что клиент не клеился, так еще и спиртного
не заказал. Хорошо хоть голодной не оставил.
   -  Послушай,  хону  спросить  тебя,   -   Сиверов   подался   вперед,
приблизившись к соседке по столу, которая уже принялась за  отбивную,  -
тебе в сороковом номере работать не приходилось?
   Проститутка чуть не поперхнулась, испуганно уставившись на Глеба. :
   - А вы что, может, из ментовки?
   - Похож я на следователя?
   - Не очень, - губы женщины расплылись в глуповатой улыбке.
   - Так работала или нет?
   - Я  везде  работала,  а  вот  в  сороковом  не  приходилось,  словно
заколдованный какой-то. И на третьем,  и  на  пятом  бывала,  но  там  -
никогда. А почему вас этот номер заинтересовал? Тут и до вас приходили -
то ли из милиции, то ли из ФСБ...
   Обыск в сороковом делали. Пришлось слинять из гостиницы,  отсидеться.
Денег потеряла - жуть!
   - Крыша у тебя хоть надежная?
   - Об этом говорить не принято.
   - Ты одна на всю гостиницу?
   - Есть еще пара девчонок,  подменяют.  Но  из  постоянных  только  я.
Контингент тут не очень, большинство - командировочные, норовят  как  бы
подешевле или вообще задаром.  Думают,  от  меня  можно  бутылкой  водки
отделаться, да и ту стараются сами выпить, а мне поменьше наливать.
   По глазам проститутки Сиверов понял: упоминание о сороковом номере ее
насторожило, и теперь она уже немного осторожничает с ним, скорее всего,
после ужина доложит своим сутенерам,  что  какой-то  мужик  интересуется
этим номером.
   "Значит, информация пойдет еще  по  одному  каналу,  и  мне  остается
только ждать".
   Поужинав,  Глеб  заказал  проститутке  еще  одну  бутылку   фанты   и
распрощался. Выйдя на улицу, он завернул во  двор.  В  здании  гостиницы
светилось лишь десять окон. Не удивительно: время было довольно  позднее
- около двенадцати, день будний, жильцов мало.
   "Сейчас развлечемся, - Сиверов потер руки.
   Он хотел спровоцировать неизвестного на  действия.  -  Оберегают  они
этот сороковой номер как зеницу ока".
   Глеб поднялся на свой этаж. Дежурная все так же смотрела телевизор  с
выключенным звуком.
   "Да, строгий у них директор, ничего не скажешь!"
   Справиться с замком сорокового номера не представляло большого труда,
Глеб одолел его меньше,  чем  за  минуту,  при  помощи  отмычки.  Искать
что-либо  было  бесполезно,  люди  Потапчука  поработали   основательно.
Поэтому Сиверов лишь включил в номере свет и тут же вернулся к себе.
   Результат не заставил себя долго ждать. Уже через несколько  минут  в
сороковом зазвонил телефон.
   "Ага, проверяют.  Быстро  они  заметили,  что  зажегся  свет.  Ну-ка,
позвони еще".
   Еще  какое-то  время,  с  небольшими  перерывами  телефон   продолжал
трезвонить.
   "Ничего, терпение у тебя быстро кончится, а проверить придется".
   Сиверов вплотную подошел к двери,  неплотно  прилегавшей  к  коробке.
Через щель при желании можно было увидеть коридор.
   "Если придет дежурная, она прятаться не станет, а тот, кто мне нужен,
непременно будет таиться".
   Наконец, Глеб уловил звук шагов в коридоре.
   Он не успел  толком  рассмотреть,  кто  подошел  к  двери  сорокового
номера, понял лишь,  что  это  мужчина,  и  тут  же  услышал,  как  ключ
осторожно входит в замочную скважину.  Замок  сработал  почти  бесшумно,
человек вошел в номер.
   "Все, пора!" - Сиверов  проскользнул  в  открытую  дверь  и  замер  в
коридоре.
