игарету. Теперь он был - или, по крайней
мере, казался - совершенно спокойным.
   Приняв решение, полковник перестал  сомневаться  и  теперь  обдумывал
стратегию предстоящей кампании.
   - Мне бы только зацепиться, - продолжал  Сорокин,  которого  тяготило
повисшее в комнате молчание, - а на то, чтобы ниточку размотать, у  меня
своих специалистов хватит.
   - Вот и останешься без своих специалистов, -  пообещал  Мещеряков.  -
Это тебе не урки твои, и не отморозки из разных группировок. Это  похоже
на.., ну, я не знаю.., на сошедший с катушек отряд спецназа.
   Похоже, Илларион?
   - Похоже, - согласился Забродов. - Только мне как-то  не  приходилось
видеть, чтобы отряд спецназа в полном составе сошел с катушек.
   -  Все  когда-нибудь  случается  впервые,  -  пожав  плечами,  сказал
Сорокин. - Помнишь, как мы познакомились?
   Забродов  кивнул  -  конечно  же,  он  помнил.  Познакомились  они  с
Сорокиным, когда двое бывших курсантов Иллариона, приехав  в  отпуск  из
какой-то горячей точки, напились до  розовых  слонов,  учинили  драку  в
баре, убили омоновца и, не  придумав  ничего  лучшего,  угнали  школьный
автобус с детьми. Именно тогда Забродов расстался со своей работой в ГРУ
- группа, в которой проходили подготовку те двое, была отправлена в гущу
военного конфликта против воли инструктора, считавшего, что солдаты  еще
недостаточно подготовлены психологически.
   - Там были пьяные  мальчишки,  -  сказал  Забродов,  мрачнея  и  тоже
закуривая. - Здесь, похоже, работают настоящие профи - особенно  в  этих
случаях с генералами.
   - Может быть, это вообще никак не связанные между  собой  дела?  -  с
надеждой спросил Мещеряков. - Я имею в виду, что сначала были в основном
чиновники, бизнесмены, торговцы оружием, а потом  вдруг  пошли  сплошные
генералы спецслужб. Где тут связь?
   - Вот ты и разберись, где связь, - посоветовал Илларион.
   - Эх, - вздохнул Мещеряков, - не бывать мне генералом! Давайте выпьем
хотя бы.
   И они выпили, и привычно поспорили о том, дурак Забродов  или  просто
блаженный со своей страстной любовью к книгам - не к определенному сорту
печатной продукции, вроде  исторических  романов  или  детективов,  а  к
книгам вообще, в особенности к таким, взявшись  за  которые,  нормальный
человек мирно засыпает на середине  титульного  листа,  и,  как  всегда,
каким-то непостижимым образом вышло, что блаженные недоумки - они  сами,
а Забродов по-прежнему сидел,  развалившись  в  такой  позе,  от  одного
взгляда на которую начинал ныть позвоночник, и, крутя  в  пальцах  рюмку
уникальной  формы,  улыбался  непроницаемой   улыбкой   Будды,   вызывая
раздражение пополам с восхищением.
   Далеко за полночь Сорокин вернулся домой и, не раздеваясь,  завалился
спать.  Ему  приснилась  грубо  размалеванная  выцветшими  от   непогоды
красками избушка на курьих ножках, стремительно возносящаяся к  небу  на
столбе дымно-оранжевого пламени и там,  в  высоте,  лопающаяся,  подобно
праздничному фейерверку. Супруга полковника гостила у сестры в  Мытищах,
и поэтому, к счастью, никто не слышал,  как  полковник  Сорокин  во  сне
ругается матом.
 
Глава 18 
 
   Глеб Сиверов устал. Он устал прятаться:  после  смерти  генерала  ФСК
Алавердяна он выходил на поверхность только для  того,  чтобы  пополнить
запасы продуктов. Это было опасно: громыхающая  машина  ФСБ  прочесывала
город своими железными пальцами, разыскивая его, и только его. Он не был
уверен в том, что генерал Потапчук проинформировал своих коллег  о  том,
кого именно им следует разыскивать, но рисковать понапрасну не хотелось.
   Ему опротивела то и дело сотрясаемая  воем  и  грохотом  проносящихся
мимо поездов подземная нора.
   Теперь,  когда  он  остался  один,  она  еще  сильнее,  чем   прежде,
напоминала склеп. Кроме того, сидеть в ней было  совершенно  бесполезным
делом: какая разница, умер некто Сиверов, сбежал за границу или сидит  в
подземелье, не смея высунуть носа? Это сидение ни на шаг  не  приближало
Слепого к цели.
