передним колесом в пылающий костер.
      -  Едут?  -  поинтересовался Клаус. Глеб молча  указал
рукой на два джипа, ползущих по серпантину над карьером.
      -  Мой  клиент  в  первой машине,  -  хрипло  произнес
Сиверов,  -  пять человек в задней машине. Пусть  ребята  ее
задержат.
     - А ты?
      -  Я  разберусь  с ним один на один.  Знак  не  забудь
прихватить, - напомнил Сиверов.
      Клаус,  хохотнув,  хлопнул рукой по  вытертой  волчьей
шкуре,  прикрывавшей сиденье его мотоцикла.  Спрятанный  под
пей знак отозвался глухим жестяным стуком.
      -  Порядок. Постарайся разукрасить мерзавца так, чтобы
любимая девушка сразу узнала твой почерк.
     - Она его узнает.
      Глеб  сжал  кулак, левой рукой придержал полу  кожаной
жилетки,   чтобы   раньше   времени  не   продемонстрировать
пистолет, заткнутый за пояс.
     - Вперед.
      Клаус  с  неожиданной  для  такого  грузного  человека
ловкостью  вскочил  в  седло. Его  мотоцикл  приподнялся  на
заднем  колесе.  Девушка  Клауса, недовольная  тем,  что  ей
придется  ехать  с  другим парнем, с  укором  посмотрела  на
Сиверова.
      Карьер  наполнился оглушительным ревом  двигателей,  и
стая  мотоциклов  понеслась к шоссе. Ветер свистел  в  ушах,
холод обжигал разгоряченные тела. Клаус и Сиверов шли колесо
в колесо.
      Клаус  заулюлюкал, как это делают индейцы в вестернах.
Его  приятели  отозвались.  Улюлюканье  эхом  покатилось  по
горам.  Глеб  прибавил скорость. Клаус решил  не  отставать.
Вскоре впереди показались джипы.
      Прохоров  нервно обернулся, заслышав  грохот  моторов.
Раньше  ему такое приходилось видеть лишь в фильмах: пестрая
компания,  одетая  в  черную кожу,  изрешеченную  блестящими
заклепками;  у  некоторых парней на головах были  фашистские
каски,  руки,  грудь  и  даже животы  украшала  разноцветная
татуировка.
     - Уроды, - сказал Прохоров. Грохот мотоциклов мгновенно
перекрыл рев музыки.
      -  Сбавь скорость, пусть нас обгонят. Мотоциклисты шли
по  три  в ряд, пристроившись рядом с машинами. Клаус  почти
вплотную  подъехал к джипу, высунул язык и показал Прохорову
оттопыренный   средний  палец  правой  руки.   Ребята   тоже
оттягивались  по  полной программе. Парень,  везший  девушку
Клауса, на ходу откупорил банку с пивом, набрал полный рот и
/+n-c+ на ветровое стекло джипа с охраной.
      -  Да  я  сейчас этих уродов... - завозился  охранник,
сидевший за Прохоровым.
      Он  уже  готов был вытащить пистолет. Николаю пришлось
его остановить.
      -  Тебе  нужны неприятности с полицией?  Порезвятся  и
свалят.
     Двое байкеров, улучив момент, вклинились между джипами.
Их  мотоциклы  виляли,  не давая машинам  вновь  сблизиться.
Шофер   попробовал  обогнать  их,  но  еще   один   мотоцикл
перегородил джипу дорогу. Задний автомобиль стал  отставать.
Клаус  показал  Сиверову  большой палец,  мол,  ребята  дело
сделают.
      Прохоров  увидел в зеркальце заднего вида, что  задний
джип   остановился.  Байкеры  окончательно  загородили   ему
дорогу.
     - Остановиться? - спросил шофер.
     - Нет, - отрезал Прохоров.
      В  Италию  он  должен был прибыть по графику.  Байкеры
казались  ему случайной помехой на пути. К тому же  основная
масса  мотоциклистов  осталась сзади. Лишь  двое  продолжали
следовать за ним.
      Остановившийся  джип  и  байкеры  скрылись  за  крутым
поворотом.
     - Жми, - приказал Прохоров.
     Джип на какое-то время вырвался вперед, но с машиной на
повороте   управиться  сложнее,  чем  с  мотоциклом.   Клаус
постегал.  Сиверов  вырвался  вперед.  Теперь  волчий  хвост
развевался почти перед самым капотом джипа, мозоля Прохорову
глаза.
     - Я его сейчас сделаю, - со злостью усмехнулся водитель
и попытался бампером ударить в заднее колесо мотоцикла.
     Но Сиверов легко ушел вперед.
