игорий сбежал вниз, прислушиваясь к тому,  как  поскрипывает  узкая
полоска кожи, втянутая в шлевки брюк.
   Смеркалось. Небо было серое, асфальт еще не высох от недавнего дождя.
   Григорий, широко шагая, двигался по проспекту Мира. Он вглядывался  в
лица детей и был похож на отца,  который  безуспешно  пытается  отыскать
дочь, потерявшуюся в толпе.
   И вдруг возле рыбного магазина,  где  нестерпимо  воняло  селедкой  и
раскисшим от рассола деревом бочек, он увидел то, что хотел,  -  девочка
лет восьми или девяти стояла прижавшись к стене.  Ее  глаза  были  полны
страха, она вздрагивала. А люди проходили мимо, не обращая внимания.
   - Что-то случилось? - опустившись на корточки, спросил Григорий.
   - Да, я потеряла маму, - в глазах девочки был настоящий страх.
   И Григорий почувствовал, как горячая волна возбуждения  охватила  его
от пяток до кончиков седеющих волос.
   - Так ты говоришь, потеряла маму?
   - Да, маму.
   - Я помогу найти ее. Как тебя зовут?
   - Меня зовут Саша, фамилия Петрова.
   - Так вот, Саша, сейчас мы ее найдем. Давай свою руку.
   Девочка протянула ладошку. Цепкие пальцы  Синеглазова  сжали  детскую
руку.
   - Пойдем,  пойдем,  отыщем  твою  маму.  Что  же  она  у  тебя  такая
невнимательная?
   - Она сказала, чтобы я ждала ее в магазине, но я  вышла  на  улицу  и
теперь стояла вот здесь, - немного  сбивчиво  и  путано  объясняла  Саша
Петрова.
   - Так говоришь, она была в магазине?
   - Да, мы были в магазине, но я туда не пошла.
   - А ты знаешь, Саша Петрова, свой домашний телефон?
   - Да, - кивнула девочка и сказала номер.
   - Ну вот и прекрасно, - обрадовался Синеглазов. - Мама, наверное, уже
давно ждет тебя дома и волнуется. Мы сейчас пойдем ко мне и позвоним ей.
   Хорошо?
   - Да, - согласилась  девочка,  абсолютно  не  понимая,  на  что  дала
согласие.
   У подъезда своего дома Синеглазов огляделся. Во дворе никого не было.
   Он схватил Сашу Петрову за руку и потащил наверх.  Он  боялся  только
одного - в подъезде может столкнуться с кем-нибудь из соседей.  Но  было
время бесконечной "Санта-Барбары", и все пенсионеры и домохозяйки сидели
у экранов телевизоров, раздумывая над перипетиями сложной судьбы  Си  Си
Кэпвелла и его многочисленных жен, а также брачных и  внебрачных  детей.
Инспектор Круз продолжал выяснять свои отношения с Идеи, адвокат  Мэйсон
пил виски, заливая тоску по  поводу  неудавшейся  жизни  и  отношений  с
принципиальным Си Си.
   Щелкнул замок, вспыхнул свет.
   - Проходи, Саша, садись вот в это кресло.
   - А где у вас телефон?
   - Погоди, не спеши, я сам позвоню. Сейчас я угощу тебя конфетами.  Ты
ведь любишь сладенькое?
   - Люблю,  -  подтвердила  Саша  Петрова.  Ее  большие  голубые  глаза
смотрели на мир спокойно, и этот взрослый дядя не вызывал у нее никакого
страха.
   Она даже заулыбалась, когда на журнальном столике появилась  огромная
коробка с цветами на крышке.
   - Угощайся. Ты моя гостья.
   Девочка взяла конфету и надкусила. Липкий ликер  полился  на  пальцы.
Она чуть вскрикнула.
   - Дай, я тебе оближу, - сказал Синеглазов и, схватив руку девочки  за
тонкое запястье, поднес ладошку к своим губам и принялся жадно слизывать
ликер.
