На мгновение у него закружилась голова. Впервые за много дней он  был  на
свободе. Собственно, это была еще далеко не свобода,  но  звуконепроницаемая
дверь палаты уже захлопнулась за ним с негромким маслянистым щелчком.
   Посмотрев на нее, Глеб рассмеялся невеселым смехом: в  дверь  был  врезан
электронный кодовый замок  с  бездной  возможных  комбинаций.  Он  вовсе  не
стремился вернуться в палату,  но  на  соседней  двери,  за  которой  сидела
взаперти женщина, рассчитывавшая на его помощь, стоял точно такой же  замок.
На подбор комбинации могли уйти часы, и Глеб решил поискать способ  попроще.
В конце концов, губернаторская дочка могла немного потерпеть.
   Сориентировавшись, он двинулся в сторону лестницы, перекосившись на  один
бок и держась рукой за ребра. Обломанные концы ребер ощутимо шевелились  под
пальцами. ?Разваливаюсь, -  подумал  Глеб.  -  Разваливаюсь  на  куски,  как
древний автомобиль из какой-нибудь кинокомедии. Было жутко смешно  смотреть,
как эта штуковина, бренча, катится по дороге, а из нее с  грохотом  сыплются
шестеренки. Смотреть всегда смешно, вот в чем штука. Смотришь и  хохочешь..,
до тех пор, пока от тебя самого не начнут отваливаться куски?.
   На лестнице стало немного  легче.  Здесь  можно  было  улечься  боком  на
скользкие перила и наполовину  сойти,  а  наполовину  съехать  до  следующей
лестничной площадки. Глеб спустился на третий этаж, чувствуя себя  Колобком,
побывавшим в зубах у лисы, с кряхтением преодолел поворот и прежним  манером
сполз до второго этажа. Здесь он  совершенно  случайно  посмотрел  налево  и
увидел блеснувший в глубине коридора свет. Свет тут же пропал - видимо,  там
просто закрыли дверь, - но Глеб был уверен, что ему не почудилось. В  здании
кто-то был, и этот кто-то мог помочь Глебу открыть дверь палаты,  в  которой
сидела Ирина Бородич.
   Он со вздохом сожаления оторвался от перил и двинулся по коридору.
   ...Свет, замеченный Глебом  Сиверовым  с  лестничной  площадки,  горел  в
кабинете доктора Маслова. Сергей Петрович Маслов проснулся в половине пятого
утра и с огорчением понял, что заснуть ему более не удастся. В голову  сразу
же полезли привычные и очень неприятные мысли о  Губанове  с  его  женой,  о
губернаторе, о том, что  он  напрасно  ввязался  в  это  гиблое  дело,  и  в
особенности о записке, незаметно подброшенной им  в  карман  губернаторского
пальто. Думая об этой  записке,  Сергей  Петрович  все  более  укреплялся  в
уверенности, что совершил непростительную глупость. Черт  с  ними,  с  этими
деньгами, но зачем же было так рисковать?! Если губернатор в курсе  событий,
то эта записка - смертный приговор доктору Маслову.  А  если  он  ничего  не
знает, то может очень даже запросто обратиться за помощью к начальнику своей
охраны майору Губанову. Какой бы сволочью ни  был  друг  Алексей,  в  уме  и
смекалке ему не откажешь. Он живо сообразит, откуда дует этот ветер, и в два
счета примет меры. Крутые меры...
   Доктор зажег настольную лампу, оделся, сварил себе кофе и выпил его  безо
всякого удовольствия, как лекарство. Отставив чашку, он  закурил  и  раскрыл
лежавший в изголовье роман в потрепанной бумажной обложке. Выдуманные  ужасы
в данный момент были предпочтительнее реальной  угрозы  отправиться  на  тот
свет из-за собственной жадности, и через  минуту  доктор  Маслов  с  головой
погрузился в чтение.
   На  страницах  книги  жуткое,  капающее  слизью   чудовище   преследовало
обезумевших от ужаса людей. Дело происходило в мрачном подземелье, озаряемом
неверным светом горящей нефти.  Блики  оранжевого  огня  плясали  на  мокрой
бородавчатой шкуре монстра и отражались от острых, как  иглы,  посаженных  в
три ряда клыков. Окровавленные жертвы вопили  от  ужаса,  и  их  крики  эхом
отдавались под кирпичными сводами...
   Доктор Маслов вздрогнул и поднял голову: ему показалось, что  он  услышал
отдаленный вопль, полный ужаса и смертной тоски. Он прислушался,  но  вокруг
было тихо, лишь громко бухало в груди ставшее вдруг  очень  большим  сердце.
