ой  улице
поселка, с праздным интересом  осмотрел  больницу,  школу  и  универмаг,
посидел немного в жиденьком парке на берегу Крапивки,  куря  сигарету  и
разглядывая ржавые остовы древних качелей и прочих аттракционов,  вокруг
которых кругами бродили голуби и хмурые злые механики,  немного  постоял
на берегу, вернулся на главную улицу, свернул с нее и, немного поплутав,
вышел к большому  краснокирпичному  зданию,  черепичная  крыша  которого
безуспешно  старалась  стать  похожей  на  кровлю  пагоды.  Он   постоял
несколько минут и здесь, простодушно глазея на ровную зеленую лужайку  с
живописными кучками валунов, и лениво побрел дальше, прикидывая, по всей
вероятности, не рвануть ли ему  в  Москву  и  не  завалиться  ли  там  в
какой-нибудь кабак. Он даже остановился посреди улицы, извлек из кармана
потертый кожаный бумажник и, шевеля губами, пересчитал наличность.
   Наличности, судя по всему, было негусто, потому что командированный в
Москву не поехал, а, вздохнув и  пожав  плечами,  направился  в  сторону
гастронома, запримеченного им полчаса назад. Видимо,  он  вполне  здраво
рассудил, что там можно по вполне разумной цене приобрести то же  самое,
за что в московском кабаке с него сдерут семь шкур.
   Посторонний наблюдатель (если бы кому-нибудь пришла  в  голову  блажь
хоть сколько-нибудь внимательно наблюдать за командированным из Вологды)
был бы сильно удивлен, увидев, как этот невзрачный тип,  который  только
что лениво брел вдоль улицы, явно  намереваясь  напиться,  не  дожидаясь
вечера, вдруг подобрался,  напрягся  и  шмыгнул  в  переулок,  не  дойдя
каких-нибудь  пятидесяти  метров  до  вожделенных  дверей  магазина,  за
которыми скрывалась мечта  алкоголика  -  заставленные  спиртным  полки.
Здесь, за углом, провинциальный снабженец затаился,  то  есть,  попросту
говоря, поставил между ног свой обтертый кейс, закурил и остался стоять,
щурясь и пуская дым в голубое небо,  до  тех  пор,  пока  мимо  него  по
главной улице не проехал на скрипучем велосипеде новый настоятель  храма
Святой Троицы отец Алексий, направляясь, как видно, к себе в Мокрое.  За
спиной у батюшки на широком ремне висела объемистая хозяйственная сумка,
а  пыльная  ряса  развевалась  по  ветру,  открывая  обтянутые  блеклыми
джинсами ноги в расшлепанных кроссовках.
   - Мать твою, - сказал  вслед  батюшке  командированный,  снимая  свою
сетчатую пенсионерскую шляпу и утирая со лба обильно выступивший пот.  -
Вот так встреча!
   Он докурил сигарету и только после этого покинул свое укрытие.  Зайдя
в гастроном, он приобрел-таки бутылку пива и разговорился с  симпатичной
продавщицей, изнемогавшей от скуки и потому готовой поболтать.
   Обменявшись с ней несколькими общими фразами, командированный сказал:
   - Интересно тут у вас.  Попы  какие-то  на  велосипедах  гоняют...  А
церкви не видать. Может, строить собираетесь?
   - Так это же отец Алексий, - сказала  продавщица.  -  Тут  неподалеку
деревня такая, Мокрое называется, так вот там церковь. Отсюда километров
пять всего. Там недавно батюшка пропал, отец Силантий.
   - Как так - пропал?  -  с  преувеличенным  испугом,  округлив  глаза,
спросил командированный. - Спился, что ли?
   - Да ну вас, - отмахнулась продавщица, - что вы такое  говорите,  как
не стыдно? Совсем  пропал.  Куда  -  никто  не  знает.  Милиция  искала,
искала...
   - И не нашла, - уверенно закончил за нее командированный.
   - Какой там! - снова махнула рукой продавщица. - Даже один милиционер
пропал, Колька Силаев, мы с ним в одном классе учились.
   - Силаев? - переспросил командированный.
   - Да, - ответила продавщица. - А вы что, знали его?
   - Да нет, откуда, - сказал  снабженец.  -  Просто  похоже:  Силантий,
Силаев... Может, в этом секрет? Ваша фамилия, случайно,  не  Силина  или
что-нибудь в этом роде?
   - Кошкина моя фамилия, - ответила продавщица, - а  не  в  этом  роде.
Слушайте, - загораясь, сказала она, - а ведь и  вправду...  А  вдруг  их
обоих". из-за этого?
