то  отыскать  человека,
взломавшего сейф. Немотивированные преступления тем и страшны, что могут
коснуться каждого.
   Здесь,  правда,   круг   поисков   немного   сужался:   маньяк   явно
интересовался молодыми девушками и девочками. Но все равно охватить весь
огромный город было сложно.
   "Если не удастся поймать самого маньяка, то  нужно  хотя  бы  сделать
вид, что  работа  в  этом  направлении  ведется",  -  подумал  полковник
Студинский и тут же припомнил, что жена ему рассказывала о девочке  Кате
из их школы, которую на улице преследовал какой-то незнакомый мужчина.
   Конечно же, Владимир Анатольевич знал, что половина таких рассказов -
это вымыслы детей,  напуганных  сообщениями  о  маньяках,  что  девчонки
горазды выдумывать разные нелепости, лишь бы на них  обратили  внимание.
Но случай с Катей был ему на руку. Милиция  им  не  заинтересовалась,  и
Студинский вполне мог сделать вид, что вышел хоть на какой-то след.
   Вместо того, чтобы задействовать поисковые группы,  он  всего-навсего
позвонил жене и узнал номер телефона одноклассницы своей дочери.
   Дома оказалась бабушка. Представившись, полковник Студинский  сказал,
что вскоре заедет к ним. Рассказ девочки оказался на удивление  коротким
и целиком и полностью  подходил  Студийскому  для  того,  чтобы  создать
видимость работы.
   - Если можно, я хотел бы проехать с  Катей  в  управление,  -  сказал
полковник.
   - Могу я поехать вместе с внучкой? - бабушке явно было нечего делать,
и она готова была ехать хоть на край света.
   - Нет, - твердо ответил полковник, -  к  сожалению,  не  положено  по
инструкции.
   Он соврал, не моргнув глазом, зная, что на  людей  старшего  возраста
такие магические слова, как "инструкция", "предписание", действуют лучше
всяких уговоров.
   - Не положено - так не положено, - бабушка стала собирать Катю.
   Та сразу же преисполнилась сознанием собственной значимости и мечтала
только о том, что во дворе будет кто-нибудь из  подруг,  кто  сможет  ее
увидеть вместе с  таким  важным  человеком,  как  полковник  Студинский.
Машина ждала у самого подъезда - черная "волга" с антенной радиотелефона
на крыше.
   Студинский предложил девочке-четверокласснице  устроиться  на  заднем
сиденье, а сам сел рядом с шофером.
   - Так вот, Катя, пока мы с тобой будем ехать, ты попробуй мне еще раз
рассказать, что с тобой случилось, от того  момента,  как  ты  вышла  из
автобуса.
   - Этот мужчина пошел за мной следом. Я пробовала идти медленнее -  он
тоже шел медленнее, я спешила - и он спешил за мной.  Мы  трижды  обошли
наш дом, и он не отставал от меня. А потом, когда я вошла в дом, то тоже
хотел поехать на лифте. Но я не поехала, а пошла по лестнице. И он пошел
за мной. А потом я позвонила  в  дверь,  открыли  соседи...  А  он  стал
оправдываться. Говорил, что ищет похожую на меня девочку.
   - Отлично, Катя. Пока мы будем ехать, постарайся припомнить,  как  он
выглядел.
   Полковник Студинский уже составил себе представление о  том,  что  он
сможет выудить у Кати. Ему нужен был словесный  портрет  предполагаемого
преступника, а еще лучше  -  его  фоторобот.  Эта  информация  могла  бы
превратиться в бумаги, которые можно будет положить в папку и обозначить
ими проделанную работу. Ясное дело, Студинский  даже  не  думал  всерьез
искать преступника. Ему важна была хотя бы формальная видимость работы.
   Вскоре он вместе с Катей сидел в затемненном зале. Перед  ними  горел
белый киноэкран.
   - Сейчас мы будем показывать тебе кино, - сказал Владимир Анатольевич
и громко распорядился:
   - Глаза, пожалуйста.
   На экране полоской возникли глаза.
   - Смотри-ка, такие были у того мужчины или немножко другие?
   - Вроде бы эти, - сказала Катя.
   - А ты подумай.
   Одни глаза сменились  другими.  Девочка,  склонив  голову,  принялась
грызть палец.
   - Может, все-таки такие? - поинтересовался Студинский.
   Девочка молчала.
   Еще одна пара глаз проплыла по экрану.
   - Вот эти, - сказала Катя.
   - Но ты же говорила, такие, как первые?
   - А может, и такие.
   Вслед  за  глазами  на  экране  возникали  губы,  носы,  уши,  разные
прически.
