ен. Глеб, как и в
предыдущий раз, обхватил его свободной рукой и огляделся, начиная  понимать,
что вся эта безумная гонка была напрасной. ?Черт бы меня побрал,  -  подумал
он с горьким недоумением, - где же были мои хваленые  мозги?  За  это  время
снега навалило сантиметров на двадцать, а то и больше. Да если бы я  потерял
здесь полковой миномет, и то не нашел бы..."
   Со стороны дороги донесся приглушенный рокот мотора.
   Потом мотор смолк, хлопнула дверца, и в то же мгновение Глеб  увидел  то,
что искал.
   Это торчало из-под снега - слегка лоснящийся черный цилиндр, напоминающий
не то основание обломанного сука, не то кусок водопроводной трубы небольшого
диаметра. От ствола поваленной березы до этого предмета  было  метра  три  с
половиной, никак не больше, и то, что Глеб не нашел его в то памятное  утро,
можно было объяснить только последствиями контузии. ?И хорошо, что не нашел,
- подумал Глеб. - Что было бы, если бы  нашел?  Ничего  бы  не  было,  кроме
лишних неприятностей. А так-. Это же просто праздник какой-то!
   Если эта штуковина не протухла, я даже не  знаю,  что  я  сделаю  -  богу
свечку поставлю, вот что!  Сомнительно,  конечно,  чтобы  господь  занимался
устройством подобных мелочей, но, в конце концов, ему виднее?.
   Он  выпустил  шершавый  холодный  ствол  и  шагнул  вперед,   уже   слыша
приближающиеся со стороны дороги  шаги  и  тяжелое,  шумное  дыхание  майора
Губанова.
   Губанов увидел его издали и замедлил шаг. Торопиться было некуда. Похоже,
сломанные  ребра  доконали-таки  шустрого  беглеца.  Он   сидел   в   снегу,
скорчившись  и  опустив  голову,  неимоверно  жалкий  и  вызывающий   легкую
брезгливость в своем  нелепом  спортивном  костюмчике,  снятом  с  трупа,  и
кроссовках на босу ногу. Он был весь запорошен снегом, словно сидел здесь не
меньше недели, и вид его  наводил  на  воспоминания  о  кадрах  кинохроники,
запечатлевших зиму в блокадном Ленинграде. В коротком ежике  седеющих  волос
серебрились ледяные кристаллы, над плечом едва заметной струйкой  поднимался
пар слабеющего дыхания. Он был готов, он спекся, его можно  было  прикончить
щелчком по лбу, он больше не представлял никакой опасности,  но  прежде  чем
оказаться здесь, в сугробе, у последней черты, этот  мерзавец  сломал  жизнь
майору Губанову.
   Губанов неторопливо приблизился, метя по снегу длинными полами пальто,  и
остановился в двух шагах от Слепого. Пистолет был  у  него  в  руке.  Другой
рукой майор достал из кармана пачку  ?парламента?,  зубами  вытянул  из  нее
сигарету и щелкнул зажигалкой.
   - Ну что, капитан, - жадно затягиваясь, спросил он, -  отбегался?  Может,
поговорим? Может, привет кому-нибудь передашь? Я из Штатов позвоню, клянусь.
Расскажу родным, где тебя искать... Козел ты, конечно, но это  я  для  тебя,
так и быть, сделаю. Ну, чего молчишь?
   Полузамерзший человек, обессиленно сидевший в  сугробе,  медленно  поднял
голову. Странно, но заросшее седоватой щетиной лицо его было спокойным, а на
губах играла едва заметная тень улыбки.
   - Слушай, майор, - сказал он, глядя в лицо Губанову прищуренными,  словно
мягкий утренний свет был для них слишком сильным, глазами, - ты когда-нибудь
слышал об агенте по кличке Слепой?
