достал пружинный нож и без предисловий вспорол кожаную обивку стоявшего у стены углового дивана.
     Хозяин застонал, словно холодное лезвие прошлось по его животу.
     - Дорогой диванчик, - прокомментировал этот стон Телескоп, занятый простукиванием стен. - Должок вернуть, наверное, было бы дешевле.
     Тыква тем временем извлек из своей чудо-сумки короткую монтировку и с хрустом выворотил дорогой пластиковый подоконник. Посыпались куски штукатурки, пластиковая оконная рама крякнула, но устояла. Хозяин заскулил.
     Тыква наклонился и, чихая от пыли, поднял с замусоренного штукатуркой паркета полиэтиленовый пакет, перетянутый аптекарской резинкой.
     - Баксы, - сказал он, заглянув в пакет. - Тысяч пять-шесть.
     - С почином, - поздравил его Активист. - Значит, где-то есть еще. Не может же он каждый раз подоконник выколупывать, когда ему с телкой расплатиться надо.
     - А ты говорил, нету, - с упреком сказал Тыква и несильно ударил бородача монтировкой по спине. Хозяин взвыл и попытался отползти. - Только не вздумай орать, - предупредил Дынников, - не то возьму грех на душу. Говори, где деньги!
     - Мамой клянусь, больше нет, - прохрипел хозяин.
     - Мамой клянется, - с некоторым сомнением повторил Тыква, оборачиваясь к Активисту.
     - У таких, как он, мамы не бывает, - уверенно ответил Активист. - Они, как бациллы, размножаются делением. Ищи, должны быть.
     Телескоп уже со звоном и лязгом орудовал на кухне. Активист направился в спальню, по дороге словно бы невзначай сбросив на пол и растоптав трубку сотового телефона, а Тыква вышел в прихожую и взялся за фигурную медную ручку на двери ванной. Ванная оказалась запертой. Тыква неопределенно хрюкнул, вогнал заостренный конец фомки в щель между дверью и косяком и коротко двинул плечом. Что-то хрустнуло, звякнуло, дверь распахнулась, и вместе с клубами влажного теплого пара в прихожую вырвался истошный женский визг. Активист выглянул из спальни, но раздался звук тяжелой пощечины, и визг оборвался, сменившись тихим скулежом.
     Тыква пинком вышвырнул из ванной совершенно голую девку с растрепанными мокрыми волосами, выкрашенными в тигровую черно-желтую полоску.
     - Чего женщину пинаешь, урод? - возмутилась она, не делая ни малейшей попытки прикрыться.
     - Может, он расколется, если ей сосок открутить? - спросил Тыква у Активиста, не обращая на слова девки никакого внимания.
     - Вряд ли, - сказал Активист. - Ты что, не видишь, что она с Тверской?
     - Да, - сказал Дынников, - похоже. Сиди тихо, - добавил он, поворачиваясь к проститутке, - и мы тебя не тронем.
     - Одеться можно? - капризно спросила та.
     - Одевайся, - разрешил Активист, скрываясь в спальне. Через мгновение там что-то затрещало и посыпалось.
     Тыква вернулся в ванную и принялся шарить там, опрокидывая какие-то флаконы и роняя навесные шкафчики. Когда он перешел в туалет, хозяин вдруг вскочил, схватил длинный осколок керамической вазы и устремился в атаку с нечленораздельным воплем. Тыква развернулся и свалил его прямым в челюсть. Хозяин плашмя упал на пол в прихожей, ударившись затылком, и затих, не подавая признаков жизни. Тыква наклонился, пощупал у него пульс, удовлетворенно кивнул и занялся унитазом.
     В смывном бачке обнаружился запаянный пакет с белым порошком, а в вентиляционной отдушине - еще один сверток с долларами.
     Они сошлись в прихожей, остановившись над распростертым на полу телом. Телескоп весь перемазался мукой и в ответ на вопросительный взгляд Активиста лишь отрицательно покачал головой, тщательно отряхиваясь и норовя заглянуть себе на спину. Тыква предъявил свою добычу, а Активист присовокупил к ней увесистый брикет российских рублей - Неплохо, - сказал он и повернулся к проститутке, которая к этому времени уже успела одеться и теперь сидела на распоротом диване, похожая на мокрую пеструю курицу. - Сколько он тебе должен? - спросил он, кивая себе под ноги.
     - Триста, - глядя ему в глаза, нахально заявила девица.
