:  хозяин  был
зол  как  собака, едва сдерживал ярость. "Наверное,  сегодня
нажрется,  -  подумал  водитель,  прекрасно  зная   привычки
Данилова,  -  нажрется  в  усмерть,  будет  материться,  как
последний  грузчик-алкаш,  и куда  весь  шик  денется.  Даже
дорогим  коньяком можно ужраться так же, как  самым  дешевым
самогоном".
     - У тебя есть сигарета? - процедил сквозь зубы Данилов.
      -  Так  точно,  - сказал водитель, открыв  перчаточный
ящик, крышка которого поблескивала красным деревом.
      В  ящике  лежало несколько пачек - на  все  вкусы.  Он
понял:  сейчас  хозяин  нуждается в крепких.  Курил  Данилов
мало, сигареты три в день, поэтому и не носил их с собой.
     - Может, сигару?
     - Засунь ее себе в задницу.
      -  Понял,  хозяин,  -  угодливо пробормотал  водитель,
протягивая пачку "Мальборо".
      "Если  он трезвый такое говорит, что же вечером будет?
Караул! Может сзади и бутылкой по голове заехать, если  что-
нибудь не понравится".
      Данилов закурил, морщась от запаха, которого в  машине
прежде  никогда не было. Водитель никогда не  позволял  себе
курить в машине, даже в отсутствие хозяина, хотя Данилов  не
просил его об этом. Береженого Бог бережет.
      Джип  впереди включил поворотник и ушел вправо. Черный
бронированный  "Мерседес" скользнул за  ним,  обходя  череду
машин,  и  остановился на перекрестке. Охранник  заглянул  в
машину   Данилова,   стекло  рядом  с   водителем   медленно
опустилось.
     - Александр Владимирович, вы подниметесь?
      - Нет, - выдохнул вместе с сигаретным дымом олигарх, -
я  его  здесь подожду. И поторопите Кривошеева: Ленский  вас
ждет с нетерпением.
      -  "  Понял,  - сказал охранник, махнув  рукой  своему
напарнику, и вошел в здание управления.
      Кривошеев  уже ждал людей Данилова. Он картинно  потер
лоб,  глотнул из стакана воды. Два его сотрудника находились
в кабинете.
      -  Голова  болит  нестерпимо,  -  деревянным  голосом,
подражая  голосу  Евгения,  произнес  Кривошеев,   -   прямо
раскалывается, давление что ли падает или подскакивает.  Вот
незадача, уже который день места себе не нахожу.
      Сотрудники  участливо закивали,  дескать,  еще  денек,
уважаемый  Кирилл  Андреевич, и тогда  сможете  отдохнуть  с
легким сердцем: работа будет закончена.
     - Сейф откройте, - сказал Кривошеей.
       Сотрудник  открыл  сейф,  извлек  оттуда  портативный
компьютер.  Кривошеев  накинул серый плащ,  поправил  темные
очки,  затем  взглянул на левую руку,  но  протянул  правую.
Сотрудник  защелкнул браслет, и Кривошеев,  опустив  голову,
вместе  с охранниками Данилова неторопливо двинулся  вниз  к
машине. Охранники Данилова изучающе смотрели на Кривошеева.
     - Кирилл Андреевич, вам что, нехорошо?
      -  Ничего, ничего, скоро пройдет. Голову сжало, словно
тисками.
     Кривошееву открыли дверцу машины.
      -  Никогда не открывайте мне дверь. Вы меня поняли?  -
строго произнес, обращаясь к охранникам, Кривошеев. - Поняли
или нет?
      Данилов  обеспокоенно повернул  голову,  посмотрел  из
машины  на  Кривошеева и своих людей. С какой это  стати  он
взялся его охрану учить уму-разуму?
     - Поняли, - сказали охранники в один голос.
      -  Никогда  больше не открывайте мне дверь,  я  сам  в
состоянии.
     Кривошеев забрался в машину и поморщился.
     Данилов протянул руку.
     - Что это вы, Кирилл Андреевич? Да на вас лица нет.
     - Скверно мне.
     - Может, врача?
     - Не надо, - сказал Кривошеев, вяло левой рукой пожимая
руку Данилова.
     Тот опустил стекло, выбросил окурок.
     - Поехали.
     По рации водитель "Мерседеса" связался с охраной, и два
джипа тронулись одновременно с огромным черным "Мерседесом".
     - Последний день.
      -  Да,  надеюсь,  -  ответил  Кривошеев  на  замечание
Данилова. - Скорее бы все это кончилось.
     - Сегодня кончится.
     - Для вас, а для меня - нет.