   Он слышал осторожные шаги в номере, затем раздался щелчок выключателя
- свет погас. Дверь открылась, и на пороге Глеб  разглядел  мужчину  лет
сорока в джинсах и свитере. Было понятно, что он пришел не с  улицы,  не
станешь же ходить в таком наряде, когда идет  снег!  Мужчина  вздрогнул,
увидев Сиверова, сделал полшага назад, но  тут  же  справился  с  собой,
прикрыл дверь и запер ее на ключ.
   Глеб быстро подошел к нему и, ничего не объясняя, толкнул  к  себе  в
номер. Мужчина даже не успел сообразить, что произошло.
   - Тихо, не дергайся, - прошептал Сиверов, - дернешься - убью!
   Он буквально впечатал незнакомца в кресло, оно жалобно скрипнуло,  но
все-таки не развалилось.
   Глеб сел на край стола  и  с  минуту,  не  моргая,  смотрел  в  глаза
мужчине, который под этим взглядом боялся пошевелиться.
   - Рассказывай, - бесстрастно велел Сиверов.
   - Что? О чем? - глаза мужчины забегали. - Я электрик, свет  увидел  в
окне.  Знаю,  что  там  никто  не  живет,  решил  погасить.  А  вы   тут
набросились...
   - Ты мне не заливай, - зло оборвал его Сиверов, - рассказывай!
   - Не понимаю.
   И тут Глеб вытащил из кармана  куртки  фотографию,  на  которой  были
изображены полковник Самохвалов и проститутка.
   - Кто это? - указывая пальцем на обнаженную женщину, спросил Глеб.
   - Баба.., голая... - дрогнувшим голосом сказал мужчина.
   - Я и без тебя вижу, что голая, и что баба, вижу.
   Кто она?
   - Не знаю... Номер, вроде, сороковой, но тут все номера одинаковые.
   Сиверов, особо не церемонясь, схватил мужчину за грудки и  встряхнул.
В кармане у того звякнули ключи. Глеб быстро вытащил их.
   - Один от нижней двери,  второй  от  двери,  выходящей  на  этаж.  Ты
провожал ее сюда!
   - Не понимаю, о чем вы говорите.
   - Тебе известно, что он уже мертв?
   Перепуганный мужчина закивал.
   - Да, приезжали из ФСБ.
   - Почему ты сказал, что не знаешь ее? - Сиверов вновь встряхнул  его.
- Поднимайся, и поживее, пока жив...
   Глеб подтащил мужчину к балконной двери:
   - Здесь невысоко, но если ты упадешь головой вниз, мало не покажется.
Советую подумать. Только быстро, даю три секунды.
   Сиверов открыл дверь, вытолкал мужчину на балкон и прижал к  перилам.
Стоило разжать руки, и тот полетел бы вниз головой.
   - Крыльев, как я вижу, у тебя нет - не ангел, так что сломаешь шею. В
лучшем случае, останешься инвалидом на всю жизнь.
   Три секунды прошло, и Сиверов  сделал  шаг  назад.  Мужчина  взмахнул
руками, качнувшись вперед, ноги оторвались от пола, в последний  момент,
буквально на лету, Глеб подхватил его и втащил в номер.
   - Будем говорить?
   - Да, да, я бабу приводил!
   - Кто тебя просил об этом?
   - Она сама давала деньги, я и номер им накануне заказывал.
   - Много давала?
   - Сто долларов.
   - Многовато что-то за такую пустяковую услугу.
   - Зато я об этом никому не говорил - Врешь. А фотограф?
   - Какой фотограф?
   - Забыл? Голову освежить захотел? Пойдем на  балкон,  подышим  свежим
воздухом.
   - И фотографа тоже я приводил.
   - А он тебе сколько платил?
   - Все в те сто долларов входило.
   - Как ты его вызывал?
   - Они сами с бабой договаривались, я  его  только  встречал  внизу  и
провожал.
