бранная  на  части  снайперская
винтовка с несколько тяжеловатым немецким оптическим прицелом.
   Имелся и прибор ночного  видения.  Но  пользоваться  им  Мерцалов  не
собирался. Он тщательно, деталь за деталью, собирал  винтовку.  Движения
его были неторопливыми, уверенными. Спустя две минуты  перед  Мерцаловым
на столе лежало грозное оружие, с  которым  он  умел  управляться  лучше
многих. Его девизом было: один выстрел - один труп.
   И только после этого он достал из  сумки  самое  ценное,  что  в  ней
лежало. Ни полученные Мерцаловым "командировочные", ни дорогая  винтовка
не шли ни в какое сравнение с небольшим голубым конвертиком,  в  котором
находилась распечатка с перечислением  мероприятий  -  встреч,  визитов,
поездок, - которые предстояли хозяину "Нефтепрома" в  ближайшие  дни,  и
указанием даты, времени, места. Мерцалов  мог  себе  представить,  какие
деньги пришлось выложить за эту ничего не значащую  с  виду  бумажку.  В
отделе протоколов такие данные не выдаются никому, к  ним  имеет  доступ
чрезвычайно ограниченный круг лиц - личная охрана, секретари.
   С кем будет встречаться "главный нефтяник" -  еще  известно,  но  вот
где, когда - это тайна за семью печатями. И не мудрено: такая информация
- как минимум две трети успеха покушения. Располагая ею,  можно  выбрать
огневую позицию и предусмотреть пути отхода.
   Мерцалов завалился на тахту и держал бумагу на  расстоянии  вытянутой
руки от лица - так, как это делают дальнозоркие люди, хотя зрение у него
было стопроцентным. Но он привык делать ежедневную гимнастику для  глаз,
чтобы не потерять остроты зрения.
   "Все это,  конечно,  хорошо,  -  рассуждал  он,  -  но  многое  может
измениться. Кое-что, возможно, подбросили сюда специально, чтобы спутать
карты на случай утечки информации. О чем-то умолчали..."
   Не отрывая взгляда от распечатки, он вытащил  из  нагрудного  кармана
маркер.  Зачеркнул  им  все  мероприятия,  время  которых,   по   мнению
Мерцалова, могло быть безболезненно перенесено. Таких  оказалось  больше
половины. Возле некоторых позиций Мерцалов задерживался подолгу.  Кончик
маркера зависал над листом, готовый вот-вот его коснуться, но так  и  не
опускался на бумагу.
   "Идиоты! - ругал Мерцалов заказчиков убийства. - Не могли  отработать
маршруты передвижения. Или же они уверены, что автомобиль - это надежная
защита и его пассажир неуязвим?"
   Наконец  Олег  перегнул  лист  пополам  точно  на  той  строчке,  где
значилось посещение Большого театра.
   "Опера,  опера...  Несколько  необычно...  Но  как  запасной  вариант
подойдет. Спектакль они ни за что  не  перенесут.  Есть  вещи  посильнее
реальной власти - искусство. Все,  на  сегодня  хватит,  -  сказал  себе
Мерцалов. - Должен же я, в конце концов, когда-нибудь отдохнуть? А  если
еще учесть, что я после стольких лет отсутствия вернулся на  родину,  то
вполне имею право осмотреться и узнать,  чем  дышит  сейчас  моя  родная
Москва".
   Мерцалов ощутил сильный голод.  Заглядывать  в  холодильник  не  было
смысла.  Шнур   со   штепселем,   вытащенным   из   розетки,   болтался,
переброшенный через ручку холодильника.
   "Значит, он пуст. Да и с какой  стати  хозяин  станет  оставлять  мне
продукты?"
   А заехать по дороге в магазин и купить чего-нибудь, чтобы приготовить
самому дома, Мерцалов не догадался. Он  с  отвращением  подумал  о  баре
отеля "Пещера горного короля". Готовили  там  великолепно,  но  ему  уже
опротивело все то, что можно было заказать и съесть на Западе,  хотелось
чего-нибудь сугубо русского, пусть и не  первой  свежести,  пусть  и  не
самого изысканного.
   Он прикрыл глаза, с наслаждением  вспоминая  вкус  селедки  с  луком,
политой подсолнечным маслом, жареной картошки, в которую брошено немного
чеснока.
   Было около двух дня, когда Мерцалов покинул квартиру и,  пройдя  мимо
остановки трамвая, спустился в метро на станцию  "Авиамоторная".  Он  не
смог припомнить, существовала ли она в момент последнего его  приезда  в
Москву или же ее ввели в строй позже. От запаха даже  немного  кружилась
голова. Ни одно метро в мире  не  пахнет  так,  как  пахнет  московское.
