настроение.  Она  без
умолку, со всевозможными шутками рассказывала Глебу о  своей  работе,  о
том, с какими интересными людьми ей приходится сталкиваться. Глеб  почти
не говорил, лишь изредка задавал вопросы и опять же убеждался,  что  его
избранница не только красива, но и умна.
   Ровно в двадцать три часа Глеб  и  Ирина  покинули  ресторан.  Черная
"волга" с молоденьким таксистом стояла  на  месте.  Глеб  открыл  дверь,
помог Ирине сесть.
   - Вечер прошел хорошо? - поинтересовался таксист.
   - Изумительно! Это один из лучших вечеров в  моей  жизни,  -  шелестя
огромным букетом роз, сказала Ирина.
   - Тогда я рад за вас.
   Такси помчало по городу. Ирина прижималась к Глебу, заглядывала ему в
глаза, сжимала пальцы, нежно теребила  ладонь.  Ей  хотелось  как  можно
скорее попасть домой.
   Глеб и на этот раз не обратил внимания на то, что за ними, хоть  и  в
отдалении,  следовала  машина.  Когда  такси  въехало  во  двор,  черная
служебная "волга" с  двумя  сотрудниками  ФСБ  проехала  чуть  дальше  и
свернула за угол.
   Глеб и Ирина поднялись в квартиру. Едва защелкнулся замок, как  Ирина
сбросила туфли на высоких каблуках, швырнула в  угол  плащ  и  буквально
повисла на шее Глеба, жадно и страстно целуя его в губы.
   - Наконец-то... наконец-то мы одни, -  шептала  она.  Глеб  приподнял
Ирину и ответил поцелуем на поцелуй. Вдруг зазвонил телефон.
   - К черту! К черту все звонки! - сказала женщина и  стянула  с  Глеба
пиджак, сорвала галстук и,  путаясь,  принялась  торопливо  расстегивать
пуговицы рубашки.
   А Глеб вытащил заколки,  и  черные  вьющиеся  волосы  рассыпались  по
плечам Ирины. Глеб подхватил женщину на руки, легко, словно та ничего не
весила, и понес в спальню.
   А телефон продолжал исступленно звонить.
   - К черту! К черту! - шептала Ирина, ища своими губами губы Глеба.
   - Я выключу, он меня раздражает, - сказал Глеб.
   - Нет, я выключу, - сказала Ирина, легко вскочила, выбежала в большую
комнату и выдернула штекер из розетки.
   В квартире наступила тишина.
   - Я включу музыку.
   - Да-да, включи, - сказал Глеб, снимая брюки и забираясь под махровую
простыню.
   Зазвучала музыка. Она заполнила  спальню.  Казалось,  огромная  тахта
качается на высоких волнах, как надувной матрас. Ирина то приближалась к
Глебу, то отстранялась от него.  Мужчина  и  женщина  сливались  в  одно
целое, их руки и ноги сплетались,  тела  прижимались.  Слышались  стоны,
вздохи. А музыка звучала, укачивая счастливых любовников, вознося  их  к
вершинам блаженства.
   Наконец, Ирина  вздрогнула,  прикусила  губы,  страстно  вздохнула  и
откинулась на  подушки.  Глеб  открыл  глаза  и  увидел  черные  волосы,
рассыпанные на белой ткани подушки, увидел цепочку с  маленьким  изящным
крестиком.
   Ирина открыла глаза.
   - Я хочу, чтобы ты всегда был со мной.  Всегда-всегда!  Мне  надоело,
что ты  уходишь,  исчезаешь,  мне  надоело  тебя  ждать.  Надоело  всего
бояться, - Ирина прикоснулась к повязке на левом  плече  Глеба.  -  Тебе
больно? - спросила она.
   - Нет, рана уже затянулась. На мне все заживает очень быстро.
   - Я не хочу, чтобы у тебя на теле  появлялись  новые  раны.  Я  люблю
тебя, - сказала она, прикасаясь пальцами  к  губам  Глеба.  -  И  можешь
ничего не говорить, ничего не объяснять. Я все равно буду любить тебя...
Глава 11

   Сергей Соловьев проснулся на удивление рано. Обычно он вставал  ровно
в семь, а сейчас на часах было только шесть. Он и  сам  не  мог  понять,
почему проснулся в столь ранний час. Вроде  бы  вчера  не  пил,  никакой
очень срочной работы у него не было.  Несколько  минут  Соловьев  лежал,
глядя в потолок. Он  смотрел  на  пятно  солнечного  света,  на  искорки
хрустальной люстры. Затем резко сбросил одеяло и по-армейски  вскочил  с
кровати.  Несколько  раз  присел,  чтобы   размять   ноги,   наклонился,
подпрыгнул и только потом вышел из спальни.