   Наконец, через полчаса Владимир Анатольевич понял: Катя абсолютно  не
запомнила того мужчину. Наверное, она вообще боялась повернуться к нему,
боялась взглянуть в его лицо. А полковник невольно поймал себя на мысли,
что собирает на экране портрет Федора Молчанова или, во  всяком  случае,
мужчину, очень похожего на него.
   "Тьфу ты! - подумал полковник. - Наверняка толку от нее не будет".
   Но половина дня уже была истрачена, а вновь возвращаться к началу ему
уже не хотелось.
   "Пусть будет такой портрет", - подумал он и поблагодарил девочку.
   - Спасибо тебе, Катя. Если вспомнишь что-нибудь еще, то вот тебе  мой
телефон, - он протянул школьнице карточку плотного картона с  написанным
на ней номером служебного телефона.
   Бабушка уже успела поволноваться, и лишь  только  внучка  переступила
порог квартиры, засыпала ее вопросами.
   - Что там было? О чем тебя спрашивали?
   А та, желая показаться в глазах бабушки  важной,  стала  рассказывать
всяческую чепуху. Принялась врать, что ее водили по коридорам тюрьмы,  и
она заглядывала в клетки  с  преступниками,  которых  наловили  по  всей
Москве.
   Единственное, о чем не хватило у нее смелости соврать, так это о том,
что того самого мужчину поймали и она опознала его. Бабушка слушала,  не
возражала, и лишь согласно кивала головой.
   Все остались довольны: Катя - тем, что пропустила занятия в  школе  и
теперь ей не нужно делать домашнее задание, бабушка -  тем,  что  сумела
выговориться,  общаясь  с  полковником  Студинским.   А   сам   Владимир
Анатольевич наконец-то смог положить в папку фоторобот и  две  странички
текста  -  незамысловатый  рассказ  школьницы,  снятый   секретаршей   с
магнитофонной ленты.
   Если бы он знал, что в это время происходило в Дровяном переулке,  он
наверняка бросил бы все дела в управлении и мчался бы туда сломя голову,
по дороге выкрикивая в рацию: "Да скорее же присылайте подмогу!"
   Фургон "Кока-Кола" стоял немного накренясь, въехав двумя колесами  на
бордюр - уж очень узкий был переулок. Шофер скучал, сидя в кабине, и  то
и дело покручивал ручку настройки радио. Он слушал то станцию "Свобода",
то  "Радио-РОКС".  На  немноголюдной  улице  ничего  примечательного  не
происходило. Не станешь же несколько часов следить за тем,  как  выходят
из кафе, заходят в него.
   Газеты, купленные в киоске, были прочитаны за полчаса.
   Зато  двум  коллегам  шофера,  устроившимся  в  кузове,  было  не  до
безделья.
   Все внутренности  просторного  фургона  были  напичканы  аппаратурой.
Здесь крутились бобины магнитофонов, мерцали индикаторные лампочки. То и
дело аппаратуру приходилось настраивать, уж  слишком  слабыми  оказались
сигналы, исходящие из дома со скромной вывеской "Экспо-сервис Ltd". Двое
мужчин почти не обращали друг на друга внимания. Каждый из них был занят
своим делом. Один, в  годах,  водрузил  на  свою  лысеющую  голову  пару
наушников  и,  покручивая   ручку   настройки,   пытался   отделить   от
сопутствующих шумов голоса говоривших в комнате.
   Наконец,  потрескивания,  пощелкивания  и  гудение  ушли,  и   голоса
прорисовались довольно четко. Но  вместо  того,  чтобы  разговаривать  о
государственных  тайнах,  двое  охранников  делились  воспоминаниями   о
вчерашней пьянке. И самое странное:  то,  что  не  помнил  один,  хорошо
помнил другой. И так вдвоем они выстраивали цельную  картину  вчерашнего
дня.
   Слухач вклинился как раз  тогда,  когда  они  рассуждали,  стоило  ли
мешать шампанское с водкой. Оба сходились на том, что не стоило. Но  тут
же были вынуждены признаться -  им  никогда  не  удается  избежать  этой
ошибки.
   - Я вот проснулся утром, - вспоминал один из  охранников,  -  вижу  -
кто-то рядом со мной в постели. Смотрю, а вспомнить ее не могу.  И  даже
не знаю, было у нас что-нибудь или нет.
   - А она что говорит? - спрашивал второй.
   - Тоже ничего не помнит.
