Пассажир, настолько стремящийся к уединению, что  готов  переплатить  вдвое,
лишь бы остаться в купе  одному,  подозрителен  сам  по  себе.  А  если  еще
попросить  машинного  масла,  то  ночной  визит  в   купе   парочки   хмурых
милиционеров, можно сказать, обеспечен.
   В купе было тепло. Слепой опустил до самого низа светонепроницаемую штору
на окне, закрыл дверь на защелку и разделся, спрятав кобуру с пистолетом под
подушку. Покончив с этим делом, он снова отпер дверь и уселся на  постель  у
зашторенного окна как раз в тот момент, когда поезд мягко,  почти  неощутимо
тронулся с места и поплыл вдоль  перрона.  Глеб  расслабленно  откинулся  на
спинку сиденья, мало-помалу успокаиваясь. Раздражение, вызванное собственной
выходкой, которая теперь  казалась  ему  обыкновенным  мальчишеством,  стало
проходить. Конечно, имея на руках важное задание, не стоило  отвлекаться  на
такие мелочи, как самосуд над наемником, стрелявшим в своих, но что сделано,
то сделано. И разве не сделался воздух Москвы чуточку чище после  того,  как
очередной мерзавец перестал дышать?
   В дверь купе постучали. Глеб не успел даже открыть  рот,  чтобы  крикнуть
?войдите?, а дверь  уже  откатилась  в  сторону,  погромыхивая  роликами  по
дюралевому желобу, и в образовавшемся проеме появился проводник. Глеб  отдал
ему билеты, отказался от предложенного чая и  поинтересовался,  работает  ли
вагон-ресторан. Выяснилось, что это заведение будет  функционировать  еще  в
течение часа, чтобы все, кто не успел поужинать дома, могли дозаправиться на
ночь. Глеб решил, что с полным правом может  причислить  себя  к  упомянутой
категории граждан, поскольку  за  дневными  хлопотами  не  успел  не  только
поужинать, но и пообедать.
   Когда проводник ушел, он спрятал пистолет за  пояс,  прикрыв  его  сверху
свитером,  и,  захлопнув  дверь  купе,  двинулся  в   путь.   Вагон-ресторан
располагался в середине состава, и, пройдя через три вагона,  Глеб  очутился
на месте.
   Здесь, как и во всех  подобных  заведениях,  сильно  пахло  выхолощенной,
абсолютно безликой дорожной кухней, а  по  углам  скромно  пряталась  грязь.
Скатерть, которой был накрыт столик Слепого, оказалась жесткой от  крахмала,
но при этом покрытой какими-то застиранными пятнами неприятного  желтоватого
оттенка. Глеб  отодвинул  в  сторону  вазочку  зеленого  стекла  с  пыльными
искусственными цветами и принялся изучать меню, под копирку отпечатанное  на
машинке. Это был короткий и довольно печальный документ, способный возбудить
что угодно, кроме аппетита. Тем не  менее  поесть  все-таки  следовало,  тем
более что Слепой чувствовал: это была одна из  немногих  оставшихся  у  него
возможностей поесть более или менее по-человечески. Завтра  он  пообедает  в
Пятигорске, а потом его будут ждать места, где общепит давным-давно перестал
функционировать, так же как и многое другое.
   Небритый официант в грязноватой  белой  куртке  принял  у  него  заказ  и
удалился, шаркая подошвами по вытертой до нитяной основы  ковровой  дорожке.
Вид у него при этом был такой, словно возвращаться  он  не  собирался.  Глеб
расположился поудобнее и стал ждать, от нечего делать разглядывая  людей  за
соседними столиками. Это было занятие, которое ему никогда не надоедало.
   Напротив него двое мужчин, выглядевшие как классические  командированные,
охмуряли двоих же  девиц,  которые,  судя  по  их  одежде  и  манерам,  были
обыкновенными  челноками.  Стол  украшали  бутылка  водки  и   две   бутылки
шампанского при нехитрой закуске, состоявшей из пары шоколадок и  вазочки  с
апельсинами. Командировочные усердно  спаивали  потенциальных  партнерш,  не
забывая подливать себе, и Глеб с трудом сдержал улыбку:  кавалеры  старались
напрасно, поскольку дамы и так были не против. Немного дальше сидел  военный
в  майорских  погонах,  хмуро   ковырявшийся   вилкой   в   тарелке   сильно
пережаренного  картофеля.  Его  загорелая  лысина   поблескивала   в   свете
люминесцентных ламп, словно ее  натерли  маслом  и  хорошенько  отполировали
бархоткой.  Майорские  челюсти  двигались  с  механической   размеренностью,
перемалывая неудобоваримый железнодорожный бифштекс. Чтобы дело  шло  легче,
майор время от времени подносил к губам наполненный водкой фужер  и  запивал
еду мелкими глотками, даже не морщась,  словно  в  фужере  была  минеральная
вода. Лицо у него было усталое, а свет люминесцентных ламп придавал его коже
нездоровый землистый оттенок.