   - Удивительно! Слишком рано я проснулся, - сам себе сказал  полковник
Соловьев, стоя посреди гостиной, уже прекрасно понимая, что больше спать
не будет.
   Он чувствовал себя достаточно бодрым и отдохнувшим.
   - Небольшая зарядка мне не повредит, - сказал Соловьев и,  бросившись
на ковер, начал отжиматься.
   Когда он досчитал  до  пятидесяти,  то  поднялся  и  принялся  махать
ногами. Он быстро вспотел и  только  после  этого  направился  в  ванную
комнату. Там он позволил себе  постоять  дольше  обычного  под  упругими
холодными струями душа.
   Затем растерся большим махровым полотенцем, намылил щеки и  тщательно
выбрился.
   Крем,  хорошая  туалетная  вода  -  и  Соловьев   почувствовал   себя
совершенно бодрым.
   Голова работала ясно.
   Приготовил  яичницу  с  ветчиной,  обильно  полил  ее   темно-красным
импортным кетчупом, сварил себе кофе.  Но  вначале  выпил  чашку  чая  с
лимоном. Съев  яичницу,  Соловьев  закурил  и  стал  пить  кофе.  Первая
утренняя сигарета всегда была самой приятной и сладкой.
   Он всегда с утра прикидывал план на предстоящий день. Сейчас он знал,
что   ему   необходимо   связаться   с   Глебом,    необходимо    решить
одну-единственную проблему - когда и  где  Глеб  уберет  вора  в  законе
Мартынова Петра Петровича по кличке Седой или его  партнера  и  приятеля
Богаевского Иосифа Самсоновича по кличке Дьякон или Монах. Лучше  всего,
как понимал Соловьев, операцию провести за городом.  Но  ведь  эти  двое
могут  приехать  в  Москву,  где  у  них  были  квартиры,  могут  вообще
куда-нибудь вдруг уехать.
   - Хотя нет, - сказал сам себе Соловьев, - эти люди  не  из  тех,  кто
оставляет уже начатое дело. Они  попытаются  продолжать  терроризировать
банкира Бортеневского. Они же желают заполучить и банк Бортеневского,  а
это очень большие доходы.
   Это означало и другое - еще один из крупных московских  банков  будет
находиться  под  контролем  бандитов.  Соловьев  уже   много   лет   был
специалистом по организованной преступности и боролся с бандитами  всеми
разрешенными и даже запрещенными средствами. Он ненавидел  преступников,
ненавидел воров  в  законе  с  их  странным  кодексом  чести,  ненавидел
рэкетиров, ненавидел мошенников и аферистов. Хотя, как профессионал,  не
мог не восхищаться их довольно  хитроумными  и  находчивыми  действиями.
Временами бандиты придумывали такие ходы, что даже он, человек в  борьбе
с организованной  преступностью  многоопытный,  восхищался.  К  тому  же
Соловьев прекрасно понимал, что власть пока  еще  слишком  слаба,  чтобы
нанести сокрушительный  удар  вооруженной  преступности,  что  структуры
власти коррумпированы, подкуплены, что бандиты щедро платят им за нужную
информацию, за помощь в улаживании своих грязных дел.
   Соловьев даже знал, кто из  его  коллег  в  ФСБ  получает  деньги  от
бандитов, но прижать на сегодняшний  день  своих  коллег  он  не  мог  -
слишком уж все аккуратно было сделано. Оставалось  одно  -  отстреливать
бандитов по одному. Хотя Соловьев и говорил Глебу Сиверову,  что  о  его
существовании не знает никто, это была не правда. О существовании  Глеба
знали еще два генерала. Но они знали о Сиверове  только  одно  -  что  у
Соловьева есть человек по кличке Слепой и что за проделанную работу  они
иногда вынуждены платить тому деньги. Больше о  Глебе  никто  ничего  не
знал.
   В бумагах  ФСБ  Глеб  Сиверов  проходил  по  кличке  Слепой.  Он  был
засекречен и выйти на него мог только сам Соловьев, никто другой, только
Соловьев.
   Соловьев жадно затягивался, щурил глаза, смотрел в  окно.  Город  уже
проснулся, внизу, на дорожке, появились любители утреннего бега.
