абродов. "Макаров", из которого, по всей  видимости,  и
был произведен неудачный выстрел, валялся  в  стороне,  откатившись  под
журнальный столик.
   Мещеряков с видом ангела мщения приблизился к распростертому на  полу
Федину, который, неудобно вывернув шею, с растущей тревогой наблюдал  за
его приближением, и, оттянув затвор пистолета, предложил:
   - Поговорим, подполковник?
   Подполковник Федин закончил свой рассказ.
   За окном сыпал снег, свет настольной лампы милосердно скрадывал неуют
явочной квартиры, обшарпанную мебель  и  притаившуюся  по  углам  грязь.
Стоявший у окна Забродов попытался взгромоздиться  на  узкий,  в  ладонь
шириной, подоконник, не поместился  и  остался  стоять,  привалившись  к
подоконнику задом и через плечо глядя в ночь. В пальцах у него  дымилась
сигарета. Смотреть на увенчанного ранней сединой  красавца-подполковника
ему почему-то не хотелось.
   Сорокин тяжело  повозил  под  креслом  ногами,  растирая  натекшую  с
ботинок лужу и длинно, тоскливо вздохнул.
   - Ну и помойка, - сказал он.
   Подполковник Федин рефлекторно шмыгнул разбитым носом, хотя  из  него
уже давно перестало течь.
   - Продать такое газетчикам - озолотимся, - по-прежнему глядя в  окно,
сказал Забродов.
   - Шуточки у тебя...  -  отозвался  Мещеряков  и  снова  повернулся  к
Федину. - По-моему, это еще не все, - строго сказал он.
   Федин снова шмыгнул носом и затравленно огляделся.
   - Честное слово, я не могу, - почти прошептал он. -  Рад  бы,  но  не
могу.
   - Значит, дальше еще интереснее, - поморщившись, сказал Забродов.
   Мещеряков с неудовольствием покосился на Сорокина - как ни  крути,  а
это был посторонний, а тут говорились такие вещи, которые не  стоило  бы
слушать никому, даже офицерам ФСБ.  Последним  -  во  избежание  подрыва
морального духа.
   - Не томи, подполковник, - сказал он. - Мы ведь еще не знаем  ни  про
твоего шефа, ни про то, что было дальше с этим отрядом... Ну,  допустим,
про Володина и остальных ты можешь и не знать, ты ведь здесь давно...  А
кстати, почему ты здесь?
   - А что с Володиным? - вместо ответа спросил подполковник.
   - Убит, - ответил Мещеряков. - Но вопросы здесь задаешь не ты.
   Федин, казалось, немного расслабился, узнав о смерти генерала.
   - Потапчук здесь ни при чем, - сказал он. - Он с  самого  начала  был
против этой  затеи.  Он  говорил,  что  нельзя  усугублять  криминальный
беспредел беспределом правоохранительных структур...
   - Золотые  слова,  -  сказал  Сорокин.  -  Хотя  иногда  так  хочется
усугубить... Просто вынул бы пистолет и  прострелил  башку  без  суда  и
следствия.
   - Н-да,  -  неопределенно  вымолвил  далекий  от  милицейских  будней
Мещеряков. - А ты, значит, усугублял, то есть, попросту  говоря,  сдавал
Володину секретную информацию?
   Федин застенчиво пожал одним плечом.
   - Что ты жмешься, как б.., под дождем!  -  гаркнул  вдруг  Мещеряков.
Сорокин вздрогнул, а Забродов на время оторвался от созерцания парящих в
темноте снежных хлопьев и с веселым удивлением уставился на своего друга
- таких речей он не слышал от Мещерякова со времен Афганистана. - Дальше
рассказывай!
   Федин хлюпнул носом.
   - Когда  генерал  меня  вычислил,  -  продолжал  он,  -  то  приказал
аккуратно ввести в состав отряда своего человека. Это было как раз после
расстрела персонала "Икара".
