и  стоял  так
несколько минут, опустив голову, бессмысленно моргая  глазами,  глядя  в
осколок зеркала, забрызганный  краской.  Из  зеркала  на  него  смотрело
мрачное, землистого цвета небритое лицо. Зрачки глаз были расширены,  на
лбу сверкали капельки пота.
   - А что было потом? - задал себе уже в который раз один и  тот  же  в
общем-то бессмысленный вопрос Игорь Малышев. - Ничего не могу вспомнить,
ничего...
   Он повернул ручку крана. В трубах зажурчало, но вода не полилась.
   - Чертовщина какая-то! - сказал Игорь и повернул другую ручку.
   Из крана упало в грязную раковину  несколько  капель,  а  затем  вода
полилась тугой струей. Брызги полетели в разные стороны, но  Игорь  даже
не поморщился.
   Он  медленно  наклонился,  опустился  на  колени,  сунул  голову  под
холодную воду и держал ее  под  краном  довольно  долго.  Затем  тряхнул
своими мокрыми, длинными черными волосами. Это движение было  похоже  на
движение мокрой тряпки, а сам Игорь напоминал вымокшего в луже пса.
   - Вот так немного легче...
   Малышев взял полотенце и начал вытирать лицо и голову.  Он  занимался
этим долго, постепенно приводя себя в порядок.
   Расчесавшись, художник  стал  похож  на  Иисуса  Христа,  вернее,  на
изображение  Иисуса  Христа,  нарисованное  самодеятельным   художником.
Длинные пряди волнистых волос влажно поблескивали,  свисая  вдоль  худых
запавших щек. Огромные глаза смотрели измученно и безжизненно.
   Игорь запрокинул голову и взглянул на низкий, нависающий потолок.
   - О черт! Как болит шея!
   Он  повертел  головой  из  стороны  в  сторону,   затем   добрел   до
полуразвалившегося  кресла  и  буквально  рухнул  в   него.   Зазвенели,
заскрипели и застонали пружины.
   Казалось, кресло вот-вот развалится, но оно выдержало.
   Игорь постучал кулаком по подлокотнику.
   - Надо подремать, хотя бы минут тридцать...
   Он скосил глаза в сторону - туда, где  располагался  большой  топчан,
застланный вместо простыни большим  куском  холста,  на  котором  сверху
лежал спальный мешок.
   "Интересно, куда они делись? - подумал Игорь. - Ведь  вчера  со  мной
была женщина. Как же ее звали? То ли Катя, то ли  Тома...  А,  в  общем,
черт с ней, черт с ними со всеми!"
   Малышев сунул руку в  нагрудный  карман  своей  вельветовой  рубашки,
извлек  оттуда  блокнот  и  трясущимися  пальцами  раскрыл  его.   Между
страничками лежало несколько зеленых двадцатидолларовых бумажек.
   - Все нормально. Значит, я не все просадил.  А  ведь  бывали  случаи,
когда у меня ничего не оставалось. Хорошо, что я остался у  себя,  а  не
поехал ни к Катушке, ни к Бычкову-Бочкареву. Все-таки в своей мастерской
спокойнее.
   Игорь Малышев приподнял голову и стал смотреть в узкую щель окна.  По
мутному, грязному  стеклу,  забранному  решеткой,  пробегали  тени.  Это
говорило о том, что на улице утро и по мостовой спешат  по  своим  делам
люди.
   Если подойти поближе и стать на испачканный краской табурет, то можно
рассматривать ноги. Иногда Игорь так и  делал.  Он  закуривал  сигарету,
забирался на табурет, облокачивался на широченный подоконник и смотрел в
окно. Ему нравились женские ноги, нравились их очертания, нравилось, как
звонко цокают по асфальту высокие каблучки. Эта картина мирной будничной
жизни всегда приносила в его душу успокоение.
   Но сейчас ему было так скверно, что вряд ли он смог бы  забраться  на
табурет. В его организме, измученном и иссушенном наркотиками, почти  не
осталось сил.