Назвать этот  запах  приятным  или  отвратительным  нельзя,  это  просто
специфический запах, который запоминается навсегда, как запахи детства.
   Конкретной цели маршрута у Мерцалова не было, он решил поехать наугад
в сторону Центра, а там сориентироваться.
   Вскоре приехал поезд и унес Мерцалова в темноту тоннеля.  Покачиваясь
в вагоне, он левой рукой держался за поручень, а в правой сжимал газету,
одну за другой проглатывая новости, экзотические для той Москвы, которую
он знал. Взрывали банкиров, убивали политиков, предлагали купить вещи, о
которых раньше приходилось только мечтать. К  тому  же  большинство  цен
проставлялось в долларах.
   Когда Мерцалов дочитал полосу, за окном вагона  мелькнула  освещенная
станция, объявили "Марксистскую".
   "Топонимика Советской  власти",  -  мысленно  улыбнулся  Мерцалов  и,
повинуясь какому-то ностальгическому чувству, вышел на перрон.
   Олег поднимался на чуть подергивающемся эскалаторе, и  временами  ему
начинало  казаться,  что  наклонный  тоннель,   по   которому   движется
бесконечная лента, уходит вверх вертикально, а он лежит на спине, словно
распростерся на дне гигантского колодца.
   Но это ощущение исчезло сразу же, лишь он  ступил  на  плиты  пола  в
вестибюле станции, и забылось, когда он вышел на улицу. Раньше  он  знал
бы, куда податься поесть. Обычно он обедал в "Праге" или шел в "Валдай",
если в первой было много народу. Но теперь Москва изменилась,  открылось
множество  новых  ресторанов.  В  одних  ему  не  нравились   интерьеры,
скопированные   со   среднеевропейских,   в   других   цены    выглядели
неподъемными. Конечно,  у  Мерцалова  хватило  бы  денег  пообедать  где
угодно, но ему  хотелось  вернуться  в  то  не  отличавшееся  богатством
прошлое, из которого он выпал.
 
Глава 13 
 
   Мерцалов шел по улице, разглядывая вывески, засматриваясь на витрины.
Новая  Москва  ему  определенно  не  нравилась.  Она  еще  не  дошла  по
насыщенности всеобщим богатством  до  уровня  западных  столиц,  но  уже
возомнила о себе бог весть что.
   "Ресторан  "У  Константина""  -  прочел  Мерцалов  довольно  скромную
вывеску и толкнул ладонью металлическую, облитую белым пластиком  дверь.
Та мягко поддалась, и он попал в полутемное фойе. За перегородкой скучал
гардеробщик, бравого вида мужчина лет сорока-пятидесяти.
   "Ну вот, - отметил Мерцалов, - и здесь сидит отставной военный. Такая
же участь была  уготована  и  мне.  С  моими  знаниями,  с  моим  опытом
принимать пальто у разжиревших жуликов и ждать, пока они, расщедрившись,
положат тебе в ладонь доллар-другой. Наверняка  этот  мужик  раньше  был
полковником, для майора он имеет слишком холеное лицо".
   И Мерцалов ощутил приятное злорадство,  охватившее  его  душу,  когда
бывший военный с поклоном  принял  от  него  пальто  и  шляпу,  а  затем
расплылся  в  подобострастной  улыбке  при  виде  того,   как   Мерцалов
вытаскивает  из  портмоне  деньги  -  те  самые,  которые  получил   от,
разговорчивого валютчика в Смоленске.
   - Держи, отец,  -  буркнул  Мерцалов,  хотя  по  возрасту  в  сыновья
гардеробщику никак не годился.
   Но люди после тридцати словно попадают в разные измерения,  в  каждом
из которых время течет по-своему. Одни стремительно стареют, обзаводятся
сединой, отращивают  животы,  другие  же,  такие,  как  Мерцалов,  будто
консервируются. Лишь только глаза выдают  их,  да  кожа  рук  становится
жестче и грубее.