   - Понятно. Как фотограф выглядит?
   - Обыкновенный, вроде тебя. Такой.., посмотришь на лицо, и  потом  не
вспомнишь.
   - А она?
   - Она ничего, смазливая, сволочь! - уже поняв, что его не  собираются
сбрасывать головой вниз, заговорил электрик.
   - Она сама тебе звонила?
   - Да.
   - А как представлялась?
   - Я ее по голосу узнавал, ведь не каждый день сто долларов дают.
   - Значит, ты не знаешь ни имени, ни фамилии? - Глеб извлек из кармана
бумажник и сунул электрику под нос стодолларовую купюру.
   - Смотри, сто долларов. Говорят, они память обновляют.
   - Эмма ее зовут, Эмма.
   - Откуда имя знаешь?
   - Она себя так называла.
   - А фотографа как зовут?
   - Эдуард.
   - Вот видишь, как много ты вспомнил.
   Электрик было потянулся за стодолларовой купюрой, но Сиверов отдернул
ее.
   - Вспомнишь что-нибудь еще, получишь.
   - Я и так рассказал все, что знал.
   - Ты рассказал пока ровно  настолько,  чтобы  я  тебя  с  балкона  не
сбросил вниз головой.
   - Не надо денег - отпусти.
   - Где эту бабу найти можно?
   - Не знаю, не знаю! - лицо мужчины стало мокрым от холодного пота.  -
После того, как приезжали из ФСБ, она больше не появлялась.  И  фотограф
тоже. А что ему одному делать? - резонно рассудил электрик.
   - Значит, так... Сто баксов ты не заработал, но жизнь свою  сохранил.
Жаль, хотел тебе и денег дать!
   - Дочка у нее есть.
   - Теплее, - поощрил Глеб. - Большая или маленькая?
   - Лет пять-шесть.
   - Откуда знаешь?
   - Она, когда деньги мне давала, портмоне открыла, а там -  фотография
ее, и дочка на коленях сидит. Я еще сказал, что хорошая девочка, у  меня
у самого такая.
   - Полтинник ты уже заработал.
   Электрик  Николай  Кузьменков,  не  отрываясь,  смотрел  на  сотенную
купюру. Природная жадность брала свое, и вид денег заставил его забыть о
пережитых недавно волнениях. Даже скрип балконной двери уже не  приводил
его в трепет, слух окончательно настроился на банкноту.
   А сотка похрустывала в пальцах незнакомого  мужчины  призывно  -  как
хорошая вобла в пивном баре. От этого аппетитного хруста самопроизвольно
выделяется слюна, и ты уже не смотришь по  сторонам  на  других  мужчин,
которые с большими бокалами, будто с фонарями, ходят по полутемному залу
и отыскивают свободное местечко. Ты всецело поглощен заманчивым хрустом.
   - Тебе пока причитается только полтинник,  -  напомнил  Глеб  и  взял
купюру пальцами так, словно собирался разорвать ее пополам.
   Такого глумления над деньгами электрик  Кузьменков  не  мог  вынести,
сердце готово было остановиться.
   - Вспомнил, я еще вспомнил! - он уже не  обманывал,  а  действительно
лихорадочно вспоминал. - Эта баба, Эмма...
   - Проститутка? - уточнил Сиверов.
   - Ну да, она не местная, не питерская.
   - Откуда знаешь?
   - Во-первых, говорок такой, как у вас у всех, - московский.
   Сиверов отметил, что уже второй раз за последние несколько  дней  ему
сказали про его московский говор. И где? В Питере, в родном городе.
   - А во-вторых...
   - Я билет у нее видел на поезд - на московский. Да  и  с  сумкой  она
приезжала. Местные с таким багажом трахаться не ходят.  Щетку  зубную  в
карман сунут, да упаковку презервативов - вот и весь багаж.
   -  Логично  рассуждаешь,  -  Сиверов  помахал  купюрой  перед   носом
электрика. - Спас ты Бенджамина от четвертования.