   - Вот уж не знаю, - сказал командированный. - В наше время все  может
случиться. - Погодите, - сказала продавщица, - а вы сами-то кто?
   - Я-то? Штирлиц. Ну-ну,  не  сердитесь.  Командированный  я.  На  ваш
молокозавод приехал, по обмену опытом.
   - Чем там меняться-то? - презрительно скривила  губки  продавщица.  -
Куча старой рухляди, кроме молока да кефира ничего не выпускают.
   - Да, - согласился командированный, - это я заметил.
   - А вы из Москвы? - спросила продавщица, косясь на его  правую  руку,
на которой не было обручального кольца.
   - Из Вологды, - ответил он.
   - А, - сказала продавщица, на глазах теряя интерес к разговору.
   - Послушайте, - сказал вологодец, - можно я у вас еще кое-что спрошу?
Я вижу, вы тут всех знаете...
   - Работа такая, - без ложной скромности ответила продавщица.
   - Я ведь сюда к вам специально напросился, - сказал  командированный.
- Брат у меня где-то в этих краях  потерялся.  Он  в  Москве  жил.  Пару
месяцев назад сел в машину и поехал куда-то по делам.
   Машину горелую нашли неподалеку, а сам исчез, как в  воду  канул..  У
меня и фотография есть.
   - Ну-ка, ну-ка, - с интересом подаваясь вперед, сказала продавщица. -
Насчет горелой машины - это что-то знакомое, было здесь что-то такое...
   Приезжий вынул из внутреннего кармана  своей  курточки  фотографию  с
загнутыми уголками. Продавщица всмотрелась и даже захлопала в ладоши  от
удовольствия.
   - Так это ж Федя! - воскликнула она. - Из  больницы,  который  память
потерял.
   - Память потерял? - удивленно переспросил командированный.
   - Ну да. Ничегошеньки не помнит. Они его кочегаром взяли в котельную.
Только он тоже пропал...
   - И он пропал?! Да что же это у вас тут, прямо Бермудский треугольник
какой-то... Неужели эти сволочи Глеба убили?
   - А его Глебом звали? - спросила продавщица. - Красивое имя... Только
его, наверное, не убили, - она понизила голос до заговорщицкого  шепота.
- Он, наверное, сбежал...  Девчонки  из  больницы  рассказывали,  что  в
пристройке, где  он  жил,  стрельба  была  совсем  недавно,  двух  наших
милиционеров  убили  и  одного  какого-то  штатского,  не   нашего,   не
крапивинского... А Глеб ваш пропал...
   - Спасибо, солнышко, - вздохнув, сказал командированный.  -  Спасибо.
Шоколадку тебе купить?
   - Не надо мне шоколадки, от нее зубы портятся, -  сказала  продавщица
и, по-бабьи подперев ладонью щеку, добавила:
   - Да вы не расстраивайтесь так, не надо. Найдется ваш брат.
   - Спасибо, - снова повторил командированный. - Если жив, найдется. Он
у меня боевой.
   Он побрел к выходу, совсем по-стариковски опустив  плечи.  Продавщица
осталась за прилавком, с жалостью глядя ему вслед и уже прикидывая,  как
будет рассказывать эту историю своим подружкам.
   На  этом  житель  Вологды  прервал   свою   экскурсию   по   поселку,
направившись прямиком в заводскую гостиницу.
   Сидя на  продавленной  кровати  в  неуютном  гостиничном  номере,  он
разложил на тумбочке нехитрую снедь, неумело открыл  бутылку  об  острый
край кроватной рамы и стал есть, запивая колбасу пивом. Он  давно  отвык
от всего  этого:  от  неуюта,  от  колбасы  с  черным  хлебом,  дешевого
отечественного пива, от несвежих сорочек и острого  чувства  обступающей
со всех сторон опасности, непосредственной, связанной  не  со  служебным
втыком, а с вероятностью получить пулю прямо в набитые этой  колбасой  и
этим пивом кишки. Теперь он чувствовал себя бодрым и помолодевшим лет на
двадцать, тем более что картинка вырисовывалась даже  более  любопытная,
чем при взгляде из московского кабинета.