   - А я помню,  -  послышался  короткий  сухой  смех,  так  похожий  на
пощелкивание ногтем по микрофону, - помню, как затащил в кровать, помню,
как Людка раздевалась... Помню даже, что лег на нее. А потом как  начало
ее мутить... Еле слезть успел.
   - А вот меня никогда не тошнит, - не без  гордости  признался  второй
охранник. - Все что угодно: вырубиться могу, под  столом  проснуться,  а
вот чтобы тошнило - не было такого.
   - Вот это-то и плохо, -  огорчался  его  приятель.  -  Если  организм
здоровый, не отравлен  алкоголем,  то  пьянеешь  после  первой  половины
бутылки. А если  больше  выпьешь  -  обязательно  тошнит.  Значит,  твой
организм уже отравлен. Ты уже привык к алкоголю, и недолго тебе осталось
занимать место на службе.
   - Если бы всех, кто так пьет, выгоняли с нашей работы,  -  рассмеялся
охранник, - некому было бы и службу нести.
   Голоса стали уходить куда-то вдаль. Вновь послышались шумы.
   - Опять глушилки включили, - поморщился слухач и защелкал  клавишами,
пытаясь внести коррекцию. - Если я привезу такой  отчет,  где  только  о
девках да о водке рассказывают, то и мне недолго служить останется.
   Он спустил наушники на шею и повернулся к своему  напарнику.  Тот  не
отрывал взгляда от экрана, на котором то возникали, то исчезали  столбцы
цифр, обрывки текста.
   - Ну что, Васильевич, там у тебя? Получается?
   - Да тут хренотень какая-то, - не  оборачиваясь,  отвечал  тот,  кого
назвали Васильевичем.
   - А тебе  что,  нужно  знать,  о  чем  речь  идет  или  только  снять
информацию?
   - Да в общем-то все равно, - пожал плечами Васильевич, - но так можно
и компьютерных игр назаписывать, да еще и вирусов к ним в придачу.
   Слухач отложил наушники и, ступая по немного наклонному полу, подошел
к напарнику.
   - Васильевич, что-то не нравится мне этот дом.
   - О чем они хоть там говорят?
   - Да все о том же - о бабах, о водке... А ты торчи тут и слушай,  как
дурак.
   - А вот теперь снова на английском текст пошел, -  Васильевич  указал
коротким, как обрубок, пальцем, на монитор. -  Я,  конечно,  запишу,  но
черт его знает, что там написано!
   -  Давай-ка  лучше  перекусим,  -  предложил  слухач,  вытаскивая  из
портфеля газетный сверток.
   На столике, освобожденном от магнитофонных  лент,  мужчины  разложили
незатейливую снедь и, поставив перед собой два пакета молока,  принялись
перекусывать.
   - Эх, пивка  бы!  -  мечтательно  произнес  слухач,  прикладываясь  к
отрезанному углу пакета с молоком.
   - И рыбки, - Васильевич скосился на экран монитора, где то  возникали
цифры, то вновь исчезали в сером электронном месиве.
   - Давай водилу пошлем, - предложил слухач.
   - Так по инструкции же не положено, - засомневался Васильевич, но  по
его глазам было видно: за пиво он готов пожертвовать и инструкцией.
   Слухач подошел к торцовой стене и постучал в прямоугольник задвижки.
   Тот отошел в сторону, блеснули глаза водителя.
   - Чего вам?
   Слухач запустил руку в карман и протянул водителю купюру.
   - Не в службу, а в дружбу... Сбегай за  пивом,  да  прикупи  скумбрию
пожирнее, - попросил он.
   Водитель крякнул, что-то пробурчал, но деньги все-таки взял.  Слухач,
удовлетворенный собой, вернулся на место.
   - Принесет, Васильевич, не беспокойся.
   Теперь мужчины уже с отвращением смотрели на молоко.
   Шофер аккуратно перегнул банкноту пополам, положил в нагрудный карман
пиджака и вышел на улицу.  Он  даже  не  успел  захлопнуть  дверцу,  как
услышал над самым своим ухом вкрадчивый мужской голос:
   - Если дернешься - продырявлю.
   И тут же  почувствовал,  как  ему  под  ребра  уперся  жесткий  ствол
пистолета. Шофер прекрасно знал, что такими словами обычно не бросаются.
   - Не оборачивайся, не  оборачивайся,  -  вновь  послышался  шепот.  -
Сделай шаг назад. Так... Отпусти ручку дверцы...
   Чья-то рука скользнула ему за пояс и вытащила пистолет.
   - Второго у меня нет, - поспешил предупредить водитель.
   - Вот так-то, - снова зазвучал шепот. - А  теперь,  падла,  подождешь
сорок минут и только после этого можешь доложить своему начальству,  что
машину у тебя угнали.
