?
   - Да.
   - А дым?
   - А дым из ординаторской. Я же не виноват, что у  вас  тут  вентиляция  с
причудами. Задохнуться можно, честное  слово.  Безобразие!  Врачи  дымят,  а
пациентов за это распинают.
   - Распинают? - Курлович, казалось, задумался. - А что, это идея.
   - Тише, тише, - сказал Глеб. - Клятву Гиппократа помните?
   - Гиппократа, партократа... Кто такой Гиппократ? В его  времена  пациенты
не курили в постели.
   - В его времена вообще никто не курил.
   - Вот именно. И вообще, вы слишком много врете. Мы с  вами  беседуем  две
минуты, а у вас за это время нос  вырос  чуть  ли  не  на  полметра,  как  у
Пиноккио.
   - Ага, - сказал Глеб. - Наконец-то мне все стало ясно.
   - Что это вам  стало  ясно?  -  немного  агрессивно  осведомился  доктор.
Аллочка за его  спиной  сдавленно  прыснула  в  сложенные  лодочкой  ладони.
Курлович строго покосился на нее через плечо, потом повернулся  к  висевшему
на стене зеркалу и некоторое время критически разглядывал  собственный  нос,
по поводу которого  втихаря  хихикал  весь  госпиталь.  -  Нос  как  нос,  -
задумчиво сказал он.
   Аллочка снова прыснула.
   - Так я же и не отрицаю, - со вздохом закончил  подполковник.  -  Знаете,
сколько нам, медикам, приходится врать? Смертельно больного убеждаешь в том,
что он непременно поправится, а бывают и такие  типы,  которые  от  тебя  не
отстанут, пока у них не найдешь какую-нибудь болезнь и не пообещаешь достать
новейшую израильскую таблетку...
   - Или снять гипс, - кротко вставил Глеб.
   -  Или  снять  гипс...  Что?  Надо  же,  какой  скользкий   негодяй!   Вы
когда-нибудь встречали такого типа, Алла? Ну давайте  ножницы,  что  вы  там
стоите, как засватанная? Режьте, пока он не приволок сюда бочку портвейна  и
десяток прапорщиц.
   - Фу, Иван Иванович! - почти хором сказали Аллочка и Глеб.
   - Ну вот, - ничуть не смутившись, заявил подполковник, - спелись.  Не  об
этом ли я вам только что говорил? Нет, на выписку, срочно на выписку!
   - Ура, - тихо возликовал Глеб.
   - Не ?ура?, а недельки через полторы-две... Надо еще посмотреть, как ваша
нога будет работать. Реабилитация, то да се.., гм, анализы.
   - Вивисектор, - мрачно заявил Глеб. - Убийца в белом халате.
   - А вот оскорблениями вы ничего не добьетесь. Снимайте гипс, Алла. Да,  и
не забудьте попозже принести нашему марафонцу костыли.

***

   Генерал-лейтенант Апрелев  твердой  рукой  наполнил  из  пузатой  бутылки
маленькую, чуть больше наперстка, стопочку и одним движением опрокинул ее  в
рот. Этикетка на матовой, ?под пыль?, зеленой бутылке утверждала, что внутри
находится благороднейший французский ?Лагранж?,  но  это  было  чистой  воды
вранье: в полупрозрачной семисотграммовой емкости  плескался  неразведенный,
по   особому    рецепту    настоянный    на    скорлупе    грецких    орехов
девяностошестипроцентный медицинский спирт, который Апрелев в  разговорах  с
немногими людьми, знавшими его маленький секрет, называл ?мой  успокоитель?.
Это народное средство в малых  дозах  действовало  на  него  получше  любого
валиума, помогая отбросить ненужное волнение и  сосредоточиться  на  решении
действительно важных задач.
   Наедине с собой Александр Владимирович никогда не кривил душой,  полагая,
что самообман в конечном счете обходится дороже. Если бы кто-то спросил его,
какие задачи и проблемы он считает важными, а какие нет, генерал ответил бы,
что в его работе второстепенных вопросов не бывает  -  важна  любая  мелочь,
любой, самый незаметный нюанс. Но  перед  самим  собой  ему  не  нужно  было
становиться в позу: он-таки делил проблемы на важные и не важные.  Все,  что
касалось его работы в Кремле, необходимо было делать вовремя, на совесть и с
присущим только ему блеском, за который его так ценило руководство.