   Малышеву повезло: две недели назад какие-то три безумных англичанина,
которых привел ему Альберт Прищепов, купили у него четыре картины и пять
рисунков.  Англичане  сразу  же  согласились  на  его  цену,  вообще  не
торгуясь. И Игорь, когда гости покинули  мастерскую,  даже  расстроился,
пожалев о том, что назвал за свою работу слишком маленькую цену.  Сейчас
от   денег,   полученных   за    картины,    осталось    всего    четыре
двадцатидолларовые бумажки. Остальные ушли на наркотики и на девочек.
   Помог Игорю в  этом  старый  приятель,  однокурсник  по  Суриковскому
институту, Андрей Бычков-Бочкарев по  кличке  Петля.  Дела  у  Андрея  в
последнее время шли все хуже и хуже. Вернее, топтались на месте.  Просто
не было никаких дел.  А  ведь  Андрей  -  очень  неплохой  скульптор,  и
несколько его работ из бронзы и меди находились за океанов в  престижной
галерее. В последний год Бычков-Бочкарев вообще ничего не делал и жил за
счет друзей. Жена его бросила, то есть, Андрей сам ушел из  дому.  Слава
Богу, имелась мастерская, было где перекантоваться.
   Андрей и приучил Малышева к наркотикам. Раньше Игорь  только  пил,  а
теперь кайф, полученный от алкоголя, его уже не устраивал.
   Игорь медленно закатал рукава вельветовой рубахи и взглянул  на  свои
сплошь исколотые руки. Затем начал сжимать пальцы, пытаясь увидеть вены.
Но как он ни старался, вены не появлялись на его руках, покрытых темными
волосами. Да и колоть, собственно говоря, было нечего.
   Игорь Малышев и думать не  думал,  что  так  быстро  пристрастится  к
наркотикам и они станут для него  единственным  смыслом  жизни.  Правда,
время от времени, он брал еще в руки палитру и кисть,  рисовал  странные
картины, навеянные наркотическими  галлюцинациями.  Может  быть,  именно
поэтому их так охотно и покупали, если не заграничные  туристы,  то  сам
Альберт Прищепов, который, как правило, скопом  забирал  все  рисунки  и
холсты, а  рассчитывался  с  Игорем  наркотиками  и  частично  деньгами.
Поначалу Малышев пробовал считать, на сколько обманул  его  Прищепов,  а
потом ему это стало абсолютно безразлично...
   Уже вторую неделю Игорь не прикасался к кистям.
   Он смотрел на палитру, на два мольберта с неоконченными картинами, на
засохшие  краски,  на  полувыдавленные  тюбики.  Палитра  уже  покрылась
толстым слоем серой пыли, и краски утратили свою яркость.
   - Черт, как плохо! - вновь прошептал Игорь и попытался подняться.
   Все  тело  болело.  Особенно  нестерпимо  боль  донимала  шею.  Игорь
повертел головой сначала в одну сторону, затем в другую.
   "Который сейчас час?" - подумал  он  и  принялся  шарить  глазами  по
стеллажам у дальней стены мастерской.
   Где-то там должен был стоять будильник. Но как ни пытался Игорь найти
его взглядом и увидеть черные стрелки, это  ему  не  удалось.  Затем  он
посмотрел на пол и увидел красный будильник рядом со старыми  башмаками.
Будильник был разбит.
   Игорь превозмог себя, выбрался из  кресла,  подошел  к  будильнику  и
поднял. Странное дело - механизм продолжал  работать,  и  из  будильника
слышалось однообразное тиканье.
   - Любопытно.., любопытно...
   Часы показывали половину двенадцатого.
   - Скоро полдень, - сказал сам себе  Игорь  и  поставил  будильник  на
стеллаж.
   Все тело ломало. Боль жила в каждой клетке, даже в кончиках  пальцев,
даже в ресницах и в завитках черных волос.