     Минут через пять Кривошеев вдруг сказал:
     - Александр Владимирович, скажи водителю, чтобы к моему
$.,c  подъехали, я возьму таблетки, как назло забыл. С такой
головой я работать не смогу.
      -  Понял,  конечно, не вопрос. Давай к дому. Кривошеев
деревянным голосом назвал адрес. На улице накрапывал  дождь,
щетки  сметали  капли  с переднего стекла  машины.  Водитель
"Мерседеса"  по рации передал адрес, и черный  "Мерседес"  в
сопровождении двух джипов вскоре въехал во двор.
     - Вот здесь у подъезда, - приказал Кривошеев.
       Кирилл   Андреевич  еще  не  успел   открыть   дверцу
"Мерседеса",  а  два охранника Данилова уже стояли  рядом  с
машиной.  Теперь,  когда у него был компьютер,  хранивший  в
себе тайны холдинга и государства, с него глаз не спускали.
     - Вы что, со мной пойдете?
     - Да, сказал старший.
      - Что ж, как вам угодно. Правильно, ребята, береженого
Бог бережет.
      Кирилл  Андреевич не воспользовался лифтом. Он  пешком
поднялся к двери своей квартиры, открыл ее и произнес:
     - Проходите.
     Один из охранников скользнул в квартиру.
     - Подождите меня здесь в гостиной, лекарство в спальне.
     Охранники начали оглядываться по сторонам, рассматривая
убранство  большой гостиной: канделябры, пианино, картины  в
золоченых  рамах  -  все это досталось Кривошееву  от  отца-
генерала.
      Кривошеев  вошел  в  спальню. Евгений  поднял  голову.
Кривошеев  движением  руки  приказал  ему  встать.   Евгений
поднялся.  На  сером плаще не хватало капель  дождя.  Кирилл
Андреевич  взял  стакан  с водой,  стоявший  на  тумбочке  у
постели,  набрал в рот воды и брызнул на плечи Евгению.  Тот
судорожно дернулся, Кирилл Андреевич прижал палец к губам, а
затем тихо прошептал на ухо:
      -  Выходи, спускайся, садись в машину, машина  черная,
самая большая.
      Кирилл  Андреевич прикоснулся к воротнику  его  плаща,
поднял  его.  Брат вышел из спальни. Охранники рассматривали
картины. Не обращаясь к ним, Евгений Кривошеев направился  к
выходу.  Один  из охранников обогнал его в прихожей,  открыл
дверь, пропуская на лестничную площадку.
      -  Голова  болит... - сделав шаг, произнес двойник,  -
очень болит, надеюсь, лекарство поможет.
      Охранник,  закрыв  дверь,  недоуменно  пожал  плечами.
Деревянной  походкой  Евгений Кривошеев  спустился  вниз,  с
удивлением посмотрел на огромный черный "Мерседес" и на  два
джипа,  затем прикоснулся ладонью ко лбу, левой рукой открыл
дверь, забрался в салон.
     - Ну что, легче? - спросил Данилов.
     - Да, надеюсь, лекарство поможет, уже немного лучше.
     - Поехали.
     Данилов держал у уха трубку телефона.
      -  Да,  Спартак,  мы уже едем. Тут  заминочка,  Кирилл
Андреевич занемог. Но говорит, что уже лучше. Через  полчаса
будем  у  тебя.  Да,  накрывай стол.  Кирилл  Андреевич,  он
предлагает стол накрыть.
       -   Голова  болит,  -  деревянным  голосом   произнес
Кривошеев.
      - Что-то вы мне не нравитесь, Кирилл Андреевич, может,
отложим это дело?
      -  Сейчас пройдет, надеюсь, лекарство поможет...  -  с
одной  и той же интонацией упорно продолжал твердить Евгений
Кривошеев.
      Компьютер,  пристегнутый браслетом к  запястью  правой
руки, лежал у Кривошеева на коленях. Данилов всматривался  в
профиль  Кривошеева. До этого им приходилось встречаться  не
очень часто.
     Данилов втянул воздух, хищно шевельнув ноздрями. Что-то
странное  пробивалось сквозь густой запах одеколона,  и  это
что-то очень забеспокоило Александра Владимировича Данилова.
Почему-то  вспомнилась  больница, такой  запах  въедается  в
тело,  пропитывает насквозь человека, как  вода  пропитывает
губку. От него невозможно избавиться очень долгое время.
     - Вы таблетки пили, Кирилл Андреевич?
      - Да, я принял лекарство, надеюсь, оно поможет... -  и
опять та же заученная деревянная интонация.
