ь.
   А Настенька вся горела, металась. Суматоха в доме была невероятная.
   Автомобиль "скорой помощи" влетел во двор с включенной мигалкой. Илья
Железовский, дежурящий  в  машине,  даже  подскочил  на  сиденье,  когда
"скорая" пронеслась рядом с "жигуленком".
   - Что за  чертовщина!  -  пробормотал  он  и  только  сейчас  обратил
внимание, что окна в  соседней  с  генералом  Потапчуком  квартире  ярко
светятся и за шторами мелькают тени.
   Бригада "Скорой помощи" вбежала в лифт и поехала на  четвертый  этаж.
Они побыли в квартире  Изумрудовых  минут  двадцать  пять.  Девочке  был
сделан укол, даны какие-то лекарства, выписан  рецепт,  и  молодой  врач
начал втолковывать взволнованным родителям и бабушке Насти:
   - Утром,  сразу  же,  как  откроется  поликлиника,  покажите  ребенка
участковому врачу. Так будет лучше. У нее, по-видимому,  режутся  зубки.
Маленький ребенок, он же не скажет, что у него болит, что его беспокоит.
   Медики покинули квартиру Изумрудовых. Настенька от укола  успокоилась
и уснула на руках у матери.
   А утром, в начале восьмого, Павел  Изумрудов  вызвал  свою  машину  с
водителем для того чтобы отвезти  дочь,  которую  он  любил  безумно,  в
поликлинику. Они вышли все вместе - отец, мать Настеньки и  бабушка.  На
площадке они столкнулись с генералом Потапчуком -  его  автомобиль  тоже
был уже у подъезда.
   Железовский и Барташов сидели в своей машине.
   Они видели, как подъехала черная "волга" с двумя антеннами и  темными
тонированными стеклами.
   - Доброе утро, - поздоровался генерал Потапчук с соседями. - Куда это
вы спешите? Павел, что стряслось?
   - Да вот, Федор Филиппович, Настенька заболела, везем в поликлинику.
   - Давайте, давайте, - генерал вызвал лифт, дверь кабины открылась,  и
он пропустил вперед Светлану с девочкой на руках, бабушку с  коляской  и
Павла. Места в  лифте  для  генерала  уже  не  оставалось.  Павел  хотел
потесниться, но Федор Филиппович махнул рукой:
   - Поезжайте, поезжайте, я успею, - он  ободряюще  кивнул  Изумрудову,
мол, не волнуйся, все обойдется.
   Павел кивнул генералу в ответ и с тревогой посмотрел на ребенка,  уже
начинавшего  капризничать.  Дверцы  лифта  сомкнулись,  и  он   медленно
заскользил вниз.
   Где-то между вторым и третьим этажом раздался глухой взрыв,  секундой
спустя - еще один, более громкий.
   Генерала буквально отшвырнуло к стене.
   "Что за дьявол!"
   Подъезд, да и весь  дом,  казалось,  пошатнулся,  словно  от  мощного
подземного толчка. Посыпались стекла, запахло гарью. Разбитый  вдребезги
лифт рухнул в шахту.
   Водитель генерала Потапчука бросился к подъезду. Туда  же  кинулся  и
шофер шикарного  синего  "шевроле",  принадлежавшего  Павлу  Изумрудову.
Генерал Потапчук побежал вниз по  лестнице,  где  плотным  слоем  висели
клубы дыма и пыли. Двери квартир начали открываться, послышались  вопли.
И в этой панике  никто  не  заметил,  как  серый  "жигуль",  стоявший  в
середине двора, сдал назад, а затем  развернулся  у  подъезда  и  быстро
выехал в арку, покидая двор.
   Квартала через три машина преступников прижалась к обочине, пропуская
мчащийся по улице с включенной сиреной  и  мигалкой  автомобиль  "Скорой
помощи" и два красных автомобиля пожарной охраны.