   Но существовал и иной круг вопросов,  решению  которых  генерал-лейтенант
Апрелев  уделял  особое  внимание.  Именно  в  те  нечастые  моменты,  когда
великолепно сконструированная и отлаженная  машина  его  личного  обогащения
начинала сбоить и запинаться, генерал прибегал  к  помощи  пузатой  бутылки,
давно  ставшей  чем-то  вроде  талисмана,  и  выпивал   коньячную   стопочку
?успокоителя?.
   Спирт неторопливо потек по пищеводу волной обжигающего огня, от  которого
горло  сразу  потеряло  чувствительность,  превратившись  в  некое   подобие
вживленного в плоть резинового патрубка, и зажег в желудке маленькое солнце.
Взрывная волна от  этой  вспышки  через  несколько  секунд  достигла  мозга,
привычно разомкнув все второстепенные цепи, вырубив вспомогательные  реле  и
превратив разум генерала в мощный узконаправленный прожектор. Закрыв  глаза,
Апрелев словно наяву  увидел  на  бархатном  фоне  абсолютной  черноты  круг
ослепительно белого света  и  стоявшего  в  центре  этого  круга  ничтожного
человечка  с  внешностью  переехавшего  в   столицу   тракториста-комбайнера
широкого профиля - низкорослого, лысоватого, в старомодном темном костюмчике
и с галстуком, все время норовящем съехать  под  левое  ухо.  В  беспощадном
свете встроенного в мозг генерала сверхмощного прожектора этот  человек  был
похож на потасканного  конферансье,  который  только  что  отмочил  дежурную
шутку, которая вот уже лет двадцать как  перестала  казаться  смешной  всем,
кроме него самого, - отмочил и замер в ожидании хохота и аплодисментов. А их
не будет. Не будет, и все  тут!  Момент  упущен,  зрители  давно  разошлись,
разочарованно хлопая откидными сиденьями, и даже припрятанный в украденной у
фокусника шляпе белый кролик уже не спасет положения...
   "Вот так, - подумал генерал. - Вот так, и никак иначе. Этот стервец, надо
отдать ему должное, хитер, и  дело  свое  он  с  грехом  пополам  провернул.
Провернул, надо сказать, не до конца,  но  сбрасывать  его  со  счетов  пока
рановато. Так никто же и не сбрасывает, - возразил самому  себе  генерал.  -
Просто не надо его бояться. Все свои козыри он уже  выкинул,  и  теперь  ему
остается только держать хорошую мину при плохой игре. И ведь чего он  только
не делал, пытаясь доказать свои бредни, с какой только стороны не заходил!"
   Апрелев с сомнением покрутил в пальцах сигарету и отложил ее  в  сторону.
Совместно с ?успокоителем? никотин оказывал на него отупляющее  воздействие:
после первой же затяжки на  голову  словно  обрушивался  удар  туго  набитой
подушки весом тонны в полторы, вызывая  что-то  вроде  кратковременного,  но
весьма неприятного сотрясения мозга. У каждой медали  две  стороны,  подумал
генерал, рассеянно играя зажигалкой. Острый  язычок  оранжевого  пламени  со
щелчком выскакивал из никелированного  корпуса.  Еще  один  щелчок  -  и  он
исчезал под захлопнувшейся крышкой. У медали две стороны, и у каждой монеты,
кроме  аверса,  существует  реверс.  Оборотная  сторона  всегда   разительно
отличается от лицевой, даже у купюры и даже в том случае,  если  эта  купюра
фальшивая.
   Да, убытки налицо, причем убытки довольно крупные.  Три  банка  вынуждены
были объявить о своем банкротстве, и еще  двум  с  огромным  трудом  удалось
удержаться на ногах. Но кто догадался связать эти печальные события с именем
генерал-лейтенанта Апрелева? Да никто! А кто догадался, в  жизни  ничего  не
докажет. Кроме того, вся эта бодяга с поддельными бумажками давно уже изжила
себя, и продолжалась она скорее по инерции, чем  в  силу  необходимости.  Не
стоило нарушать древний незыблемый принцип:  не  повторяться  и  никогда  не
брать больше, чем можешь унести. Все может быть хорошо и даже  распрекрасно,
но теория вероятностей  всегда  работает  против  того,  кто  слишком  долго
испытывает свою удачу. Хорошо, что все  закончилось  тая,  а  не  как-нибудь
похлеще.
   "Да ладно, - подумал генерал, снисходительно улыбнувшись. -  У  нас  ведь
есть еще один старый принцип: никогда не врать самому себе. Всегда и во всем
виновата жадность - та самая, которая, по слухам, сгубила какого-то  фраера.