     Даже шофер нервно повел плечами. Он взглянул в зеркало,
но   в   нем  видел  лишь  шефа.  Шофер  привык  чувствовать
пассажиров  спиной,  затылком и готов  был  поклясться,  что
рядом  с Александром Владимировичем сидит кто-то другой,  не
тот,  кто  сидел десять минут тому назад. Он даже обернулся.
Нет,  сидел  Кривошеев.  Странный,  уставший,  заторможенный
таблетками,  стекла  темных  очков,  поблескивая,   скрывали
глаза.
     - Что-то случилось? - спросил олигарх.
     - Нет, почудилось.
     - Если чудится, крестись.
      И  шофер,  словно  по приказу, перекрестился,  быстро,
судорожно, будто боялся не успеть.
     Это было последнее, что он успел сделать в своей жизни.
Водитель замыкающего джипа еле успел вывернуть руль  вправо,
оцарапав  стоящие у тротуара "Жигули". Он буквально пролетел
сквозь волну огня и лишь тогда затормозил.
      Бронированный "Мерседес" полыхал. Взрыв  был  огромной
силы. В соседних домах на нижних этажах вылетели все стекла.
Черный сноп дыма, медленно кружась, поднимался к небу.
       "Мерседес"  горел.  Остановились  машины,   мгновенно
произошло  несколько аварий. Охранники выскочили из  джипов,
держа  в  руках  оружие.  Но разве можно  помочь  пистолетом
своему шефу, запертому в бронированном полыхающем гробу.
     - Там никого нет в живых, - тихо сказал охранник, глядя
в гудящее пламя.
      Из  переднего  джипа  охранники с маленькими  красными
противопожарными  баллонами  в  руках  пытались  подойти   к
горящему автомобилю, но им не удавалось даже приблизиться.
      Завыла милицейская сирена, появились пожарные, "скорая
помощь",  прохожих и просто любопытных отгоняли к  тротуару.
Гаишники  принялись разворачивать поток машин, направляя  их
на другие улицы.
       Откуда  ни  возьмись,  словно  стервятники  на  труп,
-   !%&   +(   телевизионщики  с  камерами  и   микрофонами.
Действовали  бесцеремонно, понимая, что,  задержись  они  на
мгновение, начни испрашивать разрешения, - милиция прогонит.
Они нагло рвались вперед, крича, что они свободная пресса  и
им нужна информация.
       Капитан   милиции,  пару  раз  попавший   на   экраны
телевизоров,  а потому наученный, уже не пытался  прикрывать
камеру рукой. Он, наоборот, улыбался и говорил:
      -  Извините, господа журналисты, вы мешаете. Журналист
явно   пытался  спровоцировать  милиционера  на   превышение
власти:
     - Так вы нас отсюда прогоняете?
     - Нет, вы мешаете.
     - Кого убили, капитан? Кто-то сбоку крикнул:
     - Кого надо, того и убили.
     Оператор тут же развернулся на пятках, нацелив объектив
на толпу. Один парень помахал рукой.
      -  Привет,  мама!  -  крикнул он  и,  пригнув  голову,
спрятался за спинами.
      - Ты что снимаешь? Огонь снимай, туда, туда! Пламя еще
отражалось  в  мокром асфальте. Наконец  пожарникам  удалось
залить  автомобиль  пеной. Теперь  казалось,  что  сгоревший
"Мерседес"  занесло  снегом.  Машина  была  разворочена   до
безобразия.
      - Красивый кадр, - произнес оператор, выключая камеру,
- такого я еще не видел.
       Через   десять  минут  журналисты  уже  знали,   кому
принадлежит  черный, заваленный хлопьями пены, бронированный
"Мерседес".
     - Не каждый день олигархов убивают.
     - Так им и надо, кровопийцы и обманщики.
     Такие слова слышал журналист за своей спиной.
     Новость вышла на экран на пятнадцать минут позже, чем в
радиоэфир.
      Милиция занималась своим делом, гаишники - своим,  два
микроавтобуса с сотрудниками ФСБ привезли нужную  аппаратуру
и специалистов.
      Журналисты  все  еще  пытались получить  информацию  к
вечерним    новостям,   записывая   показания    свидетелей.
Свидетелей  хватало, каждый норовил протиснуться  поближе  к
камере.
      Самым  удобным  местом для съемок  было,  конечно  же,
летнее  кафе,  находящееся  метрах  в  пятидесяти  от  места
взрыва. Самое странное, что никто из посетителей не ушел  из
кафе.  Вначале бросились смотреть зрелище, а затем вернулись
допивать остывший кофе и доедать подсохшие бутерброды.