   В зале ресторана, обставленного без показной роскоши,  было  довольно
уютно. Повсюду зеленели искусственные деревья  в  кадках,  столики  были
отгорожены один от другого  невысокими  стеночками.  Заведение,  похоже,
большой популярностью не пользовалось. Посетителей в это время сидело  в
нем мало. Из шестнадцати столиков, имеющихся в зале, занятыми  оказалось
всего лишь шесть. Да и то три из них были сдвинуты  вместе,  и  за  ними
расположилась довольно неприятная компания - то ли грузины, то ли армяне
- короче, лица кавказской национальности, наверняка уже давно  обитающие
в  Москве.  Они,  отчаянно  жестикулируя,  громко,   в   полный   голос,
разговаривали, почти кричали, то и дело  из  бурного  потока  иноязычной
речи вырывался разухабистый русский мат,  и  можно  было  подумать,  что
кавказцы ссорятся. Но едва ли, скорее всего, они вели деловой  разговор.
Языка, на котором они беседовали, Мерцалов не знал.
   Распорядителя в зале не наблюдалось.
   Мерцалов сел там, где ему понравилось - возле самого окна, -  и  стал
смотреть сквозь полупрозрачную тюлевую занавеску на улицу.  Он  все  еще
находил для себя новые впечатления, и  теперь  его  очередным  открытием
было то, что московские женщины  за  время  его  отсутствия  стали  куда
привлекательнее, чем раньше.
   То ли косметика сделала свое дело, то ли новые  фирменные  шмотки,  а
может, это дыхание свободы придает людям красоту.
   Мерцалов перехватил взглядом официанта, идущего по залу.
   "Ну вот я и дома, - с иронией поздравил себя Мерцалов,  -  смотрю  на
халдея, а он ноль внимания. Хоть бы кивнул,  сказал  бы,  что  подождите
минутку, сейчас обслужу клиентов... Да если даже деньги не  в  состоянии
изменить бывших моих соотечественников, значит, их уже ничто не изменит.
Здесь можно жить".
   На обратном пути официант все-таки удосужился сделать несколько шагов
в сторону и положил на стол Мерцалову меню в толстой  фирменной  кожаной
папке.
   Меню на двух  страницах,  довольно  скромное.  Большую  часть  в  нем
занимало перечисление  тех  продуктов,  которые  можно  найти  в  каждом
коммерческом киоске даже в самой  глухой  провинции.  Всякие  батончики,
сомнительных сортов сигареты, шоколад, жевательная резинка. Экзотические
названия Мерцалова не интересовали вовсе.
   Пробежав  глазами   названия   холодных   закусок,   он   облизнулся:
"Есть-таки! Вот она - сельдь с  луком.  Теперь  присмотрим  себе  первое
блюдо".
   Свой выбор Мерцалов остановил на борще, при  этом,  правда,  подумал:
"Наверняка свекла окажется консервированной. Но для начала  сойдет.  Это
потом я сделаюсь более разборчивым, а пока дело даже не во  вкусе,  а  в
самих названиях: "Сельдь с луком",  "Борщ",  "Щи"...  А  вот  шницель  в
панировочных сухарях и моя любимая жареная картошка  с  консервированным
зеленым горошком".
   Картина оказалась бы завершенной, если  бы  Мерцалов  заказал  еще  и
компот из сухофруктов. Но этого "яства" советских времен в ресторане  "У
Константина"  уже   не   водилось.   Пришлось   довольствоваться   кофе,
минеральной водой и ста пятьюдесятью граммами водки.
   Официант принял заказ и удалился на кухню. Мерцалов огляделся.
   Как и всякий профессионал, он  смотрел  на  окружающий  мир  в  своем
особом ракурсе. Автомеханик  не  видит  на  улице  просто  машины  -  он
замечает, какая из них побывала в ремонте, где новая покраска, а где еще
заводская. Гаишник, даже возвращаясь со службы,  невольно  отмечает  все
нарушения правил дорожного движения. Мерцалов же  не  мог  видеть  перед
собой просто зал ресторана. Он непроизвольно оценивал помещение с  точки
зрения удобства совершить покушение и обеспечить себе безопасный отход.
   "Дверь у них со стороны улицы одна, - рассуждал Мерцалов,  -  значит,
продукты с этой стороны они не подвозят и  наверняка  существует  другой
вход, черный, для персонала и грузчиков - тот, через который сюда вносят
ящики с продуктами и напитками. Зальчик  небольшой,  значит,  кухня  еще
меньше. Если нужно исчезнуть,  больших  проблем  с  этим  не  возникнет.
Достаточно воспользоваться выходом на кухню -  и  проблема  решена  сама
собой".
   Официант поставил перед Мерцаловым заветную сельдь с  луком,  обильно
политую подсолнечным маслом - не рафинированным, не безвкусным,  а  чуть
мутноватым,  отчетливо  пахнущим  подсолнечными  семечками.  И  Мерцалов
взялся за еду. Он  отламывал  небольшие  кусочки  черного  хлеба,  корка
которого была усыпана шариками кориандра,  и  макал  этот  хлеб  в  чуть
солоноватый, пахнущий рыбой рассол, смешанный с растительным маслом.