Начала с фраера, а потом добралась и до генерала.;. Так что Малахову,  этому
сморчку с лоснящимися на заднице штанами, нужно сказать спасибо и забыть обо
всем этом дерьме, тем более что Роман напоследок сделал своему шефу подарок,
дав себя замочить какой-то бабе."
   Апрелев покачал головой: мельчает народ! Ведь, казалось бы, профессионал,
а погиб, как  водопроводчик  в  пьяной  драке,  -  проломили  череп,  и  вся
недолга...
   О подробностях гибели своего эмиссара Апрелев узнал от самого Малахова  -
тот выложил ему эти подробности вместе со служебным  удостоверением  Романа,
даже не очень скрывая при этом, что  внимательнейшим  образом  наблюдает  за
реакцией собеседника. Он даже попытался приплести к делу взорвавшийся где-то
под Воронежем самолет, но Александр Владимирович был не из тех,  кого  можно
взять на пушку. Человек, погубивший Судью и уничтоживший станок вместе с уже
готовым к отправке грузом, как в воду канул, и Апрелев не сомневался, что он
погиб во время той пресловутой бомбардировки. Если бы это было  не  так,  то
Малахов наверняка давно попытался бы пугать его этим свидетелем. Но  Малахов
в последнее время притих, оставив свои попытки вывести генерал-лейтенанта на
чистую воду.
   И вот теперь этот странный звонок. Апрелев  неодобрительно  покосился  на
трубку радиотелефона, торчком  стоявшую  на  столе  с  выдвинутой  антенной,
которая поблескивала, как штык кремлевского курсанта. Что  ему  надо,  этому
Малахову?  Сколько  можно  крутиться   рядом,   высматривая,   вынюхивая   и
выслеживая? Ведь ясно же, что игра давно закончена, причем результат явно не
в его пользу! К чему эта встреча?
   Генерал вздохнул и встал из-за  стола.  Мягкое  кожаное  кресло  неохотно
разомкнуло свои уютные объятия, донышко пузатой бутылки коротко  звякнуло  о
стеклянную полку бара. Апрелев посмотрел в  окно  и  удовлетворенно  кивнул:
погода что надо, как бывало в это время года почти всегда.  В  такую  погоду
хорошо бы уехать на дачу, организовать шашлычки, как  встарь,  или  походить
под парусом по водохранилищу, дать  работу  застоявшимся  мускулам  и  отдых
уставшей голове и глазам, которым  в  последнее  время  приходилось  слишком
много читать и напряженно вглядываться в монитор компьютера. А вечером сесть
за простой деревянный стол под яблоней и выпить водочки с друзьями...  Хотя,
с другой стороны, какие сейчас друзья? Подчиненные и  начальники,  в  лучшем
случае - деловые партнеры. А  там,  где  начинается  бизнес,  всякой  дружбе
приходит конец, это аксиома, не раз, к  тому  же,  доказанная  на  практике.
Может, этого Малахова пригласить? Напоить его и поговорить по  душам.  Чего,
мол, тебе надобно, старче? Чего тебе в жизни не хватает? Денег? На,  возьми,
сколько надо. Или продвижения по службе? Тоже не проблема,  дорогой,  только
намекни, чего бы тебе хотелось. А на мне, Алексей ты мой Данилович, ты  себе
всю карьеру испортишь. Это в том случае, если жив останешься...
   Впрочем, Малахов не дурак. Напиваться он не станет, а раз так,  то  и  на
даче генерала Апрелева ему делать  нечего.  Спросить  его  о  том,  чего  он
добивается, можно и во время назначенной им встречи. Да и спрашивать  скорее
всего не придется, не зря же он позвонил. Сам все скажет, если ему есть  что
сказать.
   На столе едва слышно забренчал внутренний телефон. Апрелев  посмотрел  на
часы, криво улыбнулся, отдавая должное  пунктуальности  противника,  и  снял
трубку.
   - Товарищ генерал, - послышалось  в  наушнике,  -  это  наружная  охрана.
Прибыл генерал-майор Малахов. Он говорит, что ему назначено на это время.
   - Так и есть, - ответил Апрелев. - Пропустите.
   Он  вернулся  к  столу,  выдвинул,  отперев  ключом,  потайной   ящик   и
активировал записывающую аппаратуру, доступа к которой не имел никто,  кроме
него самого. Если разговор окажется пустым или излишне  откровенным,  вались
можно будет стереть. Но оставался небольшой шанс на то, что Малахова удастся
вывести из равновесия, в он в запальчивости  наговорит  лишнего.  Не  важно,
будет это секретная информация или банальное оскорбление.  В  руках  умелого
адвоката любое неосторожное слово может в свое время превратиться  в  мощное
оружие защиты и нападения.