   Генерал Алавердян был, можно сказать, случайной жертвой. Целыми днями
валяясь на нарах в бетонной норе. Слепой бесконечно  прокручивал  в  уме
имена тех руководителей ФСБ, которые были ему известны.  На  экране  его
памяти проплывали компьютерные файлы, содержавшие досье на самых  разных
людей - его электронная картотека насчитывала  сотни  фамилий.  Лежа  на
шершавых досках и медленно зарастая щетиной, Слепой с бешеной  скоростью
тасовал  имена,  даты  и  факты,  сопоставлял,  сравнивал  и  отбрасывал
ненужное. Единственным доступным источником информации была  сейчас  его
память, и в поисках зацепки он выжимал ее досуха, находясь  в  состоянии
полной сосредоточенности, близком к трансу.
   Генерал-майор Алавердян как нельзя лучше подходил на роль  одного  из
организаторов спецотряда.
   Он был горяч и нетерпелив и, насколько было известно  Глебу,  не  раз
высказывался за ужесточение карательных мер. Кроме  того,  он  дружил  с
Володиным и какое-то время тесно контактировал  по  служебным  делам  со
Строевым. Он служил в  контрразведке,  и  вполне  могло  оказаться,  что
именно он дал Сердюку  наводку  на  Конструктора,  во  время  ликвидации
которого (тут  Слепой  коротко  усмехнулся)  так  нелепо  подорвался  на
собственном взрывном устройстве Сапер. Адрес генерала также  хранился  в
картотеке Глеба, и, покопавшись в памяти, Слепой без  труда  извлек  его
оттуда. Могло, конечно, случиться и так, что Алавердян был непричастен к
деятельности отряда, но Слепой чувствовал, что это не  так.  Вынужденное
бездействие изматывало его, и, не отдавая себе в этом отчета, он  хотел,
чтобы  Алавердян  оказался  именно  тем  человеком,  которого  он  ищет.
Возможная невиновность генерала была чем-то призрачным  и  недоказанным:
работая в такой организации, как контрразведка,  практически  невозможно
не запачкаться в крови. В конце концов,  подумалось  Глебу,  не  так  уж
важно, руководил генерал действиями "вольных стрелков" или не руководил:
он был одним из тех, кто мог это делать, и подлежал ликвидации.
   Это был очень широкий взгляд на вещи, но Слепой этого уже не замечал.
   Он встретил генерала на улице во время утренней  пробежки:  Алавердян
поддерживал себя в форме по старинке, пренебрегая  тренажерными  залами.
Слепой застрелил его с двух шагов из громоздкого майорского "магнума"  с
глушителем. Свидетелей поблизости не  оказалось  -  генерал  был  ранней
пташкой, и улицы в этот час были еще темны и пустынны.
   Слепой спокойно сел в свой БМВ и уехал.  БМВ  он  бросил  в  лесу  за
городом, на двадцать третьем километре  Можайского  шоссе  -  продолжать
ездить на этой машине становилось опасно.
   Иногда к нему возвращались сомнения по поводу целесообразности  этого
убийства, но они проходили по самой поверхности сознания, не  затрагивая
глубинных слоев, точно так же, как  и  воспоминания  о  застреленной  им
любовнице Строева: в обоих случаях он действовал, полагаясь на интуицию,
а интуиция его до сих пор не подводила. Порой его посещала  страшноватая
в своей заманчивости мысль: почему бы, если уж ты воюешь со всем  миром,
не начать убивать всех подряд, без разбора? Он  гнал  эту  мысль  прочь:
войну выигрывает не тот, кто с тупым упорством перемалывает бесчисленные
орды противника и, выбившись из сил, гибнет под  фланговыми  ударами,  а
тот, кто умелыми действиями перерезает коммуникации,  продуманно  лишает
противника руководства и оставляет лишенного мозга колосса  корчиться  в
агонии. Побеждает тот, кто остался в  живых,  а  не  тот,  кто  геройски
погиб, бросившись на танк с перочинным ножом.
   Время от времени его сотовый телефон принимался  звонить.  Слепой  не
отвечал на звонки: сотовая связь - штука тонкая,  и  работающий  аппарат
легко засечь. Кроме  того,  он  не  чувствовал  себя  готовым  к  новому
разговору с генералом Потапчуком. В последний раз  они  общались"  после
смерти Строева. Потапчук так и не  назвал  Слепому  имена  оставшихся  в
живых генералов,  причастных  к  этому  делу.  Он  был  суховат  и,  как
показалось Глебу, печален. Эта печаль вызвала у Слепого короткую  кривую
усмешку: генерал теперь казался маленьким и далеким, он остался  позади,
в то время как Слепой уже очень далеко ушел вперед  по  скользкой  тропе
войны. Это была часть прошлого, а прошлое подлежало консервации и  сдаче
на хранение.