   Давно он уже не испытывал такого удовольствия, особенно если  учесть,
что  впереди  его  ждало  свидание  с  жареным  картофелем,  шницелем  и
консервированным зеленым  горошком.  Мерцалова  уже  не  раздражал  мат,
доносящийся от столика, занятого кавказцами, наоборот, он согревал душу.
И если раньше Олег брезгливо кривился, заслышав русскую нецензурщину  на
улицах  Рима  или  Лондона,  то  теперь  она  звучала  для  него  вполне
естественно.
   "Да, - подумал Мерцалов, - слышать мат здесь, в  России,  это  то  же
самое, что наблюдать жизнь хищных  зверей  в  естественных  условиях  их
обитания. Что на Западе понимают в свободе? - он усмехнулся. - Свобода -
это возможность расслабиться, чего они не умеют делать напрочь", - и  он
с удвоенной энергией  набросился  на  жирную  атлантическую  сельдь,  из
которой на кухне удалили далеко не все кости.
   В  этот  момент  дверь  ресторанчика  отворилась,  и  в   нее   вошел
неприметный мужчина, крепко сложенный, с внимательным  цепким  взглядом.
Он  приехал  на  скромных  "жигулях",  которые,  правда,  были  не   его
собственностью, а казенными. В кармане у него лежало  удостоверение  ФСБ
на  имя  капитана  Сергачева.  Начиная  с  десяти  часов  утра   капитан
наведывался в небольшие московские  ресторанчики,  кафе.  Такое  задание
получил не только он, а еще семь сотрудников управления,  возглавляемого
генералом Потапчуком. Каждому из них была выдана фотография Мерцалова  и
установка: наемного убийцу не задерживать, при его  обнаружении  тут  же
сообщить руководству и начинать слежку.
   Капитана Сергачева уже мутило от выпитого за это время кофе. Нужно же
было что-то заказывать, приходя в ресторан или в  кафе.  В  первых  двух
заведениях  капитан  Сергачев  с  аппетитом  позавтракал,   не   забывая
прихватывать счета для оплаты их бухгалтерией, но потом, ощутив  тяжесть
в животе, переключился исключительно на кофе. Повсюду он делал вид,  что
у него  с  кем-то  назначена  встреча.  Сидя  за  столиком,  то  и  дело
поглядывал на часы,  сокрушенно  качал  головой.  А  потом  доставал  из
кармана трубку радиотелефона,  набирал  свой  домашний  номер,  заведомо
зная, что ему никто не ответит, и бросал в трубку пару многозначительных
фраз.  После  чего  быстро  расплачивался  и  уезжал,  но  недалеко,  до
следующего квартала, где вновь заходил в ресторан  и  заказывал  чашечку
ненавистного ему теперь черного кофе и пол-литровую бутылочку минералки.
   На ресторан "У Константина" капитан особых надежд  не  возлагал.  Это
заведение не славилось ни  хорошей  репутацией,  ни  хорошей  кухней,  и
более-менее  сведущие  в  Москве  люди  обходили  его  стороной.  Но   в
обязанности Сергачева входило посещать все  заведения,  расположенные  в
обведенных красным фломастером квадратах на карте. Вся центральная часть
Москвы и прилегающие к ней районы были  поделены  заместителем  генерала
Потапчука между оперативными сотрудниками управления.
   Капитан Сергачев скинул пальто  на  руки  гардеробщику  и  машинально
провел ладонью по борту пиджака, чтобы убедиться, на месте ли  пистолет.
Затем шагнул в зал, сразу же обратив внимание на компанию кавказцев.
   Мерцалов сидел к нему спиной - так,  что  сразу  узнать  его  капитан
Сергачев не  мог.  Да  и  выглядел  он  теперь  немного  иначе,  чем  на
фотографии, сделанной полгода  тому  назад.  Осмотревшись,  капитан  ФСБ
шагнул вперед - ему не терпелось взглянуть в лицо широкоплечему мужчине,
сидевшему перед тарелкой, в которой дымился жареный  картофель  и  лежал
большой, как подошва ботинка, шницель, обжаренный в сухарях.
   Мерцалов  настолько  расслабился,  что  даже  не   обернулся,   чтобы
посмотреть на вошедшего, хотя и услышал шаги. Он был уверен, что  ничего
ему не угрожает.
