ределами конуса света, в котором он  находился
c&%   около   часа.   Брат   Кривошеева   глупо   улыбнулся,
продемонстрировав ровные белые зубы.
     - Стоматолог постарался на славу. Это лучшее, что можно
сделать  в  нашем  городе,  -  шепотом  сказал  Кругловский,
подталкивая Кирилла Андреевича к центру комнаты.
     Брат Кривошеева сидел, положив руки на колени. Перемены
в  нем  произошли разительные. Теперь он почти  не  выглядел
сумасшедшим.  Волосы  были аккуратно подстрижены  -  точь-в-
точь,  как у самого Кирилла Андреевича. Даже морщины на  лбу
немного разгладились.
      -  Удивительная вещь, - шептал Кругловский, -  у  него
даже  конфигурация морщин такая же, как у  вас.  Я  попросил
нашего   парикмахера,  одного  из  наших  пациентов,   чтобы
подстриг   его   по   вашему  подобию.   По-моему,   неплохо
получилось. Я психологию близнецов хорошо знаю, они во  всем
стремятся быть одинаковыми.
      Наконец  Кривошеев нашел в себе силы шагнуть  в  пятно
света и машинально протянул руку.
     - Привет, - сказал он.
      Брат Кривошеева, Евгений, медленно поднялся, посмотрел
на  протянутую ему ладонь. Наморщил лоб, пытаясь припомнить,
что  же следует делать в таких случаях. Уже пятнадцать  лет,
как  никто  не  подавал ему руки. Глаза его  загорелись,  он
радостно вцепился в ладонь брата и принялся ее трясти.
       -   Здравствуйте,  -  радостно  проговорил  он.   Тут
сумасшедший  почувствовал  испуг человека,  стоявшего  перед
ним,  отдернул  руку, чуть присел, согнув  колени,  и  снизу
вверх заглянул в его глаза.
     - Где-то я вас уже видел, - задумчиво прошептал он.
      - Все хорошо, - вкрадчиво сказал Кругловский, - садись
и отдыхай, жди нас.
      Кривошеев  стоял и, не отрываясь, в  упор  смотрел  на
брата.
      -  Выйдем, я дам вам пару советов. Психиатр  умудрялся
говорить   так,  что  слышал  его  лишь  Кирилл   Андреевич.
Повинуясь  настойчивости  Кругловского,  Кривошеев  вышел  в
коридор.
     - Вы даже дверь не запираете?
     - Он смирный; если ему сказали сидеть и ждать, он целую
неделю с места не сойдет.
       Главврач   психиатрической  лечебницы   и   Кривошеев
устроились в коридоре на старом кожаном диване.
      -  Я  понимаю,  - говорил Кругловский, - родственникам
всегда  тяжело  смириться с тем, что их близкие  неадекватно
реагируют  на окружающий мир. Им всегда хочется верить,  что
человек сможет выздороветь. Я честно вам признаюсь: шансов у
него на это практически никаких.
     - Да, знаю, - тихо ответил Кривошеев.
      -  Если вы собираетесь лечить его у других психиатров,
то  берегитесь  тех, кто требует за это большие  деньги.  Он
быстро   вспомнит   многое  из  того,   что   умел   раньше:
пользоваться   ножом  и  вилкой,  бриться,  пожимать   руку,
говорить  дежурные любезности, но прежним он уже никогда  не
станет. Он - видимость человека. Я говорю не слишком жестко?
- спохватился психиатр.
      -  Нет,  - покачал головой Кривошеев, - правда  всегда
лучше лжи.
      -  Вы  его  первое время ни о чем не  просите,  только
требуйте.  Он привык слушаться, привык выполнять  команды  и
приказания.
      -  Вот деньги, - глядя поверх головы психиатра, сказал
Кривошеев  и  достал из папки полиэтиленовый пакет  с  пятью
пачками долларов.
     - Даже не знаю, как вас благодарить. Это слишком много,
хватило бы и меньшей суммы. Брат все-таки - дело святое.
     - Не отказывайтесь.
     Кругловский, волнуясь, принял деньги и произнес:
      -  Я  на вас наживаюсь, Кирилл Андреевич. Ваш покойный
отец многое сделал для нашей лечебницы.., а теперь.., вы.  Я
понимаю ваше состояние: вы хотите откупиться от судьбы.
      -  Да,  я поступаю так, как дающий милостыню калеке  в
подземном переходе. Плачу за то, чтобы судьба сберегла меня.
      -  Хотите расплатиться с судьбой, а почему-то  платите
мне.
     - Мне так удобнее.
      -  Если  вы передумаете, часть денег я вам обязательно
верну.