   - Ой, как мне плохо! - снова простонал  Игорь  и  тоскливым  взглядом
посмотрел на низкий столик, на котором в  беспорядке  валялись  бутылки,
пепельница, полная окурков, грязные  стаканы,  какие-то  банки,  кусочек
засохшей ветчины, корки от  бананов  и  прочая  дрянь  -  даже  смотреть
противно.
   Малышев  почувствовал,  как  тошнота  подкатывает  к  горлу.   Он   с
отвращением отвернулся от мерзкого натюрморта и как  подкошенный  рухнул
на стоящий в углу топчан. Взвизгнули пружины.
   Игорь поджал ноги, его трясло.
   - Где же Петля? Где же этот проклятый Бычков-Бочкарев? Пришел  бы  он
скорее!
   Обычно скульптор появлялся в  мастерской  Игоря  Малышева  во  второй
половине дня.
   Игорь ненадолго забылся и очнулся от громкого стука в железную дверь.
Колотили явно ногой. Звонок уже давным-давно не работал.
   - Кого это несет? - стряхивая сон и оцепенение, пробормотал Малышев и
двинулся к двери.
   Он потянул засов. Железо заскрежетало, и тяжелая дверь открылась.  На
пороге стоял Андрей Бычков-Бочкарев. За его спиной хохотали две девицы в
черных потертых кожанках.
   - А вот и я! Ну как ты, Гоша? Небось, ломает?
   - Ох, ломает! - скрипнув зубами, процедил Игорь и отошел  в  сторону,
впуская гостей.
   - А ты, наверное, думал, я приду один?
   - Да я вообще ничего не думал. Хотел поспать, да ты не дал.
   - Но вид у тебя очень заспанный.
   Бычков-Бочкарев поскреб толстыми сильными пальцами  скульптора  давно
не бритую щеку.
   - Девчонки, проходите, располагайтесь, - сказал он, хлопнув  крашеную
блондинку по заднице.
   Та хохотнула, но ничуть не оскорбилась на подобную вольность.  Девицы
зашли в мастерскую и удобно расположились на топчане, с которого  только
что вскочил Игорь, - Э, вы что расселись, как телки на пастбище?  Быстро
наведите порядок!
   - У тебя ничего нет? - шепотом спросил Игорь своего гостя.
   - Чего ничего? Конечно же, нет. Мы вчера все всадили.
   - А что было потом?
   - Потом - это когда? - попытался уточнить Бычков-Бочкарев,  продолжая
скрести небритое лицо.
   - Ну, укололись, а дальше?
   - Дальше ты лег на свой топчан, а я ушел.
   - А девицы?
   - Какие девицы? Ведь была только одна - Катушка.
   Игорь Малышев повернул голову и посмотрел на одну из девиц. Это  была
Катя Сизова по  кличке  Катушка,  натурщица,  которую  знала  почти  вся
Москва. Полотна с  ее  изображением  часто  появлялись  на  всевозможных
вернисажах. Катя была  в  общем-то  красавицей:  длинные  русые  волосы,
пышный бюст, тонкая талия, красивые ноги и лицо  с  загадочным  взглядом
темно-синих глаз.
   - Катенька, ты почему со мной не осталась? - обратился к ней Игорь.
   - С тобой? Так ты же был в отрубе.
   - Но я же потом очухался...
   - Очухался, очухался... Мы поехали к Прищепову.
   - Нашли куда ехать, - грустно пробормотал Игорь  Малышев,  -  Он  вам
хоть дверь открыл?
   - Конечно, открыл. Ведь у Андрея еще оставалась двадцатка, и мы взяли
две ампулы.
   - Так вы, наверное, оттянулись по всей программе?
   - А, я уже и не помню, - Катенька  махнула  рукой,  а  затем  задрала
рукав куртки и посмотрела на  темный  синяк  -  Андрей  такой  неумелый!
Наверное, минут десять вену искал Я чуть с ума не сошла,  меня  чуть  не
вырвало.