   - Кого-кого? - не понял Кузьменков.
   - Да вот этого мужика в халате с меховым  воротником,  -  Глеб  ткнул
пальцем в портрет на банкноте. - Отец нации, между прочим.
   - А я подумал, что вас так зовут.  Еще  удивился,  чего  это  вы  так
хорошо по-русски говорите!
   Глеб рассмеялся. Электрик оказался безобидным малым, и даже  забавлял
своей непосредственностью. Кузьменков последние  дни  жил  предчувствием
отпуска, всего четыре денька осталось доработать, а  там  -  к  тетке  в
Карелию рыбу ловить. И хрен кто узнает, что он разболтал о проститутке и
о фотографе. Правда, была еще одна вещь, о которой  электрик  Кузьменков
не обмолвился ни словом: кофр с аппаратурой фотографа  стоял  у  него  в
каптерке, надежно спрятанный за ящиком с  перегоревшими  люминесцентными
лампами, которые по инструкции нужно сдавать на завод  для  переработки.
Естественно, никто из начальства  об  этом  не  побеспокоился,  и  лампы
преспокойно пылились под верстаком второй год.
   - Кстати, а как тебя зовут? - с дружелюбной улыбкой протягивая сотку,
спросил Глеб.
   - Николай.
   - А фамилия?
   - Зачем вам?
   - Для отчетности, чтобы в записную  книжку  записать,  кому  я  сотку
отдал.
   - А... - расплылся в улыбке Кузьменков, но к деньгам прикасаться пока
боялся. - Кто эти записи смотреть будет?
   - Только я.
   Электрик все еще колебался.
   - Мне же твою фамилию узнать - раз плюнуть. Вышел в коридор и спросил
у дежурной.
   - Да уж, точно. Кузьменков моя фамилия, Николай Петрович.
   - А моя - Молчанов.
   - Я бы тоже мог узнать, - с ощущением  собственной  важности  заметил
электрик, - достаточно заглянуть в книгу регистрации посетителей.
   - Ну вот, теперь у нас тайн друг от друга нет.
   Точно нет?
   - Точно! - с готовностью ответил электрик.
   - Я  бы  тебе  посоветовал,  Николай  Петрович,  смыться  куда-нибудь
недельки на три, от греха подальше.
   - Это еще зачем?
   - Вдруг передумаю и вернусь?
   - Валяйте, - осклабился электрик,  показывая  неровные  зубы,  -  еще
сотку заработаю.
   - Лучше уж тебе уехать. Хотя, в общем-то, сам  о  себе  побеспокойся.
Ну, чего расселся?
   Николай не мог поверить, что  его  отпускают,  не  причинив  никакого
вреда, да еще с деньгами.
   - Может, вам лампочки в номере заменить? - он покосился  на  погасшую
трубку с черными концами.
   - Я и в темноте вижу.
   Николай принял это за шутку, рассмеялся  и  на  прощание  даже  подал
Глебу руку, словно они расставались друзьями, партнерами, которые только
что строили планы на будущее.
   - Спокойной ночи, я пошел. Если что - вызывайте, я сегодня дежурю  до
утра.
   Довольный Кузьменков спустился в каптерку и оттуда покосился на  свет
в окне сорок второго номера, где сначала чуть не расстался с  жизнью,  а
потом приобрел сто долларов.
   "Так хреново начиналось, а кончилось  неплохо,  -  он  достал  сотку,
посмотрел на свет, вроде бы, все в  порядке.  Поскреб  ногтем  рельефную
надпись, буквы держались крепко, не сковырнешь. - Настоящая, не обманул.
Вот и заработал. Три  минуты  страха,  и  сотка  в  кармане.  В  отпуске
пригодится.
   Правда, за эти три минуты я чуть заикой не стал.
   Ну да ничего, все хорошо, что хорошо кончается. А кончилось ли?"
