еще  раз  осмотрелся.
Чеченцев здесь было человек двадцать, что почти сводило  к  нулю  его  шансы
выбраться отсюда живым. Вчерашний мальчишка, предлагавший прикончить его еще
в горах, стоял в опасной близости от рыжеволосого разведчика, держа  автомат
с подствольным гранатометом так,  словно  он  один  в  целом  свете  являлся
обладателем столь грозного оружия. Его глаза перебегали с Глеба на пленных и
обратно  с  выражением  презрительного  превосходства,  палец  то   и   дело
прикасался к спусковому крючку. ?Черта  с  два,  -  подумал  Глеб,  вспомнив
собственное желание надрать сопляку уши и дать пинка. - Никакие пинки ему не
помогут. Он умеет убивать, он любит убивать, и он будет убивать до тех  пор,
пока его кто-нибудь не остановит. Но вот стоит  он  хорошо.  Просто  отменно
стоит! Эх, если бы рыжий сообразил!.."
   Он потребовал, чтобы ему вернули кольт, ни на что особенно не надеясь,  и
был слегка удивлен, когда его требование  выполнили.  Обойма  ?кольта?  была
полна, и затвор, когда Глеб оттянул его, пошел легко и плавно, без  задержки
скользя по хорошо смазанным направляющим.
   - Ну  что,  ребята,  вы  готовы?  -  спросил  он,  глядя  прямо  в  глаза
рыжеволосому командиру разведгруппы. - Сейчас начнем.
   Ему показалось, что в  блекло-голубых  глазах  рыжего  разведчика  что-то
дрогнуло.  Там  промелькнула  тень  понимания  и  надежды,  но  в  следующее
мгновение они снова стали похожи на два пыльных  голубых  камешка,  лишенных
всякого выражения, словно рыжий уже  был  мертв.  Юный  убийца  с  автоматом
принялся выкрикивать оскорбления, торопя Глеба, и Слепой посмотрел  на  него
почти с сожалением.
   - Как же ты мне надоел, щенок, - сказал он, поднимая пистолет.
   Черно-сизый ствол  кольта  нацелился  прямо  в  лоб  рыжему.  Его  зрачки
расширились в ожидании вспышки и смерти, а в следующее мгновение Глеб плавно
сместил прицел и нажал на спуск. Кольт привычно подпрыгнул  в  его  руке,  и
молодой боевик молча повалился в грязь, выпустив автомат.
   Глаза рыжего распахнулись еще шире. Пока  он  и  все  остальные  пытались
осмыслить  происходящее,  Глеб  успел  выстрелить   еще   дважды,   сократив
количество зрителей до семнадцати.  На  верхней  ступеньке  крыльца  истошно
завопил бледный контрразведчик, и кто-то, выйдя наконец из ступора, полоснул
длинной очередью по тому месту, где только что стоял Глеб. Грязь взметнулась
к небу цепочкой фонтанов, Слепой выстрелил  в  прыжке,  и  метивший  в  него
автоматчик   опрокинулся   навзничь,   так   стремительно   схватившись   за
простреленный лоб, словно его вдруг осенила гениальная идея.
   Теперь палили все, и, кувыркаясь в холодной липкой грязи,  Глеб  спокойно
подумал, что, если ему удастся уцелеть в этой мясорубке, смерть окончательно
махнет на него рукой и он будет жить вечно. Краем глаза  он  заметил  рыжего
разведчика, бьющего с колена короткими очередями, и еще одного контрактника,
который как раз поднимал автомат убитого  боевика.  Очередь  ударила  его  в
живот, почти перерубив пополам,  и  контрактник  упал,  но  автомат  тут  же
оказался в руках другого разведчика. Даже сквозь грохот автоматных  очередей
Глеб расслышал, как тот мастерски, со вкусом матерится,  веером  разбрасывая
вокруг себя смерть.