   - Да, он это не умеет делать, -  согласился  Малышев.  -  Его  руками
только глину месить да гранит рубить пудовым молотком. А больше он ни на
что не способен.
   Игорь   попросту   злословил:   он   прекрасно   знал,   что   Андрей
Бычков-Бочкарев своими толстыми, с виду неуклюжими пальцами  мог  делать
настолько филигранные и красивые вещи, что оставалось только изумляться.
Когда-то, еще в институте, он  в  свободное  от  учебы  время  занимался
изготовлением ювелирных украшений, и это получалось у него  великолепно.
Игорь хорошо помнил серьги, кулоны и перстни,  которые  выходили  из-под
рук его  однокурсника.  В  то  время  Малышев  с  Андреем  снимали  одну
мастерскую недалеко от детского сада, возле станции метро "Беговая".  Из
той мастерской их выперли, там обосновалась какая-то фирма  по  торговле
компьютерами и прочей дрянью. Правда, теперь и у Бычкова-Бочкарева  была
своя мастерская в трех кварталах от мастерской Игоря  -  этого  подвала,
где сейчас они вес находились.
   - У тебя еще есть деньги? - спросил  Бычков-Бочкарев,  усаживаясь  на
топчан и постукивая огромными кулаками по коленям.
   - Да, есть.
   - Так, может, я съезжу?
   - А куда ты хочешь поехать?
   - Конечно же, к Альберту.
   -А может, он даст в долг? - поинтересовался Игорь.
   - В долг он не даст.
   - Так ведь Прищепов мне сам,  наверное,  должен  кучу  денег,  он  же
забирает у меня почти все. Все, что я делаю, переходит к нему.  Так  что
он на мне, возможно, неплохо наваривает.
   - Ну и  что  из  того,  -  рявкнул  Бычков-Бочкарев,  -  кто  на  ком
наваривает? Это все полная хрень. Он не даст ни мне, ни тебе. Только  за
деньги. Ты же знаешь правило Прищепова: сначала деньги, затем ампулы или
порошок.
   - А что за дрянь мы колем последнее время?
   - Тебе, что, не нравится?
   - Да нет, нормально. Так поедешь или нет?
   - Поеду, - кивнул Бычков-Бочкарев.
   Девушки в это время занимались  уборкой.  Они  расставили  по  местам
вещи, убрали с низкого, забрызганного краской столика все, что  осталось
со вчерашнего дня,  вытряхнули  пепельницы.  Катя  Сизова  взялась  мыть
посуду,  а  се  подружка,  Тамара  Колотова,  тоже  известная  в  Москве
натурщица, стала подметать пол.
   - Пока я вернусь, чтобы все было  убрано!  -  грозно,  как  командир,
сказал Бычков-Бочкарев и, подойдя к  Тамаре,  хлопнул  се  пониже  спины
своей сильной рукой.
   Тамара развернулась и, глядя в глаза Андрею, прошептала:
   - Зачем ты со мной так? Я же не проститутка. Ты же, Андрей, знаешь, я
натурщица...
   - А мне плевать, кто ты. Ты наркоманка, и этого достаточно. Ты  такая
же, как я или он.
   На  глазах  двадцатисемилетней  Тамары  появились   слезы.   Но   она
сдержалась, и слезы не пролились.
   - Давай, давай, шурши. Пока я вернусь, чтобы все было вылизано, чтобы
вес сияло. А ты проследи, - как к младшему, обратился Бычков-Бочкарев  к
своему приятелю.
   - Ладно, иди, не скандаль, - вяло махнул рукой, уже предвкушая скорое
удовольствие, Игорь Малышев и уселся в кресло.
   - Игорь, ты такой красивый!  -  к  нему  подошла  Катушка  и  провела
ладонью по длинным черным волосам Малышева.
   - Не хочу я все это слушать, - Ну почему? Знаешь, на кого ты похож?