   Он помрачнел. Эти деньги были разовыми. Постоянно ему платили  другие
люди, и перед ними существовали обязательства.
   Кузьменков  присел,  выдвинул  ящик  с   перегоревшими   лампами,   с
отвращением посмотрел на кофр. Он вспомнил леденящий душу  страх,  когда
его допрашивал человек из ФСБ,  вспомнил,  как  чуть  не  рассказал  про
фотоаппаратуру, спрятанную в каптерке. Эдуард обещал  в  скором  времени
забрать аппаратуру, но это "скорое время" никак не наступало. Уже больше
двух недель прошло, а она все пылилась за коробками.
   "Еще  с  обыском  нагрянут,  как  тогда  объяснишь,  почему  не   дал
показания? Хоть в мусорку выброси. Но потом не рассчитаешься, аппаратура
стоит больших денег".
   Николай вновь посмотрел на окно сорок второго номера. Света  там  уже
не было.
   "Спать лег. А если сюда направился? - электрик  подбежал  к  двери  и
задвинул щеколду. - Звонить! Звонить! Пусть Эдуард приезжает и  забирает
свое барахло. Скажу,  если  не  заберет,  выкину  на  хрен,  мне  лишние
неприятности ни к чему.
   Это их дела, мне за хранение деньги не платили.
   Что мне в вину можно поставить?  Впустил  проститутку,  выпустил.  За
такие дела самое большое - с работы  выгнать  могут,  а  с  этим,  -  он
покосился на  кофр,  -  и  в  тюрьму  угодить  можно.  Небось,  шантажом
занимались. Приведут богатенького, на него бабу посадят, а сами -  щелк!
Снимочки  готовы,  потом  выкупай,  плати  денежки.  Дорогие,  наверное,
карточки выходили, каждая, небось, баксов по сто!"
   Фантазия  электрика  выше  ста  баксов  за   единицу   чего-либо   не
поднималась. Ему и в голову не могло прийти, сколько па самом деле стоит
один такой снимок.
   Старый, давно списанный телефонный аппарат электрик вытащил из глубин
стеллажа. Естественно, личный телефонный номер ему не полагался,  но  он
подключился к линии, ведущей в конференц-зал. Тот  телефон  использовали
лишь во время каких-нибудь  симпозиумов,  конференций,  когда  гостиницу
арендовала организация.
   Время, конечно, было уже позднее, но Николай не мог бы  уснуть,  если
бы не взял с Эдуарда  обещание,  что  завтра  тот  заберет  свою  сумку.
Естественно, записной книжки у Кузьменкова не было, все телефоны,  какие
ему  могли  понадобиться,  он  писал  карандашом  прямо  на  стене,   на
штукатурке.
   Какое-то время Николай блуждал пальцем среди номеров. Наконец коротко
стриженный ноготь ткнулся в три буквы, вполне фотографические  -  "ФЭД",
обозначавшие: "фотограф Эдуард".
   - А ну-ка, мать твою, поднимайся!
   Где сейчас зазвенит телефон, электрик не знал,  но  еще  ни  разу  не
было, - чтобы Эдуард не ответил.
   "Продолжая сидеть на корточках, Николай набрал номер и прислушался  к
заунывным гудкам.
   - Слушаю, - раздался в трубке хриплый голос - Эдуард, ты?
   - А кто спрашивает?
   - Да Николай я, электрик из гостиницы "Заря".
   - Чего не спишь? Стряслось что?
   - Не понос,  так  золотуха.  Говорил  я  тебе,  забирай  скорее  свое
барахло, одни неприятности из-за него.
   - Какие неприятности? - Эдуард явно насторожился  и  в  любой  момент
готов был прервать разговор.
   - Мужик тут один, в сорок втором номере остановился, все  допытывался
у меня про разные обстоятельства, про бабу расспрашивал...
   - Какую бабу? - это было сказано так  непосредственно,  что  электрик
даже усомнился, не привиделась ли ему проститутка Эмма, которую он водил
в сороковой номер.