   - Отбомбились, Илюша! - Барташов хлопнул Железовского по плечу.
   - Как будто...
   Им и в голову  не  могло  прийти,  что  погибли  люди,  абсолютно  не
причастные к их делам. Из четверых находившихся в  лифте  Бог  помиловал
лишь девятимесячную Настеньку. Ее-то и  вытащили  два  дюжих  пожарника,
забравшихся в лифтовую шахту  к  обломкам  искореженной  кабины  и  трем
трупам.
   Генерал Потапчук готов был сойти с  ума  от  охвативших  его  горя  и
ненависти.
   - Суки! Подонки!
   "Не в Изумрудова целились, С  бизнесменами  так  не  разбираются.  Вы
целились в меня. Но ничего, я до вас, мерзавцев, доберусь, и мало вам не
покажется!"
   Во дворе вскоре появились и тележурналисты. Генерал  Потапчук  сел  в
свою машину и отрывисто распорядился:
   - На службу. Скорее!
   Черная  "волга"  с  трудом  продралась  сквозь  скопление   пожарных,
милицейских и санитарных автомобилей,  а  также  огромную  толпу  зевак,
которая собралась почти  мгновенно.  Генерал  Потапчук  был  подавлен  и
мрачен, как никогда. Он чувствовал себя виновным в  смерти  близких  для
него людей.
 
*** 
 
   Минут через сорок после того как прогремел взрыв,  унеся  три  жизни,
капитан Барташов, откинувшись на спинку сиденья в машине, припаркованной
в одном из переулков рядом с Петровкой, потянулся к телефону.
   - Кому ты собираешься звонить? - спросил Железовский.
   - Как кому? А ты что, не догадываешься, что надо доложить?
   - Блин, - сказал Илья, - у меня это совсем вылетело из головы!
   - Вообще-то надо было сразу доложить. Коптев не любит проволочек.
   - Ладно, скажем, долго выезжали  с  места  происшествия.  Сам  будешь
говорить?
   Барташов набрал номер, прижал трубку к уху.  Прислушивался  несколько
секунд, потом начал трясти ее.
   - Херня какая-то! - пробурчал он. - Да что это такое!
   Он еще раз тряхнул трубку и принялся стучать  пальцем  по  микрофону.
Железовский посоветовал:
   - Олег, набери еще раз, может, не сработала долбаная электроника!  Не
люблю я все эти телефоны с наворотами.
   - Не из таксофона же звонить, - огрызнулся Олег.
   Он отключил телефон, вновь включил, набрал  номер  повторно.  Наконец
"долбаная электроника" сработала.
   - Это мы. Это  я,  -  сказал  в  трубку  Барташов.  -  Все  вроде  бы
чики-чики.
   - Какие на хер чики-чики! Вы что там устроили, придурки? Олухи! Я вас
всех... - из наушника хлынул длиннющий мат. Коптев  кричал  так  громко,
что слышал даже Железовский.
   Барташов пожал плечами и с недоумением  посмотрел  на  приятеля.  Тот
тоже явно ничего не понимал.
   - Майор, майор!!! - закричал так же громко и истерично Барташов. - Мы
все сделали! Что случилось?!
   - Что вы сделали, козлы?! Вы хоть знаете?
   - А что?
   - Радио включите, олухи! Вы кого грохнули?!
   - Как это кого - Потапчука. Он вышел из  квартиры,  прибор  сработал,
затем сел в лифт, мы и...
   - Долболобы!.. В лифте погибло трое, а четвертый -  ребенок!  Погибла
семья Изумрудова!
   - Какого еще Изумрудова?
   - Какого!.. Соседа Потапчука! Уроды,  пни  долбаные!  Мудаки!  Ничего
нельзя поручить!
   Железовский и Барташов сидели  с  бледными,  перекошенными  от  ужаса
лицами, тупо глядя друг на друга.