Оно ощутимо колотилось о ребра, и Сергей Петрович в который уже раз подумал,
что, во-первых, слишком  много  курит  и  чересчур  злоупотребляет  кофе,  а
во-вторых, что это была далеко не  самая  лучшая  идея:  поселиться  в  этом
огромном пустом здании.
   Он опустил глаза в книгу, но немедленно поднял их снова, потому  что  ему
почудились отголоски истеричных женских  воплей.  Доктор  почувствовал,  как
зашевелились остатки волос у него на голове, а на лбу выступила испарина. Он
вслух обругал себя  кретином,  бросил  книгу  на  стол,  встал  с  дивана  и
решительно направился к дверям кабинета.  Когда  он  вышел  в  коридор,  его
решительность стремительно пошла на убыль, и в  результате  доктора  хватило
только на то, чтобы пару минут постоять на пороге  кабинета,  вслушиваясь  в
гулкую тишину пустого здания.
   Главный корпус молчал, молчали погруженные во тьму западное  и  восточное
крылья, лишь сухо шуршал, ударяясь об оконные стекла,  стремительно  летящий
над землей снег.
   Метель усиливалась, и доктор Маслов подумал, начиная  успокаиваться,  что
на Новый год, скорее всего, будет нормальная новогодняя погода: со снегом, с
морозцем, с пушистым инеем и со  всем  прочим,  что  полагается  для  такого
торжественного случая.
   Окончательно успокоившись и убедившись, что почудившиеся ему  вопли  были
просто  следствием  его  повышенной   впечатлительности,   Сергей   Петрович
повернулся спиной к тускло освещенному коридору и закрыл за собой дверь,  не
заметив, как на лестничной площадке появилась странная скрюченная фигура. Он
вернулся к столу, сварил себе еще одну чашечку кофе и только было  нацелился
употребить ее,  как  вдруг  дверь  кабинета  у  него  за  спиной  без  стука
распахнулась.
   Доктор резко обернулся и обмер: на пороге стоял тот самый ?турок?, смерть
которого он констатировал почти сутки назад. Сомнений быть не могло: тот  же
костюм, те же кроссовки, те же несвежие бинты. Сергей Петрович почувствовал,
что стремительно теряет рассудок. ?Допрыгался, -  подумал  он.  -  Вот  они,
книжечки... Видимо, там, на той стороне, действительно что-то есть, и  я  со
своим глупым пристрастием к  страшилкам  обратил  на  себя  чье-то  внимание
ТАМ... Что же делать-то? Перекрестить его, что ли?"
   Ощущая сильнейшую неловкость, которую не  мог  до  конца  заглушить  даже
леденящий ужас, Сергей Петрович поднял дрожащую руку и  неумело  перекрестил
стоявшую на пороге страшную скособоченную фигуру. Ожившему мертвецу, похоже,
было глубоко плевать на крестное знамение: издав  странный  хрюкающий  звук,
который можно было бы счесть  смехом,  если  бы  покойники  умели  смеяться,
некротическое  явление  двинулось  прямиком  на  доктора   Маслова.   Доктор
попятился, уперся задом в край стола и понял, что сию минуту  завизжит,  как
свинья на бойне, а может быть, даже умрет от разрыва сердца.
   Глеб сообразил, что происходит, только после того, как бледный до  синевы
доктор поднял трясущуюся руку и наложил на него  кривой  неумелый  крест.  У
него  немедленно  возникло  непреодолимое  искушение  воспользоваться   этой
небывалой ситуацией для того, чтобы развязать доктору язык. В конце  концов,
от него вовсе не требовалось разыгрывать из себя тень отца  Гамлета:  костюм
покойного Купчени,  его  грязные  бинты  и  сумеречное  воображение  доктора
Маслова уже сделали половину дела. Если  взрослому  человеку  в  наше  время
хочется бояться привидений, это его личное дело.
   Приняв такое решение, Глеб  приблизился  к  доктору,  который  уже  успел
буквально позеленеть от ужаса, протянул руку и крепко ухватил его за бороду.
Голова Маслова покорно подалась вперед, и Сиверов заметил, что глаза  Сергея
Петровича за стеклами очков начинают закатываться под  лоб.  Он  понял,  что
доктор вот-вот грохнется в обморок, и толкнул его на диван. Маслов  послушно
шлепнулся на смятые простыни, очки съехали на кончик носа.
   На какое-то время Глеб отвлекся от впечатлительного доктора,  потому  что
на столе прямо  перед  ним  обнаружилась  курящаяся  ароматным  паром  чашка
черного кофе. Слепой боком присел на стол,  пальцем  раздвинул  витки  бинта
вокруг рта, взял чашку и  с  наслаждением  отхлебнул.  Кофе  был  не  самого
лучшего качества, но крепкий и без сахара.