     - Да тебе красная цена - полтинник деревянными, - возмутился Телескоп, но Активист уже бросил на пол три бумажки по сто долларов.
     - Десять минут, - с нажимом сказал он. - После этого можешь делать что угодно кричать, звать на помощь, звонить в милицию. А лучше всего - просто мотай отсюда.
     - Пришить бы обоих, - негромко высказался за спиной Телескоп.
     Активист даже не обернулся.
     - Десять минут, договорились? - повторил он.
     Проститутка кивнула.

***

     Они высадили своего заказчика возле станции метро "Багратионовская". Скукоженный еще раз многословно поблагодарил их, с треском раскрыл свой покалеченный коричневый зонт и с явным облегчением заторопился прочь, шлепая по лужам рваными кроссовками сорок шестого размера и унося за пазухой три тысячи долларов.
     - Эх, - со вздохом сказал Телескоп, глядя ему вслед, - зря мы его отпустили, Активист. Зачем ему три штуки? Все равно пропьет.
     Активист некоторое время молчал, глядя, как пятнают очищенное "дворниками" лобовое стекло упрямые дождевые капли.
     - Эдя, - сказал он наконец. - Эдя-бредя, съел медведя... Кто-то сказал, что все зло в мире от женщин. Это не правда, Эдя. Все зло - от жадности, и судьба нашего бородатого приятеля лишний раз подтверждает мой тезис. - Он вздохнул, по-прежнему глядя прямо перед собой. - Пойми, друг мой Эдуард: три тысячи - это его доля. Доля, понимаешь? Та, которую мы - я - ему обещали. Должно же быть в этом вонючем мире что-то, чему можно верить, как ты полагаешь? - Он снова вздохнул, помолчал, словно дожидаясь ответа, не дождался и кивнул Тыкве:
     - Поехали домой, Миша. Надо подбивать бабки и разбегаться в стороны.
     Спустя какое-то время Тыква загнал "шевроле" в просторный, но довольно запущенный гараж неподалеку от Калитниковского кладбища. Вдвоем с Телескопом заперев ворота изнутри, они подошли к верстаку, на котором Активист уже раскладывал взятую у незадачливого бородача добычу. Действуя с ловкостью и неуловимой для глаза скоростью опытного банкомета, он разбросал деньги на три одинаковые кучки, время от времени прерываясь, чтобы сбить пепел с дымившейся в углу рта сигареты. Это зрелище поневоле завораживало, и Тыква с Телескопом застыли как вкопанные, не отрывая глаз от мелькавших с бешеной скоростью рук Активиста.
     - Вот и все, - сказал Активист, коротким жестом придвигая к ним две кучки. Третья так и осталась лежать на поверхности верстака. - Желающие могут пересчитать.
     - Чего там пересчитывать, - проворчал Дынников и потянулся к своей кучке. - Что мы, друг друга не знаем?
     - Минутку, Мишель, - остановил его Активист, глядя при этом почему-то не на Тыкву, а на Телескопа. Сигарета по-прежнему дымилась в углу его рта, заставляя его сильно щуриться, и от этого казалось, что он не просто смотрит, а целится. - Эдик, ты ничего не хочешь добавить?
     - Не понял, - высоким и ломким от волнения голосом сказал Телескоп и, по обыкновению, сильно потянул себя за кончик длинного крючковатого носа. Активист попытался заглянуть ему в глаза, но не смог - в линзах очков плясали блики от ламп дневного света, совершенно скрывая зрачки.
     - Не понял? - удивленно переспросил Активист. - Повторяю: ты ничего не хочешь добавить нам с Майклом?
     Телескоп вдруг одной рукой цапнул с верстака свою долю, а другой выхватил из-за пазухи наган. Взвести курок он не успел: стоявший в шаге от него Тыква нанес ему страшный удар локтем в лицо и сразу же добавил в солнечное сплетение. Щуплый Телескоп мучительно захрипел, складываясь пополам и норовя повалиться на испятнанный машинным маслом бетонный пол, но Тыква подхватил хиляка и заставил стоять прямо. Здоровенная пятерня Дынникова рыбкой нырнула во внутренний карман телескоповой кожанки и вернулась оттуда с добычей. Телескоп дернулся, но Тыква нежно взял его за глотку могучей пятерней и слегка сдавил.
     - Что же ты, паскуда? - ласково спросил он, свободной рукой выворачивая наган из безвольно повисшей руки Телескопа. - Что ж ты делаешь-то, шваль?