   Затем он засунул пальцы девочки себе в рот.
   - Мы с тобой будем играть, Саша. Ты будешь вымазывать руки конфетами,
а я буду слизывать. Хорошо?
   Девочка отрицательно замотала головой.
   - Нет-нет, я не хочу. Это плохая игра.
   - Это замечательная игра, Сашенька, -  сказал  Синеглазов  и  посадил
девочку себе на колени. - Ну же, бери конфеты.
   - Я больше не хочу, - призналась Саша.
   - Зато я хочу. Бери конфеты и клади мне в рот.
   Саша чуть испуганно набрала пригоршню конфет и поднесла к  раскрытому
рту Синеглазова. Тот схватил ее за локоть и протолкнул липкие от  ликера
и размятого шоколада пальцы себе в рот.
   - Как  вкусно,  -  прорычал  он,  закатывая  глаза  и  чувствуя,  как
напрягается его плоть. - А теперь встань.
   Саша с готовностью выполнила это.
   - Позвоните, скорее позвоните маме! Я не хочу быть у вас.
   - Все в свое время. Твоя мама, наверное, еще не дошла до дома.
   - Как не дошла? Вы же говорили, она сидит и ждет меня дома!
   - Ну погоди немного, - махнул рукой Синеглазов, расстегивая молнию на
джинсах. - Я тебе сейчас кое-что покажу.
   - Не хочу! - крикнула Саша.
   Синеглазов тут же закрыл ей рот. Затем развернул к себе лицом.
   - А ну-ка смотри!
   - Не хочу! - зажмурила глаза девочка  и  попыталась  укусить  его  за
ладонь.
   Новая волна удовольствия прошла по телу Синеглазова.
   - Ах, ты, маленький зверек, пушистый и наглый! - Синеглазов растрепал
волосы девочки.
   Его руки были липкими от ликера, волосы Саши приклеивались к ним.
   - Все идет хорошо, все замечательно, - шептал  Синеглазов,  облизывая
перепачканные ликером губы. - Смотри сюда, смотри!
   Молния   разъехалась   окончательно,   кожаный   коричневый    ремень
выскользнул из брюк и оказался в руке мужчины.
   - А если не будешь слушаться, я тебя накажу. Видишь этот  ремешок?  Я
отшлепаю им тебя по заднице.
   Девочка бросилась к двери и судорожно рванула ее на  себя.  Но  дверь
была закрыта, ключ лежал у Григория в джинсах. Мужчина  схватил  ребенка
за шиворот и приподнял над полом. Несколько раз тряхнул.
   Саша завизжала. Синеглазов несильно ударил ее по щеке, и она смолкла.
   Затем он включил музыку - все ту же Патрисию Каас.  Звуки  музыки  из
двух черных колонок заполнили комнату.
   - А теперь мы пойдем мыться,  -  сказал  мужчина.  Девочка  стояла  у
секретера нахохленная, перепуганная, похожая на маленькую озябшую птицу.
   - Ну, пойдем,  давай  руку!  -  махнув  ремнем,  который  со  свистом
разрезал воздух, рявкнул Синеглазов и, схватив Сашу за худенькое  плечо,
поволок в ванную.
   Зашумела вода. Синеглазов принялся  срывать  с  девочки  одежду.  Она
отчаянно кричала. Он закрыл ей рот. Саша впилась зубами в его ладонь.
   Синеглазов отнял руку, зверея  от  боли,  ударил  девочку  головой  о
стену. Девочка обмякла. На кафеле остались брызги крови.
   - Звереныш! Так укусила!
   Мужчина  подставил  укушенную  ладонь  под  струю.  На  ладони  четко
отпечатались детские зубы.
   - Животное! - выругался он и занялся привычным делом.
   Из ремня он быстро соорудил петлю, просунул  в  нее  Сашины  руки,  а
затем привязал к змеевику.
   - Вот так будет лучше.