   Он  обвел  пристальным  взглядом  сложенные  из  криво  состыкованных
бетонных блоков стены своей норы и в который  раз  подумал  о  том,  что
отсюда пора выбираться. Его отнюдь не прельщала роль Дикаря с  Кольцевой
линии: он любил действовать, стремительно  передвигаясь  по  поверхности
земли и молниеносно принимая решения, а не бродить  по  сырым  подземным
коридорам, в которых воняло просочившимися сточными  водами,  распугивая
громадных наглых крыс. Но на поверхности он мгновенно превратился  бы  в
медлительную, неповоротливую дичь: у него не было ни машины,  ни  денег,
ни укрытия, ни информации.
   Надо  попасть  в  мансарду,  понял  он.  Как  убежище  ее  теперь  не
используешь: если генерал Потапчук вступил в игру - а в том, что генерал
поступит именно так, Слепой  почти  не  сомневался,  -  мансарда  теперь
наверняка  превратилась  в  ловушку,  готовую  захлопнуться,  стоит  ему
ступить  на  порог.  Но  там  было  оружие,  деньги  и,  самое  главное,
компьютер, с помощью  которого  Слепой  рассчитывал  проникнуть  в  банк
данных ФСБ и выудить оттуда кое-что полезное для себя. Это была  сложная
задача, но при умелом подходе  и  обладании  некоторыми  первоначальными
знаниями вполне разрешимая.
   Оставалось решить, каким образом проникнуть в мансарду. Слепой не мог
поручиться за то, что его попросту не подстрелит засевший где-нибудь  на
крыше снайпер, едва он войдет во двор. Следовало  непременно  что-нибудь
изобрести, вот только непонятно было, что именно.
   Слепой вдруг резко сел на нарах - его осенило.
   Он быстро прикинул: да, Арбат совсем недалеко отсюда,  дом  старый...
Да, черт возьми, это могло сработать! Он сел к столу, придвинул  к  себе
лист бумаги и огрызком карандаша  принялся  набрасывать  план  арбатских
переулков,  крестиком  обозначив  на  нем  дом,  под   крышей   которого
располагалась его мастерская.
   Бородатый парень лет  двадцати  трех  поправил  на  голове  оранжевую
строительную каску  с  укрепленным  на  лбу  фонариком  из  тех,  какими
пользуются шахтеры и спелеологи, забрал у стоявшего позади Глеба  мощный
фонарь  на  аккумуляторах  и  посветил  им  вверх.  В  потолке  коридора
отчетливо выделялся круг ржавого металла - крышка люка, к  которой  вели
вбитые в  крошащийся  от  старости  и  влаги  кирпич  стены  расшатанные
стальные скобы.
   Под ногами плескалась доходившая до середины голеней вода, издававшая
такой запах, что  у  Слепого  по  временам  начинала  кружиться  голова.
Диггер, принюхавшийся, как видно, за годы вылазок в канализацию, а может
быть, и вовсе нечувствительный к запахам, вел себя,  как  ни  в  чем  не
бывало,  словно  жуткая  вонь  экскрементов  и  разлагающейся   органики
совершенно не достигала его ноздрей.
   Через пятно света, отбрасываемое фонарем,  задрав  кверху  скрюченные
лапы и слегка покачиваясь  на  мелкой  волне,  проплыл  вздувшийся  труп
крысы.
   Глеб отвел глаза - на секунду ему  почудилось,  что  вонь  усилилась,
хотя это, казалось бы, было невозможно.
   - Вас подождать, капитан? - спросил бородатый диггер. После того, как
Слепой предъявил ему удостоверение на имя капитана ФСБ Федора Молчанова,
тот обращался к ему не иначе, как по званию.
   - Не стоит, приятель, - ответил Слепой, с сомнением покачивая одну из
скоб. - Возвращаться я буду, скорее всего, другим путем, а если нет,  то
найду дорогу сам.
   - С первого раза? - с недоверием переспросил диггер.
   - Не беспокойся, - уверил его Слепой.
   - Тогда возьмите хотя бы фонарь, - предложил бородач.
   - Не надо, - отказался Глеб. - Я немного вижу в темноте.  Нокталопия,
слыхал?
   - Вот бы мне так, - позавидовал диггер. - Ну, счастливо вам.