     - Это мои, - прохрипел Телескоп, хлюпая сочащейся из разбитого носа кровью. - Охренели вы, что ли? Мои это, ясно?
     - Ясно, - кивнул Активист, раздвигая стодолларовые купюры бледно-зеленым веером и снова сбивая в пачку. - Ты пошел на дело, имея в кармане три штуки на мелкие расходы. Это, конечно, странно, но дело твое. Только почему они все в муке?
     Телескоп вдруг ударил Тыкву коленом в пах, боднул его головой в подбородок и бросился к запертым воротам. Он успел сделать всего один шаг, прежде чем длинная, как стрела автокрана, ручища Тыквы ухватила его за воротник куртки и мощным рывком швырнула на пол.
     Активист посторонился, давая Телескопу упасть, закурил новую сигарету и безучастно отошел в угол. Он докурил до самого фильтра, равнодушно разглядывая небрежно оштукатуренные стены гаража и невольно морщась от звуков, доносившихся из-за верстака. Убрав окурок в карманную пепельницу, он обернулся и негромко хлопнул в ладоши.
     - Все, - сказал он, - достаточно. Оставь его, Медведь.
     Одышливо пыхтя, Тыква отступил от распластавшегося на испачканном красным бетоне Телескопа. Делая шаг назад, он наступил на валявшиеся поодаль разбитые очки.
     Оправа жалобно хрустнула под толстой подошвой тупоносого ботинка.
     - Коз-зел, - процедил Тыква, озабоченно вращая кистью и прислушиваясь к своим ощущениям: ему показалось, что он повредил сустав.
     Активист подошел к верстаку, брезгливо переступив через копошившегося на полу Телескопа. Телескоп издавал множество звуков - стонал, хлюпал, скреб подошвами по бетону, всхлипывал и что-то неразборчиво бормотал. Он напоминал огромного раздавленного червя - титанического опарыша, такого же бледного, грязного и отвратительного до тошноты.
     Активист снова начал делить деньги. Пока он с ловкостью фокусника тасовал купюры, дрожащая, перепачканная кровью рука протянулась снизу и ухватила его за штанину. Активист отпихнул эту руку.
     - Убери его отсюда, - сказал он Тыкве, брезгливо кривя рот.
     Дынников наклонился, ухватил Телескопа за шиворот и волоком потащил к машине. Телескоп что-то жалобно забормотал, но Тыква заткнул ему рот очередным пинком под ребра.
     Закончив делить деньги. Активист взял с верстака пакет с белым порошком и задумчиво взвесил его на ладони. Это тоже были деньги, причем, судя по весу пакета, немалые. По самой скромной оценке, пакетик тянул тысяч на двадцать. Активист закурил еще одну сигарету и снова подбросил пакет на ладони, задумчиво разглядывая его сквозь лениво ползущие кверху завитки голубоватого дыма.
     - К черту, - сказал он наконец. - Где-то надо подвести черту.
     Держа пакет двумя пальцами, он прошел к укрепленному в углу умывальнику, пустил воду, надорвал пакет и стал тонкой струйкой сыпать порошок в жестяную раковину. Неровная струя воды, дребезжа о жестяное дно, подхватывала белые крупицы и уносила в канализацию. Активист сыпал порошок в раковину неторопливо, словно этот процесс доставлял ему удовольствие.
     На фоне порыжевшей эмали порошок казался особенно белым.
     Позади хлопнула крышка багажника, послышались шаги, и через мгновение к Активисту подошел Тыква.
     Увидев, чем занят его товарищ, Дынников беспомощно хватанул воздух разинутым ртом.
     - С-слушай, - с трудом выдавил он, - да вы что сегодня, все белены объелись? Это же кокс! Его же тут штук на пятнадцать.., было.
     - На двадцать, - не поворачивая головы, поправил его Активист. - Минимум на двадцать. Но я не стану продавать это дерьмо. И тебе не дам.
     - Но можно же было найти толкача...
     - Миша, - перебил его Активист, - скажи: я хотя бы раз подвел тебя? Обманул? Подставил? Кинул?
     - Нет, - растерялся Тыква, - что ты? Я же просто к тому, что это живые бабки...
     - Это кровавые бабки, - сказал Активист, небрежно стряхивая пепел с сигареты на быстро тающую белую кучку в раковине. - Представь себе, что толкач, которого ты наймешь, придет в школу к твоей Машке.