   - Ну как же... Про Эмму.
   - Про какую Эмму?
   Кузьменков  прикусил  язык.  Фотограф-то  имени  проститутки  ему  не
называл, да и не телефонный это разговор.
   - Короче, приезжай и забирай свою тряхомудию. Мне она уже надоела.  И
тебе спокойнее, и мне. Я в отпуск ухожу.
   - Когда?
   - Через четыре дня.
   - Ты сегодня до утра дежуришь?
   - Да.
   - Дверь оставь открытой, подъеду  ночью  на  машине,  наверное,  часа
через два-три, как получится. У меня сейчас работа, да  и  машина  вчера
плохо заводилась, глохла.
   - Приезжай, а то на помойку выброшу!
   - Не горячись. Выбросишь - заплатишь. И твоей  зарплаты,  поверь,  не
хватит. Будешь рассчитываться лет двадцать, - Эдуард повесил трубку.
   "Ну вот,  одно  дело  сделано.  Перед  отпуском  всегда  надо  хвосты
подбирать, чтобы потом спокойно отдыхать и не сидеть над лункой, думая о
делах. А так  голова  чистая,  светлая.  Рюмочку  выпил  -  согрелся,  и
хорошо".
   Ночные дежурства нравились Кузьменкову еще потому, что  начальства  в
такое время в гостинице нет, и никто не достает.
   Он потер руки:
   "Эдуард - не начальство, можно немного и выпить. Свой человек.  Какая
ему разница, выпивший я или трезвый? Кофр отдал, и все".
   Николай открыл электрический щиток, на котором красовались  молния  и
череп   с   костями.   В   непосредственной   близости   от   контактов,
поблескивавших медью,  стояла  бутылка  водки,  аккуратно  завернутая  в
газету. Электричества Кузьменков не боялся, знал, что,  даже  напившись,
никогда не сунет руку куда не надо.
   Его каптерка была захламлена до удивления.
   Он собирал  здесь  все  более-менее  ценное  -  поломанные  пылесосы,
разбитые настольные лампы, части утюгов. Более  половины  этого  барахла
никуда не  годилось,  разве  что  на  свалку.  Но  и  этому  металлолому
Кузьменков находил применение:  где  винтик  открутит,  где  гайку,  где
проводок откусит.
   Начальство уже много раз наказывало ему убрать каптерку,  но  у  него
всегда находился для ответа веский аргумент:  если  уберу,  негде  будет
запчасти брать, вы же не покупаете! На этом разговоры,  как  правило,  и
заканчивались, в каптерку к электрику даже пожарники перестали ходить.
   Кузьменков деревянной линейкой расчистил верстак, отодвинув в сторону
дюжину поломанных выключателей и розеток, несколько  раз  дунул,  удаляя
пыль, затем  бережно,  как  ребенка,  распеленал  бутылку  и  встряхнул,
любуясь игрой пузырьков.
   - Ну что, родимая, покачу-ка я тебя сейчас!
   Стресс все-таки пережил, не грех и выпить. Лучшее средство от стресса
- рюмочка водки. Даже не рюмочка, а стаканчик. Где тут мой стаканчик?  -
он запустил руку под верстак и, извивая  ее  змеей  среди  всевозможного
хлама, добрался до стаканов. Три стакана были вставлены один в другой.
   Эту стеклянную башенку Кузьменков и вытащил на свет.
   Он выбрал средний, как самый чистый, и поставил  стакан  на  верстак.
Затем взял плоскогубцы и, подцепив козырек пробки, одним  рывком  сорвал
ее.
   - То-то же, - погрозил Николай бутылке, - я тебе покажу!
   Пробочку бросил в коробку из-под  обуви,  где  лежали  винты,  гайки,
шайбы... Таких пробок в коробке  собралось  уже  много,  они  напоминали
елочные украшения, но в  глаза  не  бросались.