      -  Ни  за что, - Кривошеев поднялся. - Я уже могу  его
забрать?
     - Пожалуйста.
       Кирилл  Андреевич  остановил  психиатра  перед  самой
дверью.
     - Я хочу попробовать убедить его без вашего участия.
      -  Не  убедить,  а  приказать,  распорядиться.  Будьте
настойчивее.
      Брат  Кривошеева сидел в той же позе,  в  которой  его
оставили.
     - Встань, - твердо произнес Кирилл Андреевич.
     Брат повиновался.
     - Идем со мной.
       Брат,   как   привязанный,   двинулся   за   Кириллом
Кривошеевым.
      -  Если  что,  звоните... - приговаривал  Кругловский,
выходя вместе с братьями на крыльцо.
     - Дальше мы сами.
      Кирилл  Андреевич попрощался с психиатром и зашагал  к
воротам.  Он  с трудом сдерживал себя, чтобы не  обернуться,
прислушивался,  идет ли брат за ним. Тот не отставал  ни  на
шаг.
     - Машина, - услышал Кирилл Андреевич.
     - Садись.
     - Твоя? - спросил брат.
     - Моя.
     Брат Кривошеева сел и секунд на пять задумался.
     - Раньше такое уже было, - проговорил он и пристегнулся
ремнем безопасности.
      "Вспоминает, - подумал Кирилл Андреевич,  -  все,  что
человек когда-то умел, из него ничем не выбить".
     - Кто ты? - спросил брат.
     - Твой новый доктор, - выдавил из себя Кирилл Андреевич
и зло нажал на стартер.
        Первые   километры   брат   Кривошеева   восторженно
осматривался:  то  опускал боковое стекло,  подставляя  лицо
ветру,  то  поднимал его. Перед самой Москвой  дотянулся  до
радио, перебирал пальцами кнопки, ручки настройки, но так  и
не включил его.
      - Выходи, - сказал Кирилл Андреевич. Брат повиновался.
Они молча поднялись к двери квартиры, снятой Кривошеевым.
      -  Будешь  жить здесь, - закрыв дверь,  сказал  Кирилл
Андреевич.
     - Красиво.
      -  Никому не открывай. У меня есть ключ. Брат  кивнул.
Кривошеев сварил кофе, разложил по тарелкам еду и,  вспомнив
слова  Кругловского,  положил приборы. Сумасшедший  принялся
есть  руками, но, встретив строгий взгляд брата, тут же взял
нож  и  вилку. Услышав звучную отрыжку, Кривошеев  брезгливо
скривился:
     - Больше так не делай.
     - Хорошо.
       Кирилл  Андреевич  заставил  брата  переодеться,  сам
повязал ему галстук, помог надеть пиджак.
     - Руку, - скомандовал он.
      Когда приказание было выполнено, прищелкнул к запястью
брата браслетом портативный компьютер.
     - Выходим.
      Сумасшедший  не  спрашивал, зачем  и  куда  они  идут,
послушно следовал за братом.
     - В машину, на заднее сиденье. Евгений сел.
      -  Возле  тебя окажутся чужие люди, - наставлял  брата
Кирилл Андреевич. - Что бы тебе ни говорили, отвечай одно  -
голова болит, но теперь лучше, лекарство помогло. Повтори.
      Брат повторил. Голос казался Кириллу Андреевичу чужим,
но  он  знал:  голоса  у них очень похожи.  Самого  же  себя
человек  слышит искаженно, поэтому и не узнает  свой  голос,
записанный на магнитофон или спародированный подражателем.
      Кирилл  Андреевич  в один момент понял:  брат  отлично
поддается дрессировке и уже усвоил тот необходимый  минимум,
который он хотел в него вложить. На сегодня хватит.
      Они  вновь поднялись в квартиру и уселись за  кухонным
столом.   Убогость  снятой  квартиры  на   умалишенного   не
производила  ровным  счетом никакого впечатления.  За  время
пребывания в сумасшедшем доме районного городка он привык ко
всему.
     Он даже не среагировал, когда по столу быстро промчался
огромный таракан. Кривошеева же передернуло, он поморщился и
спросил у брата:
     - Ты знаешь, как тебя зовут?
      - Меня? - переспросил тот. - Свое имя я знаю - Евгений
Андреевич, - не очень уверенно произнес сумасшедший.
      Чувствовалось,  что эти слова он произнес  впервые  за
много  лет.  Они  всплыли в памяти, как умение  пользоваться
ножом и вилкой.
     - Нет, ты ошибаешься, тебя зовут Кирилл Андреевич.
      -  Кругловский говорил... - растерянно  начал  Евгений
Кривошеев.
