ости  стены.  Рядом  с  дверным  проемом  на  стене
темнела коробка выключателя, но на то, чтобы возиться, запуская генератор, у
Глеба не было ни времени, ни желания.
   Спички, догорев, погасли, и он на ощупь добрался до дверного проема.  Его
рука нащупала шершавый край бетонной  арки,  потом  провалилась  в  пустоту,
опять коснулась поверхности стены, скользнула по ней  в  сторону  и  наконец
легла на что-то, показавшееся Глебу странно знакомым. В  течение  нескольких
секунд он ощупывал пальцами увесистый бумажный брусок, прежде чем понял, что
держит в руке обандероленную пачку денег. Не нужно было быть семи  пядей  во
лбу, чтобы догадаться, что это за деньги. Глеб без колебаний вынул из  пачки
верхнюю купюру, свернул ее трубочкой и поджег.
   Купюра горела вяло и неохотно, но  чувствительным  глазам  Слепого  этого
было вполне достаточно. Бегло оглядевшись, он присвистнул сквозь зубы и тихо
произнес сакраментальную фразу:
   - Это я удачно зашел.
   Слева от входа были сложены деньги. Это была не  стопка,  не  гора  и  не
куча, а аккуратный штабель,  на  глаз  тянувший  кубометра  на  полтора.  Он
состоял из отдельных, удобных для переноски кубов, по-хозяйски упакованных в
полиэтилен и даже, как показалось Глебу, вакуумированных. Поверх этой  мечты
скопидома было разбросано около полутора десятков  отдельных  обандероленных
пачек и ворох разрозненных купюр.  Глеб  поскреб  ногтями  заросшую  щетиной
щеку, попытался прикинуть, сколько здесь может быть денег,  почти  сразу  же
запутался в нулях  и  плюнул,  поскольку  это  было  совершенно  бесполезное
занятие.
   Одна из стоявших возле генератора канистр оказалась полной. Щедро поливая
штабель тошнотворно воняющей соляркой, Глеб поймал себя на  мысли,  что  все
это может  оказаться  ошибкой,  и  он  вот-вот  спалит  и  пустит  по  ветру
совершенно сумасшедшие деньги. Но доказательство его правоты  было  прямо  у
него перед глазами: громоздкое стационарное устройство с тяжеленной чугунной
станиной, надежно вцементированное в бетонный  пол,  тускло  поблескивало  в
отсветах  горящей  стодолларовой  купюры   какими-то   зубчатыми   колесами,
шестеренчатыми передачами, похожими на диковинные крылья стальными рамами  и
прочим железом, в котором Глеб Сиверов ничего не понимал. У  него  сложилось
впечатление, что агрегат  был  построен  на  основе  древнего  типографского
ротопринта.., или это называется линотип? В типографском деле Глеб был темен
и сер, но все, что касалось  диверсий  и  взрывов,  знал  назубок.  Чугунная
махина выглядела почти неуязвимой. Даже взорвавшись  одновременно,  все  его
?лимонки?  могли  лишь  слегка  поцарапать  это   простое,   как   булыжник,
устройство.
   Даже если какая-нибудь рама погнется или отлетит шестерня, все это  будет
очень легко заменить.
   Его глаза немного привыкли к темноте, и он заметил в  углу  под  потолком
какую-то  железную  заслонку,  за  которой  обнаружилось  затянутое  пыльной
паутиной окошко. Глеб дотянулся до него стволом  автомата  и  выбил  стекло.
Теперь он видел все очень хорошо, но от этого его задача не стала легче. Ему
нужно было уничтожить этот слоноподобный агрегат,  развеять  его  по  ветру,
рассеять в воздухе молекулы, а все,  что  он  реально  мог  сделать,  -  это
пальнуть по нему из подствольного гранатомета, на  время  выведя  из  строя.
Правда, где-то существовали матрицы, но их  нигде  не  было  видно,  и  Глеб
сделал логичное предположение, что матрицы хранятся отдельно -  например,  у
Судьи или у человека, обслуживающего машину.
   Он отшвырнул в  угол  опустевшую  канистру  и  чиркнул  спичкой.  Обильно
политый соляркой денежный куб весело вспыхнул, реки пламени потекли по всему
полу, заставив Глеба отступить. Дым потянуло в окошечко под потолком.
   Выйдя в соседнее помещение, Глеб сделал все, что можно  было  сделать  со
стационарным дизельным генератором при помощи автоматного приклада. В  конце
концов приклад треснул и отлетел, но теперь  Слепой  был  уверен,  что  этот
генератор никто не сможет запустить  раньше  чем  через  полторы-две  недели
кропотливого труда.
