ько ее силуэт.
   Он сел за руль и не сразу нашел, где замок  зажигания.  Ключи  лежали  на
панели.
   Анжелика. села рядом с ним и захлопнула дверцу. Заурчал двигатель. Парень
лихо, в один прием, развернул джип, проехавшись по тротуару.
   - Вот, просто - правда? - спросил он, повернувшись в женщине.
   - Правда, очень просто...
   И в этот момент что-то обожгло ему бок, тело содрогнулось,  шофер  обмяк,
упал головой на руль. Анжелика  быстро  бросила  в  сумочку  электрошокер  и
распахнула дверцу. Уже выходя из машины, она брызнула в лицо парню газом  из
баллончика, сама задержала дыхание.
   Крапивин и лейтенант наблюдали за маневром джипа в заднее стекло.
   - Ни черта женщины водить не умеют, - горячо  утверждал  лейтенант,  хотя
Крапивин и не собирался ему возражать, - не умеют и все тут. Бог не дал.
   - Вот и моя жена...
   - Руки за голову,  выходить  из  машины!  -  внезапно  прозвучало  совсем
близко.
   Крапивин и лейтенант не заметили, как к их машине приблизился  человек  в
дорожном жилете. Лейтенант, стремительно обернувшись, увидел  нацеленный  на
него ствол пистолета с глушителем. Если бы он сидел за рулем,  или  хотя  бы
противник стоял поближе к  машине,  лейтенант  бы  сбил  его,  резко  открыв
дверцу.
   Но человек, находившийся перед ним, наверняка знал о подобных ухищрениях.
   - Без глупостей, - предупредил Владимир Петрович.
   Он стоял чуть боком, в своем дурацком ватнике и пластиковом шлеме, широко
расставив ноги. Лейтенант чуть скосил глаза на Крапивина,  тот  хоть  и  был
одной рукой прикован к банкиру, мог второй вытащить пистолет, За двумя сразу
не очень-то уследишь. Но надежды лейтенанта не оправдались -  полковник  был
на прицеле у женщины. Она целилась сквозь стекло, держа тяжелый  пистолет  с
глушителем обеими напряженно вытянутыми руками.
   - Сперва ты один, потом вы оба, - скомандовал Владимир Петрович.
   - Ну что? - одними губами спросил лейтенант у полковника.
   - Выходим.
   Лейтенант только хотел опустить руку, делая вид, будто берется  за  скобу
дверцы, а  на  самом  деле  намереваясь  выхватить  пистолет,  как  охранник
Шанкурова отрицательно качнул головой, а затем сам открыл защелку,  стараясь
держаться в стороне, чтобы его не смогла достать резко распахнутая дверца.
   - Я же говорил, без глупостей.
   - Выхожу.
   Его  тут  же  под  свою  "опеку"  приняла  Анжелика.  Владимир   Петрович
пристально посмотрел на Крапивина. Охранник банкира никак не выказывал  себя
по отношению к хозяину, словно тот был чужой ему человек.
   - А теперь ты.
   - Сейчас.
   - Руки не опускать!
   Полковник  вместе  с  Шанкуровым  неловко  вылезли  из   машины,   мешали
наручники.
   Тяжело держать руку, прикованную к другому, над головой. Хлопнула  у  них
за спинами дверца, все произошло так быстро, что в реальность  этого  просто
не верилось.
   - Лицом к забору.
   Анжелика взяла их на прицел,  а  охранник  принялся.  обыскивать.  Забрав
пистолет у лейтенанта, Владимир Петрович  не  глядя  протянул  его  женщине,
такая же судьба постигла и оружие Крапивина.  Обыскивал  он  быстро,  хлопая
ладонями по телу. Убедившись, что оружия у них больше нет,  охранник  кивнул
Анжелике, та ткнула лейтенанта электрошокером  в  спину  и  нажала  клавишу.
Лейтенант упал.
   - Ключи, - отрывисто оказал Владимир Петрович.
