аполняла  душу  Олега  Ильича  покоем  и
ощущением какой-то высшей справедливости.
   Он пришел в себя от скрипа половиц, с трудом приподнял  голову  и  увидел
стоявшего  возле  перевернутого  стола  Аслана.  Чеченец  смотрел  на   него
равнодушно, как  на  раздавленного  машиной  ежа.  Во  рту  у  него  торчала
незакуренная  сигарета,  в  руках  был   коробок   спичек.   Мир   и   покой
приближающейся  смерти  мгновенно   покинули   душу   старшего   прапорщика,
сменившись безумной жаждой жизни. О чем он, черт подери, думал, лежа здесь в
луже медицинского спирта и истекая кровью? Можно же было хотя бы  попытаться
что-то сделать! Ползти, кричать, звать на помощь-, что-нибудь!
   - Аслан, - позвал он, испугавшись того, как слабо прозвучал его голос.  -
Асланка, помоги... Видишь, что сделал, гад...
   Аслан  не  шевельнулся,  продолжая  разглядывать  старшего  прапорщика  с
отстраненным любопытством. На мгновение Олегу Ильичу  даже  подумалось,  что
никакого Аслана здесь нет, что чеченец просто привиделся ему в бреду, но  он
тут же взял себя в руки, отлично  понимая,  насколько  гибельными  для  него
могут оказаться подобные мысли.
   - Позови кого-нибудь, - прохрипел он. -  Видишь,  помираю.  Век  за  тебя
молиться буду.
   - Кому? - внезапно проявляя интерес  к  беседе,  спросил  Аслан.  -  Кому
будешь молиться? Твой Бог для меня - пустое место, а Аллах не услышит молитв
неверного.
   -  Ты  чего  это,  а?  -  Резкая  отповедь,  прозвучавшая  из  уст  вечно
сгорбленного, забитого, не умеющего  связать  двух  слов  чеченца  настолько
удивила старшего прапорщика, что к тому на мгновение  вернулся  его  прежний
командный тон. - Ты что несешь, недотыкомка? Бинт давай! Наложи мне жгуты, а
сам беги в санчасть, да пусть подгонят машину...
   - Молчи, дурак, - перебил его Аслан. - Я бы помог тебе, если бы  ты  умел
молчать. Но все вы, русские, ничего не умеете. Даже  тот  капитан  в  очках,
который был здесь только что. Он сильный, но он не  сделал  свою  работу  до
конца. Чего еще ждать от неверного? Хорошо, что я оказался поблизости.
   Как во сне, старший прапорщик Славин увидел, что Аслан достает из коробка
спичку. Чеченец чиркнул спичкой  о  коробок,  серная  головка  раскрошилась,
спичка переломилась пополам. Славин медленно открыл рот, сведенные внезапной
судорогой челюстные мышцы при этом скрипели, как несмазанные дверные  петли.
Вторая спичка загорелась  сразу.  Аслан  неторопливо  зажег  свою  сигарету,
сделал пару глубоких, жадных затяжек и только  после  этого  бросил  горящую
спичку на пол. Наполовину сгоревшая спичка,  небрежно  оброненная  с  высоты
человеческого роста, непременно должна была погаснуть на лету,  но,  видимо,
Аллах в данный момент действительно помогал Аслану - спичка  не  погасла,  и
спирт вспыхнул с характерным звуком, напоминающим тихий хлопок.  Голубоватое
пламя мгновенно распространилось по всей поверхности спиртовой лужи,  окутав
старшего прапорщика призрачным, шевелящимся саваном. Олег Ильич закричал  и,
извиваясь, пополз, сам не зная куда.
   Продолжая хрипло вопить, ничего не видя вокруг себя, он дополз до  стены,
уперся в нее, два раза конвульсивно содрогнулся и потерял сознание.  От  его
пылающей одежды занялись старенькие обои, и через десять  минут  дом  весело
пылал, освещая путь уходившему в темноту Аслану.

Глава 7

   Полковника Логинова разбудил посыльный из штаба. Это был солдатик срочной
службы, уже научившийся  убивать  людей  и  обходить  мины-растяжки,  но  не
имевший никакого опыта в том, как  следует  будить  большое  начальство.  Он
склонился над постелью полковника и долго теребил его за рукав, воняя гарью,
оружейной смазкой и застоявшимся потом, монотонно повторяя:
   - Товарищ полковник, проснитесь... Подъем, товарищ  полковник...  Товарищ
полковник, ведено в штаб...