   "Ну что ж, надо обязательно связаться  с  Глебом.  Я  позвоню  ему  с
работы",  -  решил  полковник  Соловьев  и  составил  грязную  посуду  в
сверкающую никелированную мойку.
   Вернувшись  в  спальню,  быстро  начал  одеваться.   Он   все   делал
по-военному быстро.
   Войдя в кабинет, он извлек из сейфа свой пистолет, сунул его сзади за
ремень брюк и позвоночником почувствовал холодную  сталь  оружия.  Затем
надел куртку, набрал телефонный номер, поставил квартиру на сигнализацию
и с тонкой кожаной папкой в руках спустился по лестнице  вниз,  а  затем
вышел во двор.
   Его "волга" стояла чуть  поодаль  от  подъезда.  Соловьев  подошел  к
машине, внимательно осмотрел ее и только затем открыл  дверь.  Еще  пару
минут он сидел в кабине, не включая двигатель, хотя ключ уже находился в
замке зажигания. "Ну что ж, надо ехать".
   Он запустил двигатель и медленно выехал. На первом же перекрестке  он
вздрогнул.  Ему  показались  подозрительными  белые  "жигули",   которые
остановились метрах в десяти за его "волгой". Дождавшись, когда светофор
вспыхнет желтым, Соловьев рванул  с  места.  Белые  "жигули",  в  кабине
которых сидели двое, поехали за ним.
   "Может, мне кажется? - подумал полковник Соловьев. - Да нет, вроде бы
следят. Но интересно, кто же это может быть?"
   На перекрестке Соловьев резко свернул, решив проверить, действительно
ли за ним следят.  Белые  "жигули",  проехав  чуть  вперед,  тоже  резко
свернули влево.
   - Вот это да! - воскликнул полковник. - Такого я никак не ожидал.
   Интересно, свои следят или чужие?
   В общем-то, Соловьев не очень боялся  слежки.  Он  знал,  что  иногда
следят свои. Кто-то из верхних эшелонов вдруг решает:  а  почему  бы  не
проверить полковника такого-то? И дает поручение. И люди из параллельной
службы начинают следить, даже прослушивают разговоры. Хотя  в  том,  что
его телефон не прослушивается, Соловьев был убежден. Периодически, раз в
неделю, он проверял его.
   Сейчас белые "жигули" следовали за ним.
   "А если это бандиты? Как они вышли  на  меня?  -  задал  себе  вопрос
полковник Соловьев. - Как?"
   Ответа у него пока не было. Его мозг работал быстро  и  четко.  После
того, как были убиты Цыган и его охранник, были убиты  бандиты  на  даче
под Питером, бандиты, скорее всего, поняли, что так с ними  расправиться
могут только профессионалы. "Но тогда как они вышли на меня?"
   И тут Соловьев сделал еще один резкий поворот, пытаясь отделаться  от
навязчивого "хвоста". Через мгновение Соловьев понял,  что  это  ему  не
удалось.
   "Жигули" были на "хвосте".
   "Да черт с вами, - решил полковник, - следуйте за мной  куда  хотите,
езжайте к моей конторе, мне бояться нечего".
   Хотя он в то же время почувствовал холодок страха, почувствовал,  как
пальцы помимо его  воли  вцепились  в  баранку,  а  на  скулах  заходили
желваки.
   Следующей мыслью полковника была такая:
   "Я  знаю  продажных  людей  в  ФСБ,  знаю,  кто  берет  взятки.  Знаю
купленных.
   Почему за хорошие деньги кто-нибудь из них не  может  сдать  меня?  А
есть и другой вариант: люди Седого и Дьякона  следили  за  Бортеневским,
следили все время.
   Возможно, они видели меня и не сложно было догадаться: если я бываю у
банкира, скорее всего, его безопасностью тоже занимаюсь я".
   - Черт! Наверное, я влип! - сам себе сказал Соловьев. - И действовать
надо как можно быстрее. Бог с ними, пусть висят на "хвосте". Думаю,  это
продлится не долго.
   Утром следующего дня, едва Бортеневский вошел в свой офис, окруженный
многочисленной охраной, и сел за свой стол, как  раздался  звонок.  Этот
звонок был сделан по прямому телефону, номер которого был известен очень
немногим людям. Бортеневский спокойно поднял трубку. Могла звонить жена,
могли звонить несколько партнеров, также мог звонить полковник Соловьев.