   - Какие? - Крапивин притворился, будто не понимает, о чем речь.
   - Не понял? - ствол пистолета с глушителем уперся Крапивину в лоб.
   - От наручников?
   - Именно! - не выдержала Анжелика.
   Полковник покосился сперва на свою правую, потом на левую руку:
   - Не могу же я с поднятыми руками достать ключи.
   - Оружия у тебя больше нет, лезь в карман.
   Крапивин никогда не отличался геройским  характером,  да  этого  от  него
кабинетная служба и не требовала. Но сейчас на него словно нашло что-то. Он,
не сводя  глаз  с  нацеленного  пистолета,  что  было  естественно  в  такой
ситуации, запустил правую руку в карман пиджака, нащупал  маленький  ключ  и
протянул его на ладони Владимиру Петровичу. И когда охранник Шанкурова готов
был  его  взять,  Крапивин  бросил  ключ  вверх,  тот  тускло   сверкнул   в
сгустившейся темноте и исчез, лишь по ту  сторону  забора  послышался  тихий
звон.
   Но это было чуть позже. Лишь  только  ключ  взлетел,  Владимир"  Петрович
инстинктивно проводил его  взглядом,  Крапивин  же,  воспользовавшись  этим,
схватил пистолет за ствол и что было силы дернул на себя, выворачивая чуть в
сторону, так, чтобы случайный выстрел, если он.  произойдет,  пришелся  мимо
него. Но держал охранник оружие крепко - лишь  пошатнулся,  а  пистолета  не
выпустил.
   Прозвучал глухой, как из-под воды, выстрел, Анжелика  вскрикнула.  Поняв,
что сейчас женщина попытается пристрелить его, Крапивин, не  выпуская  ствол
пистолета из руки, попытался подмять под себя охранника. Оба они,  а  следом
за ними и Шанкуров, упали на асфальт. Женщина не успевала следить  за  ходом
борьбы, во всяком случае, она никак не могла прицелиться.
   - Сука, - хрипел охранник, стараясь повернуть  ствол  пистолета  к  груди
полковника, но тот действовал длинным  стволом,  как  рычагом,  и  неизменно
уводил его в сторону.
   - Брось, брось пистолет, - сипел Крапивин под тяжестью двух  навалившихся
на него тел.
   - Пусти, - глаза охранника уже налились кровью, и  он  ударил  полковника
лбом в лицо.
   - Брось...
   Полковник, слабея,  ухватил  ствол  и  левой  рукой,  попытавшись  резким
движением перевернуть оружие. Это ему почти удалось, но тут Анжелика  нажала
на спусковой крючок. Пуля угодила Крапивину в голову,  он  дернулся,  и  его
пальцы медленно разжались. Охранник поднялся.
   - Я попала... - пробормотала женщина, с удивлением глядя на стекающий  из
ствола ручеек дыма.
   - Могло быть и хуже, - проговорил Владимир Петрович, забирая  у  Анжелики
оружие.
   Он наклонился над лейтенантом, затем перевел взгляд на  женщину  и  счел,
что советоваться с ней сейчас о чем  бы  то  ни  было  бесполезно.  Охранник
выстрелил.
   Затем еще один выстрел прозвучал возле джипа.
   - Анжелика, - жалобно позвал Шанкуров. Он  сидел  на  асфальте  и  тщетно
старался избавиться от наручников.
   Жена не откликнулась.
   - Эй, - позвал тогда Шанкуров, - Владимир.
   Владимир Петрович подошел к нему, с тоской посмотрел  на  высокий  забор,
куда улетел ключ,  и  вытащил  из-за  голенища  высокого  ботинка  штык-нож.
Аркадий Геннадьевич зажмурился, будь его воля, он заткнул бы и уши, чтобы не
слышать легкий треск перерезаемых сухожилий.