      Больше всех возмущалась происшедшим молодая девушка  в
кожаных брюках. Она кричала:
      -  Это ж надо, люди какие пошли! Пока бегала смотреть,
сумочку  сперли! А в ней мобильник и двести  баксов!  Ничего
святого не осталось!
      Ее  парень  с  видом  знатока рассуждал  о  тротиловом
эквиваленте, об объемных и метательных взрывчатых  веществах
и  уверял  журналиста, что взорвался никак  не  гексоген,  а
a*.`%%  всего  пластид.  Старичок,  собиравший  бутылки   за
посетителями  кафе, протиснулся к камере  и,  не  говоря  ни
слова,  отвернул  грязный плащ. Под ним заблестел  иконостас
наград.
      -  При  Сталине  такого бы не было. Это  я  вам  точно
говорю! - прокричал он так, что микрофон зашкалило, и  ткнул
грязным  большим пальцем в медаль с профилем  Сталина.  -  Я
Берлин  брал!  Я  на  Рейхстаге  расписался,  а  они,  суки,
Рейхстаг   немцам   отдали!  Теперь  фашисты   все   надписи
закрасили!
      Журналист,  уже записавший достаточно много  показаний
свидетелей, поинтересовался:
      -  Так  что  ты,  отец, написал на  Рейхстаге?  Старик
произнес короткое слово из трех букв.
     - Молодец, батя, - сказал журналист.
     - Меня в телевизоре покажете?
      -  Как нечего делать! - обещал журналист. - Только без
звука.
     - Однополчане по губам прочитают.
     - Смотри себя, отец, в вечерних новостях.
      -  У  меня телевизор не работает, сломался.  К  соседу
пойду, - грустно произнес старик и поинтересовался:
     - Вашу бутылку можно забрать?
      Журналист, растрогавшись, отдал недопитую бутылку пива
ветерану  второй  мировой  и с чувством  исполненного  долга
вернулся к машине.
      -  ФСБ тревожить не будем, - сказал он режиссеру, - ни
хрена  они  толком не скажут. Только неприятности  наживешь.
Покажешь  какого-нибудь крупного чина засекреченного.  Потом
на канал наш наедут, геморрой заработаем вместо денег.
      Оператор вновь побежал снимать. Пена уже осела, и были
видны обгоревшие, искореженные части машины.
      -  Трупов,  жалко, не видно, - вздохнул  журналист.  -
Взрыв,  конечно,  -  вещь эффектная, но,  когда  убивают  из
пистолета, хоть есть что показывать.
     - Картинка классная, - сказал оператор, загружая камеру
в микроавтобус, - эту картинку все агентства у нашего канала
купят.
     - Нам-то от этого мало перепадет.
     - Перепадет, не боись, я копию согнать успею.
      Среди  зевак, не высовываясь вперед, толкался  и  Глеб
Сиверов. Он профессионально уходил от объективов телекамер и
фотоаппаратов. Его машина стояла в соседнем дворе. Он  видел
взрыв,  потому  что следил за кортежем и "вел"  Данилова  от
самого офиса.
      Получалась фантастическая картина: олигарха убрал кто-
то из своих. Не могло такого быть, чтобы машину не проверили
перед   выездом.  Уж  если  теплоход  неделю   круглосуточно
охраняли,  то  автомобиль и подавно  не  выпускали  из  поля
зрения  ни на секунду. То, что машина взорвана изнутри,  для
Глеба было очевидным.
      Сиверов  дождался, пока телевизионщики покинут  летнее
кафе,  отыскал свободный столик у самой стены, заказал чашку
чая  и  минералки,  собственноручно опустил  красный  зонтик
/.-(&%,  чтобы  капли дождя не падали на колени  и,  закинув
ногу  за  ногу, закурил сигарету, терпеливо ожидая,  что  же
произойдет дальше.
      Машину пока не убирали, лишь разрешили отогнать  джипы
охраны.   Охранники  суетились,  звонили   по   мобильникам,
переговаривались друг с другом, при этом нещадно матерились,
не  обращая внимания ни на милицию, ни на ФСБэшни-ков, ни на
журналистов с их камерами.
      Они  потеряли работу. Охранников, не уберегших  своего
патрона,  вряд ли примут в другую фирму. Теперь им в  лучшем
случае   предстояло  охранять  ночные   клубы   и   работать
вышибалами в сомнительных ресторанах, - Ну вот, - усмехнулся
Слепой, увидев черную "Волгу" с двумя антеннами спецсвязи.
      Генерал Потапчук по давно заведенной привычке подъехал
незаметно.  Оставив машину метрах в ста от места взрыва,  он
направился к нему. В сером костюме, с зонтиком в руках.