   - Слепой? - с пренебрежительной гримасой переспросил Губанов. - Вот ему я
вряд  ли  смогу  позвонить.  Это  же  фантом,  легенда,  бабья  сказка   для
дошкольников в погонах...
   - Ему не надо звонить, - спокойно сказал Глеб, - и он не легенда.
   -  Вот  как,  -  медленно  произнес  Губанов,  с  интересом   разглядывая
собеседника. - Вот, значит, как... Польщен. Жаль, что это ничего не  меняет.
Извини, Слепой, но я не комитет по награждению бойцов невидимого фронта.
   - Это очень многое меняет, - все так же спокойно  сказал  Слепой.  -  Это
меняет буквально все.
   -  Тебе  виднее,  -  с  ухмылкой  ответил  Губанов  и  передернул  затвор
пистолета.
   Слепой вдруг вскинул руку, и Губанов с удивлением  увидел  в  ней  что-то
длинное, черное, уродливое, сплошь облепленное снегом,  похожее  на  корявый
сук, и лишь за мгновение до выстрела, который погасил для него солнце, майор
догадался, что видит не трухлявый обломок дерева,  а  армейскую  снайперскую
винтовку, нацеленную ему прямо в лоб.
 
Глава 19 
 
   Глеб колебался до тех пор, пока Малахов не протянул руку поверх его плеча
и не позвонил  в  дверь  сам.  Сделав  это,  полковник  скромно  отступил  в
сторонку, с профессиональной ловкостью  растворившись  в  тени  возле  шахты
лифта.
   Дверь открылась, и Глеб увидел Ирину Быстрицкую.
   - Ты, - сказала она после долгой паузы.
   - Я, - подтвердил Глеб. - Видишь, я вернулся.
   - Вижу. Проходи, завтрак стынет. А я как раз думала, что надо самой  идти
выбирать елку. Знаешь,  я  совершенно  не  умею  выбирать  елки.  Мне  вечно
какие-то кривобокие попадаются...
   Ее голос доносился уже из кухни вместе со звоном расставляемой  на  столе
посуды. Глеб устало прикрыл глаза и провел ладонью  ото  лба  к  подбородку.
Щеки были колючими от многодневной щетины, которой оставалось всего  ничего,
чтобы стать настоящей бородой. ?Сам как елка?, - подумал Глеб.
   Позади деликатно кашлянул полковник Малахов.
   - Я не один, - слегка повысив голос, сказал Глеб. Ирина снова  показалась
в прихожей. Она выглядела как обычно, разве что была  немного  бледнее,  чем
всегда. Или в этом было виновато освещение? Глеб потер уставшие глаза.
   Бок болел, и страшно хотелось спать, но важнее всего сейчас была Ирина, и
он смотрел на нее так, словно хотел насмотреться за все те дни, что  они  не
виделись.
   - Ас кем ты? - как ни  в  чем  не  бывало  спросила  она.  -  А,  Алексей
Данилович! Здравствуйте. Проходите, что же вы там стоите? Глеб, не  стой  на
пороге, дай Алексею Даниловичу войти.
   Слепой неловко посторонился, пропуская Малахова  в  прихожую.  Тот  снова
стесненно кашлянул в кулак, зачем-то снял шапку, дернул себя за мочку уха и,
глядя в угол, сказал:
   - Вот, Ирина. Отыскалась наша  пропажа.  Возвращаю,  как  и  обещал.  Как
видите, цел и невредим.., ну или почти невредим...
   Он поднял глаза  и  увидел  подозрительный  блеск  на  щеках  Ирины.  Она
смотрела на Глеба. Лицо ее было спокойно, но по щекам медленно текли  слезы.
Полковник поспешно  отвернулся  и  принялся  изучать  узор  обоев  на  стене
прихожей.
   - В общем, прошу любить и  жаловать,  -  неловко  закруглился  он.  -  Я,
пожалуй, пойду.
   - А завтрак? - глядя на Глеба, спросила Ирина.