   Еще дальше сидели трое молодых людей, которые, по мнению  Глеба,  здорово
смахивали  на  железнодорожных  шулеров.  Они  что-то  негромко,  но   очень
оживленно обсуждали, все время  стреляя  по  сторонам  глазами  и  время  от
времени впадая в буйное веселье. Пили они мало и держались как  завсегдатаи,
если можно говорить о завсегдатаях в железнодорожном  вагоне-ресторане.  Это
обстоятельство служило лишним доказательством  предположения  Глеба:  ребята
наверняка  проводили  большую  часть  своего  времени  на  колесах,   обирая
доверчивых лохов. Сидевший через проход от них носатый армянин в  костюме  с
металлическим отливом и тяжелых золотых часах старательно отводил взгляд  от
этой веселой компании. Выражение его смуглого лица свидетельствовало о  том,
что он, как и Глеб, с первого взгляда раскусил своих попутчиков и  не  желал
иметь с ними никаких дел. Молодые люди правильно расценили его  поведение  и
не делали никаких попыток вступить  с  ним  в  контакт  -  возможно,  просто
потому, что вагон-ресторан был чем-то вроде нейтральной территории.
   Глебу наконец принесли его заказ: все тот же жареный картофель и бифштекс
с яйцом, выглядевший так, словно его не первый год возили по маршруту Москва
- Пятигорск, периодически подавая клиентам. Глеб взял вилку  и  с  некоторой
опаской пошевелил ею горку нарезанного соломкой  картофеля.  Раздался  сухой
стук, словно вместо картошки в тарелке лежала кучка деревянных палочек. Глеб
поднял глаза и успел заметить, как лысый майор прячет сочувственную  ухмылку
и снова опускает глаза в свою тарелку: для него сражение  с  железнодорожной
снедью уже завершилось, чему Слепой мог только позавидовать.
   Он только-только начал резать  бифштекс,  когда  в  вагон-ресторан  вошел
очередной клиент. Это была молодая  женщина  лет  двадцати  пяти  с  плоской
фигурой  топ-модели  и   длинными   светло-русыми   волосами,   по-простецки
собранными  в  конский  хвост  на  затылке.  Одета  она  была  тоже  просто,
по-дорожному, но что-то в ее облике заставило Глеба подумать, что перед  ним
иностранка. На плече у девушки висела дорожная сумка, поверх которой  лежала
свернутая подкладкой наружу куртка. ?Омниа меа  мекум  порто,  -  иронически
подумал Глеб, возвращаясь к перепиливанию бифштекса, - все мое ношу с собой.
Наверное, не впервые в наших краях.  А  может  быть,  ей  просто  кто-нибудь
объяснил, что в здешних поездах все ценное лучше  держать  под  рукой  -  на
всякий случай, чтобы не вводить людей  в  искушение.  В  таком  случае  этот
доброхот мог бы намекнуть, что ужинать в вагоне-ресторане - не  лучшая  идея
для иностранца. Как говорится, что русскому здорово, то немцу смерть."
   Сражаясь с бифштексом, Глеб невольно задумался над тем, что заставило его
заподозрить в новой посетительнице этой забегаловки на  колесах  иностранку.
Одежда?  Да,  одежда  на  ней,  была  добротной,   но   ведь   в   последние
десять-пятнадцать лет и наши люди научились одеваться не  хуже,  а  порой  и
лучше западных гостей. Манера держать себя, выражение лица? Может быть,  да,
а может быть, и нет. Было очень трудно с уверенностью утверждать что  бы  то
ни было, особенно пока девица молчала, но вся она была  словно  упакована  в
невидимую, но абсолютно непроницаемую для грязи  и  микробов  полиэтиленовую
пленку, служившую для нее самой лучшей визитной карточкой.  Пожалуй,  налепи
она на лоб картинку с  изображением  американского  или,  скажем,  шведского
флага, впечатление не было бы более мощным и определенным.