   - Где вы сейчас? - послышался нервный голос майора Коптева.
   - Возле Петровки.
   - Бросьте машину, загоните  куда-нибудь,  уничтожьте,  чтобы  никаких
следов! Вам все понятно, мудаки?
   - Да, понятно, - наконец взяв трубку из потной руки Барташова, сказал
Железовский.
   - Тогда действуйте. И смотрите у меня! Потом сразу доложите,  я  буду
на связи.
   Зеленый индикатор погас.
   - Во бля, - сказал Олег Барташов и стал дрожащими пальцами  извлекать
из пачки сигарету.
   - Дай и мне, - протянул руку Железовский.
   - На. Во, блин, заморочка! Откуда же  мы  могли  знать,  что  там  на
площадке появятся люди?
   - Так что же выходит... - до Ильи Железовского наконец-то дошло,  что
случилось в подъезде. - Получается, генерал жив?
   - А хрен его знает! Наверное, жив.
   - Взрыв-то был направленный, кабину в ошметки разнесло и тех, кто был
в ней. Представляю, что сейчас там творится! - Железовского передернуло.
Он засопел, закрыл ладонями лицо, втянул голову в  плечи.  Казалось,  он
сейчас разрыдается.
   - Да что ты слюни распустил, придурок! Надо думать, как выпутываться.
   - Все, нам каюк, Олег. Ты это понимаешь?
   - Да все  я  понимаю.  Но  безвыходных  ситуаций  не  бывает.  Коптев
прикроет, не сдаст.
   - А  за  майором  ведь  тоже  стоят  люди.  Ну,  погиб  какой-то  там
бизнесмен. Мало ли их гибнет? Ну и совпадалово: хотели генерала  рвануть
и сказать, что это шла охота  на  бизнесмена,  но  вот  генерал  жив,  а
бизнесмен подорвался.
   - А куда он перся, отморозок, ни свет ни  заря?  Все  было  четко,  -
словно бы  оправдываясь,  бормотал  Барташов.  -  Прибор  сработал,  что
квартира Потапчука открылась, лифт  поехал  вверх,  на  четвертый  этаж.
Затем дверь лифта закрылась, и он пошел вниз. Откуда мы могли знать, что
в лифте не Потапчук, а кто-то?
   - Да не могли мы знать! - заорал Железовский. - Не могли! Не могли! И
надо будет на этом стоять.
   - Фиг ли толку?  Сейчас  нам  с  тобой  кранты,  Илюха,  -  Барташов,
наоборот, стал говорить очень тихо. - И даже бежать  некуда,  найдут  же
гады. Вот грохнули бы генерала, все было бы нормально.
   - Слушай, а чего мы сидим в этой машине?
   - Как чего? Хочешь - выходи, иди в другую сторону.
   Может, твою фотографию уже раздали всей милиции.
   - Да нет, думаю, что до этого еще не дошло.
   Олег поерзал на сиденье и угрюмо сказал:
   - Ладно, запускай мотор, поехали отсюда. Рванем где-нибудь эту тачку,
а сами сядем в такси - и на квартиру. Пусть Коптев расхлебывает, это  же
был его план.
   - А что ему расхлебывать, - тяжело вздохнул Железовский,  поворачивая
ключ зажигания, - ему все по хрен. С него как  с  гуся  вода.  А  нам  с
тобой, Олег, из этой передряги не выбраться.
   - Не паникуй раньше времени...
   Офицеры-убийцы поочередно начинали нервничать и горячиться и  так  же
поочередно успокаивали друг друга. И оба при этом осознавали, что попали
в жуткую историю, выбраться из которой будет невероятно трудно или вовсе
невозможно.
   - Долбаный генерал!  -  повторял  и  повторял  Барташов.  -  Долбаный
генерал! Везучий, как змея. Ей отрубят хвост, а он заново отрастает.
   - Зоологию учить получше надо было. Это у ящериц хвосты отрастают!