   Ножом охранник орудовал умело, за  считанные  секунды  он  отрезал  кисть
мертвого Крапивина - точно по суставу, браслет наручника тихо звякнул,  упав
на асфальт.
   - Можно двигаться, - Владимир Петрович помог Шанкурову встать.
   - Скорее, - Анжелика уже немного пришла в себя.
   Охранник схватил труп Крапивина за ноги и потащил  к  открытому  колодцу,
туда же с глухим стуком упали и тела шофера  и  лейтенанта.  Потом  Владимир
Петрович ногой сбросил туда отрезанную  кисть.  У  самого  бордюра  остались
лежать никем в спешке не  замеченные  часы  с  нерасстегнутым  металлическим
браслетом, принадлежавшие полковнику.
   - Быстрее, быстрее, - торопила Анжелика.
   - Успеем, еще совсем немного.
   Охранник водой из канистры смыл кровь с асфальта, закрыл  крышку  люка  и
сел за руль черной "волги". Шанкуров, почти не разлепляя губ, выдавил:
   - Я не могу сейчас вести машину, -  ему  и  впрямь  сделалось  плохо,  он
побелел, тошнота волнами подступала к горлу.
   - Я поведу, - сказала Анжелика.
   - Поедете за мной, - властно распорядился охранник.
   Две  машины  миновали  бетонный  забор,  в  свете  фар  вспыхнула  зелень
заброшенного  скверика.  Вскоре  уже  "волга"  и  джип  катили  по   широкой
магистрали в общем потоке автомобилей.  А  в  узком  проезде  о  случившемся
напоминали только темные разводы на асфальте  да  поломанные  ветки  кустов.
Часы Крапивина продолжали тикать в темноте, чуть заметно мерцая зеленоватыми
наконечниками стрелок.
   Минут через десять машины остановились неподалеку от микроавтобуса. Молча
Шанкуров, его жена в Владимир Петрович сели в салон  автобуса.  Тонированные
стекла, казалось, отрезали от них весь мир, лишь  золотистые  пятна  фонарей
светились снаружи.
   - Поздравляю,  Аркадий  Геннадьевич,  -  прозвучал  знакомый,  с  сильным
акцентом голос.
   - А, это вы, - с облегчением вздохнул банкир. -  Да,  вроде,  часть  пути
позади...
   - А как же машины? -  спросил  Владимир  Петрович.  -  Тут  их  оставлять
нельзя.
   - Справедливо.
   - Я могу  отогнать  сперва  одну,  потом  другую,  -  предложил  охранник
банкира.
   - Не надо, это сделают наши люди. Ключи у вас? из темноты  показалась  на
удивление белая ладонь.
   - Да.
   - Вот они.
   И Анжелика, и охранник спешили избавиться от своих и чужих ключей.
   - Отлично.
   Только сейчас стало понятно, что в салоне, кроме водителя,  отгороженного
стеклянной перегородкой, и встретившего их человека, находятся еще трое,  на
заднем сидении. Ключи перекочевали к ним. Вскоре и джип, и "волга" отъехали.
   - Куда они? - позвякивая наручниками, поинтересовался Шанкуров.
   - Отгонят так, что эти машины днем с огнем никто никогда не найдет.
   Ответ  вполне  удовлетворил  любопытство  Аркадия   Геннадьевича.   После
спасения из СИЗО он вновь поверил в свое везение.
   Генерал Судаков все еще сидел в темноте. Он не надеялся на  чудо,  он  не
ждал, что сейчас откроется дверь  и  полковник  Крапивин  введет  в  кабинет
Шанкурова. Генерал сжимал и разжимал кулаки - вот уже  больше  часа.  Пальцы
уже почти не гнулись, суставы  болели,  а  Судаков  продолжал  свое  нелепое
занятие. Он боялся смотреть на часы, понимая,  что  время,  отпущенное  ему,
затянулось.
   Дрожащей от усталости и напряжения рукой Судаков набирал номер  телефона,
установленного в машине, на которой поехал Крапивин. Никто, естественно,  не
отвечал. Тогда генерал вышел в приемную.