   Это был бой на взаимное уничтожение. Контрактники уступали противнику и в
количестве, и в огневой мощи, но им нечего было терять, и они  дрались,  как
настоящие  дьяволы,  погибая  один  за  другим.  Глеб  перемещался  в   этой
смертельной каше, ни на секунду не теряя самообладания, и оказался за  углом
сарая в  шаге  от  убитого  боевика,  продолжавшего  сжимать  в  заскорузлых
крестьянских руках автомат, как раз в тот момент, когда в  кольте  кончились
патроны. Последняя пуля  сорок  пятого  калибра  попала  в  шею  пытавшемуся
покинуть поле боя Ахмету, и Слепой был почти на сто  процентов  уверен,  что
она перебила полевому командиру позвоночник.
   Подхватив автомат, он пальнул из подствольного  гранатомета  по  стоявшей
возле крыльца белой ?Волге?, из-за которой били  три  или  четыре  автомата.
Машина послушно взлетела на воздух, разбрасывая  по  всему  двору  дымящиеся
обломки и брызги пылающего бензина.
   По всему  фасаду  школы  дождем  посыпались  уцелевшие  стекла.  Дав  три
короткие очереди, Слепой сорвал с пояса убитого висевшие там гранаты и  одну
за другой метнул их в сторону противника.
   Он  увидел  рыжего  разведчика,  который,  пятясь,  отступал  в   сторону
ближайшего сада, одной рукой держа у бедра плюющийся огнем  ?Калашников?,  а
другой чуть ли не волоком увлекая за собой чертову блондинку, которая  никак
не желала бросить видеокамеру и, кажется, все еще пыталась  что-то  снимать.
Когда один за другим прогремели три взрыва, эта сумасшедшая упала на  колени
в грязь, но камеру все равно не бросила, вцепившись в  нее,  как  бульдог  в
кость. Рыжий без лишних церемоний рванул ее за  собранные  в  конский  хвост
волосы, и Глеб, хотя и был занят, не мог не  одобрить  его  поведение.  Надо
было  признать,  что  рыжий  действовал  неплохо.  Соображай  он   чуть-чуть
помедленнее, и выходка Глеба, превратившего расстрел в пародию на  восстание
гладиаторов, закончилась бы для него весьма плачевно.
   - Не туда! - надсаживаясь, закричал  Глеб.  -  Не  туда,  рыжий!  Правее!
Правее бери!
   Рыжий услышал и  без  колебаний  сделал  то,  что  ему  велели.  Это  был
настоящий солдат. Он не стал с глубокомысленным  видом  ковырять  в  носу  и
спрашивать, почему это он должен поворачивать вправо, а просто сменил  курс,
продолжая пятиться и бить короткими  очередями  туда,  где  залегли  остатки
боевиков.
   -  Красиво,  командир,  -  прохрипел  рыжий,  когда  Глеб  догнал  его  и
блондинку. Они бежали через сад, пригибаясь под  низко  нависающими  ветвями
яблонь, с которых капля за каплей  стекала  вода.  Над  их  головами  прошла
очередь, и они нагнулись еще ниже. Блондинка,  пыхтя,  тащила  свою  камеру,
которая колотила ее по ногам  и  цеплялась  за  все  подряд.  -  Красиво,  -
повторил рыжий, - только толку чуть. Их тут сотни полторы, так что  хрен  мы
отсюда уйдем. Затравят, как зайцев...
   - Побереги  дыхание,  -  сказал  Глеб,  и  рыжий  послушно  замолчал.  Он
приостановился, обернулся и дал короткую очередь. Позади раздался крик  боли
и шум падения. Судя по звуку,  кто-то  только  что  плашмя  рухнул  в  кусты
малины, мимо которых Глеб и его спутники пробежали несколько секунд назад.
   - Вот так, сучий потрох, - процедил рыжий, догоняя Глеба. - Помирать, так
с музыкой.
   - Погоди помирать, - сказал Глеб, останавливаясь. - Прикрой-ка.