   Краем глаза он заметил, что пламя в соседней  комнате  опало,  сделавшись
вялым и невысоким. Заглянув туда, он обнаружил, что солярка почти  догорела,
а огромный денежный куб так и не занялся по-настоящему; обуглившись со  всех
сторон, он медленно, лениво тлел, наполняя подвал удушливым  дымом.  В  дыму
черными  птицами  летали  хлопья  сажи,  по  лохматым  граням  куба  волнами
пробегало тусклое красное свечение. Глеб выругался и,  не  выдержав,  тяжело
закашлялся. Дым разъедал глаза и жег легкие, вызывая рвотные спазмы.
   Он скорее угадал, чем услышал,  донесшийся  сверху  рокот  автомобильного
двигателя  и  понял,  что  отпущенное  ему  время  истекло.  Из   его   глаз
безостановочно текли слезы, он размазывал их по лицу грязным рукавом и никак
не мог решить,  что  делать  дальше.  Он  пришел,  чтобы  уничтожить  хитрое
электронное устройство, усовершенствованный непризнанным гением ксерокс  или
лазерный принтер, а столкнулся с чугунным бронтозавром, которого можно  было
расковырять разве что фугасом. Он не сумел даже уничтожить уже  отпечатанные
деньги, потому что две трети объема огромного куба наверняка остались целыми
и невредимыми, а погоня уже прибыла, и ему оставалось либо отступить, бросив
все на произвол судьбы, либо умереть, сражаясь и, опять же, оставить все как
есть.
   Глеб  шагнул  к  лестнице.  Слово  ?фугас?  засело  у  него   в   голове,
безостановочно вертясь в мозгу, как заигранная пластинка. Рука  словно  сама
собой скользнула  в  карман  и  сомкнулась  на  плоской  коробочке  сотового
телефона. Ну конечно!
   Торопливо выбравшись из подвала, он наклонился, просунул в люк автомат  и
выстрелил  из  подствольного  гранатомета  по  одной  из  стоявших  в   углу
двухсотлитровых бочек. Нажав на спуск, он стремительно откатился в  сторону,
ногой  захлопнув  тяжелую  крышку.  Крышка  немедленно  отскочила   обратно,
подброшенная взрывом, из квадратного лаза взметнулся фонтан чадного пламени.
Глеб снова толкнул крышку ногой и метнулся к  дверям,  держа  в  одной  руке
автомат, а в другой трубку сотового телефона.

Глава 15

   В Москве снова шел нудный  моросящий  дождь,  и,  глядя  в  окно,  сплошь
исчерченное пунктирными линиями сползавших по стеклу  капель,  генерал-майор
Малахов из последних сил  боролся  с  чугунной  и  беспросветной,  как  этот
ненастный мартовский день, тоской, которая стала все  чаще  наваливаться  на
него  в  последнее  время.  Причина  ставшей  привычным  спутником  генерала
мерихлюндии была не в погоде и даже не в том, как шли дела. Погода меняется,
а дела, сколько помнил Малахов, всегда выглядели так, словно на  завтра  был
запланирован конец света. Генерал-майор подозревал, что дело  тут  только  в
его возрасте, и старательно убирал с  глаз  долой  всевозможные  медицинские
брошюрки, которые  не  менее  старательно  и  как  бы  невзначай  все  время
подсовывала ему супруга. Он и без помощи специальной  литературы  знал,  что
курить натощак, литрами пить кофе и при этом круглые  сутки  жить  на  одних
нервах очень вредно для здоровья. Однажды он из любопытства заглянул в  одну
из подложенных коварной супругой на полочку в  сортире  брошюр  и  сразу  же
наткнулся на нечеткую черно-белую фотографию, подпись под  которой  гласила,
что на ней изображен  какой-то  гельминт,  угнездившийся  в  глазном  яблоке
человека. Пробежав глазами расположенный рядом с фотографией абзац,  генерал
с содроганием узнал, что гельминт - это, оказывается,  вид  глиста,  который
может беспрепятственно путешествовать по всему телу. Он  бомбой  вылетел  из
сортира и впервые за долгие годы громко  повздорил  с  женой,  хотя  отлично
понимал, что медицина - наука точная, по крайней мере в  том,  что  касается
классификации болезней и паразитов. Но, поскольку та же медицина уже  десять
лет подряд не могла излечить его супругу от  обыкновенного  варикоза,  он  в
приказном  порядке  велел  жене  убрать  из  дома  всю   эту   ?шарлатанскую
макулатуру? и оставить его в покое. Госпожа генеральша, женщина немолодая  и
умудренная многолетним опытом супружества, промолчала и даже убрала  с  глаз
долой  свою  ?походную  библиотечку  шамана?,  как   называл   ее   подборку
медицинской литературы генерал. Ровно  через  неделю  брошюры  снова  начали
попадаться Алексею Даниловичу на глаза, но  к  тому  времени  он  уже  успел
поостыть и молча игнорировал все  попытки  жены  просветить  его  в  области
диагностики и профилактики всевозможных заболеваний.