   - На кого? - запрокинув голову, спросил Игорь.
   - Ты похож на Илью-Пророка.
   - А где ты его видела? - скривив рот, скептично улыбнулся Малышев.
   - У одного художника. Я ему совсем недавно позировала.
   - Так что, я заходил к нему в гости?
   - Да пошел ты...
   - Ладно, расскажи, а то пока Андрей вернется...
   Ждать просто невыносимо.
   - А что рассказывать? Просто  тот  художник  нарисовал  Илью-Пророка,
нарисовал  во  весь  рост  на  большом  двухметровом  холсте.  Илья  был
абсолютно голым и стоял, опустив руки и держа крест.
   - Совсем голый? - глядя на стройные ноги  Катеньки  Сизовой,  спросил
Малышев.
   - - Ну, конечно же, совсем голый. Он и меня  нарисовал  точно  так  -
совсем голую, во весь рост.
   - Наверное, он тебя потом трахнул? - вяло заметил Малышев.
   - Ты не прав. Он меня не мог трахнуть.
   - Ты что, не захотела?
   - Да нет, я в общем-то была и не против. А вот он не мог.
   - Что, импотент? - захохотал Малышев.
   - Можно сказать, импотент.
   - Тогда тебе не повезло.
   - Почему? Как раз наоборот. Он заплатил мне двести баксов.
   - За что?
   - Ну, за то, что я ему позировала.
   - А долго ты ему позировала?
   - Два или три сеанса, уже не помню.
   - Так как же его фамилия? Может, я знаю?
   - Ой, ну конечно, знаешь! Очень известный художник. Зовут его Илья...
   - Слышать про него не могу! Бездарный козел! - Малышев  скривился,  а
затем усадил Катеньку себе на колени. - Тебе удобно?
   - Очень удобно, только кресло может развалиться.
   - Не развалится, - сказал Малышев, - а если и развалится, так черт  с
ним! Ну где же этот Бычок-Бочкарев?
   - Вот уж точно бычок, - рассмеялась Катя.
   - Что, он тебя уже трахнул?
   - Ты знаешь, не один раз. И откуда у него только силы берутся?
   - Молодец Бычков-Бочкарев, - абсолютно не обидевшись, сказал Малышев,
запуская руку под куртку Катушки и нащупывая се упругую грудь.
   - Ну-ну, не надо. Не балуйся, - сказала девушка.
   - Да я и не балуюсь, я всерьез.
   - Это тебя не спасет. Это не заменит укол.
   - Да, действительно, никакая женщина  не  может  сравниться  с  одной
хорошей порцией.
   - Сейчас принесет, - вставила Колотова, поправляя волосы и  одергивая
короткую кожаную юбку.
   - Да скорее бы уже! - покосился на  мерно  тикающий  будильник  Игорь
Малышев.

***

   Бычков-Бочкарев, выйдя из  мастерской  своего  приятеля,  минут  пять
безуспешно ловил такси. Наконец на взмах его руки  остановились  красные
"жигули".
   - Тебе куда?
   - Покажу, - сказал Бычков-Бочкарев.
   Но владелец красных "жигулей", щуплый горбатенький мужчина с небритым
лицом, дверцу не отворил.
   - Так куда тебе ехать?
   - В общем-то недалеко, на Крымскую набережную.
   - Ничего себе недалеко! А сколько заплатишь?
   Бычков-Бочкарев посмотрел в бесцветные глаза  хозяина  машины,  затем
пожал широкими плечами.
   - А сколько ты, дед, хочешь?
   - Я тебе не дед.
   Водитель уже собирался поднять стекло,  но  Бычков-Бочкарев  помешал,
надавив на верхний край стекла своей сильной рукой.
   - - Может, договоримся? Десять баксов устроит? Но  ты  меня  довезешь
туда и привезешь обратно.
   Владельцу красных "жигулей" предложение показалось заманчивым.
   - Садись.
   Бычков-Бочкарев забрался на  заднее  сиденье,  вольготно  развалился.