   - Еще один стукач, - спокойно заметил от окна Забродов.
   - Нет, - сказал Федин. - Как я понял,  это  был  агент..,  ну..,  для
особых поручений.
   - Неужели киллер? - поразился Забродов. - Ай да генерал! И что же?
   - Агент вместе с отрядом принял участие в двух зачистках. Обе  прошли
неудачно, с шумом  и  большими  потерями.  Похоже,  это  он  предупредил
Малахова о готовящемся нападении,  так  что  при  штурме  отряд  потерял
троих. При ликвидации Конструктора взрывное устройство сработало  раньше
времени, и еще один  член  отряда  погиб.  После  этого  Володин  принял
решение уничтожить оставшихся в живых членов отряда и отправил в  бункер
взвод спецназа под командованием полковника Одинцова.
   Никто из них не вернулся, бункер оказался затопленным.
   - Тысяча и одна ночь, - вставил Сорокин.
   - Понимая, что Володин вот-вот вычислит степень моей  причастности  к
тому,  что  произошло,  я  попросил  у  генерала  Потапчука   разрешения
скрыться.
   - Нашел, где скрываться, - хмыкнул Сорокин. - Эх, ты, чекист.
   Мещеряков порылся во  внутреннем  кармане  пальто,  достал  портмоне,
вынул из нее какую-то фотографию и показал ее Федину.
   - Это не тот агент? - спросил он.
   Федин бросил на фотографию беглый взгляд,  вздрогнул  и  отрицательно
покачал головой.
   - Нет, - сказал он. - Это командир отряда,  майор  Сердюк.  Кличка  -
Батя. Отстрелялся, сволочь...
   Где это его так красиво приложили?
   Сорокин отобрал у него фотографию, посмотрел,  передернул  плечами  и
отдал ее Забродову. С фотографии  смотрело  покрытое  страшными  шрамами
лицо с дырой точно посередине лба.
   - Красавец, - сказал Забродов. - Борода, надо понимать, накладная?
   - Волосы тоже, - кивнул Мещеряков.  -  А  нашли  его  на  квартире  у
любовницы генерала Строева.
   Генерал и эта баба тоже были там. Оба убиты из  армейского  "кольта",
который был в руке у этого типа.
   Майора застрелил генерал, пистолет тоже был у него в руке.
   -  А  куда   попало   генералу?   -   спросил   Сорокин,   неожиданно
заинтересовавшись.
   - В голову, - ответил  Мещеряков.  -  Раздроблен  подбородок,  пробит
мозжечок...
   - Интересное кино, - сказал Сорокин. - За что убили  этих  генералов,
мне теперь понятно. Непонятно только, кто из этих двоих  вел  прицельный
огонь с пулей в башке?
   - Правда, интересно, - сказал Забродов. - Значит, был  третий.  Тогда
из чего он стрелял? Я понял так, что обе пули - и та, которой  был  убит
генерал, и та, что попала в любовницу, выпущены из майорского  "кольта"?
Все-таки выходит, что стрелял он один. Мертвый.
   - Майор обычно пользовался "магнумом", - подал голос Федин.
   Мещеряков вздрогнул.
   - Вот оно, - сказал он. - Алавердяна завалили  именно  из  "магнума",
причем из того же, который засветился практически на всех делах "Святого
Георгия". И было это уже после того, как погиб майор Сердюк.
   - Некротическое явление, - зловещим голосом сказал Забродов. - Каждую
ночь земля на  кладбище  начинала  шевелиться,  и  из  могилы,  дрожа  и
скрежеща зубами, медленно поднималась наводящая ужас фигура в  истлевшем
саване и с большим ржавым "магнумом" в костлявой трясущейся руке... -  с
подвыванием продекламировал он.
   - Проще, - сказал практичный Сорокин. - Они пришли к Строеву  вдвоем.