   - Свяжись с  СИЗО,  узнай,  приезжали  ли  наши  к  ним,  -  приказал  он
помощнику, - доложишь мне по переговорному устройству.
   Через пять минут секретарь доложил генералу, что из СИЗО Крапивин, забрав
Шанкурова, отбыл полтора часа тому назад и что теперь машина на вызовы,  как
по телефону, так и по рации не отвечает.
   - Может, в аварию попали? - пытаясь обмануть сам себя, спросил Судаков.
   - Никак нет, товарищ генерал, я и с ГАИ  связался:  ни  в  городе,  ни  в
области наша машина в аварии не попадала.
   Генерал тяжело дышал, с ненавистью глядя на черную  коробочку  внутренней
связи, будто она была виновата в происшедшем.
   - Какие будут распоряжения, товарищ генерал?
   Судаков молчал...

Глава 22

   Съемочная группа уже вторые сутки колесила по зоне.  Было  отснято  около
десяти кассет, но Хворостецкому все  было  мало.  Ему  хотелось  запечатлеть
что-нибудь  "этакое  зубодробительное".   И   Виталию   Семаге   приходилось
изгаляться из последних сил.
   - Где-то здесь должна быть заброшенная церковь, ограбленная,  разрушенная
- зрелище ужасное. В алтаре - кучи дерьма, на полу - грибы растут, вот такие
шампиньоны - мутанты. Но не могу вспомнить, где я ее видел. Понимаешь,  Юра?
- говорил Семага,  затягиваясь  сигаретой,  -  Я  тогда  был  такой  пьяный,
такой... Ну, в общем, ничего но помню. Знаю лишь одно  -  она  где-то  здесь
стоит, на небольшой горке, а вокруг нее  кладбище.  Церковь  такая  голубая,
обшитая досками. Воняло еще возле нее...
   - Да где твоя церковь, черт тебя подери! - разнервничался Хворостецкий. -
Ездим,  ездим,  бензин  кончается.  Еще  застрянем  где-нибудь,   потом   не
выберешься отсюда.
   - Спокойно, командир, - сказал  водитель  Кошевников,  -  бензина  у  нас
хватит еще километров на двести.
   - И то слава Богу, - сказал Хворостецкий.
   Оператор дремал, покачиваясь в кресле. Он устал, ему приходилось работать
больше  всех.  Хворостецкий  то  и  дело  просил  водителя  остановиться   и
расталкивал Бархотина:
   - Эй, Валер, вставай! Смотри, какой хороший план, давай снимем.
   "Хорошие планы" являлись всевозможными кошмарами:  полуразрушенные  дома,
сгнившие детские игрушки, ржавые качели... Все  то,  что  подчеркивало  ужас
запустения. Хворостецкий уже прикидывал, как  он  смонтирует  тот  или  иной
кусок фильма, какую подберет музыку. Вот ржавые качели. Когда  они  будут  в
кадре, обязательно должны слышаться детские голоса, веселый смех.  А  затем,
сразу же после качелей - план кладбища с теми  же  детскими  голосами.  Или,
может быть, лучше вместо детских голосов запустить марш Фредерика Шопена?..
   -  Это  будет  потрясно!  -  радовался  Хвороетецкий.  -Гран-при  у  нас,
считайте, в кармане!
   Ханна Гельмгольц смотрела вокруг себя широко открытыми глазами. Подобного
она никак не ожидала увидеть. Ее поражало все - и пышная природа,  и  буйное
цветение, и благодатная земля, а самое главное безлюдье и заброшенность.
   Пустые дома, в которых еще как бы  бродили  тени  жильцов,  души  хозяев
большущие своры собак, с воем  и  лаем  несущиеся  по  полям  стаи  птиц  -
гигантские стаи птиц. Такие можно увидеть только  в  заповедных  местах,  не
иначе, где-нибудь в раю.