Горбатый мужчина  запустил  двигатель,  и  красные  "жигули"  помчались,
обгоняя один автомобиль за другим.
   - Э, не гони так быстро, а то на кладбище приедем.
   Водитель засмеялся. Его смех был довольно неприятным.
   - Я люблю ездить быстро. Меньше девяноста никогда не езжу.
   - Ты что, рокер? - хохотнул Бычков-Бочкарев.
   - Да нет, не рокер, просто мне на роду написано, что помру я на своей
кровати, в своей квартире. Это мне  старая  цыганка  нагадала  Я  ей  не
поверил А года через три то же самое сказала другая цыганка.
   - И на этот раз ты поверил?
   - Конечно, поверил. Не могут же два разных чело" века говорить одно и
то же.
   Водитель  вытряхнул  из  пачки  "Беломор",  постучал   мундштуком   о
приборную   панель,   закурил.    Бычкова-Бочкарева    передернуло    от
удушливо-резкого запаха папирос.
   - Открой окно, если  хочешь,  -  предложил  владелец  машины.  -  Мне
"Беломор" нравится. Дешево и сердито, пробирает аж до самого пупа.
   Андрей  представил  себе  маленького  горбатого  водителя   голым   и
улыбнулся.
   - Чего лыбишься?
   - Я подумал, приятель, ты на самом деле можешь разбиться, если будешь
так гнать. А умрешь, как и предсказывали цыганки, в  своей  квартире  на
своей постели с переломанными ногами и разбитой головой.
   Владелец "жигулей" негромко выругался и, резко забрав влево,  обогнал
"мерседес".
   - Ездят тут... Сядут за руль, а водить машину не  умеют.  У  меня  же
мотор работает как часы: тик-так, - сказал водитель  и  выдохнул  густое
облако дыма. - Я каждую детальку вот этими пальцами  перебрал,  -  и  он
отпустил руль, демонстрируя свои руки. - Смотри, видишь, смазка въелась?
Каждую детальку... Я  машину  люблю,  как  женщину.  На  ней  ни  единой
царапинки.
   Никогда меня не подводила.
   - Эй, ты, руль-то держи, а то точно угодим на кладбище!
   - Не бойся, мужик, со мной на кладбище не угодишь.
   Бычков-Бочкарев решил даже не смотреть вперед, настолько быстро  гнал
машину этот странный тип.
   - Ты случайно гонщиком не работал раньше?
   - Никаким гонщиком я не работал.  Был  врачом-ветеринаром,  котов  да
собак лечил.
   - А сейчас что, бросил? - поинтересовался Бычков-Бочкарев.
   - Да нет, не  бросил.  Иногда  занимаюсь  этим  делом.  По  знакомым,
конечно. Сейчас дорогих собак пруд пруди. Вот и приходится их лечить. То
глисты, то чумка, то сожрет  что-нибудь,  подавится...  То  кастрировать
надо  какого-нибудь   сиамского   или   персидского   кота,   то   кошку
стерилизовать. Вот я и зарабатываю.
   - Наверное, неплохо платят?
   - По-всякому, когда как. Раз на раз не приходится,  -  вновь  оторвав
руки  от  баранки  и  почти  обернувшись  к  Бычкову-Бочкареву,   сказал
водитель.
   - Да смотри ты на дорогу, твою мать!
   Тот опять мерзко захихикал:
   - Да не бойся ты! В аварию не попадем, столб не снесем. А  ты  видел,
как на Ярославском шоссе столб машина снесла?
   - Какой столб? - не понял Андрей.
   - Да бетонный, вот такой, - и мужчина  кивнул  за  окно  на  фонарный
столб.
   - И что, машина снесла его?
   - Снесла напрочь. Как спичку сломала!
   - А что с машиной?
   - Машине кранты, даже ремонту не подлежит.
   - Да, бывает... - как-то вяло пробормотал Андрей, глядя на дорогу.