Генерал завалил майора сразу, потом этот самый второй застрелил генерала
и его бабу, забрал у майора его "магнум", а взамен оставил свой  "кольт"
и спокойненько ушел.
   - Звучит убедительно, - согласился  Мещеряков.  -  Очень  убедительно
звучит. Только кто он, этот второй?
   -  Кто-нибудь  из  отряда,  -  предположил  Забродов.  -   Или   этот
суперагент.
   - А  зачем  агенту  Потапчука  шлепать  генералов?  -  пожал  плечами
Мещеряков. - Сердюка он мог замочить когда угодно.  Или  Потапчук  велел
ему разделаться со всеми  -  до  седьмого  колена?  Что-то  непохоже.  А
Володина, между прочим, тоже застрелили из "кольта", - вспомнил он.
   - Да, - сказал  Сорокин,  -  чепуха  какая-то  получается,  пироги  с
котятами. А что это за агент такой? - спросил он у Федина.
   - Не знаю, - ответил тот. - Генерал работал с ним лично. Я видел  его
только один раз, когда инструктировал в  качестве  новобранца  в  отряд.
Кличка у него - Слепой.
   - Странная кличка для  человека,  который  так  стреляет,  -  заметил
Сорокин.
   - У него что-то с глазами, - объяснил Федин. - Свет он, что ли, плохо
переносит, зато в темноте видит, как кошка.
   - Нокталопия, - с ученым видом изрек Мещеряков.
   - Да, - сказал внезапно  сделавшийся  очень  задумчивым  Забродов,  -
нокталопия... Был у меня один такой курсант. Давненько уже. Он  молодой?
- спросил он у Федина.
   - Кто, Слепой? Да нет, - пожав плечами, ответил подполковник.  -  Лет
сорок наверняка, точнее не скажу.
   - Похож, - протянул Забродов еще более задумчиво.
   - Упаси боже от твоих учеников, капитан, - сказал ему Сорокин.
   - Погоди, - отмахнулся Забродов. - Описать его можешь? - спросил он у
Федина.
   Подполковник старательно и очень подробно описал  внешность  Слепого.
Забродов вздохнул с некоторым облегчением.
   - Нет, - сказал он, - не похож. Просто совпадение. Не  мог  Глеб  вот
так...
   - Люди меняются, он, этот твой Глеб? - сказал Сорокин. - А где?
   - Я слышал, что он погиб, - ответил Забродов. - Еще в Афганистане.
   - А, - разочарованно кивнул Сорокин, - тогда это, конечно, не он.
   - Да говорю же, что не он, - немного раздраженно повторил Забродов. -
По описанию ни капли не похож.
   - Надо как-то выходить на Потапчука, - сказал Мещеряков. Он  выглядел
осунувшимся и очень озабоченным. - Без него  нам  до  этого  Слепого  не
добраться.
   Сорокин снова протяжно вздохнул, встал и потянулся, разминая затекшие
мышцы. Пройдясь из угла в угол комнаты, он резко остановился под люстрой
и по-бычьи наклонил голову, выпятив нижнюю губу.
   - А зачем нам выходить на Потапчука? - спросил он вдруг. - Что толку?
Пусть он сам разбирается со своим агентом. Судя по вчерашней кутерьме на
Арбате, он уже взялся за него вплотную. Больше, насколько я  понимаю,  в
этом деле брать некого. Генералов своих мне ФСБ все равно не отдаст - ни
живых, ни мертвых, а со своими  агентами,  повторяю,  пусть  разбираются
сами. Эх, говорили мне: не связывайся ты с  этими  вонючками!  Сам,  что
интересно, своим гаврикам чуть ли не каждый день вдалбливаю:  не  трогай
вонючку, сто лет потом не отмоешься. И сам же все время умудряюсь влезть
в это дерьмо.
   - Это кто вонючка? - решил вступиться за честь мундира Мещеряков.