   Поев, он смахнул крошки в газету, скомкал ее  и,  не  найдя  мусорной
корзины, затолкал в полупустой кейс. После этого  он  прямо  в  ботинках
завалился на кровать и пролежал на ней до самого вечера, непрерывно куря
и глядя в потолок. Мозг его при этом не переставал напряженно  работать,
комбинируя, строя версии и тут же  отбрасывая  их  прочь.  Один  раз  он
встал, чтобы отыскать в коридоре туалет,  а  когда  вернулся,  вынул  из
кейса сотовый телефон и вставил в  него  батарейки,  вынутые  на  всякий
случай,  чтобы  не  вовремя  раздавшийся  звонок   не   разрушил   имидж
командированного. Набрав по памяти длинный номер, он коротко переговорил
с кем-то в не терпящем возражений повелительном тоне, после чего засунул
телефон под подушку и вздремнул часа полтора. Разбудило его доносившееся
из-под подушки пиликанье телефона. Выслушав то, что ему хотели сообщить,
командированный удовлетворенно хмыкнул, отключил телефон, снова вынул из
него батарейки и бросил все это в кейс.
   Он сел на кровати и посмотрел на часы. Времени  оставалось  в  обрез,
пора было отправляться. Он вынул из висевшей под мышкой кобуры пистолет,
некоторое время колебался, разглядывая его и явно что-то  прикидывая,  а
потом решительно затолкал оружие за  радиатор  парового  отопления.  Без
пистолета он чувствовал себя не вполне одетым, но являться туда, куда он
собирался пойти, с пистолетом за пазухой было опасно.
   Ай-яй-яй, подумал он,  какие  сложности.  С  пистолетом  опасно,  без
пистолета  опасно."  Можно  подумать,  тебя  сюда  кто-то  гнал.  Любишь
кататься - люби и саночки возить. Если  хочешь  есть  варенье,  не  лови
хлебалом мух... Ну и так далее. В кабинетике, задницей в креслице, легко
ощущать себя большим стратегом. А ты давай-ка  побудь  для  разнообразия
тактиком, да не в кабинетике, а тут, в окопах,  так  сказать.  Пива  вот
маловато купил.
   Коньяк  -  напиток  стратегов,  а  нам,  тактикам,  без  пива  просто
никуда...
   Полковник Малахов рывком поднялся с кровати,  поправил  сбившийся  на
сторону галстук, натянул куртку, водрузил на  голову  дурацкую  сетчатую
шляпу (макароны через нее хорошо отцеживать, с ядовитым  юмором  подумал
он) и вышел из номера, тщательно заперев за собой дверь.
   Вскоре он уже входил в узорчатую железную калитку.  Собственно,  даже
не входил, а  вливался  вместе  с  потоком  верующих,  устремившихся  на
вечернее собрание. Примерно в это же  время  на  лесной  тропинке  Ирину
Быстрицкую настиг грабитель, но полковник ничего  об  этом  не  знал.  С
молодо бьющимся сердцем он  твердым  шагом  вступил  в  храм  Вселенской
Любви, чтобы вкусить от новой веры и попробовать, какова она на вкус.

Глава 18

   Ирина вздрогнула и обернулась.
   Человек в набедренной повязке (она сначала даже не  поняла,  что  это
именно  набедренная  повязка,  приняв  ее  за  обернутое  вокруг   бедер
незнакомца банное полотенце), неслышно ступая босыми  ногами  по  ковру,
пересек разделявшее их пространство и уселся в свободное кресло.
   Его длинные спутанные волосы намокли, и тело, едва видневшееся сквозь
густую черную поросль, мокро поблескивало. Душ  он,  что  ли,  принимал,
подумала Ирина, и в следующее мгновение узнала его. Это был, несомненно,
Волков - тот, кого сектанты звали Учителем. Это лицо смотрело на  нее  с
рекламных афишек, расклеенных по всей Москве, только теперь оно было без
бороды, и Ирина никак не могла понять, лучше оно  от  этого  стало  или,
наоборот, хуже. Вообще-то она не любила бород за  обыкновение  колоться,
щекотаться и накапливать грязь, но в данном  случае  отсутствие  бороды,
пожалуй, все-таки портило общую картину - это жесткое скуластое лицо  не
мешало бы хоть как-то смягчить.
   Человек, сидевший напротив нее, распространял тяжелый запах трудового
пота, и Ирина поняла, что блестит он не потому, что принимал душ,  а  по
прямо противоположной причине.
   - Как вы сюда попали? - спросила она.
   Волков  усмехнулся,  сверкнув  белоснежными  зубами,  и  откинулся  в
кресле.
   - Ну, - заявил он, - я мог бы сказать, что это был частный случай так
называемой телепортации...
   Но не буду,  пожалуй.  На  вашем  лице  крупными  буквами  напечатана
выписка из диплома о высшем образовании, так что  вы  мне,  пожалуй,  не
поверите...
   Кстати, кто вы по профессии?
   - Архитектор, - автоматически ответила Ирина. - Но...