      -  Он  ошибался, ты Кирилл Андреевич. Посмотри,  -  он
протянул ему свой паспорт.
     Брат Кривошеева растерянно посмотрел на фотографию.
     - Пошли, посмотришь.
     Он подвел его к зеркалу.
      -  Видишь? Там твое отражение. Видишь, в паспорте твоя
фотография.
      - Кирилл Андреевич Кривошеев, - прочитал Евгений, -  а
ты тогда кто?
     - Я твой доктор.
     - А почему ты так похож на меня?
      -  Так  надо, и не спорь со мной, - резко оборвал  его
полковник  налоговой полиции. - Ты - пациент, я -  психиатр.
Моя задача сделать тебя нормальным. Я тебя вылечу.
     - А почему ты тогда не даешь мне пить никаких таблеток?
     - Я лечу другими методами.
     Кириллу Андреевичу было страшно оставлять брата одного.
Чего  доброго, выберется на улицу или выпрыгнет из окна,  но
Кругловский  предупредил,  что если  приказать  Евгению,  то
приказ  будет  выполняться  неукоснительно.  Доказательством
тому было то, что брат просидел в клинике на стуле в одной и
той же позе почти час.
     - Ложись спать.
      - Да, спать.., я хочу спать.., я все время сильно хочу
спать.
      -  Вот и ложись. Пока меня не будет, единственное, что
ты можешь делать, - это ходить в туалет.
     - Дверь за собой закрывать можно?
     - Нельзя, - резко произнес Кирилл Кривошеев.
       -   Понял,   нельзя,  значит,  не  буду.  Женя   стал
раздеваться, аккуратно сложил одежду на стул, лег в кровать,
натянул одеяло до груди и закрыл глаза.
     - Ты спишь? - спросил Кирилл Андреевич.
     - Да, я сейчас усну.
      Кривошеев оставил зажженной настольную лампу. За время
пребывания  в  сумасшедшем  доме  Евгений  привык  спать  со
светом.
      Закрыв  дверь  на  два  замка, Кривошеев  спустился  к
машине, взглянул на окна. С улицы можно было подумать, что в
квартире  спит маленький ребенок, который боится темноты,  и
родители   включили  ему  ночник.  Картинка   была   уютная:
цветастые занавесочки и теплый домашний свет.
     "Я все-таки мерзавец, - пронеслось в голове Кривошеева,
но  развивать дальше эту мысль он не стал, слишком она  была
болезненна, терзала. - А волноваться мне сейчас ни к чему, -
подумал  полковник.  -  Я должен быть  спокойным,  соблюдать
хладнокровие и выдержку, ведь именно от этого зависит  успех
задуманного мной предприятия".

                          Глава 12

      "Вот до чего довела шефа тяжелая ответственная работа,
-  говорили  сослуживцы  полковника  Кривошеева  у  него  за
спиной.  - Говорят, тяжело мешки с зерном тягать, но считать
и  переводить  деньги,  придумывая всевозможные  схемы,  еще
тяжелее.  Наш шеф всегда был бодрым, спортивным, подтянутым,
а  тут  по  несколько  раз  в день жалуется  на  нестерпимую
головную  боль.  Всех достал - нет ли таблеточки  -  и  очки
начал носить дурацкие с затемненными стеклами. Глаза у  него
болят.  Наверное, и глазное давление поднялось.  Ведь  целый
день,  с утра до вечера, на столбики цифр смотрит, компьютер
не  выключает.  Техника  и  та не  выдерживает,  не  то  что
человек".
     Кривошеева жалели, ему сочувствовали. Именно этого он и
добивался.  О  головных  болях  Кривошеева  знали  уже  и  в
администрации президента, и в офисах олигархов. Данилов даже
предлагал ему своего личного врача.
      -  Не  сейчас,  не  сейчас... - говорил  Кривошеев.  -
Закончим все, выпьем коньячку, поеду к жене на дачу,  там  в
тишине  отлежусь,  отосплюсь,  птичек  послушаю,  по   траве
босиком похожу, яблок поем прямо с дерева.
      - Вам бы на Средиземном море отдохнуть или на островах
в океане.
     Кривошеев грустно улыбался:
      -  Во-первых, не с моей зарплатой, а во-вторых, кто же
меня выпустит, хранителя государственных тайн.
      - Положим, отдых вам, Кирилл Андреевич, я и Ленский  с
легкой душой и чистым сердцем устроили бы.
     Данилов уже не вспоминал о шестидесяти тысячах, которые
спасли ему несколько миллионов.