   - Да не кто, а что, - равнодушно поправил его Сорокин. -  Это  я  так
дела называю, в  которых  госбезопасность  замешана.  Чего  ты  взъелся?
Вам-то можно нас ментами величать... Короче,  пошли  отсюда  к  такой-то
матери. Полночи только зря потеряли. Вот дерьмо-то...
   - Ну, не так уж и зря, - сказал Мещеряков. - Ты  чего  добивался?  Ты
добивался, чтобы убийцы понесли наказание. Все они,  между  прочим,  уже
землю парят, даже те, кто их, так сказать, направлял.  Ну,  не  все,  но
это, похоже, дело времени. Можешь спать спокойно. Отчетность за  прошлый
год все равно испорчена, тут уж ничего не поправишь, но этот  год  будет
поспокойнее.
   При слове "отчетность" Сорокин сильно скривился, но  кивнул,  выражая
полное согласие со словами Мещерякова.
   - Пошли отсюда, - повторил он. - Я спать хочу.
   - А я? - спросил Федин.
   - А ты беги, куда глаза глядят, дурак, - сказал ему Сорокин.  -  Тоже
мне, спрятался. Смотри, найдет тебя Слепой... Что там у него  сейчас  на
вооружении - "магнум"? Ты дырку от "магнума" видел когда-нибудь?
   Федин быстро-быстро  закивал  и  вскочил,  явно  готовый  бежать  сию
минуту, и именно так, как сказал Сорокин - куда глаза глядят.
   -  Пистолет  подбери,  дурилка  картонная,  -  презрительно   добавил
Сорокин.
   Федин наклонился, подобрал пистолет и  выскочил  за  дверь,  на  ходу
натягивая пальто.
   - Ишь, заторопился, - сказал Сорокин. - Ну, вы идете или нет?
   - Погоди, - сказал вдруг Забродов. - Постойте, полковники.
   Сорокин и Мещеряков уставились на него с усталым любопытством  -  что
он еще придумал? Несмотря на свой высокий профессионализм, а может быть,
и благодаря  ему,  Забродов  бывал  порой  совершенно  несносен,  доводя
окружающих до белого  каления  своими  неуместными  шутками  и  обидными
намеками, построенными на  цитатах  из  никем,  кроме  него  самого,  не
читанных книг.
   - Ну, что еще? - сварливо осведомился Мещеряков. - Живот схватило?
   Сорокин невольно усмехнулся: Забродов выглядел именно так,  словно  у
него внезапно случился приступ диареи.
   - Андрей, - сказал Забродов, -  у  меня  к  тебе  просьба.  Поговори,
пожалуйста, с Федотовым.
   - Зачем это? - немного агрессивно поинтересовался Мещеряков,  Генерал
Федотов был его непосредственным начальником и очень не любил, когда его
беспокоили по пустякам. Да и кто, если разобраться, это любит?
   - Ты знаешь,  зачем,  -  сказал  Забродов.  -  Вы  кое-что  упустили,
полковники.
   - Что же? - спросил Сорокин. Ему все это  надоело  -  "вонючка",  как
обычно, не  доставляла  ничего,  кроме  неприятностей.  Самой  отвратной
особенностью подобных дел полковник считал то, что от  их  расследования
нельзя было отказаться простым волевым усилием - "вонючка"  прекращалась
сама и только тогда, когда у нее кончался завод. Так, похоже, было и  на
этот раз.
   - Вы забыли про утопленных спецназовцев, любовницу генерала Строева и
тех ребят, которые штурмовали оперативную квартиру, - сказал Забродов.
   - Ax, да, - сказал Сорокин, - это же был спецназ... Око за око?