   Затем сходил в комнату и  принес  флакон  с  нашатырным  спиртом.  Но
сколько он ни тыкал  под  нос  Саши  вату,  обильно  политую  нашатырем,
девочка не приходила в себя.
   - Маленькая сволочь! - наконец-то  сообразив,  что  переусердствовал,
зло пробормотал мужчина. - Ладно, сейчас мы тобой займемся основательно.
   Он стащил с нее  всю  одежду,  затем  вымыл.  Детское  тело  казалось
мраморным. Волосы прилипли ко лбу, и Синеглазов, взяв расческу, принялся
расчесывать девочку. Когда он это сделал,  то  разделся  и  сам.  Затем,
шлепая босыми ногами по холодному паркетному полу,  Синеглазов  пошел  к
своему секретеру, вытащил фотоаппарат и вернулся в ванную уже с ним.  Он
выглядел странно: абсолютно голый, с большим массивным фотоаппаратом  на
груди.  Вспышки,  щелчки...  Маленькая  девочка,   висевшая   на   трубе
отопления, навсегда осталась на пленке.
   - Маленькая сволочь! Маленькая стерва! - шептал  Синеглазов,  нажимая
на кнопку. - Зачем же ты сдохла раньше, чем  надо?  Я  не  увидел  твоих
глаз, полных ужаса, я не испытал того, ради чего привел тебя к себе.  Ты
меня обманула, стерва. Но ничего, я с тобой разберусь.
   В его голове мелькнула мысль. Он  знал,  что  ему  надо  сделать.  Он
отложил фотоаппарат на бельевой ящик и стал быстро одеваться.
   Тщательно заперев дверь, он сбежал вниз, сел в свою машину и помчался
к Анжеле.
   "Только бы она была дома! Только бы она никуда не ушла!"
   Он не стал звонить ей по телефону,  а  вбежав  в  подъезд,  сразу  же
бросился  к  лифту.  На  седьмом  этаже  лифт  остановился.   Синеглазов
расстегнул молнию на. джинсах и большим пальцем вдавил кнопку звонка.
   - Кто там? - послышался голос Анжелы.
   - Открывай быстрее! - выкрикнул Григорий.
   - Это ты? - удивленно и  чуть  испуганно  сказала  Анжела,  сбрасывая
дверную цепочку.
   - Я, я...
   Плащ упал на пол прямо в прихожей. Ногой Григорий захлопнул дверь  и,
услышав щелчок сработавшего замка, бросился  на  Анжелу,  срывая  с  нее
шелковый халат.
   - Ты что?! С ума сошел?! -  кричала  женщина  и  безуспешно  пыталась
вырваться. - Мне нельзя! Нельзя!
   - Можно! - рявкнул Синеглазов, валя ее на пол. Он был весь перепачкан
кровью. Анжела лежала безропотно, без движения.  По  ее  щекам  катились
слезы - от страха и омерзения.
   А Синеглазов склонился над ней и своим  испачканным  в  крови  членом
водил по ее лицу.
   - Ну, хватит, Григорий. Ты что, совсем спятил?
   - Мне очень хорошо, - выдохнул  мужчина,  завалившись  на  бок.  -  А
теперь - пока.
   Он поднялся, застегнул брюки, схватил плащ и покинул квартиру Анжелы.
   Анжела осталась сидеть на полу и зарыдала. Она никак не могла  прийти
в себя. Подобное с ней никогда еще не случалось: чтобы вот  так,  грубо,
без всяких слов и разговоров ее повалили в собственной квартире прямо на
пол и изнасиловали! По-другому она никак не могла это назвать. Но  в  то
же время она понимала, что никому рассказать о происшедшем не сможет. Уж
слишком ужасно все это было.
   Синеглазов  вернулся  домой  вполне  удовлетворенный.   Взял   трубку
радиотелефона, не снимая плаща, зашел в ванную,  сел  на  край  ванны  и
набрал номер Анжелы. Та долго не подходила к телефону.
   Наконец он услышал ее голос.
   - Слушаю.