   Отправив в рот первый кусочек мяса и немедленно  пожалев  об  этом,  Глеб
между делом задался  весьма  любопытным  вопросом:  что  могло  понадобиться
иностранке в этом поезде? В последнее  время  подданные  иностранных  держав
следовали в направлении  юга  России  только  в  сопровождении  вооруженного
эскорта, с головы до ног увешанные голубыми ооновскими флагами и едва ли  не
опутанные колючей проволокой. Или он все же ошибся, и девица  была  коренной
россиянкой, отправившейся навестить больную тетку?
   Девушка с увесистой дорожной сумкой села за свободный  столик  неподалеку
от носатого  армянина  и  его  шумных  соседей  и  попросила  у  набежавшего
официанта бутылку минеральной воды и бутерброд. Говорила она по-русски, но с
таким акцентом, что Глеб с некоторым трудом сохранил безразличное  выражение
лица. Теперь можно было не сомневаться в  том,  что  девица  совсем  недавно
прибыла в Россию из какой-то англоязычной страны. Туристка? ?Ну, знаете  ли,
- мысленно сказал Глеб, обращаясь неизвестно к кому. - Во времена дорогого и
любимого Иосифа Виссарионовича таких туристов называли шпионами и отправляли
в Сибирь, валить лес. Ничего себе туризм! А вот возьмут тебя одной рукой  за
твои фирменные слаксы, а другой - за твой роскошный конский хвост, засунут в
вонючий подвал, дадут понюхать пистолетный ствол?. Что тогда скажет  богатый
дядюшка, подаривший тебе тур в экзотическую Россию? Английский  язык,  между
прочим, по части  крепких  выражений  ничуть  не  беднее  русского,  но  ты,
девочка, будешь очень счастлива, если тебе повезет  услышать,  как  ругается
твой богатый дядюшка."
   Глеб поморщился, отрезая очередной  кусочек  бифштекса.  Какое,  в  конце
концов, ему дело до причуд богатой иностранки? Все-таки  прав  был  юморист,
сказавший, что у западных людей не все в порядке с головой. Да лучшей добычи
для какого-нибудь промышляющего киднеппингом бородача  просто  не  найти,  и
любой  нормальный  человек  не  может  этого  не  понимать.  Ну  вот   куда,
спрашивается, она лезет? Вот, полюбуйтесь, уже начинается...
   Молодые люди, которых Глеб принял за шулеров,  при  появлении  иностранки
заметно оживились.  О  чем-то  пошушукавшись,  они  беспокойно  задвигались,
выбираясь из-за стола. Двое двинулись к вновь прибывшей, причем один из них,
широко улыбаясь, держал перед собой прихваченный со своего  столика  букетик
искусственных цветов. Третий остался на месте, искоса наблюдая за  развитием
событий. Глеб слегка напрягся и тут же расслабился, дав  себе  торжественную
клятву ни во что не встревать и думать только о  предстоящей  работе.  Какое
ему дело до какой-то иностранки? Не убьют же ее,  в  конце-то  концов.  Так,
пощиплют немного, чтобы смогла в полной мере оценить  национальный  колорит.
После этого, конечно, ей придется вернуться в  Москву  и,  рыдая,  бежать  в
родное посольство, чтобы ее как-нибудь отправили домой. ?Не самый худший  из
возможных вариантов?, - решил  Глеб,  наполняя  фужер  минеральной  водой  и
поднося его к губам. Ему было немного жаль девицу с конским хвостом, но  она
сама напрашивалась на неприятности.
   Он посмотрел в окно, но там стояла кромешная темень, лишь вдали, у самого
горизонта, неторопливо проплыла цепочка белых огоньков, обозначавшая главную
улицу какого-то поселка, а может быть, просто дорогу к  ферме.  Эта  цепочка
была похожа на ряд дырочек, проколотых  в  черном  бархатном  занавесе  ночи
швейной машинкой без нитки. Глеб подумал, что  это  напоминало  бы  след  от
автоматной очереди, не будь цепочка такой ровной.
   Огоньки скрылись за левым краем оконной рамы, и теперь на  черном  экране
окна можно  было  разглядеть  только  смутное,  слегка  двоящееся  отражение
внутренности вагона-ресторана. Стекло  в  окне  было  двойным,  и  отражения
накладывались друг на друга, как в стереофильме,  когда  пытаешься  смотреть
его без специальных очков. Глеб увидел, как двое  молодых  людей,  оживленно
жестикулируя,  заходили  на  посадку  возле  столика   иностранки.   Третий,
насколько можно было судить по отражению в оконном стекле, старательно делал
вид, что смотрит в сторону.