   - Хорошо, - сказал  Глеб  доктору,  который  следил  за  ним  выпученными
глазами. - Просто отлично. Так я вас слушаю, Сергей Петрович.
   - Э-э-э... - нерешительно проблеял доктор Маслов, не в силах понять, чего
от него хочет посланец из потустороннего мира.  -  А  в  чем,  собственно...
Постойте-ка, - внезапно начиная прозревать, сказал он, - вы кто?
   - Вот это уже другой разговор, - сказал Глеб и принялся виток  за  витком
сматывать   с   головы   бинт.   -   А   то   развели   тут   художественную
самодеятельность...  Только  креста  из  двух  шпателей  не   хватает.   Как
маленький, честное слово. - Он бросил ворох несвежих бинтов  в  угол,  снова
пригубил кофе и криво улыбнулся доктору. - Рассказывайте,  Сергей  Петрович,
как вы дошли до жизни такой.
   - До какой такой жизни я дошел? - агрессивно спросил доктор. Он  все  еще
был бледен, но зеленоватый трупный оттенок уже сошел с  его  лица,  и  видно
было, что он начинает приходить в себя.
   - Ну как же,  -  сказал  Глеб.  -  Будто  вы  не  знаете!  Мошенничество,
похищение людей,  воспрепятствование  в  оказании  пострадавшим  медицинской
помощи, убийство.., и хорошо, если только одно убийство.  Список,  достойный
бывалого рецидивиста, как вы полагаете?
   Глеба мутило от боли, перед глазами все плыло и дергалось - чертов  Колян
основательно его отделал, - но он старался выдерживать сухой и самоуверенный
тон профессионального следователя, которому все ясно. Мимоходом он  подумал,
что занимается не своим делом, что его  дело  -  выбраться  отсюда  живым  и
привести сюда специалистов, того же Малахова, например, но  ему  нужно  было
заставить доктора открыть палату Ирины Бородач, а для этого  его  еще  нужно
было сломать и заставить бояться себя больше, чем Упыря.
   - Так как мы поступим, Сергей Петрович? - спросил он. -  Будем  оформлять
явку с повинной, как честные и законопослушные россияне,  или  вас  придется
колоть, как прожженного урку?
   - Это не я!  -  воскликнул  доктор  Маслов.  Он  был  полностью  готов  к
употреблению и явно уже видел перед собой сводчатые коридоры и переполненные
камеры овеянной страшными легендами Бутырки. -  Это  все  Губанов!  Он  меня
втянул, я ни о чем не подозревал?, - Хватит врать! - рявкнул Глеб,  едва  не
свалившись со стола от собственного крика. - Хватит вола вертеть,  гражданин
доктор! Рассказывайте все по порядку, или я за себя не отвечаю!
   В течение следующих десяти минут он выслушал подробный, хотя и  несколько
сбивчивый рассказ  о  том,  как  хрустальная  мечта  психоневролога  Маслова
превратилась в кровавый кошмар. Это была в высшей степени печальная история,
но Глеб не испытывал жалости ни к одному из ее участников.  Слушая  доктора,
Слепой думал о том, что земное и небесное правосудие  зачастую  идут  бок  о
бок, перебегая друг другу дорогу, и о том, что это в конечном  счете  совсем
неплохо.
   - Все ясно, - сказал он, когда доктор замолчал. - Давайте сюда проект.
   - Простите?.. - осторожно  переспросил  Сергей  Петрович,  ни  словом  не
упомянувший о том, что сохранил копию первоначального варианта проекта.
   - Настоящий проект дайте, - сказал ему Глеб. - Или он  у  вас  не  здесь?
Только не делайте голубые глаза, вам  это  ужасно  не  идет.  Сразу  хочется
ударить вас по лицу, причем сильно...
   Доктор заметно вздрогнул, молча встал с дивана, осторожно обошел  Слепого
и взобрался на стол. Сосредоточенно шевеля  бородой,  он  произвел  какие-то
несложные подсчеты и сдвинул в сторону один из квадратов подвесного потолка.
   - Вот, - сказал он, отдавая Глебу увесистую  папку,  тщательно  обернутую
полиэтиленом, и неловко сполз со стола.
   - Это вы от Губанова ее туда спрятали? - спросил Глеб, кивая на  потолок.