   Илья вырулил со двора, и "жигули", взревев мотором, помчались вниз по
улице, к Лубянской площади. Барташов принялся  настраивать  приемник  на
московские новости. И вскоре они услышали  профессионально  бесстрастный
голос диктора, который сообщил, что в семь тридцать утра водном из домов
произошел  сильный  взрыв.  По  мнению  специалистов,  объем  взрывчатки
равнялся  полутора  килограммам  тротила.  Взрыв  был  направленный,   в
результате три человека - известный предприниматель Павел Изумрудов, его
жена и мать - погибли, и чудом осталась  в  живых  девятимесячная  Настя
Изумрудова. Далее шло рассуждение о том, что преступность распоясалась и
органы правопорядка ничего с ней не могут поделать...
   - Слышал? - спросил Барташов.
   - Слышал, - ответил Железовский. - Надо  же  было  такому  случиться!
Ведь мы же не хотели, правда?
   - Правда.
   По радио  уже  передавали  сводку  погоды  и  курсы  валют  в  разных
московских банках.
   Железовский, не выпуская руль, одной рукой выключил приемник и  уныло
проговорил:
   - Ну и дела! Хоть в петлю.
   Барташов отозвался не менее убитым голосом:
   - И не говори.
   - Как ты думаешь, нас найдут?
   - Нас будут искать, - убежденно сказал Барташов.
 
Глава 18 
 
   Показываться на глаза Ирине Быстрицкой  в  том  виде,  в  котором  он
вернулся из Калининграда, с еще кровоточащей раной, с повязкой на плече,
Глеб не хотел. К чему лишний раз волновать женщину? И так он  доставляет
ей много тревог и беспокойств. Глеб прибыл в Москву в  середине  дня  и,
взяв такси, сразу же отправился к себе на мансарду.  Глядя  на  него  со
стороны, ни за что было не догадаться, что у этого человека  прострелено
плечо.  Глеб  двигался  по-прежнему  ловко  и  собранно,  и  лишь  когда
неосторожно  шевелил  левой  рукой,  его   левый   глаз   чуть   заметно
прищуривался: рана все-таки напоминала о себе острой болью.
   В это время дня подъезды к дому, где располагалась  мансарда,  обычно
были пусты. В этом тихом престижном районе жили в основном бизнесмены да
пенсионеры - коренные москвичи. Бизнесмены с утра разъезжались на  своих
иномарках по офисам, пенсионеры личного транспорта не имели - вот и были
свободны проезды...
   Сиверов поднялся по лестнице бегом, как бы испытывая силы. Прежде чем
открыть дверь, внимательно осмотрел замок и дверной  косяк.  Нет,  никто
здесь не побывал в его отсутствие.
   Длинный ключ легко вошел в замочную скважину.
   Трехсторонние ригели втянулись в металлическое тело двери.  Родным  и
знакомым пахнуло на Глеба, когда он шагнул  в  свою  мастерскую.  Теперь
можно было расслабиться. Никто его  не  видел.  Первым  делом  следовало
выпить кофе и избавиться от назойливых  мыслей.  Сиверов  знал:  никогда
нельзя долго думать об одном и том же. Мозг зацикливается, гоняет  мысли
по кругу, и никакая свежая идея не может прийти в  голову.  Если  хочешь
решить какую-нибудь сложную задачу, подумай над ней, а  затем  па  время
забудь о проблеме. И решение придет само собой. Подсознание сделает свое
дело уже независимо от  воли  человека.  Главное  тут  -  настроиться  и
поставить перед собой задачу.
   - А как знал Слепой, лучшее средство проветрить мозги - это  включить
телевизор. Этакий пылесос для головы: можешь ни о чем не  думать,  глядя
на мелькание цветных кадров, вполуха слушая комментарии дикторов или  же
голоса актеров, вяло и небрежно дублирующих  зарубежные  фильмы.  Мягкое
кресло приветливо приняло  в  свои  объятия  хозяина.  Сиверов  подвинул
венский стул и забросил на него ноги.