   Волков не дал ей договорить.
   - Где же вы были раньше! - горестно воскликнул он. - Вы  видели  этот
дом?  Вы  видели,  во  что  может  превратить  самую  грандиозную   идею
какой-нибудь провинциальный недоучка? Ах, какая досада!
   - Я спросила, как вы сюда вошли, - повторила Ирина.
   - Как вошел, как вошел... Да по лестнице! Вов  там,  за  портьерой...
Нет, но где вас носило раньше!
   - Я работаю не в подполье, - пожав плечами, ответила  Ирина.  -  Наша
реклама публикуется во всех газетах.
   - Я не читаю газет, - ответил Волков, - и никогда не верю рекламе.
   - Однако сами к ней прибегаете, - вставила Ирина.  Она  не  понимала,
зачем пикируется с человеком, к которому приехала  за  помощью,  но  это
было ей просто необходимо для того, чтобы немного  прийти  в  себя.  Вид
этого самца гориллы в  набедренной  повязке  совершенно  не  вязался  со
сложившимся в ее голове образом крапивинского колдуна. В голове все  еще
шумело от выпитого вина, и она ничего не могла с собой поделать, хотя  и
понимала, что говорит лишнее.
   - Прелесть, - сказал Волков, наливая себе вина. - Вы  присоединитесь?
Нет? Ну, как знаете.
   А я выпью. Христианским священникам легче - у них  Бог  один,  а  мне
приходится на  каждом  молении  вкалывать  как  проклятому,  чтобы  всем
угодить.
   Он выпил и с аппетитом закусил  тем,  что  осталось  на  столе  после
опустошительного набега Ирины.
   - Итак, - сказал он, вытирая губы  тыльной  стороной  ладони,  -  вас
привело ко мне несколько необычное дело, не так ли?
   - Если верить вашей рекламе, - ответила Ирина, - для вас это дело  не
является столь уж необычным.
   - Для меня - не является, - медленно кивнул головой Волков, -  а  вот
"для вас - как сказать...
   Он перегнулся через подлокотник, пошарил под креслом и  вынул  оттуда
продолговатый золоченый портсигар и зажигалку.
   - Заначка, - дружелюбно пояснил он. - Я  всегда  прихожу  сюда  после
собрания - покурить и расслабиться. Не хотите?  Они  с  марихуаной,  это
великолепно расслабляет.
   - Если бы я нуждалась в галлюцинациях, то обратилась  бы  к  уличному
наркодилеру, - сказала Ирина. - Нынче с этим просто.
   - Да, - сказал Волков, решительно  засовывая  портсигар  обратно  под
кресло, - вы правы. Я вижу, вы знаете, чего хотите.
   - Я не совсем понимаю, -  сказала  Ирина.  -  Простите,  если  я  вас
невольно обижу, но мне казалось...
   - Вам казалось, что, как только вы войдете сюда, вас начнут охмурять?
- договорил за нее Волков.
   - Н-ну.., не совсем так, но что-то в  этом  роде,  -  вынуждена  была
согласиться Ирина.
   Волков рассмеялся.
   - А вот и не угадали, - сказал он весело. - Мы не нуждаемся в  обмане
и запудривании мозгов, Это бесполезно,  особенно  когда  имеешь  дело  с
умным человеком. Все старые религии изоврались вконец, и именно  поэтому
теперь тысячами теряют своих приверженцев. Мы не врем  и  не  теряем,  а
приобретаем новых братьев и сестер - каждый день, каждую  минуту.  Любая
ортодоксальная  религия  -  это  просто  более  ли   менее   совершенный
инструмент управления общественным мнением, средство держать  людей  под
контролем - жри дерьмо и говори "спасибо"... Виноват, увлекся.
   - Отчего же, - сказала Ирина. - Продолжайте, это интересно.
   - То, что я... То, что мы даем людям,  -  продолжал  Волков,  -  это,
строго говоря, не религия и даже не  культ.  Мы  называем  это  церковью
только потому, что так.., проще.  Не  фондом  же  нам  называться  и  не
обществом с ограниченной ответственностью! Зачем мне пускать вам пыль  в
глаза? Наша вера хороша тем, что это вера деловых людей. Вы пришли  сюда
с конкретным делом? Чудесно! Не вижу смысла изнурять  вас  многочасовыми
молитвами и участием в обрядах, которые вам чужды, непонятны и на первых
порах даже могли бы показаться отталкивающими. Зачем? Зачем усложнять  и
без того сложную жизнь? Сейчас мы быстренько, в  рабочем  порядке  решим
вашу проблему,  а  потом  поговорим.  Лучше,  как  говорится,  один  раз
увидеть...