     - Закопаю, - после короткого раздумья сказал Тыква. - Живьем закопаю сучью тварь.
     - Вот видишь, - кивнул Активист, тщательно выполаскивая пакет. - Это очень хорошо, что ты заботишься о здоровье сестры. А теперь подумай о том, что каждый наркоман - чей-то родственник. - Он увидел, как непропеченная физиономия Тыквы начала пренебрежительно кривиться, и остановил его нетерпеливым жестом руки. - Согласен, тебя это не касается. Но чем больше этой дряни ходит по городу, тем больше шансов у твоей Машки когда-нибудь понюхать "дорожку".
     - Она не такая дура, - проворчал Тыква.
     - Дура или не дура, - легко сказал Активист, закручивая кран, - двадцать штук уже в канализации, и на то, чтобы их оттуда достать, не хватит даже миллиона. Так что спорить больше не о чем.
     - Блаженный, - буркнул Тыква. - Одно слово - Активист. Как повяжешь галстук, береги его...
     Активист рассмеялся и похлопал подельника по плечу.
     - Не бухти, Мишель, - сказал он. - Жадность до добра не доводит. В нашем деле главное - вовремя остановиться. Чуть дал себе волю, зарвался - и все, ты конченый человек. Посмотри на нашего Эдика. Погорел на трех тысячах. Жадность - страшная штука, Мишук, запомни.
     - Ладно, - проворчал Тыква, - хватит воспитывать.
     Что ты со мной, как с умственно отсталым... Кончай эту бодягу, не на митинге.
     Примерно полчаса спустя спортивный "шевроле" остановился в глухом переулке, кривой загогулиной лежавшем в сыром бетонном ущелье между двумя глухими заборами с колючей проволокой поверх. К этому времени окончательно стемнело, и мертвенный зеленоватый свет горевшего в отдалении одинокого фонаря отражался от мокрого асфальта, блестевшего, как шкура змеи. С неба продолжал сеяться мелкий всепроникающий дождь, и Активист, выйдя из машины, зябко поежился, пряча тлеющую сигарету в сложенную трубочкой ладонь.
     Тыква, кряхтя, выбрался следом и вразвалочку пошел к багажнику, откуда доносились размеренные глухие удары.
     - Долбится, - проворчал Тыква, прислушиваясь к этим ударам. - Раздолбает мне всю машину, ублюдок.
     - Выкинь его здесь, - поднимая воротник куртки, распорядился Активист. - До метро полчаса ходу, доберется.
     Тыква вдруг взял его за рукав и отвел на несколько шагов от машины.
     - Послушай, - вполголоса сказал он, - зачем тебе головная боль? Давай его просто пришьем.
     Активист двинул плечом, высвобождая рукав, и посмотрел на Тыкву почти с жалостью.
     - Пришьем? - переспросил он. - Это свежая идея.
     А кто пришьет - ты? У меня лично рука не поднимется убить человека из-за вонючих трех тысяч.., да хотя бы и из-за трех миллионов. Бумажки не стоят жизни.
     - Как знаешь, - проворчал Тыква. - Только не нравится мне это.
     - Мне тоже, - коротко отрезал Активист и пошел к машине.
     Вдвоем они вывалили избитого Телескопа на мостовую, и Тыква, не удержавшись, еще раз пнул его под ребра.
     - Ну все, все, - невнятно пробормотал Телескоп, с трудом шевеля разбитыми губами. - Хватит, я уже все понял.
     Он завозился, пытаясь подняться на ноги, и тогда Активист шагнул к нему и небрежно бросил на асфальт разлетевшуюся веером пачку банкнот.
     - Твоя доля, - сказал он, глядя на Телескопа сверху вниз. - Забирай и уходи. И чтобы я тебя больше не видел, недоумок.
     - Хорошо, - забормотал Телескоп, снова опускаясь на колени и торопливо шаря окровавленными руками по асфальту в поисках разлетевшихся мокрых купюр, - хорошо, хорошо.
     Когда он, прихрамывая и странно перекосившись на левый бок, исчез за углом. Тыква повернул к Активисту удивленное лицо.
     - Зачем ты отдал ему деньги? - спросил он. - Этому козлу?
     - Это была его доля, - твердо ответил Активист, глядя вслед скрывшемуся жлобу. - Доля, понял? И давай не будем начинать все сначала, ладно?