   Все эти медицинские размышления привели к тому, что генерал начал ощущать
тупую ноющую боль  в  области  желудка.  ?Язва,  что  ли,  начинается?  -  с
неудовольствием подумал он, продолжая упорно глазеть в окно, за которым  под
нудным дождиком стоически  мокли  голубые  кремлевские  ели.  -  Очень  даже
возможно. Давно пора. При такой работе можно только  удивляться,  что  ее  у
меня до сих пор не было."
   На столе у секретаря негромко загудел зуммер. Сидевший за столом  молодой
человек, который своим безупречным костюмом,  гладкой,  волосок  к  волоску,
прической и бесстрастным выражением чисто выбритого,  классически  красивого
лица напоминал Малахову сбежавший из дорогого бутика манекен, поднял  трубку
внутреннего телефона, несколько секунд молча послушал, так же молча  опустил
трубку на рычаги и негромко, очень вежливо сказал:
   - Генерал-майор Малахов. Прошу вас.
   Малахов встал, поправил галстук, узел которого почему-то опять уполз  под
левый уголок воротника, механическим жестом одернул полы пиджака и шагнул  к
высокой двустворчатой двери.
   Молодой человек каким-то непостижимым образом оказался там раньше него  и
предупредительно распахнул перед генералом тяжелую правую  створку.  Малахов
сделал над собой титаническое усилие и не поморщился, понимая, что  протокол
есть протокол  и  что  высшая  государственная  власть,  несомненно,  должна
всемерно поддерживать собственный авторитет, хотя это  и  приводит  порой  к
определенным издержкам наподобие этого прилизанного подхалима со ?стечкиным?
за левым лацканом дорогого, сшитого на заказ пиджака.
   Генерал мысленно одернул себя. В конце концов, молодой человек в приемной
вовсе не был виноват в том, что у генерал-майора Малахова в последнее  время
было отвратительное настроение,  усугублявшееся  плохой  погодой,  болями  в
желудке и тем обстоятельством,  что  на  входе  в  здание  у  него  отобрали
пистолет, который он по старой памяти продолжал повсюду таскать за  собой  в
потертой, насквозь пропитавшейся его потом,  потемневшей  наплечной  кобуре.
Тренированный, специально выращенный, выхоленный, вышколенный,  чуть  ли  не
клонированный самец, сидевший там, где по обычной логике вещей  должна  была
сидеть хорошенькая девчушка  с  наманикюренными  пальчиками,  был  абсолютно
непричастен к тому, что генерал-майор, входя в высокую двустворчатую  дверь,
немного побаивался выйти оттуда полковником, а то и вовсе майором.
   Генерала приняли с привычной  вежливостью  и  даже  намеком  на  теплоту,
которые он хорошо помнил еще по тем временам, когда  хозяин  этого  кабинета
заправлял  делами  на  Лубянке.  Но  времена  переменились,  и  переменились
обстоятельства, так что Малахов, как-то вдруг устав идти по мягкой  ковровой
дорожке, скромно приземлился на пружинистое сиденье кресла  где-то  ближе  к
середине  длинного,  как  скоростная  автострада,  Т-образного   стола   для
заседаний.
   - Поближе,  Алексей  Данилович,  -  просматривая  одним  глазом  какие-то
бумаги, пригласил хозяин. - Располагайтесь поудобнее, у меня к вам серьезный
разговор.
   Малахов встал и пересел поближе, сердито  гадая,  на  каком,  собственно,
основании он ощущает себя приговоренным к расстрелу. ?Мания преследования, -
словно наяву услышал он голос жены. - Паранойя. Допрыгался, голубчик!"
   Пока  генерал  занимался  передислокацией,  в  кабинете  бесшумно  возник
прилизанный молодой человек, нагруженный подносом  с  чайными  причиндалами.