   "Немного отдохну, потом приму душ", - решил он, проходясь пальцами по
кнопкам телевизионного пульта дистанционного управления.
   Маленький телевизор "Сони" стоял на  старой  тумбочке  в  самом  углу
мастерской, и его не сразу можно было заметить - естественно,  когда  он
не был включен.
   Но вот засветился экран. Ничто так не раздражало Глеба, как  реклама,
навязчивая и глупая. Среди рекламных  роликов  лишь  изредка  попадались
стоящие, способные вызывать улыбку или желание приобрести  рекламируемые
товары.  Обычно  реклама   оказывала   на   Сиверова   действие,   прямо
противоположное тому, на которое рассчитывали ее создатели.  Стоило  ему
посмотреть рекламу чая, кофе, шоколада, как напрочь пропадала  охота  их
покупать. Глеб был из тех людей, которые любят сами принимать решения  и
не терпят  над  собой  никакого  диктата.  Памперсы,  кофе,  жевательная
резинка, шоколадные батончики... С  неестественной  скоростью  сменялись
кадры, за которыми звучали деланно восторженные голоса.
   "Реклама - не жизнь, а ее суррогат", - подумал Сиверов, но  выключать
телевизор не спешил, именно  реклама  могла  помочь  ему  избавиться  от
всяческих сомнений.
   После изображения коробочки тампонов "Оби" на экране возникла голубая
заставка с циферблатом часов.
   Нервно,  как  показалось  Сиверову,  дергалась   секундная   стрелка.
Минутная  же   как   будто   навечно   замерла   неподалеку   отделения,
обозначающего двенадцать часов.
   Выпуски новостей тоже очень часто производили на Сиверова  удручающее
впечатление. Нет, он не  считал,  что  тслеведущие  врут,  они  говорили
правду. Но только не всю, утаивая самое основное и главное.
   Политики встречались, общались, жали  друг  другу  руки,  подписывали
протоколы, договоры, заявления.
   Давали обещания и  клятвы  своим  избирателям...  Но  самое  главное,
понимал  Сиверов,  остается  за  кадром.  Точно  так  же,  как  остается
спрятанной в корпусе часов пружина, приводящая весь механизм в движение.
Говоря с экрана о дружбе, о добрососедстве, политики умалчивают,  о  чем
на самом деле велась речь за закрытыми дверями.  Эти  переговоры  обычно
напоминают торг на базаре: мы вам,  вы  нам.  И  это  еще  хорошо,  если
партнеры разговаривают на равных. Чаще же всего один  из  них  припирает
другого к стенке, выставляя ему счета за оказанные услуги.  Затем  вновь
участники  переговоров  выходят  под   блики   фотокамер,   под   софиты
телеоператоров и с радостными улыбками сообщают, что  встреча  прошла  в
дружественной обстановке.
   "Что ж, таковы законы жанра, - подумал  Глеб  Сиверов,  -  нельзя  же
раздражаться из-за того, что и комедия, и высокая трагедия мало  походят
на жизнь с ее зачастую скучной и однообразной повседневностью".
   Иногда он знал подоплеку событий, иногда догадывался о ней.  И  тогда
увиденное на экране телевизора казалось ему плохо сыгранной пьесой. Хотя
исполнители, как правило, были классными, владели актерским мастерством,
умели держать паузу, изображать искренность чувств.
   Кончились сообщения о политике, и настало время криминальной хроники.
   И вдруг Глеб встрепенулся. Ему, будто он смотрел  видеомагнитофон,  а
не  телевизор,  непроизвольно  захотелось  нажать  на   клавишу,   чтобы
остановить картинку на экране, уж  очень  знакомым  было  место,  откуда
журналист вел передачу. Несколько раз  приходилось  Сиверову  бывать  во
дворе, где жил генерал Потапчук, но впервые он видел этот двор на экране
телевизора.