      "Где же портфель? - подумал Сиверов. - Впервые я  вижу
Потапчука   без   его  любимого  портфеля,  если,   конечно,
исключить  то время, когда он лежал в реанимации.  Наверное,
первое,  что  он  спросил, когда пришел в себя,  -  где  мой
портфель? "
       Потапчук,  конечно  же,  не  заметил  Сиверова.   Так
показалось  Глебу. Однако генерал ФСБ просто умел оставаться
невозмутимым. Про себя он выругался: "Обнаглел  вконец,  еще
вооружился бы диктофоном и брал интервью у свидетелей.  Хотя
молодец, оказался здесь раньше меня".
      -  Что произошло? - спросил Федор Филиппович у офицера
ФСБ,  сидевшего  на  корточках  возле  сгоревшей  машины   и
щеточкой сгребающего что-то в целлофановый пакетик.
     Пять таких пакетиков уже лежали возле него на асфальте.
      -  По  предварительным  данным,  в  машине  находились
Данилов, его шофер и Кривошеев. Рвануло изнутри.
     - Сам вижу, что не фугас и не авиабомба. Все мертвы?
     - Все, там месиво, - сказал криминалист.
     - Что взорвали?
     - Пока не могу сказать точно, но похоже, что пластид.
     - Сколько?
      -  Килограмма  полтора,  не  меньше,  бомба  была  без
оболочки.
     Потапчук поправил очки.
     - Зачем понадобился взрыв такой силы?
     - Чтобы наверняка, - задумчиво произнес эксперт.
     - Для салона хватило бы и ста граммов.
      -  Чисто  по-русски,  - сказал эксперт,  -  с  запасом
заложили, не жалея.
     - Да уж, вижу, что не жалея. А что журналисты говорят?
      -  Как  всегда,  трындят  про  чеченский  след  и  про
бандитов.
      Глеб  Сиверов  допил чай и с незажженной  сигаретой  в
зубах   неторопливо   прошелся   вдоль   ленты   ограждения,
встретившись  взглядом с Потапчуком. И тот и другой  были  в
темных  очках.  Глеб Сиверов загадочно щелкнул  пальцами,  а
Потапчук поправил очки. Это означало: будь на месте, я  тебя
найду.
      Глеб  сел  в  свою  машину, включил кнопку  приемника.
Передавали информацию о том, что произошло на улице, рядом с
которой  он  находился. Он сидел, закрыв  глаза  и  барабаня
пальцами  по коленям. Он завидовал журналистам, для  которых
все  было  ясно и просто. Ему же, Глебу Сиверову, предстояло
отыскать настоящий ответ на вопрос о том, что произошло.  Не
придумывать его, а отыскать, анализируя факты.
      "Погибли  три  человека. Шофер погиб за компанию,  его
явно в расчет не брали, а вот полковник налоговой полиции  -
персона  неприкосновенная,  как  и  олигарх.  Убивают  людей
рангом  пониже, убивают за деньги. У Данилова  были  большие
деньги.  Олигарх  - это часть государства, как  и  полковник
налоговой  полиции. Они играли в одну игру, в  четыре  руки.
Кому  же такая игра могла не понравиться? Многим, но  смерть
Данилова  и  Кривошеева  при  существующем  раскладе  ничего
изменить  не  могла.  Машина была  запущена.  Номера  счетов
известны  ФСБ. Решение относительно денег приняли  на  самом
верху.  Убивай  не  убивай, ничего не  изменится.  Максимум,
тормознешь  на неделю, от силы - на две. Что  за  это  время
можно сделать, если все под контролем? Ровным счетом ничего.
Личная месть? Из личной мести так не расправляются. Рядом  с
Даниловым   важный   государственный   чиновник.    Человек-
компьютер, занимавшийся проводкой денег. А если это  Ленский
отомстил   Кривошееву?  Скорее  всего  Данилов  должен   был
обижаться  на Ленского. Ведь диск упустила охрана  Ленского,
значит.   Ленский  мог  нанести  упреждающий  удар.   Вполне
возможно,  злость иногда лишает разума, заставляет совершать
непродуманные поступки, но, опять же, зачем делать  это  так
демонстративно,  картинно? Если  бы  приказ  отдал  Ленский,
наверняка  сработали бы по-другому. Погибли бы его  люди,  а
сам  Спартак  Иванович лишь чудом не оказался бы  в  машине.
Вышел  бы  на одну минутку или не успел бы дойти  до  машины
десяток шагов.
      Я  слишком  мало знаю, слишком обрывочная  информация.
Возможно, Потапчук уже что-то разнюхал, может б