   Рыжий припал на одно колено, повернувшись лицом в ту сторону, откуда  они
только что прибежали, и начал бить короткими очередями, экономя  патроны.  У
него было два рожка, смотанных между собой голубой изолентой, но один из них
уже опустел во время боя на школьном дворе, а второй подходил к концу.
   Глеб дважды сильно ударил ногой  по  забору,  разделявшему  два  участка.
Доска отлетела с сырым треском. Еще один удар ногой  расширил  пролом.  Глеб
заглянул в открывшуюся щель, удовлетворенно кивнул,  протолкнул  в  соседний
двор блондинку с ее видеокамерой, махнул рыжему и нырнул в пролом.
   Кое-как прикрытый старым брезентом  и  рваной  маскировочной  сетью  танк
стоял именно там, где Глеб рассчитывал его найти. Его  дуло  было  повернуто
назад, на добрых полметра высовываясь из приоткрытых ворот, а передняя часть
упиралась в беленую стену сарая. Из  открытой  двери  сарая  вдруг  выскочил
человек с винтовкой, и Глеб срезал его одиночным выстрелом.
   - Мать твою! - восхищенно выдохнул рыжий, увидев  танк.  -  Ну,  держись,
сучье племя! Пошла!
   Последние  слова  были  адресованы   блондинке,   которая   с   упорством
клинического дебила опять пристраивала на плече камеру,  собираясь,  видимо,
заснять танк, и сопровождались ощутимым толчком между лопаток.
   - Вы когда-нибудь перестанете толкаться? - возмущенно спросила  блондинка
с сильным иностранным акцентом.
   Рыжий широко открыл рот и молча хватанул им воздух,  как  выброшенная  из
воды рыба. Его лицо опасно потемнело.
   Глеб плюнул и рывком отвалил водительский люк. Рыжий посмотрел  на  него,
со свистом выпустил из груди воздух и торопливо полез на  башню.  Сообразив,
видимо, что ждать ее никто не будет, блондинка выключила камеру,  подала  ее
рыжему и безропотно последовала за ним. Глеб с грохотом запустил двигатель и
положил руки на обтянутые резиной рукоятки рычагов. Лязгнув гусеницами, танк
уперся лбом в стену сарая, опрокинул ее и  прошел  сарай  насквозь  в  ливне
кирпичей, пыли и рухнувших балок.
   Выскочив на зады улицы, Глеб услышал, как по броне  горохом  забарабанили
пули. Он пошарил  вокруг  и,  нащупав,  надел  на  голову  танковый  шлем  с
ларингофоном. Обернувшись, он увидел, что рыжий делает то же самое.
   - Проверь боекомплект! - крикнул Глеб.
   - Уже! - отозвался рыжий. - Патронов к пулемету две коробки,  а  снарядов
ни одного.
   - Давай к пулемету, - приказал Глеб. - Бей по гранатометчикам и учти, что
сморчок в очках нужен мне живым.
   Рыжий удивленно приподнял брови, потом кивнул и полез в  турель.  Снаружи
по броне вскользь шарахнули из гранатомета, и он, не  удержавшись,  ссыпался
вниз.
   - Ну, суки, - услышал Глеб в наушниках шлема, и  через  несколько  секунд
сквозь  рев  мотора  прорвался  басовитый  лай   установленного   на   башне
крупнокалиберного пулемета. В перископ Глеб увидел,  как  метнувшаяся  через
улицу согнутая фигура с гранатометом замерла на  полушаге  и,  покачнувшись,
упала лицом в грязь.
   В следующее мгновение многотонная туша танка накрыла упавшего, смешав его
с землей.