     Тыква пожал плечами, всем своим видом демонстрируя неодобрение. Ему не нравилось то, что делал Активист. В свои неполные тридцать лет Тыква хорошо усвоил простую истину: в бизнесе друзей не бывает. Это была аксиома, а Активист пытался играть по каким-то другим, своим собственным, правилам. Такие вещи обычно кончаются плохо, но Тыква не стал развивать свои мысли вслух: до сих пор он жил за Активистом как за каменной стеной и надеялся, что ошибается все-таки он сам, а не его кумир и товарищ.
     От переулка, где они выгрузили Телескопа, было рукой подать до центра, и вскоре "шевроле" уже мчался по широкой, ярко освещенной улице в плотном потоке транспорта, озаренном мерцающими вспышками рекламных щитов. Активист курил, низко съехав на сиденье и полузакрыв глаза. Видно было, что он безумно устал, но державшая сигарету рука в тонкой кожаной перчатке не дрожала. Мимо них, нарушая все правила движения и истошно завывая включенной сиреной, в вихре красных и синих вспышек пронесся милицейский "форд", а следом за ним пулей проскочил "лендровер" спасательной службы.
     - Опять где-то шарахнуло, - полувопросительно сказал Тыква, глядя вслед служебным машинам.
     - Может быть, - не открывая глаз, откликнулся Активист. - Сучий город. Если бы ты знал, Мишель, как я его ненавижу.
     - Город как город, - Тыква пожал покатыми плечами штангиста-тяжеловеса. - Дерьмо, конечно, зато какие бабки тут крутятся!
     - Вот за это я его и не люблю, - со вздохом ответил Активист.
     - Смотри, - резко меняя тему, сказал Дынников, - бар. Приземлимся?
     Активист открыл глаза и провел ладонью в перчатке сверху вниз от лба к подбородку.
     - На полчасика, - сказал он. - Что-то нет у меня сегодня настроения гулять.
     Тыква включил указатель поворота и припарковал "шевроле" у ярко освещенных стеклянных дверей бара.

Глава 2

     Виктор Шараев отпер дверь и шагнул в неосвещенную прихожую. Пробивавшийся откуда-то из кухни голубоватый лучик света от горевшего за окном фонаря тускло поблескивал на гладких вертикальных гранях и легко скользил по льдистой поверхности огромных, во весь рост, зеркал, таинственно поблескивая на отполированной латуни дверных ручек. Здесь пахло совсем не так, как в подъезде.
     Подъездная вонь, в которой легко угадывались кошачий запашок и годами оседавшие по углам ароматы кислых щей и жареной на подсолнечном масле картошки, уступала здесь место куда более сложной и изысканной смеси ароматов: превосходный кофе, дорогой табак, индийский чай, тонкая кожа... Виктор протянул руку, безошибочно нащупал выключатель, и прихожая осветилась мягким сиянием скрытых ламп.
     Шараев рывками стащил с рук черные перчатки из мягкой кожи и затолкал их в карманы куртки, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть своего отражения в вертикальных полосах зеркального стекла, которые были понатыканы на каждом шагу. Это была его собственная идея - сделать прихожую почти сплошь зеркальной, но теперь она уже не казалась ему такой удачной, как полгода назад.
     Раздевшись, он прошел в ванную и долго мыл руки с мылом - гораздо дольше, чем это делает хирург, готовясь к серьезной операции. Вытирая ладони полотенцем, он заметил на левой штанине бурое пятно засохшей крови, гадливо поморщился и принялся стаскивать с себя брюки.
     Затолкав их в круглую пасть стиральной машины, он подверг тщательному осмотру всю остальную одежду, но больше ничего не нашел. Он набрал на пульте управления программу, запустил машину, еще раз тщательно вымыл руки и покинул ванную, бесшумно ступая ногами в носках сначала по керамической плитке, а потом по гладкому паркету прихожей.
     Ватная тишина пустой, отлично обставленной и идеально приспособленной для жилья и отдыха квартиры навалилась на него, приглашая лечь и расслабиться, бездумно глядя в мерцающий цветными пятнами экран телевизора. Он прошел по квартире, по дороге включая все, что можно было включить: свет, телевизор, радио, музыкальный центр, кофеварку, микроволновку, электроплиту, - и закончил свой маршрут перед платяным шкафом в спальне.
     Теперь квартира наполнилась разнообразными звуками, и он с удовольствием слушал их, натягивая чистые брюки. Телевизор бормотал на разные голоса, перекликаясь с радиоточкой, музык