   - Бортеневский слушает, - сказал банкир. В трубке спокойно и уверенно
проговорили:
   - Слушай внимательно. Мы от тебя не отстанем. Выбирай - или мы  будем
работать вместе, или... Ты понял, что будет?
   - Кто это говорит? - крикнул в трубку  Бортеневский  и  почувствовал,
что ладони рук сделались липкими от пота.
   - Ты знаешь, кто это говорит. Запомни, смерть Цыгана тебе не  простят
никогда!
   - Какую смерть? Какого Цыгана? Идите вы к черту!
   - Не горячись, подумай, - говорил спокойный мужской голос, даже  чуть
равнодушный, словно бы он читал текст передовицы в газете. - Мы свяжемся
с тобой, а ты хорошенько подумай. Если тебе дорога жизнь,  ты  будешь  с
нами. А если она тебе не нужна, то можешь и дальше работать  с  ФСБ,  со
своим полковником Соловьевым.
   - Какой Соловьев? - выкрикнул в трубку Бортеневский дрожащим от ужаса
голосом.
   - Мы все о тебе знаем - все, даже больше, чем тебе самому известно, -
трубку положили.
   А Бортеневский еще долго сжимал потными пальцами  телефонную  трубку.
Его сердце бешено колотилось, а рубашка уже успела прилипнуть  к  потной
спине...
   В полдень Соловьев наконец смог связаться  с  Глебом  Сиверовым.  Они
договорились встретиться.
   В конце разговора Соловьев сказал:
   - За мной следят. Так что будь осторожен. И посмотри, кто это.
   - Ты знаешь, за мной тоже следят - двое на черном "опеле", -  сообщил
Глеб.
   - На этих не обращай внимания, это мои люди.
   - Ты что, сошел с ума и не доверяешь мне?
   - Они тебя охраняют, - соврал Соловьев.
   - Меня охраняют? От кого?
   - Это я тебе объясню при встрече.
   Полковник Соловьев и Глеб  Сиверов  встретились  в  кафе  у  Большого
театра.
   Глеб проследил, чтобы за Соловьевым не было "хвоста", и только  потом
подошел к нему. Мужчины сели друг против друга в углу небольшого уютного
кафе. К ним тут же подошла стройная девушка-официантка.
   - Господа, чего желаете? - спросила она.
   - Мне, пожалуйста, кофе с молоком, - усталым голосом сказал Соловьев.
- А тебе? - он посмотрел на Глеба.
   - А мне большой стакан апельсинового сока и маленькую  чашку  черного
кофе.
   Только, пожалуйста, покрепче, если можно.
   - Конечно можно, - сказала официантка и удалилась.
   - Ну, что скажешь? - задал свой первый вопрос Глеб.
   -  Все  нормально.  Мне  позвонил  наш  друг  банкир.  Он  до  смерти
перепуган. Они продолжают его терроризировать и вынуждают пойти  с  ними
на сделку.
   - А он что?
   - Он обо всем этом рассказывает мне, - криво усмехнулся Соловьев.
   - По-моему, ты похудел, - сказал Глеб, глядя в глаза Соловьеву.
   - Опять ты за свое? Мы встретились, чтобы поговорить о деле, а ты  со
своими дурацкими шуточками. Когда в конце концов ты изменишься?
   - По-моему, я изменился так, Сергей, что меня  даже  мать  родная  не
узнала бы.
   - Это точно, - с той же кривой усмешкой сказал полковник Соловьев.
   Принесли кофе и сок. Соловьев закурил. Глеб поморщился.
   - Ну, ты уж извини, потерпи. Знаю, тебе это не очень-то приятно.
   - Да кури, - махнул рукой Глеб и  сделал  несколько  больших  глотков
ярко-оранжевого сока.
   - Я думаю, - сказал Соловьев, глядя в свою чашку,  -  эти  ребята  не
отвяжутся от Бортеневского. Они либо убьют его, отомстив за своих,  либо
заставят плясать под их дудку.
   - Правильно, - спокойно ответил  Глеб,  отставляя  пустой  стакан.  -
Сергей, я хочу спросить у тебя одну  вещь,  только  ответь  мне  честно,
чтобы я знал, как себя вести и к чему быть готовым.
   - Я слушаю, - подался немного вперед полковник Соловьев.
   -  Сергей,  скажи,  кто,  кроме  тебя  и  Альберта,  знает   о   моем
существовании?
   Соловьев ожидал этого вопроса и решил не хитрить.