   Ирина почувствовала, что у  нее  холодеют  ноги,  а  сердце  забилось
где-то у самого горла. Вокруг нее ощутимо сгущалась атмосфера..,  чудес,
причем чудес недобрых, запретных. Она заговорила, с трудом заставив свой
голос звучать ровно и сухо.
   - Вы часто повторяете слово "деловой", - сказала она. - Сколько я вам
должна?
   Она взялась за клапан сумки,  но  Волков  остановил  ее  нетерпеливым
жестом.
   - Не в деньгах счастье, - не очень искренне сказал он. -  Конечно,  я
работаю не бесплатно, но от вас  мне  нужна  услуга  совершенно  особого
рода...
   Ирина инстинктивно сдвинула колени. Заметив этот жест, Волков от души
расхохотался, забросив на спинку  кресла  гривастую  голову  и  выставив
вперед мощный хрящеватый кадык. Ирина  почувствовала,  что  краснеет,  и
села свободнее.
   - Вы меня превратно поняли, - отсмеявшись и утирая набежавшую  слезу,
сказал  Волков.  -  Право  же,  об  этом  мы  поговорим  позднее,  когда
познакомимся чуть ближе. Я имел в виду совсем Другое.
   - Что же? - по возможности ровным голосом спросила Ирина.
   - Свидетельство,  -  неожиданно  становясь  очень  серьезным,  сказал
Волков. - Устное свидетельство на собрании, перед братьями и сестрами...
   Я мог бы, конечно, заняться вами в общем зале, но это было бы,  грубо
говоря, немного.., э.., неэтично по отношению к вам. С  другой  стороны,
согласитесь, дело это не вполне обычное, и ваше свидетельство  пошло  бы
мне на пользу. Собственно, я уверен, что вы и без  моей  просьбы  будете
говорить об этом с каждым, кто согласится вас выслушать,  и  все-таки...
Вы согласны?
   - Да, - твердо сказала Ирина. - Я согласна.
   - Что ж, - сказал Волков, - тогда не станем  тянуть  кота  за  хвост.
Пересядьте на мое место.
   Он легко встал, хлопнув ладонями по голым коленям со звуком,  похожим
на пистолетный выстрел, и выключил укрепленную на спинке кресла лампу.
   Теперь   темноту   немного   рассеивали   только   мигающие   огоньки
светильников.
   - Следите за портьерой, - сказал Волков. - Птичка вылетит оттуда.
   Ирина быстро взглянула на него огромными сухими глазами,  и  Волк  на
мгновение смешался: в этом взгляде светилось  подступающее  безумие,  по
сравнению с которым весь фанатизм  его  приверженцев  выглядел  довольно
бледно. Апостол полковника Лесных понял, что хочет  эту  женщину  больше
всего на свете, по крайней мере в данный момент. Он не  сомневался,  что
добьется своего, но не сейчас, а позже, когда она сыграет  свою  роль  в
задуманном им спектакле. Главное, чтобы не подвел Слепой...
   - Сохраняйте тишину, - сказал Волков. -  Я  скажу  вам,  когда  можно
будет говорить.
   Ирина молча кивнула. Волков вышел на середину комнаты и, повернувшись
к портьере, воздел к потолку огромные волосатые руки. Постояв  так  пару
секунд, он вдруг уронил их вдоль тела и, повернувшись к Ирине, будничным
голосом сказал:
   - Вот черт, совершенно из головы вылетело...
   Напомните-ка мне, как звали вашего.., э.., знакомого.
   - Глеб, - с трудом шевеля сухими, как осенние листья, губами, сказала
Ирина. - Глеб Сиверов.
   - Ага, ну да, - кивнул Волков.  -  Теперь  вспомнил.  А  то,  знаете,
неловко могло получиться.
   Он снова вздернул руки вверх утрированным жестом  мультипликационного
пианиста, собирающегося начать  игру.  Несмотря  на  драматизм  момента,
Ирина поморщилась. Все это пока что  выглядело  дешевым  трюкачеством..,
все, за исключением спокойной уверенности Волкова - той же  уверенности,
которую она встречала и в заведующей библиотекой Светлане, и в бородатом
разбойнике Аркадии, и в своем странном  проводнике  по  этому  странному
дому.
   - Четыре стихии, - заговорил Волков так спокойно, словно обращался  к
соседу в переполненном автобусе с просьбой передать деньги на  билет,  -
четыре великих духа, четыре армии, четыре страны под вечными звездами! К
вам обращаюсь с просьбой, вас прошу о помощи...
   Некоторое время он ст