   Шофер хотел было возразить, что он не водитель фургона "Кока-Колы", а
сотрудник ФСБ, но по  тому,  как  безразлично,  безо  всякой  ненависти,
звучал голос, понял: перед ним тоже сотрудник каких-нибудь спецслужб.  И
посчитал за лучшее выполнить приказание.
   Он, не оборачиваясь, отступил и  почувствовал,  как  ствол  пистолета
медленно уходит в сторону.
   - Так вот, через сорок минут, не раньше.
   Единственное, что он успел увидеть, так это спину мужчины, садящегося
в кабину. Автомобиль взревел мотором и  рванулся  вперед.  Водитель  еле
успел отскочить, иначе его наверняка бы сшибло выступавшим  за  габариты
фургоном.
   Еще пять минут - и улица опустела.
   Водитель тряхнул головой, как бы желая проверить, не сон ли  это.  Но
нет, он стоял один на пустой улице, а машина исчезла. Он тут же  отыскал
глазами телефон-автомат  и  бросился  к  нему.  Но  лишь  только  трубка
оказалась у него в руках, кто-то взял его за локоть.
   - Тебе что сказали! - мягко прозвучал голос. - Иди себе тихонько, как
раз через сорок минут и дойдешь. Скажи своему начальству, что нечего тут
делать людям, чье ведомство называется тремя буквами. Ясно тебе?
   Шофер  вздрогнул  и  кивнул.  А  затем  медленно  двинулся  прочь  от
телефона-автомата.
   Слухач и его напарник даже не успели поймать пакеты с молоком.
   Васильевич вообще не удержался  на  стуле  и,  упав  на  пол,  больно
ударился головой о металлическую ножку стола.
   - Он что, вконец охренел? - возмутился слухач, хватаясь в  трясущемся
фургоне то за спинку стула, то за край стола.
   Он пробрался к перегородке и  попробовал  открыть  задвижку.  Но  та,
казалось, намертво приросла к стенке.  Тогда  слухач  принялся  колотить
кулаками в перегородку и кричать:
   - Стой, дурак! Куда ты понесся?
   Но гробовое .молчание было ему ответом.
   - Сейчас же выходи на связь, Васильевич! - закричал слухач. - Скорее!
   И не дожидаясь, пока его напарник опомнится, сам  бросился  к  пульту
связи. Не успел он пробежаться пальцами по  клавиатуре,  как  в  фургоне
внезапно  погас  свет.  Вместе  с  центральным  плафоном   погасли   все
индикаторы.
   - Ток, ток отключили! - кричал  слухач  в  темноту.  Но  что  он  мог
сделать?
   Дверь блокировалась из  кабины,  аппаратура  оказалась  обесточенной,
машина неслась по московским улицам. Стучать в стену, звать  на  помощь?
Он и сам знал - это бесполезно. Звукоизоляция в фургоне была отличной. И
тогда слухач затих. Он на ощупь добрался до стула и только вслушивался в
частое дыхание своего напарника, которое доносилось откуда-то  снизу,  с
пола.
   Мужчина,  сидевший  за  рулем,  наугад  выбрал  одну  из  лежащих   в
углублении кассет и опустил ее  в  магнитолу.  Кабину  наполнили  резкие
звуки музыки.
   Через  полчаса  фургон  уже  мчался  по  шоссе.   Впереди   замаячила
бензозаправка. Она стояла на самом повороте. Шоссе резко уходило влево.
   Мужчина вышел из кабины, обошел автомобиль, откинул крышку бензобака.
В горловину он опустил ветошь. Та  быстро  втянула  в  себя  дизтопливо.
Щелкнула зажигалка. Маленький синий огонек вскоре перекинулся на  тряпку
и зачадил черным дымом.  После  этого  мужчина  распахнул  дверцу,  снял
автомобиль с ручного тормоза, и тот медленно покатился по направлению  к
бензозаправке. Но уже вскоре машина разогналась.
   Девушка, сидевшая в стеклянной  будке,  даже  не  успела  вскрикнуть,
когда фургон с яркой надписью "Кока-Кола"  снес  подряд  три  колонки  и
замер. Но  это  длилось  всего  лишь  несколько  секунд.  Затем  бензин,
хлеставший из перебитых труб, ярко вспыхнул.
   Сквозь  гудение  огня  еле-еле  прорывались  крики  слухача   и   его
напарника, пытавшихся в темноте вышибить дверь металлическим столом.
   Мужчина смотрел на пылающую бензозаправку из-за кустов. Он  дождался,
когда прогремел взрыв подземного бензохранилища, и  только  тогда  исчез
среди деревьев.