   - Раньше знали мы двое, теперь о твоем существовании, Глеб, знают еще
два человека. Эти двое - мои непосредственные начальники, два генерала -
Душин и Мокашевский.
   - Я их знаю, - сказал Глеб.
   - Но ты можешь быть спокоен, - продолжил Соловьев, - они знают о тебе
как о Слепом, именно  под  этой  кличкой  ты  фигурируешь  кое  в  каких
бумагах. Выйти на тебя никто из них не сможет. Как  с  тобой  связаться,
знаю только я. И если вдруг я исчезну, - Соловьев улыбнулся, -  с  тобой
никто связаться не сможет. После этого ты можешь быть свободен.
   - Не надо об этом. В это не хочется верить.
   - Да, не хочется, - сказал Соловьев, - как не хочется  верить  в  то,
что Альберта нет.
   - Кстати, послушай, - сказал Глеб и вытащил  из  внутреннего  кармана
куртки конверт, - я хочу, чтобы  вот  это  ты  передал  Наташе.  Ведь  у
Альберта двое детей, и думаю, что с деньгами у них не все благополучно.
   - Хорошо, - сказал Соловьев, взял  деньги,  спрятал  их  в  карман  и
улыбнулся Глебу. - Ты, как всегда, самый лучший, самый догадливый, самый
добрый. А мне такое даже в голову не пришло.
   - Ничего страшного, - сказал Глеб, - главное,  что  пришло  в  голову
мне.
   - Вот, смотри. Это адреса, - Соловьев вытащил из своей тонкой кожаной
папки листок бумаги, - прочти и  запомни.  Это  адреса  и  телефоны,  по
которым  можно  найти  Седого  и  Дьякона.  Их  надо  ликвидировать,  но
желательно по одному. И еще: все это надо будет провернуть не в  городе,
потому что и так все газеты  переполнены  сообщениями  об  убийствах,  и
каждую неделю в конторе стоит крик, что  мы  не  работаем,  что  бандиты
распоясались и делают, что хотят.
   - А разве это не так, Сергей?
   - Так, но ты  должен  действовать  по-другому.  А  деньги  я  передам
Наташе, ты не беспокойся.
   Через час Глеб Сиверов был в своей мастерской. Перед этим он прошелся
по  Арбату,  посмотрел  на  торговцев  картинами,  на  орущих,   поющих,
скачущих, хохочущих, посмотрел на развлекающуюся молодежь и  понял,  что
время неумолимо,  что  каждый  день  приносит  изменения.  Даже  Москва,
которую он любил, изменилась так сильно, что многого он не  понимает.  В
чем-то Москва стала похожа на европейские города, но при этом все  равно
осталась какой-то азиатской, бесшабашной, перепутанной и бунтующей.
   Несколько  раз  Глеб  останавливался  перед  витринами  и  следил  за
отражением.
   Никто за ним не шел. И Глебу стало спокойнее. Он почувствовал себя на
какое-то время одиноким и независимым. Нахлынули воспоминания.
   Когда-то они втроем вот так же гуляли по Арбату. Только не по  этому,
новому, а по тому, старому - не по приглаженному и застекленному, не  по
такому шумному и многолюдному. Глеб вспомнил, как шутил Альберт Костров,
вспомнил молодого Серегу,  вспомнил  себя  и  остановился  перед  темным
тонированным стеклом витрины. Он  смотрел  на  свое  отражение,  пытаясь
отыскать  в  этом  человеке  того  Глеба  Сиверова,  каким  он  был  лет
пятнадцать назад. Но сейчас перед ним был абсолютно другой человек.
   "Зачем я пошел на этот шаг? - задал себе уже, может быть, в  тысячный
раз один и тот же вопрос Глеб. - Это изменило  мою  жизнь,  это  сделало
меня другим.
   Это даже изменило мое мировоззрение. Прошлое  осталось  прошлым,  оно
стало как бы не моим. И сейчас только один человек знает наверняка,  что
тот капитан  Глеб  Сиверов  и  сегодняшний  Федор  Молчанов,  или  Игорь
Виноградов, или Сергиевский Павел - один и тот  же  человек.  Где-нибудь
есть фотография, на которой сохранился тот капитан Сиверов, бесстрашный,
награжденный двумя орденами командир спецгруппы". Глеб смотрел на  людей
в камуфляжной форме, которых было много на Арбате, и горько усмехнулся.
   "Да, когда-то и мы втроем вот  в  такой  же  форме,  или  похожей,  с
тяжелыми  рюкзаками  за  плечами,  с  полным  б