     - С каким бы удовольствием я его пристрелил, - вздохнул
охранник на заднем сиденье.
      Юра  же, исполнивший свой долг, с улыбкой наблюдал  за
происходящим.  В  душе  байкеры были ему  куда  милее  людей
Ленского.  "Отвязанные  ребята, - подумал  он,  -  такое  на
горной  дороге  выделывать. Это  нужно  совсем  не  дорожить
собственной жизнью".
      Приближался тоннель. Глеб на мгновение оторвал  правую
руку  от  руля  и  дал  знак Клаусу. Тот  сбросил  скорость.
Мотоцикл Сиверова и джип исчезли в темноте тоннеля.
      -  Тут  я  его  по  стенке  и размажу,  -  пробормотал
водитель, включая фары.
      Байкер  "достал" его настолько, что он и впрямь  готов
был  размазать его по шершавой стене тоннеля. И тут Прохоров
со  страху втянул голову в плечи. Мотоциклист на ходу  вынул
из-за пояса пистолет и выстрелил в переднее колесо джипа.
      Послышалось  шипение. Сидевшие в салоне ухватились  за
спинки  сидений и поручни. Джип вильнул, водитель  нажал  на
тормоза,  машину со страшным визгом занесло и несколько  раз
ударило о стены. Джип замер, из-под протекторов шел дым.
     Клаус, остановившийся у входа в тоннель, прислушался.
      -  Круто,  - сказал он и, подтащив на середину  дороги
каменный  обломок, прислонил к нему знак "Проезд  запрещен",
укрепил его и спокойно поехал обратно.
      Прохоров,  хоть и упирался руками в приборную  панель,
все  равно  сильно  ударился головой о  лобовое  стекло.  То
выдержало, лишь тонкая трещина прошла по нему. Голова гудела
Прохоров  смотрел  на  свои руки и тупо  пытался  сосчитать,
сколько же у него пальцев.
      Яркий  свет  ударил  в салон джипа.  Прохоров  вскинул
голову.  Фара  мотоцикла била прямо в глаза. Глеб,  поставив
мотоцикл на подножку, приближался к машине, держа пистолет в
вытянутых  руках.  Он  знал, что его сейчас  практически  не
видно. Фара ослепила сидевших в джипе людей.
      На  заднем сиденье пришел в себя охранник. Глеб  резко
рванул  на  себя  дверцу,  и ствол пистолета  уперся  в  лоб
Прохорова.
      -  Давай  эту  штуку сюда, - услышал начальник  охраны
Ленского знакомую русскую речь.
      -  Я не понимаю, - пробормотал Прохоров, разыгрывая из
себя простачка.
     - Ты знаешь, что мне надо.
     Сиверов без предупреждения ударил Прохорова левой рукой
в челюсть. В этот момент охранник на заднем сиденье выхватил
пистолет,  но выстрелить не успел. Глеб опередил  его.  Пуля
угодила в плечо, и рука с пистолетом повисла плетью,  оружие
выскользнуло на пол.
     - Лучше не дергайся, - предупредил Глеб.
      Компьютерщик  забился в угол и от ужаса закрыл  глаза,
готовый к тому, что его сейчас пристрелят.
       Прохоров  тряхнул  головой  и  открыл  глаза.  Увидев
собственное отражение в черных зеркальных стеклах очков,  он
почувствовал, что задыхается. Рука сама собой  потянулась  к
горлу, чтобы расстегнуть пуговичку воротника.
      Глеб  взял чемоданчик и, натянув цепочку, выстрелил  в
нее.  Треснувшее  лобовое стекло осыпалось. Юре  показалось,
что  выстрелили  в него. Он обхватил голову  руками  и  упал
между сиденьями. Шофер медленно поднял руки, показывая,  что
не собирается сопротивляться.
      - Ключ! - властно приказал Сиверов. Прохоров несколько
секунд  смотрел  на  пистолет в руках байкера,  не  в  силах
поверить   в  происходящее.  Он  нутром  почувствовал,   что
противник  не  любит считать до трех. Если  его  просьба  не
будет  выполнена,  он  нажмет на спуск  без  предупреждения.
Прохоров  медленно  запустил два пальца в нагрудный  карман,
извлек  из  него маленький ключ замысловатой конфигурации  и
опустил его в ладонь Глебу.
      -  Пока,  -  сказал Сиверов, отступая  в  темноту,  из
которой в джип била ослепляющая фара мотоцикла.
      Двигатель  взревел  так, что показалось,  будто  камни
осыпаются  со стен. Шофер кулаком выдавил остатки провисшего
лобового  стекла и выхватил пистолет. В этот момент  погасли
огни  мотоцикла. Шофер наугад несколько раз  выстрелил.  Гул
удалялся.