   - Будь здоров, - сказал Слепой. - Ты ступай,  а  я  тут  еще  немного
постою, подумаю.
   Диггер ушел, напоследок пару раз оглянувшись и помахав рукой.  Слепой
помахал в ответ, с трудом  сдерживая  нетерпение  -  хотелось  побыстрее
начать действовать. Глядя на удаляющееся пятно света, он подумал,  а  не
пристукнуть ли своего добровольного помощника прямо сейчас. Несмотря  на
взятое с него торжественное обещание, тот мог начать болтать.
   Диггера спасло только то, что  Слепой  вспомнил  о  его  товарищах  -
обнаружив пропажу одного из своих, они непременно заподозрили бы  нового
жильца норы на Кольцевой. Оставалось полагаться на честное  слово  этого
сопляка  да  на  тот  немного  суеверный  страх,  который   вызывала   у
добропорядочных граждан ФСБ.
   Дождавшись, когда свет в конце коридора померк и немного привыкнув  к
темноте, Сиверов взялся за шершавые, как наждак, полусъеденные ржавчиной
скобы и легко поднялся наверх. Уперевшись в крышку затылком  и  плечами,
он нажал, потом еще, ржавая скоба под ногами предательски  захрустела  и
наполовину  вывалилась  из  стены,  но  крышка  стояла  мертво.  Слепого
охватило  разочарование:  крышка  могла  быть  завалена  грудой  гнилого
мусора, а то и попросту залита бетоном, на ней могло  стоять  что-нибудь
тяжелое... Да мало ли что! Можно было, конечно, поискать другой люк,  но
тот вывел бы его на поверхность в подвале соседнего дома, а то и  вообще
посреди улицы, что лишало блуждание в вонючей  темноте  всякого  смысла:
проще было приехать на такси или на троллейбусе.
   Он попробовал снова, и с  третьего  раза  ржавое  железо  уступило  -
крышка неохотно приподнялась и, проскрежетав по замусоренному  бетонному
полу, с лязгом свалилась в сторону.
   Подтянувшись, Слепой сел на край люка и один за другим  сбросил  вниз
резиновые сапоги. Сапоги со всплеском упали в темноту  -  оставлять  эти
неуклюжие бахилы возле люка Слепой опасался, а шаркать  ими  до  шестого
этажа, оставляя на лестнице  ароматные  потеки,  было  как-то  неудобно.
Задвинув тяжелую крышку и слегка присыпав ее мусором,  Глеб  осмотрелся.
Люк располагался  в  самом  углу  подвала,  разгороженного  на  клетушки
дощатыми перегородками. В клетушках  жильцы  дома  хранили  всевозможные
соленья и варенья, здесь же зимовали  велосипеды.  Глеб  припомнил,  что
дверь подвала запиралась на  простенький  замок,  который  вряд  ли  мог
задержать его надолго.
   На дощатых дверях клетушек висели амбарные замки и  значились  коряво
намалеванные  номера  квартир.  Ориентируясь  по  этим  номерам,  Слепой
вычислил  свой  подъезд  и  взбежал  наверх   по   крутой   лестнице   с
выщербленными ступеньками.
   Замок на двери продержался  меньше  минуты,  и  Слепой,  настороженно
прислушавшись, шагнул из темноты в подъезд. Вечно царившая здесь кошачья
вонь показалась после путешествия по канализации  едва  ли  не  ароматом
французских духов.. Глеб быстро взглянул на почтовые ящики - да,  ошибки
не было, подъезд был именно тот.
   Поднявшись на площадку между первым и вторым  этажами,  он  осторожно
выглянул в окно. Поодаль стояла  неприметная  "девятка"  -  стояла  так,
словно приехала сюда в начале осени и намеревалась проторчать  во  дворе
до лета. На крыше и  капоте  громоздились  смерзшиеся  сугробы,  но  вот
тонированное   лобовое   стекло   было   чистым.   Глеб   усмехнулся   -
профессионалов в конторе действительно оставалось меньше с каждым днем.
   Бесшумно рассмеявшись, он стал легко подниматься по лестнице,  сжимая
рукоять  висевшего  в  наплечной  кобуре  "магнума"  и  свободной  рукой
нашаривая в кармане ключи. Ни на лестнице, ни на чердаке засады не  было
- видимо, его здесь не очень-то и ждали, а "девятка" во  дворе  дежурила
просто на всякий случай. Трехсторонний ригельный замок мягко щелкнул,  и
Слепой шагнул в сухое тепло и уют мансарды.