   - Анжела, ты меня извини. Со мной что-то случилось. Помнишь, у Бунина
есть рассказ "Солнечное затмение"?
   Григорий говорил и водил левой рукой по тельцу привязанной к змеевику
уже  холодной  Саши  Петровой.  Он  просунул  указательный  палец  ей  в
промежность, и его голос стал ласковым:
   - Я приношу извинения, Анжела.  Я  постараюсь  загладить  свою  вину,
постараюсь исправиться. Ты, пожалуйста, не обижайся на меня и никому  не
говори.
   - Ты сволочь, Синеглазов! Ты свинья и скотина! Больше у нас  с  тобой
ничего не будет!
   Одновременно разговаривая  с  только  что  изнасилованной  Анжелой  и
поглаживая  тельце   мертвой   Саши   Петровой,   Синеглазов   испытывал
удивительное удовольствие. Он разжал губы девочки и просунул  ей  в  рот
три пальца. Он чувствовал кончиками  пальцев  гладкое  небо,  чувствовал
язык, острые твердые зубы. Ему было невыразимо хорошо.
   Анжела тяжело дышала на другом конце провода и посылала в  его  адрес
проклятия, которые каплями бальзама падали на душу Синеглазова.
   - Больше мне не звони. Никогда! И будет лучше, если я тебя больше  не
увижу.
   - Анжела, завтра мы с тобой  встретимся,  все  обсудим,  я  тебе  все
объясню. И надеюсь, ты меня поймешь...
   Анжела бросила трубку. Синеглазов  с  улыбкой  отложил  радиотелефон,
поднялся, снял плащ, вытащил из гардероба чемодан с инструментами. Затем
отвязал ремень. Тельце Саши Петровой скользнуло в ванну, и голова  глухо
ударилась об эмалированный чугун.
   Процедура  расчленения  не  заняла  много  времени.  Дело  это   было
привычным и  приносило  какое-то  странное  удовольствие.  И  Синеглазов
подумал, что, наверное, из него получился бы замечательный хирург,  если
бы не идиоты родители. Они все ему испортили, послав  учиться  не  туда,
куда следовало бы.
   Быстро  стекла  кровь.  Тельце  Саши  Петровой  было  расфасовано  по
целлофановым пакетам. Бечевка была аккуратно  завязана  на  бантики.  На
этот раз ему потребовалась всего одна спортивная сумка.
   Синеглазов вымылся, привел в  порядок  ванную.  Тщательно  оттер  уже
успевшую засохнуть кровь на белых плитках кафеля. Ванная сияла так,  как
обычно все сияет в операционной. Здесь  не  хватало  только  бестеневого
освещения.
   "Надо будет этим заняться, - подумал  Григорий  Синеглазов,  глядя  в
потолок на лампу, забранную в матовый колпак, -  и  тогда  будет  полный
кайф. И еще надо будет достать зеленый халат и прозрачный фартук".
   Затем он оделся, осмотрел квартиру. Коробку конфет  аккуратно  закрыл
крышкой и спрятал в секретер. Он чувствовал себя  на  верху  блаженства.
Ему доставляло удовольствие сознание  того,  что  в  красной  спортивной
сумке  лежит  расчлененное  тело  девочки  и  что  сейчас  он  поедет  и
разбросает по городу остатки своего сладкого  пиршества,  расстанется  с
ними навсегда. Но у него останутся фотографии, и по ним он всегда сможет
вспомнить все то, что его волновало  и  приносило  удовольствие,  сможет
вспомнить даже то, какой на ощупь была кожа похолодевшего трупа,  какими
были волосы. По черно-белым фотоснимкам он легко  мог  представить  себе
цвет крови и даже ощутить ее теплоту и вязкость.
   С сумкой через плечо, насвистывая песенку Патрисии Каас,  Синеглазов,
тщательно причесанный и надушенный дорогой  туалетной  водой,  спустился
вниз. Во дворе не было ни души.  Он  подошел  к  своей  машине  и  легко
забросил на заднее сиденье сумку.