      -  Твою мать! - отчаянно закричал Прохоров, корчась от
!.+(.
     Когда пуля перебила цепочку, браслет впился в кожу, из-
под него сочилась кровь.
      Тем  временем  перед знаком, установленным  Клаусом  у
входа  в  тоннель, уже собралось несколько  машин.  Водители
раздумывали, что делать. Спросить было не у кого.
      Сиверов  проехал  пару  километров.  Дальше  начинался
каменный  арочный  виадук, внизу, переливаясь  через  камни,
бурлила горная река.
      Глеб снял с багажника туристический рюкзак, завернутый
в мешковину, сорвал ее и быстро переоделся. Сменив кожаную в
заклепках  одежду  байкера на серый  спортивный  костюм,  он
кинул  ее  на мешковину, положил сверху пистолет  и  сбросил
вниз. Вода подхватила одежду.
      Глеб  стал  на  подножку  мотоцикла,  почти  до  упора
повернул  ручку  газа,  машина  рванулась  вперед.   Тяжелый
мотоцикл  протаранил ограждение. Сиверов  выпустил  руль  из
рук, отпрыгнув в сторону. - Сверкнув никелем, тяжелая машина
рухнула в горную реку. Холодная бурлящая вода подхватила это
адское создание и потащила его по острым камням.
     Сиверов открыл чемоданчик, переложил диск в пластиковую
коробку,  на  обложке которой значилось "Вагнер.  Лоэнгрин",
забросил рюкзак за плечи и исчез в придорожных зарослях.  Он
уже слышал вой полицейских сирен по ту сторону тоннеля.
      Когда  Глеб, поднявшись по склону, оказался на том  же
самом  шоссе, практически ничего в нем не напоминало  о  его
байкерском  прошлом: теплый спортивный костюм,  ярко-зеленый
рюкзак  за  плечами,  на  поясе  плейер,  на  шее  наушники.
Любитель  путешествовать автостопом и послушать  музыку,  он
медленно брел по обочине, отставив руку с вскинутым  большим
пальцем.
      Первая же машина притормозила, чтобы подвезти туриста.
Вскоре  автомобиль  вынужден  был  остановиться:  впереди  у
самого въезда в тоннель случился затор. Сверкали полицейские
мигалки.  К  городу  неслась машина "скорой  помощи",  увозя
раненого  охранника. Через полчаса дорогу  освободили.  Глеб
абсолютно   безразличным  взглядом  скользнул  по  разбитому
джипу,   возле  которого  подавленный  Прохоров  с   помощью
компьютерщика Юры давал показания полиции.
     - Русская мафия, - сказал шофер, - даже сюда добрались.
Раньше  их только в Австрии слышно было. Разборки, - добавил
он  уже вошедшее в газетный обиход русское слово - Разборки?
- переспросил Сиверов, пожимая плечами. - Что это такое?
      Водитель  принялся объяснять непонятливому  пассажиру-
немцу,  что  такое бандитские разборки. Глеб  еле  сдерживал
улыбку, понимая, насколько далеки представления швейцарцев о
реальностях российской жизни.

                           Глава 3

       Месяц  назад  полковнику  налоговой  полиции  Кириллу
Андреевичу  Кривошееву  исполнилось сорок  шесть  лет.  День
рождения   отметили  скромно  -  на  даче.  Были   несколько
сослуживцев, родственники, жена и дети. К вечеру подтянулись
a.a%$(.
      Старинная  двухэтажная дача, доставшаяся Кривошееву  в
наследство  от  отца - генерала Советской армии  Кривошеева,
находилась в сорока километрах от Москвы, поэтому  Кривошеев
мог  жить  на  ней почти круглый год. Дорога до города  была
хорошей,  гладкой, однако жить на даче полковник  не  любил.
Комары,  мухи,  запах  цветов, падающие  яблоки  -  все  это
Кирилла Андреевича раздражало. Восторги жены, ее вздохи, ахи
по  поводу великолепия окружающей природы доводили его порой
до дрожи.
      - Уймись, Ольга, хватит, - говорил жене Кривошеев, - я
уже это слышал миллион раз.
      -  Ну,  ты  посмотри, Кирилл, какая красота вокруг,  -
распахнув  настежь дверь балкона на втором этаже  и  стоя  в
длинной  ночной  сорочке,  произносила  супруга,  глядя   на
открывающуюся  панораму  из  плодовых  деревьев,  облаков  и
лужаек.
      Где-то кричали петухи, лаяли собаки. Кривошеев ежился,
нервно хватал подушку и прятал под нее голову.