   Лязгая  гусеницами,  танк  влетел  на  школьный  двор.  Вокруг   метались
скрюченные фигуры, сквозь  густой  дым,  валивший  от  подорванной  ?Волги?,
сверкали бледные  вспышки  выстрелов,  на  башне  яростно  грохотал  пулемет
рыжего. Блондинка скорчилась на сиденье заряжающего, прикрывая  своим  телом
видеокамеру. На голове у нее тоже был шлем, и Глеб  улыбнулся  уголком  рта,
подумав, что у иностранки  есть  отличная  возможность  расширить  словарный
запас: в наушниках шлемофона  не  умолкал  голос  рыжего,  который,  похоже,
просто не мог стрелять молча. Слова и выражения, которые он употреблял, были
вполне уместив в данной ситуации, но явно  не  предназначались  для  женских
ушей.
   Глеб уже начал подумывать о том, что  его  идея  взять  ?языка?  была  не
слишком удачной, но тут  впереди,  вывернув  из-за  угла  школьного  здания,
мелькнула красная ?нива?. Сиверов успел разглядеть  склонившуюся  над  рулем
фигуру в камуфляже, низко надвинутое кепи с длинным козырьком, темные очки и
черную бороду веником и обнажил зубы в мрачной  улыбке.  Контрразведка,  как
всегда, первой пустилась наутек, но в данном случае бородатый упырь  ошибся.
Если бы у него хватило  ума  отсидеться,  он  мог  бы  еще  некоторое  время
изображать из себя избранника Аллаха, расхаживать гоголем и  убивать  людей.
Теперь, когда он так  неловко  попался  на  глаза  Слепому,  его  игра  была
сыграна.
   "Нива? устремилась прочь из поселка, в  горы,  подпрыгивая  на  ухабах  и
разбрызгивая  грязь.  Глеб  потянул  на  себя   рычаг   правого   фрикциона,
разворачивая тяжелую машину, и прибавил оборотов, с  неудовольствием  косясь
на указатель расхода топлива, стрелка которого дрожала у  красного  сектора.
Наверху с лязгом захлопнулся люк, и в башню спустился рыжий, зажимая ладонью
рану в левом плече.
   - Сильно зацепило? - спросил Глеб, не отрывая взгляда от дороги.
   - Чепуха, - ответил рыжий, с  треском  отрывая  полосу  ткани  от  своего
комбинезона. - Ты на себя-то посмотри.
   - А что такое?
   - У тебя весь бок в крови. Останови, командир, надо тебя перевязать.
   - Некогда, рыжий, - сказал Глеб. - Сначала возьмем этого сморчка. Он  мне
нужен просто до зарезу.
   Селение осталось позади. ?Нива?  мчалась  по  дороге  с  самоубийственной
скоростью, и это зрелище живо напомнило Глебу то, как сам он пару дней назад
улепетывал от бронетранспортера на санитарном УАЗике. Разница заключалась  в
том, что он знал, куда  едет,  и  заранее  подготовил  путь  к  отступлению.
Впрочем,  недооценивать  противника  не   стоило:   впереди   вполне   могло
встретиться какое-нибудь узкое  место,  какая-нибудь  каменная  щель,  через
которую танку было бы не пройти. Он уже хотел снова послать  рыжего  наверх,
чтобы  тот  попытался  прострелить  ?ниве?  задние  колеса,   но   сотрудник
шариатской безопасности сделал все за него.
   Подпрыгнув на особенно высоком ухабе, ?нива? тяжело  ухнула  вниз,  снова
подпрыгнула, разворачиваясь под углом к направлению движения, и  заскользила
боком, с каждой секундой все больше накреняясь  вправо.  Ее  левая  колесная
пара оторвалась от дороги, бешено вращаясь в воздухе и  разбрасывая  лепешки
жидкой грязи,  а  через  секунду  машина  опрокинулась  и  несколько  метров
скользила по раскисшей глине, лежа на  боку.  Как  только  она  замерла,  ее
лобовое стекло вылетело, выбитое ударом изнутри,  и  на  дорогу,  извиваясь,
выбрался Беслан. Он вскочил на ноги, оглянулся и зайцем сиганул  в  сторону,
стискивая в ладони бесполезный пистолет.