   - Спасибо, я уже! - крикнул Малахов уже с лестничной площадки и  поспешно
захлопнул  за  собой  дверь.  ?И  чего  я  сюда  приперся??  -  подумал  он,
ожесточенно тыча пальцем в кнопку вызова лифта.
   - Ну, проходи же, - сказала Ирина.
   - Да, - откликнулся Глеб, - сейчас.
   Он  принялся  осторожно  стаскивать  с  себя  зимний  солдатский  бушлат,
стараясь не морщиться. Ирина все так же стояла напротив,  не  сводя  с  него
огромных блестящих глаз.
   - У тебя красивые глаза, - сказал он, - только очень большие. Почему?
   - Чтобы лучше тебя видеть, - ответила Ирина бессмертной цитатой  и  двумя
быстрыми движениями вытерла мокрые щеки.
   - Прости, - сказал Глеб.
   - За что? Ты ведь вернулся, как и обещал, и даже успел к завтраку.
   - Да, - сказал он, - в самом деле.
   Он пристроил бушлат на вешалку. Потертая и местами замасленная  пятнистая
одежонка странно смотрелась рядом с модным зимним  плащом  Ирины,  и  Слепой
как-то сразу вспомнил, на кого он  похож.  Он  снова  со  скрежетом  поскреб
щетину на щеках и решительно двинулся к ванной.  Ирина  молча  принесла  ему
чистое белье и полотенце. Потом она ушла на кухню, села на табурет  и  долго
слушала, как в ванной течет вода и  шумит  душ.  За  это  время  она  успела
выкурить три сигареты, так и не почувствовав их вкуса.
   Наконец в ванной щелкнула задвижка, и  Глеб  появился  на  пороге  кухни,
одетый в свой любимый теплый халат, гладко выбритый  и  словно  помолодевший
лет на десять. В руке у него был газетный сверток, из которого  предательски
свешивалась штанина трикотажного спортивного костюма дикой расцветки.
   - О! - весело сказал он и демонстративно повел носом.  -  Пахнет  кофе  и
сигаретами. Желаю выпить чашку кофе и выкурить сигарету.., или даже две. Две
чашки кофе и две сигареты.
   Он открыл шкафчик под мойкой и затолкал свой сверток  в  мусорное  ведро,
накрыв его крышкой.
   - А завтрак? - снова спросила Ирина и подумала,  что  сегодня  утром  она
ведет себя, как дрессированный попугай.
   - А завтрак требует вдумчивого, серьезного отношения,  -  сказал  Глеб  и
уселся на свое любимое место спиной к окну. Ирина заметила,  что  всегдашняя
непринужденная плавность движений сегодня дается ему  с  большим  трудом,  и
закусила губу, чтобы снова не заплакать. - Я же в данный момент могу  думать
только о чашечке кофе и сигарете.
   Ирина поставила перед ним дымящуюся чашку и  пододвинула  открытую  пачку
сигарет. Он медленно закурил  и,  откинувшись  назад,  привалился  спиной  к
стене, прислушиваясь к тому, как внутри  постепенно  замедляется,  сходя  на
нет, ощущение бешеной гонки. Закрывая глаза,  он  все  еще  чувствовал  себя
несущимся вперед, под закрытыми веками мельтешили цветные пятна,  и  в  такт
этому мельтешений пульсировала боль в боку. Было  очень  странно  сознавать,
что он в безопасности и, более того, сидит у себя на  кухне  с  сигаретой  в
руке и с чашкой кофе перед носом.
   - Постелить тебе? - спросила Ирина. Ее голос донесся  до  Слепого  словно
откуда-то издалека.
   - Непременно, - сказал он, с усилием открывая глаза. - Только  сначала  я
хочу еще немного побыть с тобой.
   Он поднес чашку к губам и сделал глоток.
   - Странно, - сказал он, - кофе совсем остыл. И сигарета истлела...