   Телерепортер говорил о том, что москвичи уже  привыкли  к  взрывам  в
столице и относятся к ним довольно сдержанно, воспринимая как неизбежное
зло - такое же, как молния, ливни и другие стихийные бедствия.
   "...Но обычно взрывают машины, -  говорил  журналист,  -  лифты,  как
правило, используют для того, чтобы расстреливать жертвы. А вот  в  этом
доме случилось по-другому. Мина была укреплена в кабине лифта..."
   Дверь подъезда на экране открылась, и  Сиверов  увидел  развороченную
шахту  лифта.  Лохмотья  оградительной  сетки,  свернувшиеся  в  спирали
обрывки тросов.
   "Нет, - стал успокаивать себя  Сиверов,  -  если  бы  в  лифте  погиб
генерал Потапчук, этот сюжет ни за что бы не  показали  по  телевидению.
Хотя... - засомневался он. - Времена теперь другие. Канал-то частный".
   Но репортер тут же развеял его сомнения, сообщив, что в лифте погибли
мужчина, его жена и мать;  грудной  ребенок,  находившийся  в  лифте  со
своими родными, чудом уцелел. Показали и фотографии погибших,  сделанные
при жизни. Миловидная молодая женщина и  ребенок  у  нес  на  руках,  на
заднем плане  муж  со  своей  матерью.  Затем  журналист  стал  излагать
собственную версию, что, возможно, этим террористическим актом  пытались
убрать только мужчину - довольно крупного бизнесмена.
   "Но это только версия, причем, одна из  версий,  -  сделал  уточнение
журналист, интригански понизив голос. И Сиверов уже догадался, о чем тот
сейчас скажет. - В этом доме живет немало  высокопоставленных  чинов  из
спецслужб, - продолжал журналист. - Возможно, произошла роковая  ошибка,
и погибли люди, которых никто не собирался убивать".
   - Ну вот, Филиппыч, ты и дождался, - сказал Глеб, выключая телевизор.
   Теперь-то он был убежден в том, что покушение готовилось на  генерала
Потапчука.
   "Но, возможно, - вновь засомневался Сиверов, - хотели напугать.  Хотя
вряд ли. Тот,  кто  убивает,  наверняка  хорошо  знает  свою  жертву,  а
Потапчук не из тех, кто может испугаться. Скорее наоборот - обозлится  и
станет действовать с удвоенной силой".
   Глеб предполагал, что Федору Филипповичу доложили о  том,  что  агент
Слепой уже в Москве, и генерал, не исключено,  появится  на  мансарде  с
минуты на минуту.
   "Он  приехал  бы  раньше,  но  решил  дать  мне  возможность  немного
отдохнуть".
   У  Глеба  даже  не  было   сил   выбросить   из   фильтра   кофеварки
использованный кофе, и он насыпал свежий порошок поверх спитого. Налил в
резервуар минеральной воды из бутылки и щелкнул кнопкой кофеварки -  тут
же раздался звонок в дверь, будто это Глеб включил его.
   Сиверов открыл дверь. На  пороге  стоял  Федор  Филиппович  Потапчук,
более мрачный, чем обычно. Его бледное лицо было  поцарапано.  Пропустив
гостя через порог, Глеб закрыл дверь и подал генералу руку.
   - Телекамеру тебе надо  поставить,  -  проворчал  генерал,  сбрасывая
плащ, - а то смело распахиваешь дверь, не зная, кто за ней стоит.
   Сиверов пожал плечами.
   - Чужие сюда не ходят.
   - А если кто-нибудь узнает, где находится твоя мастерская?
   - Такого быть не может.
   Сиверов провел гостя в комнату и усадил в кресло, где совсем  недавно
сидел сам.
   - Рад видеть вас целым