   "Что похороним вначале? - задал он себе нехитрый вопрос, на который у
него был готовый ответ. - Первым делом - голову.  А  вот  руки,  ноги  и
туловище - в разных местах и желательно подальше друг от друга".
   Автомобиль зашуршал шинами по влажному асфальту и выехал на проспект.
   На этот раз Григорию  Синеглазову  не  повезло.  Когда  он  заехал  в
разрушенный квартал и направился к канализационному люку, его  удивлению
и злости не было предела: прямо на люке стоял поддон с кирпичом.
   "Какая скотина сгрузила кирпич именно сюда, именно на этот люк? Ну  и
черт  с  вами!"  -  пнув  кроссовкой  кирпич,   сказал   Синеглазов   и,
развернувшись, направился к машине.
   По дороге ему попался еще  один  люк.  Синеглазов  постоял  над  ним,
слушая, как журчит внизу вода, уносящая нечистоты, и передумал. Но,  тем
не менее, он понимал, что голову надо спрятать основательно - так, чтобы
никто никогда ее не нашел. А это было задачей довольно непростой.
   Подойдя к машине, Синеглазов огляделся. Он увидел торчащие  подъемные
краны, на которых горели лампочки.
   - Вот  туда,  -  сказал  он  сам  себе,  ныряя  в  дыру,  проделанную
строителями в заборе.
   Он вышел на безлюдную стройку. Ни сторожа, никого на ней не было.  Он
увидел уже готовую опалубку фундамента.
   - Возьму и брошу туда, - сказал сам себе Синеглазов.
   Он  прислушался,  огляделся  по  сторонам  и,   не   заметив   ничего
подозрительного, расстегнул молнию на сумке, достал целлофановый  мешок,
похожий на шелестящий кочан капусты,  и  двумя  руками,  как  футболист,
вбрасывающий мяч на линии поля, швырнул голову  в  опалубку.  Послышался
звон арматуры, и все стихло.
   -  А  если  найдут,  тоже  будет  интересно,  -  сказал  мужчина   и,
перескакивая  через  строительный  мусор,   через   брошенные   носилки,
покореженные корыта и ведра, выбрался на тропинку; - Все будет класс,  и
как ни случится - все будет хорошо.
   Следующий  мешок  он  оставил  в  мусорном  контейнере  на   Беговой,
неподалеку от ипподрома. Сверток с руками  он  тоже  бросил  в  мусорный
контейнер. А ноги Саши Петровой  оказались  в  открытом  канализационном
люке, возле которого стоял жестяной знак "Земляные работы".
   Синеглазов чертыхнулся.
   - Лучше бы я сюда бросил и голову. Все-таки, наверное, зря я  оставил
ее на стройке.  А  может,  и  не  зря,  -  утешил  он  себя,  наконец-то
почувствовав усталость и непреодолимое желание уснуть.
   Он заспешил к машине, завел мотор.
   Неподалеку от дома, проехав перекресток, он увидел милицейскую машину
и двух гаишников  в  бронежилетах  и  с  автоматами.  Был  поднят  жезл.
Синеглазов подъехал и затормозил.
   Один из гаишников подошел к машине, а второй навел на ветровое стекло
автомат. Сержант представился и попросил  документы.  Синеглазов  подал,
вежливо улыбаясь.
   - У женщины я был, командир. А живу там, во дворе.
   Гаишник  придирчиво  осмотрел  документы,  светя   фонариком,   затем
посветил в лицо Синеглазову.
   - А что, кого-то ловите?
   - Да, работаем, - сказал сержант, понимая, что с  Синеглазова  ничего
не возьмешь.
   - Надеюсь, не муж моей знакомой поднял вас на ноги? Он  ведь  генерал
милиции.
   Гаишники невольно расхохотались, сержант вяло козырнул и сказал:
   - Проезжай. И лучше по ночам не  езди.  Машина  у  тебя  еще  ничего,
можешь ее лишиться.