   Дожидаясь  Малахова,  Александр  Владимирович  позвонил  по   внутреннему
телефону  и  распорядился  насчет  кофе.  Кофейный  столик  стоял   в   углу
просторного кабинета, в уютной, от  пола  до  потолка  заставленной  книгами
нише. Темные, с  потускневшей  от  времени  позолотой  коленкоровые  корешки
придавали этому уголку для приватных бесед респектабельный и в то  же  время
очень домашний вид. Также здесь  имелось  все  для  того,  чтобы  со  вкусом
выкурить сигарету или даже трубочку.  Сам  Апрелев  терпеть  не  мог  курить
трубку, но держал несколько штук для гостей. Трубки у него были неплохие,  и
среди них  лежала  пара  по-настоящему  хороших,  за  которые  коллекционеры
предлагали ему весьма солидные деньги. Стоявшие здесь широкие, с высоченными
спинками кресла были умело оборудованы по последнему слову техники, так  что
при желании хозяин мог записать не только каждое слово гостя,  но  и  каждый
удар его сердца. Запрятанный среди книжных корешков стеклянный глаз следящей
видеокамеры четко фиксировал каждый жест, каждый  нюанс  мимики  посетителя.
Если разговор бывал важным, Апрелев прокручивал  записи  по  несколько  раз,
заново анализируя ход беседы, и зачастую  это  давало  просто  поразительные
результаты, помогая ему проникнуть в мысли собеседника  и  даже  предугадать
его действия.
   Малахов вошел в кабинет, держась  на  удивление  свободно  и  раскованно.
Сегодня в нем только с большим трудом можно было узнать  того  солдафона,  с
которым Апрелев привык иметь дело. Похоже  было  на  то,  что  генерал-майор
все-таки что-то разнюхал и теперь намеревался  не  то  прищучить  Александра
Владимировича, не то продать ему добытую информацию.  На  губах  у  Малахова
блуждала почти снисходительная полуулыбка, в движениях появилась непривычная
расслабленная  плавность,  как  будто  он  окончательно  почувствовал   себя
хозяином положения. Этот хозяйский  оттенок  угадывался  и  в  том,  как  он
поздоровался, и в том, как уселся в предложенное Алрелевым  кресло  рядом  с
кофейным столиком. Александр  Владимирович  помимо  собственной  воли  начал
раздражаться. Что, в конце концов, он себе  позволяет,  этот  выскочка?  Что
такого он  мог  наковырять  за  последнюю  неделю?  Генерал  Апрелев  быстро
прикинул, с какой стороны этот цепной пес мог бы ухватить его  за  штаны,  и
немного успокоился: в его обороне не было ни единой бреши, так  что  Малахов
скорее всего просто пытался взять его на  испуг.  Последняя  жалкая  попытка
человека, не умеющего достойно проигрывать, вот что  это  было,  и  Апрелев,
опустившись в  глубокое  кресло,  улыбнулся  Малахову  широкой  голливудской
улыбкой, как будто тот  был  долгожданным  и  очень  дорогим  гостем,  а  не
надоедливым дураком, возомнившим себя защитником закона и порядка в  стране,
где ни того, ни другого не было испокон веков.
   - Сейчас принесут кофе, - благожелательно сообщил он. - Может  быть,  для
начала примем по маленькой? Вы что предпочитаете?
   - А что у вас есть? - не менее дружелюбно поинтересовался Малахов.
   - У меня есть все. Именно поэтому я и спрашиваю, что вы предпочитаете.
   - Я предпочитаю водку в хорошей компании, - ответил гость, демонстрируя в
широкой улыбке желтоватые от многолетнего пристрастия к никотину зубы.
   - Представьте, я тоже, так что водка у меня имеется в ассортименте.
   - Превосходно,  -  Малахов  покивал  головой.  -  Просто  отлично!  Но  я
воздержусь, поскольку здесь отсутствует второй компонент - хорошая компания.
   - Я не совсем понял, что вы хотели этим  сказать,  -  сохраняя  полнейшее
хладнокровие, сказал Апрелев.
   - Вы все отлично поняли, - так же спокойно возразил Малахов. -  Но,  если
угодно, могу пояснить: я никогда не пью с  уголовниками,  особенно  с  теми,
трудовую деятельность которых расследую в данный момент.