   Глеб развернул танк, не отказав  себе  в  невинном  удовольствии  подмять
правой гусеницей опрокинутую машину, и повел его вверх  по  отлогому  склону
вслед за беглецом. Погоня не была долгой:  пробежав  метров  двести,  Беслан
остановился, повернулся лицом к настигавшему его танку,  упал  на  колени  и
высоко поднял руки.

Глава 11

   При ближайшем рассмотрении  танк  оказался  вполне  обжитым,  по-хозяйски
оборудованным местечком. Под снарядным стеллажом обнаружился картонный ящик,
в котором оставалось еще четыре банки тушеной говядины и солдатский  ?сидор?
с армейскими сухарями. Здесь же удалось отыскать у медицинскую  сумку,  а  в
стойке  по  правую  руку  от  командирского  кресла  были   закреплены   два
короткоствольных автомата со снаряженными рожками. Видно  было,  что  танком
пользовались с умом, чуть ли не с любовью, и только  отсутствие  снарядов  и
горючего послужило причиной простоя, спасительного  для  маленькой  компании
беглецов.
   Рыжий разведчик вскрыл банку тушенки отобранным у Беслана ножом, разложил
ломти мяса по сухарям и оделил этой пищей богов Глеба и блондинку,  которая,
расставшись  наконец  со  своей  драгоценной  камерой,   молча   сидела   на
вентиляционной решетке моторного отсека с самым несчастным видом. Протягивая
ей черный армейский сухарь, обильно инкрустированный тушенкой,  рыжий  вдруг
смутился и сказал, почему-то перейдя на английский:
   - Плиз. Тушенка.., второй фронт, значит.
   - Перестань валять дурака, рыжий, - сказал Глеб и с  хрустом  откусил  от
своей порции. - Кстати,  -  добавил  он,  перемалывая  зубами  твердый,  как
гранит, сухарь, - как тебя зовут? А то я все ?рыжий? да ?рыжий?...
   - Сержант Тараканов, - с вызывающей ноткой в голосе ответил рыжий.
   Глеб  поперхнулся  сухарем,  а  блондинка  вдруг  прыснула,  едва   успев
подхватить в подставленную ладонь свалившееся с бутерброда мясо.
   - Тараканов?! - прокашлявшись, переспросил Глеб. -  И  это  при  твоей-то
масти? Как же ты жил-то, бедный?
   - Так что ж я, виноват? - как-то очень  беззащитно  улыбнувшись,  ответил
сержант. - Если такая фамилия... Дразнили конечно... Вот как вы сейчас.
   - А ты что же? - с интересом спросил Глеб, внимательно оглядывая со  всех
сторон свой бутерброд и решая, откуда бы его половчее укусить.
   -  А  чего  я?  -  смущенно  откликнулся   Тараканов.   -   Знамо   дело,
послушаю-послушаю, да и промеж глаз-.
   - Гм, - сказал Глеб. - Но-но! Промеж глаз... - Блондинка снова  прыснула,
и Глеб повернулся к ней. - Ну а вы, юная леди?
   - Я? - Блондинка нерешительно опустила руку с бутербродом. Глеб  заметил,
что, несмотря на  сквозившую  в  ее  взгляде  растерянность,  бутерброд  она
держала параллельно земле, чтобы с него опять что-нибудь не упало, и сдержал
улыбку. Иностранка или нет, девица очень быстро усваивала жизненные уроки. -
Марина Шнайдер, - представилась блондинка. - Журналистка из Нью-Йорка.
   - Черт возьми, - с досадой сказал Глеб.
   - Шнайдер? - с подозрением переспросил сержант Тараканов.
   - Я же не виновата, что у меня такая фамилия, - ответила ему Марина.
   Глеб ухмыльнулся, вгрызаясь в бутерброд,  а  сержант  озадаченно  почесал
рыжий затылок.
   - В самом деле, - сказал он.
   Глеб заметил, что оба смотрят на него, и начал жевать быстрее, уже жалея,
что затеял этот вечер вопросов и ответов.