   - Я думал, ты умнее, - констатирующим тоном сказал Забродов.  Сорокин
хмыкнул - впрочем, с изрядной долей неловкости, поскольку выпад и впрямь
получился  глупый.  -  Любовница  генерала  не  служила  в  спецназе,  а
Алавердян, насколько я понял, не имел никакого отношения к отряду.  Этот
парень начал убивать всех подряд. Завтра он  шлепнет  гаишника,  который
попытается оштрафовать его за не правильный переход улицы, а послезавтра
сожжет автобус, потому что решит,  что  его  пассажиры  видели,  как  он
шлепал гаишника.
   - Ты сгущаешь краски, Илларион, -  сказал  Мещеряков,  но  как-то  не
очень уверенно.
   - А по-моему, это вы пытаетесь спрятать голову в  песок,  -  спокойно
ответил Забродов. - Подойдите к  делу  не  как  офицеры  двух  различных
ведомств, ни одно из которых не занимается делами  взбесившихся  агентов
ФСБ. Побудьте для  разнообразия  просто  офицерами,  раз  уж  у  вас  не
получается забыть на время о своих погонах.
   - На жалость бьет, сукин сын, - сказал Мещерякову Сорокин.
   Мещеряков тяжело вздохнул.
   - Ты  хочешь,  чтобы  Федотов  пощупал  Потапчука?  -  спросил  он  у
Забродова.
   Тот молча кивнул и принялся сосредоточенно раскуривать сигарету.
   - А ты понимаешь, что завершать  это  дело,  скорее  всего,  придется
именно тебе? Вряд ли генералы захотят предавать дело дальнейшей огласке,
действуя по официальным каналам.
   Забродов вообще не отреагировал, только покосился на Мещерякова через
плечо прищуренным глазом.
   - Это профессионал, Илларион,  а  ты  уже  не  мальчик,  -  продолжал
Мещеряков. - Как только  он  поймает  тебя  на  мушку,  весь  твой  опыт
перестанет иметь значение - пуле все равно.
   Забродов вдруг  широко  улыбнулся,  хлопнул  Мещерякова  по  плечу  и
разразился очередной цитатой.
   - Но взял он меч и взял он щит, - нараспев продекламировал  Забродов,
- высоких полон дум. В глущобу путь его лежит, под дерево Тумтум.
   Сорокин рассмеялся, а  Мещеряков  нахмурился  -  он  не  читал  книги
веселого англичанина.
   - Мне не все равно, друг Андрюша, - пояснил свою  мысль  Забродов.  -
Мне совсем не все равно - не знаю даже, почему.
   - Потому что ты блаженный, - сказал Мещеряков, и  все  трое  покинули
оперативную квартиру.
 
Глава 20 
 
   Под утро тучи как-то незаметно разошлись, мороз усилился,  и  рассвет
получился, как на новогодней открытке - яркий, сверкающий,  искристый  и
очень холодный. Вскарабкавшееся на звонкий от мороза, словно заиндевелый
небосвод зябкое солнце осветило заметенный ночным снегопадом  город,  на
улицах которого уже вовсю буксовали, озверело  гребя  колесами  глубокий
снег и окутываясь облаками влажного вонючего  пара  из  выхлопных  труб,
кое-как очищенные от похоронивших их под собой сугробов автомобили.
   К  небу  поднимался  рев   и   лязг   вступивших   в   неравный   бой
снегоочистителей и проседающих под тяжестью грязного  снега  самосвалов,
мерное шарканье дворницких лопат и вдохновенный мат водителей увязших по
самое брюхо легковых автомобилей. По всему городу, наплевав на  голодное
урчание в животах, катались в сухом снегу очумевшие от радости собаки  -
по одной и целыми стаями, невзирая на размер, масть и  породу.  Снег  на
разные голоса визжал под ногами пешеходов, снег сверкал и переливался на
каждой ветке, каждом карнизе, на крышах, газонах, тротуарах, на лысинах,
кепках,  плечах  и  призывно  воздетых  руках  памятников  -  везде  был
искрящийся в лучах морозного солнца снег.