   - Это вы про меня? Пф-ф-ф... - Апрелев с  шумом  выпустил  воздух  сквозь
сомкнутые губы и сокрушенно покачал головой. - Опять  вы  за  свое,  Алексей
Данилович... Знаете, ваше упорство заставляет меня поверить в  существование
чего-то, что наводит  вас  на  ваши  беспочвенные  подозрения.  Чего-то  или
кого-то... Я знаю вас как предельно честного человека и не верю в то, что вы
можете шить мне дело по  чьему-нибудь  заказу.  Следовательно,  здесь  имеет
место какое-то грандиозное недоразумение, в основе  которого  лежат  неверно
истолкованные вами факты. Я с  удовольствием  помог  бы  вам  разрешить  это
недоразумение, но, увы, вы  до  сих  пор  не  представили  мне  ничего,  что
нуждалось бы в объяснениях или оправданиях. Домыслы, Алексей Данилович, одни
только домыслы, основанные лишь на том, что какой-то нечистый на руку майор,
оказывается, числился среди моих подчиненных, а какой-то самолет где-то  там
взорвался, и при этом погиб некто, кому я выписал  -  извините,  подписал  -
пропуск... Домыслы! А теперь еще и оскорбления. Ну что с вами, генерал? Я по
себе знаю,  как  обидно  наблюдать  за  крушением  казавшейся  перспективной
версии, но надо же быть реалистом и действовать,  исходя  из  фактов,  а  не
подгонять факты под прокрустово ложе своих теорий. Это порочная практика,  и
рано или поздно она может выйти вам боком.
   Последние слова были сказаны все тем же легким, почти игривым  тоном,  но
Малахов в полной мере оценил их зловещий смысл и  тяжело  шевельнул  густыми
бровями.
   - Знаете, генерал, - сказал он,  задумчиво  постукивая  ногтем  по  ручке
кофейной чашечки, - вы были абсолютно правы, считая свою позицию в  нашем  с
вами деле неуязвимой. Признаться, я уже готов был опустить  руки  и  трубить
отбой. Вы напрасно считаете меня ослом, который краснеет и пыхтит от злости,
когда проигрывает партию в шашки. Я уже готов был отступить, несмотря на  то
что знаю про вас если не все, то вполне достаточно для того, чтобы упечь вас
за решетку на  исторически  значимый  срок.  Я  знаю,  что  вы  спутались  с
чеченцами, чтобы организовать производство и доставку из Чечни  в  Москву  и
некоторые другие регионы России крупных.., да нет, черт подери!  -  огромных
партий фальшивых долларов. Мне  доподлинно  известно,  что  вы  организовали
целую сеть липовых банков и компаний-однодневок для конвертации этих денег и
превращения обыкновенной макулатуры в твердую валюту. Я знаю также,  что  вы
сбывали эти фальшивки населению через банки и обменные  пункты,  которых  не
оказывалось на прежнем месте уже  через  полчаса,  когда  взбешенный  клиент
прибегал туда в сопровождении наряда милиции.  Я  знаю,  что  вы  поставляли
оружие боевикам и отдали приказ взорвать самолет, на котором летел  в  Чечню
посланный мной человек. Вы даже не очень старались,  заметая  следы,  потому
что были уверены, что ничего из сказанного мной не удастся доказать.
   - Вот именно, - вставил Апрелев. - Простите, но я что-то не пойму, к чему
вы клоните. Это что, исповедь? Или вы хотите сказать, что  теперь  положение
каким-то образом изменилось? Что-то мне в это не верится, простите еще  раз.
А может быть, вы явились, чтобы назвать свою цену? Если так, то я готов  вас
выслушать, хотя, на мой взгляд, продать вам  нечего.  Вы  пришли  ко  мне  с
пустыми руками, генерал-майор, но я готов по достоинству оценить и  оплатить
проделанную вами работу. Не зря  же,  в  самом  деле,  вы  потеряли  столько
драгоценного времени!
   - Ценю ваше предложение, - сказал Малахов, - но  вынужден  отказаться  по
двум причинам: во-первых, в ваших словах мне чудится  обыкновенная  и  очень
грубая  провокация,  а  во-вторых,  какой  смысл  связывать  себя  какими-то
финансовыми отношениями с человеком, чья песенка уже спета?
   - Моя песенка спета? - Апрелев снова широко улыбнулся и пригубил кофе.  -
Вот никогда бы не подумал!
   - Уверяю вас. Вы конченый человек, Апрелей. Я  при