- Да-а, доктор... Вы, наверное, хороший специалист в своей области, верно? -
Маслов рассеянно кивнул,  погруженный  в  свои  невеселые  мысли.  -  Вот  и
занимались бы своим делом, черт бы вас побрал! -  закончил  Глеб,  и  Сергей
Петрович снова кивнул. - Вот что, доктор, - продолжал Слепой. - Я тут у  вас
немного посижу, а вы сходите наверх и выпустите Ирину Бородин. В мою  палату
лучше не заходите,  не  надо...  Потом  оба  возвращайтесь  сюда,  поедем  в
Москву... Даже не так. Телефон у вас есть?
   Маслов молча протянул ему трубку мобильника. Глеб быстро набрал  домашний
номер Малахова и стал ждать, считая гудки. После шестого  сигнала  заспанный
голос полковника недовольно проворчал в трубку что-то нечленораздельное. При
звуках этого голоса Глеб снова испытал ощущение нереальности  происходящего,
словно полковник находился где-то в другом измерении.
   - Алексей Данилович, - сказал он, - это я.
   - Кто ?я?? - проворчал Малахов.
   - Я.
   - О, черт, - сказал полковник. - Откуда ты? Куда пропал?
   - Это все потом, - перебил его  Глеб.  -  Нужно,  чтобы  вы  меня  отсюда
вытащили.
   Он объяснил полковнику, что от него требуется, выключил телефон и положил
его в карман спортивной куртки.
   - Вот так, доктор, - сказал он.  -  Поедем  с  комфортом.  Ну,  ступайте,
ступайте...
   Маслов вздохнул и шагнул к дверям. В  этот  момент  внизу,  в  вестибюле,
сильно хлопнула входная дверь. Доктор вздрогнул и бросился к окну.
   - Что такое? - спросил Глеб. - Кто там?
   - Губанов, - ответил врач. - Это его машина.
   - Быстро наверх! - скомандовал Глеб. - Выпустите женщину и  спрячьтесь  с
ней где-нибудь. Быстрее, доктор!
   Он схватил со стола папку с проектом и вслед за доктором Масловым покинул
кабинет.
 
Глава 18 
 
   Алексей Губанов получил  сообщение  о  смерти  губернатора  по  дороге  в
Звенигород. Дослушав, он молча отключил телефон и бросил трубку на  соседнее
сиденье.
   Говорить было не о чем.
   Белая ?ауди? неслась сквозь ночную метель, словно убегая от  наступавшего
на Москву рассвета. Вскоре  после  того,  как  Губанову  позвонили,  впереди
показалось  туманное  оранжевое  зарево  и  красно-синие  огни   милицейских
мигалок.
   Майор дисциплинированно  сбросил  скорость,  проезжая  мимо  сгрудившихся
возле чадно полыхающей груды искореженного металла  пожарных  и  милицейских
машин. Угрюмый инспектор  ГИБДД  в  валенках  и  шапке  с  опущенными  ушами
раздраженно замахал жезлом, давая разрешение на  проезд,  и  Губанов  плавно
нажал на педаль газа.
   Погребальный костер проплыл мимо, еще немного помаячил в зеркале  заднего
вида и исчез далеко позади. Губанов вел машину и  ухмылялся.  Во  внутреннем
кармане его  пальто  лежал  авиабилет  на  рейс  Москва  -  Нью-Йорк  и  все
необходимые документы.
   Деньги, судьба  которых  так  волновала  доктора  Маслова  и  архитектора
Кацнельсона, дожидались майора  в  одном  из  нью-йоркских  банков.  Там,  в
свободной, сильной и  благоразумной  Америке,  Алексей  Григорьевич  Губанов
найдет применение и этим деньгам, и своим талантам. Правда, у  ФСБ  довольно
длинные руки - не такие длинные, как когда-то, но все же достаточно длинные.
Именно поэтому майор Губанов сейчас ехал не в аэропорт, а в Звенигород.
   Там, в заснеженном еловом лесу, оставались живые свидетели, которые могли
навести кого следует на нездоровую мысль выдернуть бывшего  майора  Губанова
из-за океана и посадить за колючую проволоку отечественного производства.
   Майор закурил и включил приемник. Как нарочно, по радио  передавали  одну
из любимых мелодий Ирины. Хриплый голос Армстронга заполнил салон машины,  и
Губанов словно наяву увидел, как его жена танцует посреди пустой комнаты,  и
приглушенный электрический свет мягко играет на ее обнаженном теле.