   И Ханна Гельмгольц тоже время  от  времени  брала  оператора  за  руку  и
говорила:
   - Снимите, пожалуйста, вот это! Для меня.
   - Зачем?
   - Мне на память, я заплачу.
   - Хорошо, хорошо, - оператор недовольно морщился, но снимал.
   Ему в принципе было все равно, что снимать, главное, чтоб платили.
   Водитель исполнительно подъезжал к тем точкам, на которые ему  указывали.
И пока съемочная группа работала, он возился с мотором  или  доливал  в  бак
горючее из канистр. Все были при деле.  А  после  съемки,  по  установленной
традиции, Хворостецкий щелкал пальцами и громко провозглашал:
   - А теперь надо закусить, надо вывести из организма радиацию.
   - А как же!
   Все дружно брали одноразовые пластиковые стаканчики, водку, минералку и с
рвением выводили радиацию из организма, отчего лица членов съемочной  группы
становились красными. Но Хворостецкий успокаивал:
   - Это не от алкоголя,  это  от  солнца,  от  свежего  ветра,  от  избытка
кислорода. Так что не  беспокойтесь,  все  прекрасно,  друзья.  И  фильм  мы
сделаем гениальный.
   - Вот никак не пойму, - говорила Ханна, -  сколько  уже  раз  приходилось
бывать на съемках, а как посмотришь отснятый материал, то начинает казаться,
будто я сама этого и не видела.
   - Глаз нужно иметь  особенный,  -  Хворостецкий,  прижмурив  левый  глаз,
безошибочно делил по стаканчикам остатки водки из бутылки - поровну, хоть  и
не проверяй!
   Естественно, никаких мутантов отснять не получилось. Правда,  пару  собак
без шерсти они все-таки запечатлели.  Тут  Хворостецкий  проявил  весь  свой
героизм и преданность работе. Он взял два куска колбасы и смело  приблизился
к плешивым псам.  Те  опасливо  жались  к  земле,  готовые  в  любой  момент
броситься от человека.
   Но Хворостецкий приманил их колбасой поближе, и оператору, присевшему  на
корточки, удалось снять этих псов с очень близкого расстояния, чтобы зритель
не ошибся - они облезлые,  а  не  гладкошерстные.  Когда  оператор  закончил
снимать, Хворостецкий поделил с ним собачью приманку, а на собак закричал  и
замахал руками, да так страшно, что те, поджав хвосты,  пустились  Наутек  и
скрылись в высокой траве, но вскоре вновь показались, на этот раз привели  с
собой еще двоих.
   - Вот это будут кадры! - режиссер просматривал  снятое,  гладя  в  окуляр
камеры.
   - Эй, они вернулись...
   - Теперь пошли вон! - Хворостецкий схватил камень и бросил в собак.
   Псы злобно залаяли и  понеслись  по  заросшей  бурьяном  улице  небольшой
деревеньки на берегу одной из многочисленных речушек.
   - Класс! - Хворостецкий похлопал в ладоши. - Такого я еще нигде не видел.
   Вот это будет экологический фильм! Вот это будет взрыв! Все в зале рыдать
станут. Первый приз за мной. Так что, Ханна, все денежки к нам вернутся, это
я гарантирую.
   - Да при чем здесь деньги? - Ханна Гельмгольц качала головой.
   Она была ошарашена увиденным в зоне, и с каждым часом, с  каждой  минутой
ее настроение становилось все тягостнее и тягостнее. Единственное, что могло
спасти немку, так это алкоголь. Поэтому Ханна пила и  курила,  хотя  обещала
себе перед отъездом не пить, не курить и не...
   Водитель  тоже  позволял  себе  выпить  лишнего.  Кто   в   зоне   станет
останавливать телевизионную машину?  Тем  более,  у  съемочной  группы  было
огромное количество бумаг с  печатями  и  штампами,  разрешающими  проводить
съемки в закрытой зоне.