      -  Нельзя,  к сожалению, - разводил руками  Кривошеев,
грустно улыбался и морщился от нестерпимой головной боли.  -
Таблеточки у вас не найдется?
     - Какой именно?
      -  Я их названий даже не знаю, ведь раньше никогда  не
пользовался.  Голова даже с похмелья не  болела,  а  тут  на
тебе.
     - А коньячок на ночь пробовали?
     - Пробовал, еще хуже.
      -  Это  смотря  сколько  выпить,  -  с  видом  знатока
произносил Данилов. - Да и коньяк коньяку рознь. Я вам  могу
пару бутылок из своего бара предложить.
     - Только после того, как...
     - Ну что ж, Кирилл Андреевич, хозяин - барин.
      Наконец Кривошееву удалось убедить всех, что  он  стал
рассеянным,   часто  говорит  невпопад,   всецело   поглощен
работой,  собственными мыслями и головной болью. По  вечерам
его никто не мог найти дома. Кривошеев предупредил:
      -  Хватит с меня и рабочего времени. Телефонную трубку
снимать не буду, по вечерам я гуляю, дышу воздухом.
       Дозвониться  до  него  никто  и  не  пытался,   боясь
потревожить или вызвать раздражение.
     Между тем на какое-то время полковник налоговой полиции
стал  чуть ли не главным человеком в государстве.  Именно  в
его голове хранились все схемы и очередность их применения в
a+.&-%)h%) финансовой операции.

                             ***

      Лия  никак не ожидала увидеть на пороге своей квартиры
Ленского.  Первым  ее желанием было захлопнуть  дверь  перед
самым  его носом, но мужчина успел вставить между  дверью  и
косяком   ногу.   Лишь  после  этого  к  женщине   вернулось
благоразумие.
      В  руках у гостя был пакет, в подъезд он поднялся  без
охраны.  Такой чести Лия не удостаивалась даже в те времена,
когда Ленский объяснялся ей в любви.
     - Ты чего-то боишься?
       -   Заходи,  -  Лия  пропустила  его  в  квартиру   и
прислонилась  к дверце шкафа, как бы давая понять,  что  еще
раздумывает, пригласить Ленского или нет.
      - Это тебе, - он подал букет, оформленный со вкусом, -
такой на улице не купишь.
     - Спасибо, - веселые искорки заплясали в глазах Лии.
      "Значит-таки,  я  его достала. Засуетился,  мерзавец".
Спартак Иванович снял ботинки.
     - Можно, я по-домашнему?
     - Обычно сначала спрашивают, а потом делают.
     - Многое изменилось, - вздохнул Ленский, оглядываясь по
сторонам, - но эти стены помнят и другие времена.
      -  Стены ничего не помнят, помнят обои, на которые  ты
как-то  плюнул,  -  Лия, сдерживая злость,  сняла  с  букета
упаковку и отправилась на кухню.
     - Не было такого.
       -   Извини,  но  мне  именно  так  вспоминаются  дни,
проведенные с тобой.
     Ленский терпеливо ждал возвращения Лии.
      - Красивые, - олигарх самодовольно любовался цветами в
цилиндрической стеклянной вазе.
     - Шикарные, - с издевкой произнесла женщина.
     - Радует, - рассмеялся Спартак Иванович, - когда в доме
у одинокой женщины не водится мужских тапочек.
     - Думаешь, что у меня никого нет?
      -  Я  не  о том. Такое чувство, словно я иду по  траве
босиком.
     - Тебя никто не заставлял снимать ботинки.
       -  Мы  снова  на  "ты",  -  восхитился  Ленский,  без
приглашения усаживаясь в кресло.
      Женщина  села  напротив него на подлокотник  соседнего
кресла,   будто  давала  понять,  что  долго   говорить   не
собирается.
     - Увидел тебя на теплоходе, вспомнил о прошлом и решил,
что ничего лучшего в моей жизни не было.
     "Врешь", - говорили глаза Лии.
      -  Расстались  мы не очень хорошо, - вздохнул  Спартак
Иванович.
      -  Тогда ты называл это "расстаться как интеллигентные
люди".  Оставь  любезности, ты приехал  не  комплименты  мне
говорить.
     - Ты зря держишь на меня обиду.
      -  Я  благодарна тебе за многое, ты научил меня  лучше
разбираться в людях.
     - Мы друзья? - прищурился Ленский.
      -  Нет,  эту  стадию человеческих отношений  мы  давно
миновали.
     - Но мы и не враги. К врагам в гости я не хожу.
     - Достойный ответ.
      -  На  чистоту так на чистоту. На теплоходе ты была  с
мужчиной.
     - Ревнуешь?