   Теперь следовало действовать очень быстро - за то, что во  время  его
отсутствия квартиру не оборудовали следящей аппаратурой, поручиться было
нельзя. На месте генерала Потапчука Глеб поступил бы именно так.
   Слепой решительно прошел во вторую комнату, где сиротливо смотрел  на
него запылившимся экраном монитор компьютера, и с грохотом  отодвинул  в
сторону  шкафчик  с  инструментами.  За  шкафчиком  обнаружилась  низкая
железная дверь, которая вела на чердак - как всякая уважающая себя лиса.
Сиверов давным-давно позаботился о том, чтобы в его  норе  был  запасной
выход. Вряд ли об этой двери  хоть  кто-нибудь  знал,  так  что  с  этой
стороны засады можно было не опасаться. Глеб  отпер  замок  и  проверил,
легко  ли  открывается  дверь.  С  чердака  пахнуло  холодом  и  запахом
голубиного помета. Без стука притворив тяжелую створку, Слепой  вернулся
в большую комнату, вскрыл тайник и выгрузил деньги в  спортивную  сумку.
Он подумал, не взять ли еще что-нибудь из оружия, но отказался  от  этой
затеи, ограничившись несколькими  коробками  патронов  -  пока  "магнум"
вполне его устраивал, а бродить по городу с набитой  стреляющим  железом
сумкой было бы тяжело и небезопасно.
   Порывшись в инструментальном  шкафу,  он  извлек  оттуда  портативное
приемное устройство с набором  микрофонов-булавок.  Приемное  устройство
Глеб положил в сумку, а несколько микрофонов  в  прозрачной  пластиковой
коробочке сунул в карман куртки.
   Теперь он был полностью экипирован. Поставив сумку рядом  с  запасным
выходом, Слепой уселся за стол и включил компьютер. Пальцы его запорхали
по клавишам, набирая код, но тут в кармане куртки зазвонил телефон.
   Слепой покосился на лежавший  рядом  с  компьютером  "магнум",  пожал
плечами и вынул аппарат из кармана. Теперь прятаться не имело смысла. Он
развернулся вместе с креслом так, чтобы через дверной проем видеть окно.
Жалюзи были открыты, и на крыше соседнего дома он  без  труда  разглядел
темную фигуру, которая, пригнувшись, перебежала от одной трубы к другой.
У человека на крыше была характерная бочкообразная форма торса, а в руке
мелькнул  продолговатый  предмет,  который  не  мог  быть  ничем,  кроме
снайперской винтовки. Пока  снайпер  не  занял  позицию,  Слепой  быстро
отъехал в сторону вместе с креслом, уходя с линии огня.
   - Слушаю, - сказал он в трубку.
   - Здравствуй, Глеб, - сказал генерал Потапчук.
   - Здравствуйте, Федор Филиппович. Чем обязан?..
   - Надо поговорить, Глеб.
   - Так поднимайтесь. Или вы ограничились тем, что прислали снайперов?
   - А может быть, ты спустишься сам?
   - Честно говоря, не хотелось бы.
   - Глеб... Мне неприятно это говорить, особенно  тебе,  но  спуститься
придется.
   - Разумеется, придется, но совсем не так, как это задумали вы. Так вы
подниметесь?
   Генерал вздохнул.
   - Глеб Петрович, - сказал он, - я  ведь  не  мальчик.  Сроду  не  был
заложником, и становиться им не собираюсь.
   - Обижаете, товарищ генерал, - сказал Слепой.  -  Это  не  мой  стиль
игры. Кроме того, я даю честное  слово  офицера,  что  не  стану  ничего
предпринимать против вас лично, если вы велите убраться тому парню,  что
подглядывает в мое окно через оптический прицел. Вряд ли он меня  видит,
но я его наблюдаю во всех подробностях и в любой момент могу его  оттуда
сковырнуть. Так как?
   - Хорошо, - сказал генерал после короткого раздумья. - Не  знаю,  что
от этого изменится, но поговорить с тобой мне действительно хотелось бы.
   В конце концов, не жить же мне вечно.
   - Я не собираюсь с вами воевать, - терпеливо повторил Слепой, сам  не
зная, правду ли говорит. - Это вы воюете со мной.
   - Да, - не стал спорить генерал, - я воюю  с  тобой,  потому  что  ты
сошел с нарезки.
   - Давайте не будем затевать ненужный спор по  телефону,  -  предложил
Глеб. - Минута разговора стоит дорого. Лучше поднимайтесь.
   Генерал отключился. Слепой посмотрел в окно  и  увидел,  как  снайпер
медленно, неохотно выходит из-за трубы. Впрочем, он тут