?Когда он успел? - поразился Малахов. - Вот это дрессировочка!? Чаю  ему  не
хотелось совершенно.
   Окончательно разозлившись на себя, он сел  свободнее,  придвинул  к  себе
наполненную молодым человеком чашку  и  начал  бесцельно  помешивать  в  ней
тонкой серебряной ложечкой, ожидая начала разговора.  Отданный  самому  себе
категорический приказ не  раскисать,  как  обычно,  сработал  безотказно,  и
генерал почти пришел в норму, с каждой секундой внутренне  твердея,  но  тут
ему некстати вспомнились огромные сухие глаза Ирины Быстрицкой, с которой он
виделся дважды с тех пор, как Глеб получил задание и исчез, не то погибнув в
сгоревшем самолете, не  то,  наоборот,  выжив.  Рука  генерала  предательски
дрогнула, и ложечка тоненько звякнула о коллекционный фарфор.
   - Мы с вами старые знакомые, Алексей Данилович, - сказал хозяин кабинета,
задумчиво вдыхая поднимавшийся над чашкой ароматный  пар,  -  поэтому  я  не
стану ходить кругами и сразу перейду  к  основному  вопросу.  Как  вы  лично
оцениваете шансы на то, что наше.., гм.., наше с вами общее дело  завершится
благополучно? Надеюсь, нет нужды объяснять, о каком именно деле я говорю.
   - Да уж не о построении коммунизма, надо полагать, - неожиданно для  себя
самого съязвил Малахов, у которого и в мыслях не было язвить, препираться  и
вообще хамить человеку, недавно ставшему хозяином этого роскошного по  любым
меркам помещения. - Виноват, - поспешно добавил он.
   Хозяин коротко улыбнулся и кивнул, давая  понять,  что  он  не  в  обиде.
Улыбка вышла механической, не  вполне  живой,  потому  что  устремленные  на
Малахова глубоко посаженные глаза не улыбались, предоставив дипломатию рту.
   - Итак? - спросил он и пригубил чай.
   - Шансы? - для разгону повторил  Малахов.  -  Ну  Я  не  вполне  готов  к
подобному разговору. Дело в том, что все,  что  я  могу  сказать,  относится
скорее к области эмоций, в то время как  факты  указывают  на  то,  что  наш
человек погиб. Его багаж был найден среди  обломков,  и  вообще  я  не  вижу
причин, по которым он мог бы опоздать на тот самолет.
   - Это мне известно. Ну а что там  насчет  ваших  эмоций?  Я,  знаете  ли,
привык порой доверять эмоциям профессионалов больше, чем фактам. Голый  факт
- вещь  зачастую  однобокая,  в  то  время  как  то,  что  принято  называть
интуицией, является результатом сложного синтеза, идущего в подсознании.  За
этим процессом ни одному компьютеру не угнаться.
   Малахов пожал плечами, против воли чувствуя себя польщенным.
   - Не верю, - сказал он. - Не верю, что Гле.., что этот  человек  мог  так
запросто дать себя убить. Так примитивно, так  нелепо...  Кстати,  его  жена
тоже в это не верит.
   - Вы что, контактируете с его женой? Вот уж  чего  от  вас  не  ожидал...
Непрофессионально это, Алексей Данилович, как вы полагаете?
   Малахов развел руками.
   - Так уж вышло. Поверьте, я избежал  бы  этого,  если  бы  мог.  И  между
прочим, его жене можно доверять. Она с ним рядом уже долго, прошла  огонь  и
воду и знает его так, как не знает никто. Так вот, когда я ей сообщил о.., о
том самолете, она прямо сказала, что это чепуха. Тем более что тело так и не
нашли.
   - Ну с телами там, насколько мне известно, вообще была проблема...
   - Так точно. Это, как я уже говорил, одни эмоции.  Но  есть  и  кое-какие
факты, с трудом поддающиеся объяснению, если считать,  что  наш  человек  не
добрался до места.
   - Вы имеете в виду того полковника... Логинова, да?
   - Полковник Логинов, старший прапорщик Славин, двое рядовых-контрактников
и  один  местный  житель.  Последние  четверо   непосредственно   занимались
подготовкой и отправкой ?груза-200?. Рядом с телом Логинова нашли...
   - Я ажио, что именно там нашли. Но с тех пор прошло  уже  довольно  много
времени. Может быть, с полковником расправились сами чеченцы? В сводке  было
много этого местного...