***

   Ирина Быстрицкая вместе с дочерью уже успели обжиться в этом  большом
неуютном доме, обставленном богато и со  вкусом,  но  все  равно  как-то
казенно.
   Вещи и мебель, к которым прикасалась Ирина, казались ей холодными. Ее
утешало одно - девочка чувствовала  себя  здесь  как  дома.  Она  быстро
освоилась в большом саду, знала все  его  потаенные  уголки.  И  не  раз
Быстрицкой приходилось подолгу ее разыскивать. Аня любила  забираться  в
самую чащу - туда, куда не ступала и нога садовника.
   Женщина  никак  не  могла  понять,  в  качестве  кого  же  она  здесь
находится.
   Если  верить  генералу,  то  ее  здесь  охраняют  от  врагов   Федора
Молчанова. Но на это было  мало  похоже.  Скорее  всего,  охрану  больше
беспокоило то, чтобы Ирина ни на секунду не ускользала от  их  внимания.
Она даже несколько раз проверяла эту свою догадку. Подходила  поближе  к
воротам и замечала, каким напряженным  становится  лицо  охранника.  Тот
бросал свое обычное занятие - чтение газеты,  если  поблизости  не  было
начальства, или же  бесцельное  разглядывание  стенки,  если  начальство
находилось рядом. Стоило Ирине вплотную подойти к воротам, как  охранник
мягко, но убедительно просил:
   - Прошу вас не приближаться к воротам.
   Ирина несколько  раз  пробовала  упросить  майора  Миронова,  который
неотлучно находился в доме, чтобы тот разрешил ей позвонить.  Но  и  тут
она натыкалась на вежливый отказ:
   - Не положено.  Я  должен  посоветоваться  с  начальством.  Возможно,
завтра.
   Такие ответы, естественно, никак не могли  удовлетворить  Быстрицкую.
Но спрашивать в открытую она все-таки не решалась.
   Однажды после обеда она устроилась в комнате с дочерью, чтобы немного
позаниматься с нею. Как раз с утра майор Миронов привез все  оставленные
дома учебники и даже заехал в школу,  переписал  домашнее  задание.  Аня
сидела, склонившись над тетрадкой, и аккуратно выводила одинаковые буквы
"А", стараясь сделать это так, как было показано в прописях.
   Быстрицкая услышала, как  открываются  ворота,  и  во  двор  въезжает
машина.
   Сердце у нее забилось чаще.
   "Может, это Федор?" - подумала она и выглянула во двор.
   Но нет, приехал какой-то неизвестный  ей  человек  в  строгом  черном
костюме и завел разговор с майором Мироновым. Шофер тем временем  открыл
все дверцы и, взяв в  руки  щетку,  принялся  сметать  пыль  с  коврика.
Мужчины, беседуя, зашли в  дом,  и  вскоре  Ирина  уже  слышала  их  еле
различимые шаги в коридоре.
   - Может, мне стоит поговорить с ней  самому?  -  произнес  незнакомый
Ирине голос.
   Быстрицкая, чтобы лучше слышать, подошла к самой двери  и  припала  к
ней ухом.
   "Ну и глупо же я буду выглядеть, если они  сейчас  спуда  войдут!  Но
нет..." - тут же спохватилась  женщина,  здесь  никто  без  стука  в  ее
комнату не входил. И она продолжала слушать.
   Майор  Миронов  ответил  что-то  невнятное,  его  слова  потонули   в
покашливании незнакомца. Вскоре скрипнула дверь,  и  все  звуки  стихли.
Вновь дом погрузился в тишину.
   Быстрицкая попросила дочь:
   - Сиди здесь и никуда не выходи.
   - Поняла. А можно я начну рисовать новую строчку? Ирина даже не сразу
поняла, о чем идет речь.
   - Какую?
   - Из буковок "Б".
   - Запомни, Аня, буквы не рисуют, а пишут, - напомнила дочери Ирина  и
выскользнула в коридор.
   - Мама, - позвала Аня.
   Быстрицкая приложила палец к губам и затем погрозила дочери:
   - Сиди на месте, иначе ты все испортишь.
   Аня обиженно надула губы  и  вновь  принялась  не  писать,  а  именно
рисовать буквы "Б".
   В коридоре  было  пять  дверей.  Одна  вела  в  их  комнату,  другая,
напротив, как знала Ирина, скрывала за  собой  гардеробную.  А  вот  три
остальных до сих пор оставались  для  нее  тайной.  Она  остановилась  у
ближайшей и прислушалась