   Пройдя в самый конец зала, капитан Сергачев уселся за пустой столик и
положил перед собой сложенную в узкую полоску газету. Скользнул взглядом
по лицу посетителя, отрезающего от шницеля кусочек за кусочком.
   Сергачев за время своей службы в ФСБ научился  разбираться  в  лицах.
Его не могли ввести  в  заблуждение  ни  строщенные  усы,  ни  накладная
борода, ни очки, ни измененная прическа. Он научился, глядя на человека,
отбрасывать эти детали и замечать только лицо - форму носа, разрез глаз,
линию рта - то, что изменить невозможно.
   Сердце Сергачева забилось учащенно.
   "Не может быть! - подумал он. - Такой удачи не бывает!  Не  волнуйся,
сосредоточься, посмотри на него еще раз, только уже не так  внимательно,
улучи момент,  когда  он  посмотрит  в  тарелку,  и  подними  глаза,  не
поворачивая головы. Ты же  знаешь,  бывает  много  людей  с  одинаковыми
чертами лица, может, тебе показалось?
   Семь раз отмерь!"
   Теперь Сергачеву  было  сподручнее  смотреть  на  Мерцалова:  подошел
официант и встал как раз на линии, соединяющей их столики. Сергачев то и
дело поднимал глаза от меню, переспрашивая названия блюд, лишь бы только
подольше смотреть. Он заказал полный комплект того,  что  можно  назвать
обедом, - салат, суп, второе и чашку кофе.
   - Все? - спросил официант.
   - Да. И счет, пожалуйста, принесите сразу.  Я  спешу.  Оплачу,  и  не
будем зависеть друг от друга.
   - Будет сделано.
   - И побыстрее.
   Официант подхватил меню, прямо-таки вырвав его из рук  растерявшегося
капитана - тот-то рассчитывал еще им попользоваться, чтобы не  так  явно
разглядывать Мерцалова. Пришлось вооружиться  газетой,  которую  капитан
прочел уже, наверное, раза три. Другую  он  покупать  не  стал:  новости
везде одинаковые, а всякие бредовые сенсации в бульварной прессе его  не
интересовали.
   "Все-таки это он", - решил Сергачев, откладывая газету  в  сторону  и
прикидывая, как ему сейчас следует поступить.
   Вынимать  радиотелефон  прямо   здесь,   в   зале   ресторана,   было
небезопасно. Мерцалов, если судить по ориентировке,  выданной  генералом
Потапчуком, очень осторожен и наблюдателен, знает, что за ним может быть
установлена слежка.
   "Вот если бы в ресторане было побольше народа...
   А то я заметен, как плевок на лысине,  -  подумал  капитан  Сергачев,
вновь прикасаясь к борту пиджака и незаметно расстегивая пуговицу, чтобы
в случае чего было удобнее выхватить оружие. - Точно он! Загар у него не
такой, как после отдыха. Это  уже  и  не  загар,  а  скорее  цвет  кожи.
Наверняка этот тип жарился на солнце не пару недель,  а  несколько  лет.
Выгоревшие волосы... - капитан Сергачев заставил себя отвести взгляд  от
Мерцалова и занялся изучением конфигурации пятен на  скатерти.  -  Лучше
всего поступить сейчас так, - рассудил он, -  выхожу  в  туалет,  оттуда
связываюсь по радиотелефону с управлением и  снова  возвращаюсь  в  зал.
Вряд ли Мерцалов будет сидеть здесь долго. Кажется, он никого не ждет, а
просто зашел пообедать.
   Все-таки варит котелок у Потапчука, если он принял решение  направить
людей по ресторанам. Мужики не любят готовить и, если у них есть деньги,
предпочитают ходить в ресторан. Вот тут-то ты, Мерцалов, и  попался.  На
мелочи, на ерунде".
   Сейчас Мерцалов ел без прежнего  аппетита.  Во-первых,  насытился,  а
во-вторых, не понравился ему  новый  посетитель.  Посидев  здесь  совсем
немного, он уже разобрался в обстановке.
   "Случайные люди здесь оказываются очень редко, - понял он. - По  всей
видимости, здесь  что-то  вроде  диспетчерской  кавказской  группировки.
Значит, этот парень не из завсегдатаев. Он несколько  раз  посмотрел  на
меня, в то время как других почти не удостоил  вниманием.  Конечно,  это
еще ни о чем не говорит. Возможно, пришел переодетый мент, которому дали
задание разузнать, что творится в  ресторане,  и  этим  объясняется  его
повышенное внимание ко мне - все-таки свежий человек. Но выправка у него
не мен