      Ленский  улыбнулся так самодовольно, что  сомнений  не
оставалось:  он и в мыслях не допускает, будто кто-то  может
быть лучше его.
     - Кто он?
      -  Один  из  твоих  гостей,  тебе  лучше  знать,  кого
приглашаешь.
      -  В  том то и дело, дорогая, никто его не звал, и  ты
единственная, с кем он общался.
     - Куда смотрела твоя охрана?
     - Что ты можешь сказать о нем? О чем он тебя просил?
      Лия  колебалась, то ли сразу выгнать Ленского,  то  ли
отделаться  парой  обтекаемых фраз.  Ей  захотелось  позлить
олигарха.
      -  Танцевали вместе, он, кстати, очень хорошо танцует,
лучше тебя. Ленский согласно кивнул.
     - Он моложе, сильнее, лучше сложен.
      -  Ты  что, Лия, не понимаешь, тебя использовали,  как
последнюю...
      -  Последнюю кого? - переспросила женщина. - Ты  хотел
сказать шлюху, проститутку?
     - Зачем ты так? Тебя использовали, чтобы подобраться ко
мне, и ты подыграла. Кто он?
     - Понятия не имею.
      - Ты не из тех женщин, которые станут разговаривать  с
мужчиной, не зная его имени.
     - Назваться можно кем угодно. Он назвался мистером Икс,
и меня это устроило.
     Олигарх верил в волшебную силу денег.
      -  Я  не  имею права требовать от тебя объяснений.  Ты
свободная  женщина, можешь поступать как  хочешь,  но,  если
твой  мистер  Икс появится вновь, а в этом я не  сомневаюсь,
постарайся задержать его и сообщи мне. Вот деньги. Только не
отказывайся сразу, подумай.
     - Ты мерзкий тип.
     - Что поделаешь, если в жизни везет только мерзавцам.
      Лия  не  притронулась к деньгам. Пять тысяч лежали  на
журнальном столике.
     - Этого хватит на хороший отдых, а ты сейчас нуждаешься
в  деньгах. Я знаю, - Ленский подсунул под резинку,  которой
были перетянуты банкноты, визитную карточку. - Я часто меняю
номера телефонов. Позвони, буду рад слышать твой голос.
     - Забери.
      Ленский знал о волшебной силе денег. Он медленно отвел
.b них руку, поднялся и послал Лие воздушный поцелуй.
     - Если ты хотела выбросить их в окно или швырнуть мне в
лицо,  то  считай, что уже сделала это. Ты и так испепеляешь
меня  взглядом.  Мне в самок деле стыдно за  прошлое.  Я  не
сумел  отплатить  тебе добром за добро, -  Спартак  Иванович
приложил  руку  к сердцу, сунул ноги в ботинки  и,  даже  не
зашнуровывая их, быстро покинул квартиру.
      Лия  с  отвращением посмотрела на влажный  след  ноги,
оставленный  Ленским в коридоре, брезгливо  поджала  губы  и
поняла,   в  какой  именно  момент  ее  любовь  к   Ленскому
закончилась.  Это  произошло  за  месяц  до  того,  как  они
расстались окончательно.
       Они   сидели   в  ресторане  в  отдельном   кабинете.
Белоснежная  скатерть, безукоризненно  вышколенная  обслуга,
стильная посуда. Ленский что-то рассказывал о себе, о  своей
прошлой  жизни,  о том, как зарабатывал деньги  в  советские
времена, сочиняя диссертации бездарям. И, непонятно,  то  ли
черт  дернул ее за язык, то ли, наоборот, Бог надоумил,  она
сказала:
      - Спартак, я до сих пор не могу понять, люблю тебя или
нет.
     Он засмеялся и ответил:
     - Есть верный способ проверить.
     - Какой? - спросила женщина.
     - Если ты сможешь, не испытывая брезгливости, постирать
мои носки, значит, любишь.
     Даже сейчас от этого воспоминания Лию передернуло. Было
в той фразе что-то патологическое и в то же время правдивое.
Правда  далеко не всегда чиста и красива. Это  как  обратная
сторона  вышивки:  с  лицевой  стороны  все  чисто,   гладко
выверено  и  приятно,  а  переверни  материю  -  и   увидишь
множество узелков и затяжек.
      Наверное,  точно  так  же  хирург  смотрит  на  людей.
Нормальный мужчина видит в женском теле источник  красоты  и
удовольствия,   а  хирургу  за  округлыми   линиями   живота
мерещатся извивы кишок. Хирург знает больше и видит  больше,
но  в  этом  он  и  ущербен. Есть вещи, о которых  лучше  не
думать, которых лучше не знать.
     - Деньги, - усме