   К десяти часам  утра  мороз,  казалось,  еще  усилился,  в  движениях
пешеходов  появилась  некоторая  излишняя  легкость  и  торопливость,  а
кое-кто откровенно двигался  перебежками,  прикрывая  рукой  в  перчатке
полуотгрызенный свирепым морозом нос.
   На самом деле было не больше  минус  двадцати,  но  по  контрасту  со
вчерашней оттепелью холод казался арктическим.
   Водителю потрепанной темно-синей спортивной "тойоты" с помятой правой
дверцей было наплевать и на мороз, и на красоты этого  зимнего  утра.  В
салоне автомобиля было тепло, а пейзажи его сейчас просто не занимали  -
он ощущал себя летящей в цель пулей, хотя на самом деле никуда не летел,
а сидел за рулем своего купленного по дешевке двухместного автомобиля  и
крутил ручку настройки портативного приемного устройства, пальцем другой
руки придерживая вставленный в ухо наушник.  В  губах  у  него  дымилась
сигарета - термоядерный французский "Голуаз".
   Дым щипал глаза, и человек в "тойоте" морщился, одним глазом кося  на
стоявшую метрах в ста впереди черную "волгу" с  тонированными  стеклами.
На  сиденье  рядом  с  водителем  "тойоты",  прикрытый  свежим   номером
"Московского комсомольца", лежал крупнокалиберный "магнум" с глушителем,
легендарное оружие гангстеров и полицейских, нашедшее,  наконец,  дорогу
на заснеженные российские просторы.
   Позади возносил к небу заиндевелый шпиль главный корпус МГУ,  впереди
была смотровая площадка на Воробьевых горах, в это время года  пустая  и
заснеженная. То, что генерал Потапчук решил вдруг побеседовать со  своим
коллегой из ГРУ генералом Федотовым на этом продуваемом морозным  ветром
пятачке, вселяло в водителя "тойоты" некоторую надежду - генералам  явно
было что обсудить, и сделать это они хотели без свидетелей: ни в  черной
"волге" Потапчука, ни в похожем на нее  как  две  капли  воды  служебном
автомобиле Федотова не было водителей.
   Самих  генералов  Слепой  видеть  не  мог  -  их   скрывало   плавное
закругление подъездной дороги, - но слышимость была прекрасной. Закончив
настраивать приемник, он  поудобнее  устроился  на  сиденье,  смахнул  с
коленей упавший с сигареты кривой столбик  пепла  и  стал  слушать,  как
генералы говорят о погоде, словно два выползших подышать свежим воздухом
пенсионера.
   Сидеть в "тойоте" было  даже  удобнее,  чем  в  БМВ  -  сиденье  было
глубокое, низкое, ноги полностью уходили в  пространство  под  приборной
панелью. Правда, из каждой впадинки пластиковой отделки салона  смотрела
неотмытая  прежними  хозяевами   грязь,   искусственная   кожа   сидений
протерлась и потрескалась, да и дизайн вызывал  снисходительную  улыбку,
но Слепой выбрал эту машину не за дизайн, а за редкое сочетание  внешней
неприметности с высокой  мощностью  и  запредельной  скоростью,  которую
могла развивать эта старушка. Конечно,  бензин  она  пила,  как  лошадь,
только что совершившая трудный переход через пустыню Гоби,  но  это  уже
были сущие пустяки. Один знакомый Глебу торговец крадеными  автомобилями
по этому поводу говорил:
   "Зачем покупать машину, если нет денег на бензин?"
   Деньги у Слепого были - он мог позволить  себе  приобрести  новенькую
тачку в престижном автосалоне, но такая сверкающая игрушка привлекала бы
к себе слишком много  внимания,  да  и  долго  ездить  на  ней  Глеб  не
собирался - сразу по окончании этого дела машина должна была исчезнуть.
   Он безотчетно запустил пальцы в недра уже изрядно отросшей  бороды  и
энергично