   - Да кому она нужна, эта развалина? Да и езжу я всегда один, никого с
собой не беру.
   - Ну вот и поезжай.
   Мотор заревел, и серая "вольво"  помчалась  по  пустынному  проспекту
Мира.
   Поворот, еще поворот - и  Синеглазов  затормозил  у  подъезда  своего
дома. Он даже не стал отгонять свой автомобиль на площадку.
   -  Все  равно  завтра  утром  на  работу,  -   сказал   он,   включая
сигнализацию.
   Выбрался, проверил замки,  захватил  с  собой  пустую  легкую  сумку,
которая почему-то показалась ему похожей на шкуру, содранную  с  убитого
животного.
   Еще раз приняв душ, тщательно вымывшись  и  вымыв  сумку,  Синеглазов
зашел в маленькую комнатку и растянулся на кровати. Его глаза  слиплись,
и он мгновенно заснул.

Глава 4

   Каких только учреждений не  бывает  в  Москве.  Все  уже  привыкли  к
разнообразию вывесок, от самых дешевых, выполненных на  стекле  масляной
краской,  до  изготовленных  из  отполированной  латуни,   где   надпись
дублируется  на  английском  языке.  Теперь  уже   никого   не   удивишь
каким-нибудь экзотическим названием, вроде трастовой  компании  "Секай",
банка "Манитип" и какого-нибудь ЖЖЖ, которого не знает никто.
   Среди  этого  базарного  обилия  вывесок  появилась  одна,  не  очень
приметная,  да  и  здание  было  расположено  в  стороне   от   основных
магистралей.
   Название не слишком вычурное, но  достаточно  непонятное,  во  всяком
случае, прочитав его, внутрь заходить не хотелось: "Экспо-сервис" и  три
латинских буквы - Ltd.
   Дровяной переулок. Самый Центр, но не самая престижная его часть.
   Когда-то в этом неприметном здании, наверное, жила  купеческая  семья
или какой-нибудь промотавший свое состояние  дворянин.  Затем  дом,  как
водится, перешел в  ведение  местной  власти.  В  гостиной,  разделенной
фанерными перегородками, умудрились разместить целую коммуналку вместе с
кухней, ванной, туалетом и грязным коридором. Дом был ценен только своим
расположением.
   Рассуждая здраво его давно нужно было сломать  и  построить  на  этом
месте дом из кирпича, потому что старый  грозил  вот-вот  рассыпаться  в
пыль.
   Почти так оно и случилось. Дом купили не коммерсанты, а префектура.
   Жильцы получили квартиры в блочных домах на окраине, спустя  какое-то
время и думать, наверное, забыли о доме, где когда-то жили.
   Полтора года он стоял бесхозный, никому не нужный, разве что пьяницам
да бомжам, которые облюбовали его безжизненную утробу,  расписали  углем
стены и чуть было не устроили пожар, разложив на полу костер из обломков
громоздкой мебели.
   Но одним ненастным  вечером,  когда  погода  стояла  такая,  что  нос
высовывать  на  улицу  не  хотелось  и  все  временные  обитатели   дома
находились на месте, к дому подъехала  большая  машина  с  зарешеченными
окнами, послышался лай собак, и никому из бомжей  не  удалось  улизнуть.
Привыкшие к такому обращению, бомжи не очень-то и сопротивлялись. Раз не
удалось убежать, ну что ж, переночуем в другом месте - все равно  с  нас
взятки гладки.
   Всех их продержали ровно три дня: столько,  сколько  позволяет  закон
для выяснения личности. Ни  за  кем  из  них  серьезных  прегрешений  не
водилось, и вскоре всех выпустили. А куда же направиться, как не в  свой
уже обжитой дом, откуда рукой подать  до  основных  вокзалов  и  уличных
кафе, где можно разжиться очень вкусными, да еще и теплыми объедками.
   Но бомжей,  которые  один  за  другим  подтягивались  к  дому,  ждало
разочарование: дом успел