   - Это действительно странно, - согласилась Ирина. Глеб задумчиво  опустил
в пепельницу сгоревшую до фильтра сигарету, сдул со стола пепел, закурил  по
новой и внимательно посмотрел на Ирину.
   - Ты ни о чем не спрашиваешь, - сказал он.
   - Это тоже странно?
   Глеб вдруг встал, незаметно придерживая  локтем  ноющий  бок,  повернулся
лицом к окну и стал смотреть во двор, дымя сигаретой. Ирина  тоже  закурила.
Она чувствовала себя как человек, отходящий  после  местной  анестезии:  все
внутри словно оттаивало, заново обретая чувствительность.
   - Что ты там рассматриваешь? - спросила она.
   - Здания. Дома, трансформаторные будки,  детский  сад...  Я  рассматриваю
здания и думаю  об  архитектуре.  На  секунду  Ирина  даже  забыла  о  своих
переживаниях.
   - Об архитектуре?! - поразилась она. - И что же ты о  ней  думаешь?  Глеб
помолчал.
   - Знаешь, - сказал он после паузы, -  мне  пришлось  посвятить  некоторое
время изучению отдельных аспектов современной архитектуры.  В  результате  я
пришел к выводу, что архитектор  -  очень  опасная  профессия.  Будь  у  нас
нормальная патриархальная семья, я бы запретил тебе заниматься этим делом.
   - Вот как?
   Снова повисла пауза. Она тянулась долго, и в конце концов  Ирина  решила,
что Глеб уже забыл о затеянном им же странном разговоре. Она в последний раз
насухо вытерла глаза, придала лицу  озабоченное  выражение  профессиональной
сиделки с тридцатилетним стажем работы и совсем уже было собралась  прогнать
Глеба в постель, когда он заговорил снова.
   - Да, - сказал он, отвечая на ее последний вопрос. - Непременно  запретил
бы. Особенно за деньги.
 
*** 
 
   Было самое  начало  вечера,  но  в  большой,  просторной,  выстроенной  с
размахом и отделанной с большим вкусом  трехкомнатной  квартире  на  восьмом
этаже престижного кирпичного  дома,  не  так  давно  возведенного  на  месте
снесенных развалюх, которыми некогда был целиком застроен центр города, было
включено все мыслимое освещение. Сияли люстры, торшеры, настольные  лампы  и
бра, синеватым светом горели газосветные трубки над рабочим столом и  мойкой
в кухне, свет горел даже в туалете и ванной.
   За большим столом в гостиной сидела хрупкая женщина со светлыми  волосами
и  карими  глазами,  обведенными  темными   нездоровыми   кругами,   которые
свидетельствовали не то о  болезни,  не  то  о  крайней  степени  физической
усталости.
   Стол перед ней был пуст, если не считать хрустальной  пепельницы,  полной
испачканных бледно-розовой помадой окурков. Судя по этой пепельнице, женщина
сидела за столом уже долго. Она медленно курила,  изредка  поднося  к  губам
тлеющую сигарету и глядя прямо перед собой.
   В квартире было тихо, лишь откуда-то снизу доносились гудки  автомобилей,
да гудел за стеной непрерывно снующий вверх-вниз лифт. За окнами  постепенно
темнело, и, когда  щель  между  задернутыми  шторами  стала  совсем  черной,
женщина встала из-за стола.
   Она пересекла комнату, бесшумно ступая по пушистому ковру, открыла бар  и
некоторое время стояла неподвижно, разглядывая  поблескивавшие  в  его  ярко
освещенной зеркальной глубине бутылки. В конце концов выбор был сделан, рука
с накрашенными розовым лаком ногтями протянулась и  сомкнулась  на  горлышке
бутылки. Женщина свинтила  с  горлышка  алюминиевый  колпачок,  нерешительно
взялась за стакан, но тут же поставила его на место  и,  запрокинув  голову,
стала пить прямо из бутылки.