   Это подергивание и нытье органично вплетались в ткань полковничьего  сна,
но постепенно до него стало доходить, что он спит и кто-то настойчиво мешает
ему в этом приятном занятии. Осознав это,  полковник  Логинов  проснулся  и,
открыв глаза, увидел склонившегося над собой салажонка с задвинутым за плечо
автоматом и испуганными глазами.
   - В чем дело? - садясь на постели и принимаясь  застегивать  пуговицы  на
камуфляжной  куртке,  в  которой  улегся  спать,  проворчал  полковник.   Он
покосился на часы и обнаружил, что заснул не более часа назад. - Что  у  вас
там стряслось?
   - Хозяйство прапорщика Славина горит, - ответил солдат, и  в  его  голосе
полковнику почудился суеверный страх.
   - Твою мать, - проворчал полковник, напяливая бушлат и  рывком  затягивая
портупею. - Будь оно все неладно! Тогда при чем тут штаб? Командир в курсе?
   - Так точно, - ответил посыльный. - Велел вызвать вас.
   "Доигрались, мерзавцы, - думал полковник, заранее втягивая голову в плечи
перед тем, как выйти из тепла и уюта  своей  палатки  в  ледяную  промозглую
сырость мартовской ночи. -  Наверняка  опять  перепились  и  с  пьяных  глаз
подожгли свою халабуду. Хорошо, что сегодня там груза нет. А если бы был?  А
если командир засадит этих ублюдков на губу? Кто тогда, спрашивается, поедет
завтра за грузом - я сам?"
   - Что случилось? - спросил он у посыльного, который угрюмо и  старательно
месил сапогами грязь немного правее и позади. - Было нападение?
   - Никак нет, - быстро  ответил  солдат  и,  шмыгнув  носом,  уже  не  так
уверенно добавил:
   - Не могу знать.
   "Ну и черт с тобой, - подумал  полковник,  глядя  на  полыхающее  впереди
розовато-оранжевое зарево. - Скоро сам все узнаю. Эта  новость  из  тех,  за
которыми  охотиться  не  надо  -  они  сами  за   тобой   охотятся.   Сейчас
разберемся..."
   Ворота,  которые  вели  во  двор,  были  распахнуты  настежь.  От  весело
полыхавшего дома исходил нестерпимый  жар,  рушащиеся  балки  выбрасывали  в
темное небо тучи искр.  Всякие  попытки  потушить  пожар  уже  прекратились,
вокруг стояли закопченные солдаты с ведрами и топорами и бездумно глазели на
огонь. Полковник покосился на гараж, в котором хранились гробы, и понял, что
тот находится в относительной безопасности. В это время с  глухим  кашляющим
звуком взорвался бензобак бортового УАЗика, игравшего  в  хозяйстве  Славина
роль  труповозки.  Несколько  человек,  находившихся  поблизости,  испуганно
шарахнулись в стороны.
   - Черт возьми, - медленно закипая, сказал Логинов,  -  почему  машину  не
отогнали?
   - Так ключей же нету, - ответил кто-то из темноты.
   - Вот дерьмо, - пробормотал полковник.
   - Твоя правда, Андрей Иваныч, -  послышалось  сзади,  -  что  дерьмо,  то
дерьмо. ЧП по полной программе. В полный рост, так сказать.  Где  они,  твои
труполюбы? Шкуры с них снять и на барабаны пустить - и то мало будет.
   Логинов неохотно обернулся и оказался лицом к лицу  с  командиром  полка.
Только сейчас до него дошло, что он не видел нигде поблизости ни Славина, ни
двух его ?труполюбов?. Это обстоятельство только усилило его раздражение. Он
был уверен, что трое мерзавцев спалили дом  по  пьянке  и  теперь  прятались
где-то неподалеку, чтобы не попадаться на глаза  начальству.  Существовал  и
другой вариант развития событий, но о нем полковнику совершенно не  хотелось
думать. Кому могли понадобиться жизни этих трех божедомов?
   - Черт, - сказал он, - ничего не понимаю. Поймаю мерзавцев - мало  им  не
покажется.
   - И не только им, - нехорошо щурясь, сказал командир полка. Рядом  с  ним
стоял замполит, старательно сохраняя похоронное выражение лица.  Заместителя
командира по воспитательной работе Логинов терпеть не  мог,  и  это  чувство
было  взаимным,  так  что  теперь  подполковник  Ипатьев   наверняка   тайно
торжествовал. - Не только им, товарищ  полковник,  -  повторил  командир.  -
Развели гадючник, товарищ начальник тыла. В общем, разбирайтесь  тут.  Утром
доложите о причинах пожара и принятых мерах.