   Глеб отвернулся от окна - все-таки тени на стекле по качеству изображения
значительно уступали оригиналу. Он не хотел прислушиваться к  происходившему
за столиком иностранки разговору, но в тесном пространстве  вагона-ресторана
он  поневоле  слышал  каждое  слово.  Разговор  был   абсолютно   пустым   -
обыкновенное  грубое  заигрывание,  которое  Ирина   Быстрицкая,   помнится,
называла конским  флиртом.  Иностранка  пыталась  вежливо  отклонить  авансы
молодых людей, но не казалась напуганной - вероятно, в ее  мозгу  просто  не
укладывалась мысль, что здесь,  в  ярко  освещенном  салоне,  при  множестве
свидетелей мужского пола, она  может  подвергаться  какой-нибудь  опасности.
?Совсем недавно в России, - подумал Глеб, краем глаза наблюдая за  тем,  как
один из молодых людей, не переставая расточать комплименты, левой  ногой  по
миллиметру выдвигал из-под стола  принадлежавшую  иностранке  сумку.  -  Всю
сознательную жизнь изучала русский язык и вот  наконец  решила  использовать
свои знания на практике. Они ей, несомненно,  пригодятся,  когда  она  будет
давать показания в транспортной милиции."
   Он огляделся. Носатый армянин пил боржом, хмуро  глядя  в  окно.  Веселые
командированные, прихватив своих спутниц  и  недопитую  бутылку  водки,  уже
покинули ресторан,  а  лысый  майор  старательно  доедал  похожую  на  сухой
хворост, сильно пересоленную картошку, гоняя ее вилкой по  тарелке  с  самым
сосредоточенным видом. Молодой человек, который остался за  своим  столиком,
демонстративно зевнул, потянулся, вынул из пачки  сигарету  и,  вертя  ее  в
пальцах,  неторопливо  выбрался  из-за  стола.  На  какое-то  мгновение  его
водянистые зеленоватые глаза встретились с глазами  Глеба.  Слепой  поспешно
отвел взгляд, и молодой человек расплылся в наглой  ухмылке.  Глеб  подумал,
что ошибся: возможно, эти трое действительно промышляли картами,  но  только
тогда, когда под руку не подворачивалось чего-нибудь более прибыльного.
   "Специалисты широкого профиля, - решил он. - Романтики с большой  дороги.
Вот ведь артисты!"
   Ребята действительно были  артистами.  Иностранка  на  глазах  таяла  под
градом комплиментов, шуток  и  обещаний  показать  все  самое  интересное  в
Пятигорске, а ее сумка тем временем перекочевала из-под стола в проход. Один
из молодых людей затеял показывать  карточные  фокусы.  Парень,  стоявший  в
проходе, повел плечами, словно они у него затекли, и неторопливо двинулся  к
выходу, по дороге словно невзначай прихватив стоявшую в проходе  сумку.  Это
было проделано так легко и непринужденно, что, не наблюдай Глеб за процессом
с самого начала, он ничего бы не заметил. Он услышал  немного  нервный  смех
иностранки и воркующий баритон одного из ее ухажеров и  заметил,  как  лысый
майор стрельнул взглядом в сторону парня, уходившего с  краденой  сумкой,  а
потом снова уткнулся взглядом в тарелку. Майор тоже все понял, но,  судя  по
его поведению, не собирался ничего предпринимать. Носатый армянин  продолжал
всматриваться в  темноту  за  окном,  словно  там  было  что-то  интересное.
Массивный  браслет  его  золотых  часов  тускло  поблескивал,  отражая  свет
люминесцентных ламп.
   Глеб положил нож и вилку и начал неуклюже выбираться из-за стола как  раз
в тот момент, когда уносивший сумку молодой человек поравнялся с ним. Парень
попытался проскочить мимо, повернувшись  боком,  но  тут  поезд  качнуло  на
стыке, Глеб потерял равновесие и вцепился в чемоданного вора, словно пытаясь
с его помощью устоять на ногах.
   - Извиняюсь, - сказал он. - Штормит.
   - Бывает, -  с  оттенком  пренебрежения  откликнулся  молодой  человек  и
попытался освободиться. Глеб держался за него мертвой  хваткой.  -  Ну,  что
такое? Совсем окосел?
   - Пардон, - еще раз извинился Глеб. - Сумочку вашу я не повредил?  Что  у
вас там? Шпильки, помада?