   ...Сорок  минут  спустя  она  уже  танцевала  посреди  комнаты,  медленно
раздеваясь под хриплый голос Луи Армстронга и время от времени прикладываясь
к горлышку зажатой в руке бутылки.



   Андрей ВОРОНИН
   ЛАБИРИНТ ДЛЯ СЛЕПОГО


   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

Анонс

     В   романе   А   Воронина   "Лабиринт   для   Слепого"   -   борьба
правоохранительных  органов  с  производством  в  России  наркотического
вещества, аналогичного по действию  героину  После  безуспешных  попыток
РУОП  раскрыть  и  обезвредить  преступную  группировку  ФСК   вынуждена
подключить к  делу  своего  агента  Глеба  Сиверова  по  кличке  Слепой,
знакомого читателю по романам "Слепой  стреляет  без  промаха",  "Слепой
против маньяка"

Глава 1

   Двухэтажный дом из красного кирпича, расположенный в лесу  на  берегу
озера, удачно вписывался в подмосковный ландшафт.  Еще  десятка  полтора
таких  же  шикарных  загородных  домов  были  разбросаны  поблизости   в
некотором отдалении друг от друга. К ним вела  асфальтированная  дорога,
ответвлявшаяся  от  Волоколамского  шоссе.  Всего  каких-то   пять-шесть
километров отделяли фешенебельный дом из красного кирпича  за  железными
воротами от ведущего к Москве шоссе.
   Построенные уже давно, эти загородные дома выглядели так, будто  были
сооружены совсем недавно.
   Стояла тишина. Ни единая волна не тревожила  спокойную  гладь  озера.
Двое рыбаков в резиновых лодках удили рыбу у дальнего берега.
   Лес был молчалив.  Только  время  от  времени  в  ветвях  вскрикивали
какие-то птицы или со  свистом  проносились  дикие  утки,  терявшиеся  в
густых зарослях камыша по берегам озера. Тишина  и  спокойствие,  полные
умиротворения.
   В это же время в подвале одного из домов, стоящих  чуть  на  горке  в
окружении старых сосен и кленов, мучился человек. Он корчился  от  боли,
скрежетал зубами, тщетно пытаясь развязать ремни, которые стягивали  его
руки и ноги.
   В  подвале  было  холодно  и  сумрачно,  лишь  тусклая   лампочка   в
проволочном колпаке скудно  освещала  это  мрачное  помещение,  так  что
пленник - мужчина лет тридцати пяти -  даже  не  знал,  день  сейчас  на
улице, ночь, вечер, или, может быть, утро.
   Мужчина делал отчаянные попытки  подняться  с  пола.  Его  руки  были
намертво привязаны к металлической трубе, торчавшей из  бетонной  стены.
Он пробовал  кричать,  но  слабый  голос  измученного  человека  не  мог
пробиться сквозь толстые стены подвала, и пленник уже утратил  всяческую
надежду, что когда-нибудь сумеет оттуда выбраться.
   Пленником, заточенным в подвале роскошного загородного особняка,  был
капитан Андрей Петрович Барышев, служивший в региональном управлении  по
борьбе с организованной  преступностью.  Задание,  которое  он  получил,
выглядело на первый взгляд довольно простым. Но только на первый взгляд.
Капитан должен был выяснить, кто стоит за торговцами  и  производителями
наркотиков. И поначалу  все  шло  довольно  гладко.  Он  проследил,  как
передавали товар, как производители получили деньги. Капитан сумел  даже
кое-что  сфотографировать.  Но  затем  он  решил   выкрасть   документы,
хранящиеся в сейфе на  первом  этаже  этого  загородного  особняка.  Вот
тут-то он и совершил непростительную ошибку.
   Он не мог знать,  что  дом  находится  под  наблюдением  и  буквально
нашпигован всевозможной записывающей аппаратурой, а в одной  из  дальних
комнат, самой маленькой, сидят у экранов мониторов два охранника.