   Он круто  развернулся  и  удалился  в  сопровождении  замполита.  Логинов
осмотрелся, нашел взглядом начальника  санчасти  майора  медицинской  службы
Кондратюка, которому формально  подчинялся  Славин,  и  нетерпеливым  жестом
подозвал его к себе.
   - Что за бардак, майор? - прорычал  он,  сдерживая  клокотавшую  в  горле
ярость, поскольку вокруг было полно  солдат,  стосковавшихся  по  бесплатным
концертам. - Разыщите Славина, и пусть  он  потрудится  в  письменной  форме
объяснить, что здесь произошло. Я буду у себя.
   Бедняга Кондратюк, который был весьма  неплохим  хирургом,  но  при  этом
оставался никуда не  годным  офицером,  беспомощно  хватанул  воздух  широко
открытым ртом и схватился за оправу очков, словно это был спасательный круг,
но Логинов уже повернулся к нему спиной и двинулся в обратный путь,  яростно
попирая  сапогами  глубокую  мартовскую  грязь,  которая  стала  еще  глубже
благодаря  усилиям  танкистов  и  водителей   бронетранспортеров.   Отблески
догоравшего позади дома некоторое  время  освещали  ему  дорогу,  но  вскоре
полковник свернул за угол, и теперь огонь  превратился  в  слабое  оранжевое
свечение, на фоне которого можно было разглядеть только черные скелеты голых
стропил и устремленные к  небу  закопченные  пальцы  полуразрушенных  печных
труб.
   Полковник шагал к  разбитому  на  окраине  селения  палаточному  городку,
проклиная себя за то, что не догадался взять из палатки фонарик или хотя  бы
прихватить в попутчики одного из  тех  бездельников  с  автоматами,  которые
глазели на пожар. На улице было темно, как у негра в ухе, и  где-то  в  этой
кромешной темноте бесшумно скользили  вооруженные  до  зубов  бородачи,  для
которых полковник российской армии  был  желанной  добычей.  По  официальным
данным, эта местность считалась очищенной от боевиков, но полковник  Логинов
был уверен, что пройдет еще не один месяц, а может быть, и не  один  десяток
лет, прежде чем последний из этих  полоумных  бородачей  сложит  оружие  или
будет затравлен и убит, как бешеная собака. Он  недовольно  скривился,  кося
глазами во все стороны и ничего не видя  вокруг,  кроме  смутно  белевших  в
темноте кирпичных стен. Какой смысл быть начальником  тыла,  когда  никакого
тыла не существует? Тыл - это Москва, а здесь, в Чечне,  у  самого  подножия
гор, никакого тыла не было, нет и не будет. О  каком  тыле  можно  говорить,
если каждая колонна с  продовольствием  должна  прорываться  в  расположение
части с боем, а медперсонал полевого госпиталя вынужден  все  время  держать
под рукой оружие? И вообще, тыл -  понятие  устаревшее,  времен  позиционных
войн, которые вели армии, наряженные в различные, легко узнаваемые  мундиры.
Когда воюешь с  партизанами  на  собственной  территории,  о  тыле  говорить
смешно.
   Это были привычные мысли, которые ровным  потоком,  сменяя  одна  другую,
пробегали по  поверхности  сознания.  Но  сегодня  под  этим  верхним  слоем
полковник ощущал какое-то неприятное шевеление, словно в темных глубинах его
мозга  проснулось  и  разминалось,  готовясь  вынырнуть  и  сожрать  всех  с
потрохами, некое реликтовое страшилище, утыканное шипами и  покрытое  темной
слизью. Свалить пожар в хозяйстве Славина на обычную  пьяную  безалаберность
было проще всего. Поразмыслив над  этим,  полковник  пришел  к  выводу,  что
попойку и случайный поджог можно было бы считать подарком. А что,  если  это
происшествие было как-то связано с тем, чем втайне занимались Славин  и  его
подручные по  приказу  полковника?  Неужели  чеченцы  решили  сменить  канал
доставки и поставили его, полковника Логинова, в известность о своем решении
вот таким не совсем обычным способом? Странно... Вряд ли они могли  отыскать
что-то лучшее и более безопасное, чем переправка денег в гробах.  ?Груз-200?
- это, знаете ли, штука священная и неприкосновенная. Кому придет  в  голову
искать что-то в прибывающих с войны цинковых гробах? Помимо религиозных табу
и уважения к погибшим, существуют такие вещи, как элементарная брезгливость.
Нет, надежнее этого просто ничего не придумаешь. Тогда в чем дело?