   - Чего? - парень  бросил  быстрый  взгляд  через  плечо  Глеба  на  своих
приятелей. - Ты чего, козел, совсем охренел? Жить надоело, придурок?
   - Ох, надоело, - со вздохом сказал Глеб. - Ну что это за жизнь?  Куда  ни
глянь, везде воруют. И все крутые, как вареное яйцо. Втроем  одной  бабы  не
боятся Сумку верни и ступай себе с богом. Я ясно излагаю?
   Позади раздался изумленный возглас иностранки, и в следующее мгновение на
плечо Глеба легла чья-то ладонь. Он покосился на нес, чтобы избежать ошибки,
увидел безвкусный массивный перстень  на  безымянном  пальце  и  грязноватые
длинные ногти и, не оборачиваясь, двинул назад локтем - сначала по прямой, в
живот, а потом еще раз, резко вскинув  локоть  на  уровень  плеча,  так  что
сложившийся пополам противник получил сокрушительный удар  в  подбородок.  У
него за спиной послышался сдавленный вопль и шум падения.
   Он резко обернулся, чтобы  встретить  очередного  нападающего,  продолжая
левой рукой сжимать правое запястье вора. Для того  чтобы  ударить  Слепого,
тому пришлось бы выпустить из левой руки  сумку,  из-за  которой  разгорелся
сыр-бор, но у  Глеба  сложилось  совершенно  определенное  впечатление,  что
парень окончательно растерялся и плохо соображает.
   Третий весельчак - тот самый,  что  подарил  своей  потенциальной  жертве
пыльный  букетик  искусственных  незабудок,  -   видимо,   обожал   смотреть
видеофильмы, пропагандирующие восточные единоборства. Он высоко  и  довольно
неуклюже выбросил перед собой ногу, пародируя классический  удар  ?маягири?.
Глеб поймал его за штанину и резко дернул вверх. Духовный наследник самураев
и монахов Шаолиня сделал пируэт в воздухе и с треском приложился затылком  к
полу. Глебу даже почудилось, что этот звук сопровождался вспышкой молнии, но
это, конечно, была иллюзия, хотя и довольно странная.
   Его пленник наконец принял решение и, выпустив вожделенную сумку, перешел
в наступление, действуя свободной рукой и коленями. Драться он умел  гораздо
хуже, чем воровать, да и печальная участь товарищей  основательно  подорвала
его боевой дух, так что все  закончилось  очень  быстро  и  прозаично:  Глеб
попросту ударил воришку кулаком в нос и  отпустил  его  запястье,  чтобы  не
мешать бедняге падать. В тот момент, когда  кулак  Слепого  соприкоснулся  с
носом грабителя, снова полыхнула беззвучная  бело-голубая  молния,  заставив
Глеба зажмуриться. Однако  на  этот  раз  он  успел  засечь  яркую  вспышку,
остаточное изображение которой теперь мерцало перед его зажмуренными глазами
фосфоресцирующим, постепенно меняющим окраску пятном. ?Вот зараза, - подумал
он об  иностранке.  -  Надо  же,  не  растерялась.  Если  фотографии  выйдут
удачными, картинки получатся еще те.  О  художественных  достоинствах  можно
будет поспорить,  зато  динамики  хоть  отбавляй.  И  подпись  под  снимком:
"Русские гангстеры убивают друг друга,  стремясь  завладеть  ручным  багажом
нашего корреспондента". Вот это прокол. Такого  со  мной,  пожалуй,  еще  не
бывало?.;
   В его левую штанину мертвой хваткой вцепились чьи-то  скрюченные  пальцы.
Глеб ударил одного из веселых  молодых  людей,  который  уже  не  был  таким
веселым и даже, казалось, постарел лет на пятнадцать, коленом в лицо, и  тот
вернулся на пол, выпустив штанину. Теперь Слепой стоял лицом  к  иностранке,
которая озабоченно склонилась над своим фотоаппаратом. Он легонько вздохнул:
в руках у девушки была не дешевенькая автоматическая ?мыльница?, а  большой,
тяжелый профессиональный ?никои? со вспышкой. Это был очень хороший аппарат,
требовавший умелого обращения, что  почти  полностью  исключало  возможность
того, что иностранка окажется простой туристкой. И потом, туристы - существа
стадные,  повсюду  следующие  за  гидом,  как  коровы  за  пастухом,  а  эта
странствовала в одиночку и, судя по выражению лица, была в  полном  восторге
от событий, которые любого законопослушного туриста привели