   - Да, я читал сводку. Но я  вот  о  чем  подумал:  если  наш  человек  по
какой-то причине принял решение не лететь самолетом,  отправив  вместо  себя
багаж, значит, он прибыл на место буквально с голыми руками.  Разумеется,  в
таком случае операция должна занять гораздо больший срок.
   В запальчивости генерал забыл о том, что несколько минут  назад  ему  был
противен даже вид чая, и, поднеся чашку к губам, сделал жадный глоток.
   - Я бы не спешил его хоронить, - добавил он.  Хозяин  кабинета  помолчал,
задумчиво вертя в пальцах чашку и полуприкрыв  глаза.  Малахову  показалось,
что тишина в кабинете звенит как натянутая струна.
   - Н-да, - сказал хозяин.  -  А  вам  не  кажется,  что  было  бы  разумно
отправить туда еще кого-нибудь? А то  мы  с  вами  напоминаем  двух  старух,
которые молятся Господу о ниспослании дождя вместо того, чтобы взять в  руки
ведра и полить огород.
   - В настоящую засуху с ведрами не  набегаешься,  -  сдержанно  огрызнулся
Малахов и озадаченно замолчал, сам не вполне  понимая,  что  именно  имел  в
виду.
   В кабинете снова повисла напряженная тишина. Хозяин размышлял, а  Малахов
просто ждал, как ждал уже почти две недели подряд, сам не понимая,  чего  он
ждет, но испытывая странную благодарность к сидевшему за столом человеку  за
то, что тот оставил принятие окончательного решения до  встречи  с  ним.  Он
открыл рот, чтобы сказать, что засылка очередной группы с тем  же  заданием,
что и у Слепого, может оказаться просто опасной:  если  Сиверов  жив,  он  и
посланные за ним следом люди рано или поздно столкнутся, а поскольку  ни  на
них, ни на Слепом не написано, кто они такие, из  этого  столкновения  может
получиться черт знает что. Но готовые сорваться с его языка  слова  замерли,
потому что тишину кабинета внезапно взорвала приглушенная мелодичная трель.
   Малахов закрыл рот и  вежливо  отвел  глаза,  давая  хозяину  возможность
ответить на звонок, но тот почему-то не стал брать  трубку,  а  с  некоторым
удивлением посмотрел на генерала. Звонок повторился, и только тогда  Малахов
понял, что это звонит мобильник у него в кармане.
   - Виноват, - сказал Малахов и  принялся  шарить  по  карманам  в  поисках
трубки, - сейчас я его отключу.
   - Зачем же, - сказал хозяин. - Ответьте. А вдруг это что-то важное.
   Малахов с сомнением пожевал  губами,  поскольку  сильно  подозревал,  что
звонит его супруга, чтобы узнать, когда же  ее  благоверный  наконец  явится
домой, но все же вынул трубку из кармана и ответил на вызов.
   - Слушаю, - не слишком приветливо сказал он и вдруг  подался  вперед  так
стремительно, что сильно толкнул грудью стол. - Что?! - почти закричал он. -
Ты? Откуда ты? Что происходит?
   Хозяин кабинета, отошедший  было  к  окну,  чтобы  не  мешать  разговору,
стремительно обернулся и вопросительно  поднял  брови.  Поймав  его  взгляд,
Малахов яростно закивал головой и выставил большой палец, показывая, что был
абсолютно прав в  своих  предположениях  и  предчувствиях.  Хозяин  с  самым
заинтересованным видом вернулся за стол и стал прислушиваться  к  разговору,
хотя прислушиваться, строго говоря, было не к чему:  Малахов  теперь  только
кивал головой, время от времени издавая  утвердительное  мычание.  Потом  он
прикрыл микрофон рукой и быстро сказал,  опуская  титулы,  звания  и  прочую
мишуру, при помощи которой подчиненные выражают свое уважение к  начальству,
особенно начальству столь высокого ранга:
   - Нужно немедленно запеленговать звонок и выслать туда звено штурмовиков.
Немедленно!
   Это прозвучало почти как приказ, но ни сам  Малахов,  ни  его  собеседник
этого даже не  заметили.  Когда  генерал  убрал  от  микрофона  ладонь,  оба
услышали доносившееся из трубки прерывистое потрескивание, как будто  внутри
нее кто-то жарил воздушную кукурузу.

***

   Он поспел к дверям как раз вовремя, чтобы увидеть, как по одному и парами
вбегавшие в ворота мастерских люди бросились врассыпную и