   Он свернул на знакомый проселок, потом  свернул  еще  раз  и  остановился
возле заново сколоченного шлагбаума. Здесь ему пришлось остановить машину  и
выйти на дорогу, чтобы поднять кверху перегородившую дорогу сосновую жердь с
залепленным снегом жестяным кругом ?кирпича?. Вернувшись за руль, он,  чтобы
не терять времени, вынул из кобуры пистолет  и  навинтил  на  ствол  длинный
глушитель. Пистолет  он  бросил  на  соседнее  сиденье  рядом  с  телефоном:
милицейских  постов  впереди  не  было,  а  значит,  больше  не  было  нужды
осторожничать и прятаться.
   Ржавые железные ворота в сколоченном из горбыля заборе были  заперты,  но
между створками оставалась щель шириной в руку, через  которую  был  отлично
виден болтавшийся на цепи висячий замок. Губанов поднял пистолет,  приставил
глушитель к замку, слегка отвернул в сторону лицо и нажал на спуск. Пистолет
издал характерный хлопок, негромко звякнула  цепь,  и  замок  упал  в  снег.
Губанов ухмыльнулся: сегодня все получалось.
   Он сунул пистолет под мышку и открыл ворота. ?Ауди? негромко  ворчала  на
холостых оборотах. Майор вернулся за руль и загнал машину во двор,  поставив
ее рядом с прорабской. В вагончике Кацнельсона было темно, зато в  одном  из
окон главного корпуса горел свет. Это было окно кабинета Маслова, и  Губанов
весело подмигнул этому окну: погоди, дойдет черед и до тебя.
   Он вышел из машины и по привычке нажал кнопку  на  брелке  иммобилайзера.
?Ауди?  приветливо  пиликнула,  мигнув   габаритными   огнями,   и   Губанов
раздосадованно выругался вполголоса: поднимать шум ему не хотелось.
   Впрочем, на шум никто не  отреагировал:  все  вокруг  старательно  спали,
торопясь урвать лишние  минуты  самого  сладкого  предутреннего  сна.  Майор
поднялся по заметенным снегом ступенькам и подергал дверь прорабской. Дверь,
разумеется, была заперта. Губанов вышиб сердцевину замка одним  выстрелом  и
вошел в пахучее тепло вагончика.
   Оказавшись в жилом помещении, он нашарил на  стене  выключатель  и  зажег
свет. Кацнельсон спал, уткнув в подушку темное усталое лицо. Его похожий  на
попугая-чий клюв нос свернулся на сторону и блестел от  испарины,  к  лысине
прилипли  мокрые  завитки  темных  волос,  из-под  одеяла  торчала  нога   в
грязноватых кальсонах. ?Архитектор  Кацнельсон  потерял  свои  кальсоны?,  -
вспомнил Губанов и ухмыльнулся.
   - Подъем, - негромко сказал он. - Вставай, жидяра.
   - Ммм? - промычал Яков Семенович  и  открыл  глаза.  Некоторое  время  он
щурился и моргал, заслоняясь рукой от света, а потом рывком сел на  постели,
вжавшись спиной в фанерную стенку вагончика.
   - Очухался? - спросил Губанов. Кацнельсон молча кивнул, не сводя  глаз  с
направленного ему в лоб пистолета.
   - Вот и хорошо. Мне нужен проект.
   - В сейфе, - хриплым со сна голосом ответил прораб.
   - Я же говорил  тебе  однажды:  не  надо  бабушку  лохматить.  Мне  нужен
настоящий проект. Только не рассказывай мне про сто копий и тысячу  надежных
людей. Я уже наслушался этих сказок до икоты. И  поторопись,  потому  что  у
меня мало времени.
   - Что  случилось?  -  спросил  Кацнельсон.  Глаза  его  бегали,  как  два
затравленных черных зверька, руки бесцельно шарили по одеялу. - К чему такая
спешка?
   Уберите пистолет, я вас умоляю. Мы же интеллигентные люди...
   Губанов молча передернул затвор. Лицо его закаменело, левый глаз  холодно
сощурился, а правый бесстрастно смотрел на Кацнельсона  поверх  пистолетного
ствола.
   - Я понял, - быстро сказал Кацнельсон. - Что вы, в самом  деле...  Нельзя
же так нервничать из-за мелочей! Смотрите, я уже встаю. Сейчас у  вас  будет
ваш проект,  успокойтесь.  В  конце  концов,  зачем  он  мне  нужен?  Просто
хотелось, чтобы была  память.  Все-таки  такая  работа!  Уникальная  работа,
поверьте Кацнельсону! Творение безымянного гения...
   Продолжая молоть эту чепуху дрожащим от страха  голосом,  Яков  Семенович
сполз с кровати, осторожно протиснулся мимо Губанова и босиком  прошлепал  в
угол, где громоздились ящики с водкой. Губанов поворачивался вслед ему  всем
корпусом, как ор