   Внезапно полковника осенило, и он ощутил небывалую, давно  не  испытанную
легкость во всем теле, особенно в мышцах ног. Ноги поняли все  даже  раньше,
чем мозг успел до конца осмыслить мелькнувшую  догадку.  Они,  уже  начавшие
понемногу слабеть ноги пятидесятилетнего человека, разом помолодели  лет  на
тридцать и  теперь  готовы  были  со  страшной  скоростью  нести  полковника
Логинова прочь от этого места.
   - Стоять, - сквозь зубы процедил полковник.
   Отданная  вслух  команда  заставила  его  немного  прийти  в   себя.   Он
остановился, переводя внезапно сделавшееся тяжелым и учащенным дыхание, снял
кепи и утер рукавом бушлата разом вспотевший лоб.
   В голове у него, как пузыри со дна гнилого болота, всплывали  и  лопались
на поверхности сознания знакомые с детства перлы народной мудрости,  которые
все, кого он знал, и сам он в том числе, постоянно к  месту  и  не  к  месту
вворачивали в любой разговор. До поры кувшин воду носит.  Шила  в  мешке  не
утаишь. Сколь веревочке ни виться, все равно конец будет...
   Если где-то в Москве кто-то наконец наткнулся на один из отправленных  им
гробов,  федералы  вполне  могли   предпринять   расследование.   Оставалось
непонятным, как они могли выйти на чеченцев, минуя его, полковника Логинова,
но, раз он до сих пор был цел и невредим,  так  оно,  видимо,  и  произошло.
Чеченцев спугнули, и они  принялись  с  присущей  им  решительностью  рубить
концы. Это могло означать только одно: за жизнь полковника  Логинова  теперь
никто не дал бы  и  ломаного  гроша.  Славин  и  его  придурки  были  просто
исполнителями, мелкой сошкой.  Они  понятия  не  имели  о  том,  что  именно
находится в гробах,  которые  они  собственноручно  грузили  в  транспортные
вертолеты на полевом аэродроме, и  тем  не  менее  их  прикончили,  а  трупы
сожгли. В том, что его подручные мертвы, полковник почти не сомневался. Будь
это не  так,  они  непременно  крутились  бы  возле  огня,  имитируя  бурную
деятельность, оправдываясь и возмущаясь. Но их нигде не было,  они  даже  не
потрудились отогнать от пылающего дома машину... Не в самоволку же они ушли,
в самом-то деле!
   Полковник  вдруг  заметил,  что  столбом   стоит   посреди   разрушенной,
совершенно нежилой улицы, сжимая в руке бесполезный пистолет. Он не  помнил,
как вынул оружие из кобуры, но оно было у него  в  руке  и  даже  стояло  на
боевом взводе. Тело действовало само, махнув рукой на парализованный  ужасом
мозг, и это было из рук вон плохо. Так можно было наломать дров.
   Он мысленно приказал себе успокоиться и думать,  но  из  этого  мало  что
вышло. Для того чтобы думать, у него было маловато информации.  Он  даже  не
знал, верна ли его  догадка.  Возможно,  он  напрасно  перепугался,  и  трое
божедомов уже наутро приплетутся к нему с виноватыми,  бледными  с  перепоя,
помятыми мордами. Ах, как это было бы чудесно! Можно  было  бы  ограничиться
парой зуботычин, спустить дело на тормозах  и  с  чистой  совестью  заняться
сворачиванием бизнеса. Денег он заработал  предостаточно,  а  риск  сделался
непомерно  большим.  Хватит,  господа,  хватит  Лечь  в  госпиталь,   сунуть
главврачу куш и выйти в отставку по состоянию здоровья.  Вернуться  домой  и
весь остаток жизни стричь купоны и ловить рыбку на подмосковной даче  -  что
может быть лучше? А крепкий тыл  нашим  доблестным  передовым  частям  пусть
обеспечивает кто-нибудь другой.
   Ну а если божедомов все-таки убили?
   Он не успел додумать эту мысль до  конца,  потому  что  в  развалинах  по
правую руку от него вдруг что-то зашуршало, хрустнуло и с  негромким  стуком
посыпались обломки кирпича. Полковник сильно вздрогнул и вскинул пистолет на
уровень глаз, до боли всматриваясь в кромешную  темень.  Разумеется,  он  не
смог как следует разглядеть даже собственную руку с пистолетом - видно  было
только размытое  пятно  на  месте  голой  кисти,  чуть  более  светлое,  чем
окружающий мрак.