      -  Не слышать бы мне вас всех. И так голова от проблем
пухнет, а тут еще ты со своими восторгами.
      С  дачи  полковник Кривошеев уезжал  всегда  с  легким
сердцем.  В  семье  было  две машины: маленький  серебристый
"Фольксваген-гольф", которым пользовалась супруга,  и  белая
"Волга"   -   машина  полковника.  Полковнику  полагался   и
служебный автомобиль, однако пользовался им Кривошеев редко,
лишь  тогда,  когда знал, что предстоит какой-нибудь  фуршет
или  небольшое  торжество. Тогда он  позволял  себе  немного
выпить, и за руль, естественно, не садился.
     Вот и сегодня от радостного восклицания оптимистки-жены
полковнику Кривошееву пришлось оторвать от подушки голову.
      -  Ты  слышишь,  Кирилл,  как птицы  поют,  прямо-таки
заливаются!
       "Чтоб   они  сдохли",  -  подумал  Кирилл  Андреевич,
направляясь   в  ванную  комнату.  Он  тщательно   выбрился,
пригладил  редкие  волосы.  Лицо  было  землистого  цвета  с
мешками  под  глазами.  "Выгляжу я ни  к  черту,  -  подумал
Кривошеев.  - Ничего, скоро это кончится. Стану я  красивым,
как звезда Голливуда".
       Среди   сослуживцев   Кирилл  Андреевич   пользовался
непререкаемым авторитетом. У него спрашивали совета,  с  ним
консультировались.  Решения,  которые  предлагал  Кривошеев,
всегда отличались оригинальностью. Иногда они шли вразрез  с
законом, но неизменно давали блестящие результаты.
      Полковник  знал, что он из всех, кто  работает  с  ним
рядом,  самый лучший, самый талантливый, самый толковый,  и,
как всегда бывает в подобных ситуациях, Кирилл Андреевич был
убежден, что его недооценивают, что ему по жизни недодают.
     Почти всю свою сознательную жизнь Кривошеев имел дело с
деньгами. Он проверял крупные предприятия, холдинги, торгово-
промышленные    объединения.    К    огромным    цифрам    с
многочисленными  нулями Кривошеев привык. Они  не  приводили
его  в  дрожь,  как простого обывателя. На колонки  цифр  он
смотрел  так,  как  корректор  смотрит  на  текст:  с  одной
%$(-ab"%--.)   целью  -  найти  не  правильно   поставленную
запятую, двоеточие, тире, не ту букву и после этого мерзко и
сладенько  улыбнуться,  потереть ладонь  о  ладонь,  сплести
пальцы,  громко  хрустнуть  ими и сказать,  естественно,  не
вслух:  "Вот  и попались, голубчики". Затем быстро-быстро  с
помощью  компьютера  все  просчитать  и  получить  ответ   -
насколько   же  из-за  не  правильно  поставленной   запятой
пострадало  государство.  Затем  с  этим  ответом  прийти  к
начальству, быстро и толково - так, чтобы глупые  начальники
смогли понять схему, все объяснить, преподнести результат на
тарелочке.
      -  Ну,  Кирилл  Андреевич, ты просто молодец.  Хорошая
работа.
      -  Стараемся, - как правило, говорил Кривошеев, и  его
узкое  лицо  становилось  еще более  вытянутым,  похожим  на
огурец.
      После того как начальство получало результат, от всего
остального полковник Кривошеев мог устраниться, что он,  как
правило,  и  делал,  Он  предпочитал  находиться   в   тени,
прекрасно зная, что после того, как он получил результат,  к
конторе  фирмы,  которую  он  проверял,  подъедет  несколько
автобусов,  выскочат люди в камуфляже, с оружием и  начнется
выемка документов.
      Процедура, в сущности своей, мерзкая, неинтересная, но
с  точки зрения обывателя и телевизионных журналистов самая,
что  ни  на есть важная. Людей будут ставить к стене,  сейфы
вскрывать,  кабинеты  опечатывать, все документы  связывать,
заклеивать скотчем и вывозить.
        Побрившись,   Кирилл   Андреевич   Кривошеев   начал
насвистывать.  Насвистывал  он  неприятно,  попискивая,  как
мышь,   спрятавшаяся  за  шкафом.  Жену  его  свист  безумно
раздражал.  Тем не менее она терпела, зная,  что,  если  муж
насвистывает,  значит, у него какие-то  неприятности  и  его
лучше не трогать. Настроение у него в таких случаях мерзкое,
отвечать  на  вопросы он не станет, а если его зацепить,  то
можно нарваться на пару грубостей.