   - А вы? - спросила наконец блондинка, подтверждая его подозрения.
   - А я терпеть не могу журналистов, - сознательно нагрубил Глеб. - И еще я
намерен поговорить с нашим приятелем Бесланом. Сержант, будь другом,  постой
на стреме, пока мы  будем  беседовать.  А  вам,  Марина,  на  это  лучше  не
смотреть.
   - Хорошо, командир, - сказал сержант, и в его взгляде Глеб увидел  полное
понимание. Сержант был кадровым военным и знал,  что  бывают  люди,  которых
лучше ни о чем не расспрашивать.
   Журналистка, однако, таких вещей не понимала или не хотела понимать.  Она
быстренько  отправила  в  рот  последний  кусок  сухаря  и   встала,   сразу
схватившись за  ручку  видеокамеры.  На  лице  у  нее  застыло  непреклонное
выражение, выглядевшее довольно комично в  сочетании  с  засунутым  за  щеку
сухарем.
   - Я сама решу, на что мне смотреть, а на что не  смотреть,  -  с  вызовом
заявила она. Это прозвучало немного  шепеляво  все  из-за  того  же  сухаря,
угловатые очертания которого явственно проступали под вздувшейся, словно  от
флюса, щекой.
   Глеб  нарочито  пристально  и   неторопливо   осмотрел   ее   испачканное
перекошенное лицо, вызывающе прищуренные глаза неестественного синего цвета,
растрепанные соломенные волосы, свисавшие  грязными  сосульками,  сбившуюся,
выпачканную одежду, исцарапанные руки и тяжело вздохнул.
   - Сержант, - позвал он, - можешь сделать мне одолжение?
   - Да? - с вопросительной интонацией сказал рыжий, по-турецки сидевший  на
башне в обнимку с автоматом.
   - Надо пристрелить одного западного журналиста, - без тени улыбки  сказал
Глеб. - Точнее, журналистку. Они все равно повсюду  трубят  о  том,  что  мы
здесь почем зря нарушаем права  человека.  Одним  нарушением  больше,  одним
журналистом меньше...
   - Угу, - деловито сказал сержант, спуская ноги с  башни  и  беря  автомат
наперевес. - Счас сделаем.
   - Давайте-давайте, - сказала  Марина,  вскидывая  камеру  на  плечо,  как
пулемет, и снимая крышечку с объектива.
   - Зря вы это, девушка, - сказал рыжий прямо в объектив. -  Война  -  дело
серьезное. У вас ведь даже этой, как ее...
   - Аккредитации, - сползая с брони, подсказал Глеб.
   - Во-во, аккредитации. Нету ведь, а?
   - Не ваше дело, - с  великолепным  апломбом  ответила  Марина,  продолжая
снимать. - Кто вы такие? Обыкновенные беглые рабы, военнопленные. Вам  самим
еще придется ответить на множество вопросов, так что руки прочь от свободной
прессы!
   Глеб обошел танк спереди, неся  автомат  за  ремень,  как  палку,  и  без
предисловий пнул скорчившегося возле правой гусеницы Беслана в ребра.
   - Связанного бьешь, - сверкнув темными стеклами очков, прошипел Беслан. -
Пес!
   - А мне плевать, - лениво сказал  Глеб.  -  Международная  общественность
обсуждает с сержантом Таракановым проблемы свободы слова, а лично  мне  тебя
ни капельки не жалко. Если бы руки у тебя были  не  связаны,  а  оторваны  к
чертовой матери, для меня бы это ничего не изменило.
   Он снова пнул пленника. Беслан отшатнулся, ударился затылком о гусеничный
трак  и  зашипел  от  боли.  Очки  свалились  с   его   переносицы,   открыв
подслеповатые маленькие глаза неопределенного зеленовато-бурого цвета.  Если
в очках Беслан казался страшноватым, то сейчас он  вызывал  только  гадливое
отвращение.
   - Ну и рожа, - неторопли