   Они-то и засекли, как Андрей Барышев возится  у  сейфа,  пытаясь  его
открыть...
   Капитану удалось открыть сейф, и  он  даже  увидел  заветную  кожаную
папку, в которой хранились списки покупателей наркотиков, а также списки
тех, кому предполагалось передать значительные суммы.  Ясное  дело,  все
фамилии были зашифрованы, но расшифровать их не  составило  бы  никакого
труда.
   Андрей Барышев уже потянулся к папке, когда за  его  спиной  раздался
властный окрик:
   - Стоять! Ни с места! Руки вверх!
   Капитан медленно повернулся.
   - Лечь на пол! - грозно крикнул охранник,  поводя  стволом  короткого
автомата. - Я сказал - лечь!
   Ничего не оставалось делать. Андрей  медленно  опустился  на  колени,
затем лег.
   - Раздвинь ноги! - охранник приставил ствол автомата "узи" к  затылку
Андрея.
   Капитан раздвинул ноги и положил руки на затылок.
   - Вот так и лежи, не шевелись. Одно движение, козел,  и  я  выпущу  в
твою башку всю обойму. Понял?
   - Да понял, понял... - миролюбиво сказал капитан Барышев.
   Один   из   охранников   тщательно   обыскал   Андрея,   но    ничего
подозрительного не нашел - пистолет, нож и документы -  конечно  же,  на
чужую фамилию. Ну, и кроме того, деньги.
   Охранники тут же подняли тревогу, сообщили куда следует, и уже  через
час Барышев оказался в подвале. Он не видел, как к  дому  подъехали  два
черных  "мерседеса"  и  "рафик",  в  котором  находилось  шесть  человек
охранников.
   Лысый маленький человек в  сером  плаще  и  очках  в  золотой  оправе
спустился в подвал и презрительно  посмотрел  на  Барышева.  Стоило  ему
властно щелкнуть пальцами, как тут же появился табурет. Он, кряхтя,  сел
на табурет, раздвинул полы плаща, чтобы не помять, и вновь  взглянул  на
Барышева.
   - Так что ты собирался взять? Наши документы?
   Наверное, ты надеялся ими как-то воспользоваться?
   Может быть, думал заняться шантажом или еще чем-нибудь? Кто  ты?  Как
твоя фамилия? Только настоящая.
   Лысый плюнул на пол,  затем  вытащил  из  кармана  безупречный  белый
накрахмаленный носовой платок  и  промокнул  полные  губы.  От  носового
платка исходил тонкий запах дорогого одеколона.
   Капитан Барышев узнал этот запах.
   - Так как тебя зовут?
   - Я вам ничего не скажу.
   - Ну, это понятно.
   Человек в сером плаще потер пухлые ладони,  затем  похлопал  себя  по
колену.
   - Знаешь, дорогой, в этом подвале все поначалу  Так  говорят.  Но  не
было еще случая, чтобы хоть кто-то не признался. Мои  ребята,  может,  с
виду и неказистые, но свое дело знают. Они пытают куда лучше,  нежели  в
гестапо. Поберег бы, парень, свои суставчики.
   Преодолевая  нестерпимую  боль,  капитан  Барышев  поднял  голову   и
красноречиво посмотрел в маленькие заплывшие жиром глазки лысого.
   - Ты решил не признаваться?
   Барышев покачал головой.
   - Ничего я вам не скажу, - прохрипел он, проведя языком  по  обломкам
выбитых передних зубов.
   Перед тем, как Барышева затащили в подвал, он отчаянно сопротивлялся,
вырывался, пытался сделать все возможное. Ему даже удалось сбить  с  ног
дюжего, весившего,  наверное,  килограммов  сто,  охранника.  Но  второй
оказался проворнее.  Хотя,  если  бы  не  руки,  ск