   - Нам бы теперь людей поснимать.
   - Я знаю одного человека, - сказал Виталий. - Очень хороший мужик.
   - Что за он? - заинтересовался Хворостецкий.
   - Бомж. Он живет здесь, в зоне, уже лет десять, с самой аварии.
   - Этого не может быть! - не поверил Хворостецкий. - Десять лет  здесь  не
проживешь, сдохнешь!
   - Сам ты сдохнешь, он же здесь не пьет и не курит, - сказал Семага. - Его
зовут Володька Кондаков, он мой, можно сказать, друг.
   - Ну и друзья у тебя! - захохотал Бархотин.
   - А что тебе? Это настоящие ребята, настоящие люди, не то что ты.
   - У тебя друзья, Семага, - отбросы, всякая рвань, как и ты сам.
   - Молчи, придурок, - осадил Бархотина Семага, -  ничего  ты  в  людях  не
понимаешь.
   - Так где этот твой житель зоны?
   - Хрен его знает... - Виталий задумался, а потом сказал:
   - Есть здесь на примете пара дежурных точек, надо по  ним  проехаться,  и
обязательно в одной из них мы его зацепим.
   -  Проехаться...  Ты  же  еще  обещал   церковь   .найти!   -   забрюзжал
Хворостецкий.
   - Вот когда мы найдем Кондакова, он покажет нам и церковь, если только он
ее зимой не поджег от скуки. Он здесь каждую звериную тропинку знает, каждый
птичий куст. Настоящий сталкер.
   - Как ты сказал, Виталик?
   - Я говорю - сталкер чернобыльской зоны.
   - О, о, сталкер... - возбудился сразу же Хворостецкий.  -  Такого  мне  и
надо.
   Он молодой? Старый?
   - Если найдем - увидишь.
   - А он говорить не разучился?
   - Он говорит, как по книге. Философ.
   - Да ладно тебе - философ! Не могут здесь  жить  философы,  все  философы
живут в столицах.
   - Ты что, - сказал Семага, - не знаешь, что Диоген жил в  бочке  и  не  в
Афинах?
   - Так то Диоген, так то в Греции. А здесь зимой как  задует,  как  пойдет
снег - ни в какой бочке  не  спрячешься!  Действительно  церковь  подожжешь,
чтобы согреться.
   - Ну ладно, если повезет, найдем Кондакова, ты сам убедишься.
   - Куда едем? - спросил Хворостецкий.
   Виталик показал на карте место.
   - Только знаешь, может быть, мы не доберемся туда на  нашей  машине.  Там
дороги, наверное, уже и нет, придется идти пешком.
   Микроавтобус завелся и покатил по разбитой, размытой дождями гравийке.
   - Вот здесь поворот.
   - Сам вижу, что. поворот! - рявкнул водитель, он не любил, когда лезут  в
его дела, и начинал злиться.
   - Ну ладно, ладно, не злись. Хочешь, налью минералки? Сушит, небось?
   - У меня уже живот лопается  от  твоей  минералки,  -  буркнул  водитель,
грубо, как трактор, разворачивая микроавтобус. Пассажиры едва не попадали со
своих мест.
   - Осторожнее, ты! - крикнул Хворостецкий, хватаясь за ящик с водкой.
   - Вы что, в кювет хотели свалиться? Так свалились бы, если бы не я.
   Видите, сплошные колдобины.
   Микроавтобус благополучно переехал низину и начал взбираться на гору.
   Дорога пошла получше, и все приободрились, У большой группы деревьев  под
линией  электропередачи  с  оборванными   проводами   Виталий   и   попросил
остановиться. Тем более что дальше и ехать было невозможно. Он  выбрался  из
машины и сказал:
   - Минут через десять-двадцать я вернусь.  Если  Володьки  там  не  будет,
поедем дальше.
   Обычно таким людям, как Виталий Семага, везет. И стоит  им  о  чем-нибудь
подумать, как оно обязательно случа