      Кривошеев насвистывал, бродя по дому. Ему не  нравился
скрип   половиц,  не  нравилась  отцовская  дача  в   старом
фруктовом  саду,  не  нравились  соседи,  раздражала   жена,
вызывали   отвращение  дети:  два  сына-оболтуса,   студенты
московского университета, поступившие в него не  сами,  а  с
его помощью.
      Кирилл Андреевич всего добился сам, даже без отцовской
поддержки,  хотя, лишь намекни он отцу, тот  сделал  бы  для
него   все.   Кирилл  Андреевич  с  детства  был   человеком
самостоятельным.
      Говорить  он  не любил, слыл молчуном.  Не  мрачным  и
угрюмым, а сам себе на уме. Говорить в глаза Кривошееву все,
что  о  нем  думают, сослуживцы не решались - как  никак  он
работник опытный и очень толковый. В случае чего и совета не
даст, и подножку по службе может поставить, причем там,  где
никак  не  ожидаешь. Тогда упадешь лицом в грязь и  отмыться
сможешь очень нескоро.
      Кирилл Андреевич оделся и появился в столовой в  белой
`c!  h*%,  при  галстуке, в идеально отутюженных  брюках,  в
сверкающих  туфлях. Ольга Павловна уже разливала  по  чашкам
чай. Кирилл Андреевич, не глядя на жену, сел на свое место в
отцовское кресло и принялся, звеня ложечкой, размешивать чай
в  стакане.  Ложечка звякала, жену это звяканье выводило  из
себя.
      -  Может,  хватит звенеть, - прошептала она. Кривошеев
вытащил  ложечку, облизал ее и аккуратно опустил на  блюдце.
Поднеся ко рту стакан в серебряном подстаканнике, он  сделал
глоток.
      -  Я  сегодня останусь ночевать в городе, - сказал  он
жене.
     - Что так?
     - У меня много работы.
     - Как знаешь, - ответила супруга, - еда ж холодильнике.
      Позавтракав, Кривошеев с добротным портфелем в  правой
руке вышел из дому, и уже через пять минут из гаража выехала
белая  "Волга".  Жена стояла на крыльце в  длинном  шелковом
халате поверх ночной сорочки. Кривошеев видел ее отражение в
зеркальце, видел, как она взмахнула рукой.
      Несколько  последних дней Кирилл  Андреевич  вынашивал
страшную мысль, обдумывая и обсчитывая ее со всех сторон. Он
проворачивал эту мысль, как скульптор поворачивает на станке
голову модели. Но оптимального решения полковник пока  найти
не  мог - решения, которое устроило бы начальство: генералов
налоговой   полиции,   правительство   и,   возможно,   даже
президента.   Поэтому   несколько  последних   дней   Кирилл
Андреевич     насвистывал,    выказывая    своим     свистом
неудовлетворение собой и обстоятельствами жизни.
      Первый  раз  за  все  время  службы  Кирилл  Андреевич
Кривошеев  занимался  делом, которое было  связано  сразу  с
двумя  большими холдингами и потому - с огромными  деньгами.
Именно   они  попали  под  пристальное  внимание   налоговой
полиции.
      Кто  раздобыл информацию, полковник Кривошеев не знал.
Если  бы этим занимались сотрудники налоговой полиции, давно
ходили  бы слухи по управлению. Значит, информация  получена
из других спецслужб. Это Кривошеев понимал.
      Скорее всего поработало ФСБ и поработало замечательно.
Ведь  не  имей он на руках подобной информации, с олигархами
разговора  не  получилось  бы.  Они  проигнорировали  бы   и
налоговую  полицию,  и  министерство финансов,  и  даже  все
правительство России, вместе взятые. Они договаривались лишь
с  администрацией президента, остальных с легкостью посылали
подальше.
      Прелюдия к этому разговору была публично раскручена  -
показана в программах новостей по всем каналам телевидения и
радио.
      В  Москве только и говорили о том, что на этот раз  ни
Данилову,  ни Ленскому не отвертеться. Их упекут на  нары  в
"Бутырку". Припомнили все смертные грехи: заказные убийства,
сбор   компромата  на  членов  правительства,  подслушивание
телефонных   разговоров  сотрудниками  их  личных   охранных
структур,  коробки  из-под оргтехники,  наполненные  пачками
$.++ `.", виллы за границей, личные самолеты.
     Народ начинал верить, что справедливость восторжествует
и  новое  правительство  всерьез  взялось  за  неуправляемых
олигархов. Сам же полковник Кривошеев никаких иллюзий насчет
олигархов  не питал. Деньги правят миром. Он это