   Звук повторился, и теперь полковник окончательно убедился в том, что  это
не бродячая кошка или собака, которой почему-то не спалось ночью. То, что он
слышал, могло быть  только  человеческими  шагами.  Где-то  справа  все  еще
продолжалась перестрелка, позади слышались  голоса  собравшихся  у  горящего
дома солдат и треск рушащихся  балок,  но  все  эти  звуки  разом  перестали
существовать для полковника. Он слышал  только  крадущиеся  шаги  того,  кто
приближался к нему из темноты.
   - Стой, - властным голосом приказал полковник. - Кто идет?
   - Тише, - свистящим шепотом ответила темнота. - Не кричи, полковник.  Это
я, Аслан. Надо поговорить. Где ты? Ничего не вижу.
   Логинов расслабился, но тут же снова собрался в тугой комок нервов. Аслан
- это, конечно, хорошо, но если Славина и его людей убили чеченцы, то  Аслан
наверняка был  причастен  к  этому  убийству.  И  кому  поручить  ликвидацию
полковника Логинова, как не связному, которого он знает  и  которому  привык
доверять? Поэтому  полковник  покрепче  перехватил  рукоятку  пистолета  уже
начавшими  замерзать  пальцами  и  изо  всех  сил  прищурил  глаза,  пытаясь
разглядеть чеченца.
   -  Да  здесь  я,  -  нетерпеливо  ответил  он  с  ноткой  начальственного
раздражения в голосе, - на дороге.
   Замолчав, он сделал два осторожных шага в сторону  на  тот  случай,  если
Аслан сойдет с ума настолько, чтобы стрелять на голос. На втором шаге  грязь
под его левой ногой предательски чавкнула, и он едва сдержался, чтобы наугад
не выпалить в темноту.
   Он обнаружил, что мало-помалу  начинает  различать  в  темноте  очертания
окружающих предметов. То  ли  страх  включил  в  нем  какие-то  таинственные
механизмы, чудесным образом обострившие зрение, то ли глаза просто  привыкли
к темноте после  яростного  блеска  пламени,  но  он  уже  более  или  менее
отчетливо видел полуразрушенные дома и покосившиеся заборы,  между  которыми
пролегла топкая лента разбитой дороги. На правой  стороне  улицы  у  обочины
громоздился  какой-то  угловатый  предмет  странно  знакомых  очертаний,   и
полковник вспомнил, что там валяется остов сгоревших дотла  ?Жигулей?,  весь
изрешеченный пулями. Говорили,  что  на  этой  машине  из  селения  пытались
вырваться пятеро вооруженных боевиков, но никого, кто наблюдал  бы  инцидент
собственными глазами, полковник не встречал, так что ?Жигули?  вполне  могли
быть расстреляны мимоходом, просто от нечего делать.
   От скелета сгоревшей  машины  отделился  темный  продолговатый  силуэт  и
осторожно двинулся к полковнику. Только теперь Логинов сообразил, что Аслан,
который не стоял возле горящего дома, пялясь на огонь, с самого начала видел
все его странные маневры,  и  поспешно  опустил  пистолет,  сделав  обманное
движение рукой, как будто клал оружие в кобуру.
   - Ты что, приятель, - тихо сказал полковник, косясь по сторонам, - совсем
спятил? А если нас с тобой увидят?
   - Не увидят, - сказал Аслан. - Пожар интереснее. Дело срочное, полковник.
Славин тебя сдал.
   - Кому? - холодея, спросил Логинов.
   - Не знаю. Какой-то капитан в очках. Вроде бы из ФСБ.
   - Так вроде бы или из ФСБ? - сердито переспросил полковник.
   Ему  вдруг  подумалось,  что  здесь,  на  занятой  федеральными  войсками
территории, Аслан - единственный, кому известна его роль в афере с цинковыми
гробами. Если,  конечно,  не  считать  Славина  и  его  подчиненных.  Что-то
подсказывало полковнику, что о старшем прапорщике можно спокойно забыть.
   - Не знаю, - сказал Аслан. - У  него  удостоверение  эфэсбэшника,  но  он
ведет себя как настоящий шайтан. Вломился к Славину и всех замочил.  Толстяк
еле-еле успел сказать ему то, о чем он спрашивал.
   - И о чем же он спрашивал?
   - О тебе, полковник. И Славин ему ответил.
   - А ты где был в это время?
   - Сидел на чердаке. Ты же знаешь, у меня нет оружия.
   - Нет оружия... А нож?
   - Нож? Лучше я выйду с ножом против танка, чем против этого бешеного пса.
Славин стрелял в него в упор,