не  хочу
светиться со специальной аппаратурой. Я только пленки заберу.
   - А как же аппаратура? - все еще не поняла Эмма.
   - Думаю, ты адрес не забыла?
   - Нет, - Эмма уже начала догадываться, - не забыла.
   - Привези, пожалуйста, я в долгу не останусь.
   - Что с тобой, Эдик, поделаешь, вечно у тебя какие-то проблемы. Опять
своих потаскух снимать едешь?
   - Ты же знаешь, я не выбираю, кого  снимать:  за  что  платят,  то  и
сниму. Скажут снимать свиней на ферме -  поеду  снимать  свиней,  только
если заплатят зеленью. Так привезешь?
   - Подумаю.
   - Я же тебя выручал.
   - Привезу.
   - Только просьба к тебе,  Эмма:  пожалуйста,  осторожнее,  аппаратура
больших денег  стоит,  такую  сейчас  достать  -  головная  боль,  грыжу
наживешь.
   - Хорошо хоть не очень тяжелая, а то посмотришь, как фотографы маются
- треноги всякие, лампы, сменные объективы...
   - И пультик не забудь, это и для тебя палочка-выручалочка, да  и  для
меня тоже.
   - Не забуду.
   Эдуард довольно ловко взгромоздился на два табурета и  быстро  извлек
пленку сначала из одного  аппарата,  затем  из  другого.  Он  тщательно,
словно драгоценность, упаковал маленькие  кассеты,  спрятав  их  на  дно
кофра.
   - Вид у тебя какой-то неважный, подруга, не нравишься ты мне.
   - Я и себе  не  нравлюсь,  Эдик.  А  ты,  смотрю,  пышешь  здоровьем,
радостью, небось, не пьешь, не куришь и с женщинами...
   - С женщинами - нет, ты же, Эмма, знаешь, у меня другая ориентация.
   - Опять по мальчикам ходишь?
   - Зачем, мальчики ко мне подъезжают.
   - Когда привезти аппаратуру?
   - Я вернусь со съемок часов в пять, кое-что сразу же напечатаю. Спать
не буду, так что, если сможешь, приезжай пораньше.
   - Ну, не знаю...
   - Постарайся, Эмма, эти приспособления могут понадобиться.
   - А если тебя еще куда-нибудь вызовут?
   - Дорогуша, вот тебе ключи от моей квартиры.
   Откроешь и в шкаф спрячешь.
   - Ладно, договорились. Кофе выпьешь?
   - Какой к черту кофе, меня уже полчаса ждут!
   - Куда хоть едешь?
   - В один ночной клуб на Тверской.
   - Успехов.
   С аппаратурой возиться пришлось недолго.  Эмма  тщательно  запаковала
две камеры и крепления, спрятав все в целлофановый пакет.
   "Ну, что, теперь можно и уходить, - она посмотрела на букет цветов  в
вазе и несколько мгновений размышляла:
   - Забрать, что ли?"
   Вызвала такси.  Машина  приехала  невероятно  быстро,  словно  стояла
где-то на перекрестке в десяти  шагах.  Эмма  села  на  заднее  сиденье,
положила рядом цветы, лениво назвала адрес.
   - Со  дня  рождения  или  с  торжества,  что  ли?  -  поинтересовался
немолодой седой таксист.
   - Нет, с работы.
   - Работа, наверное, хорошая, если такие цветы дарят. Актриса?
   - Ну ее к черту, эту работу!  "Только  бы  не  забыть  аппаратуру,  -
подумала Эмма, когда автомобиль сворачивал на ее улицу. - Не забыть,  не
забыть!" - повторила она  себе  несколько  раз  и  переложила  пакет  на
колени.
   Рассчитавшись с таксистом, Савина  поднялась  к  себе.  И  тут  же  в
квартире зазвонил телефон.
   - Да, слушаю, - ответила Эмма.
   - Это ты, Эмма? - звонил генерал Климов.
   - Да, я, Андрей.
   - Ну, как ты?
   - Ничего. А ты как?
   Генерал говорил шепотом, явно  прятался  от  домашних,  закрывшись  в
кабинете.
   - Все нормально.
   - Я жалею, что уехал, - вздохнул Климов.
   - Можно было остаться, - Эмма тоже говорила тихо. -  Ну,  да  что  уж
теперь, такой фокус сделать  невозможно,  чтобы  мы  вдвоем  по  желанию
оказались в одном и том же месте.
   - У меня послезавтра вторая половина дня свободна. Ты как?
   - А у меня, к сожалению, занята,  -  даже  не  задумываясь,  ответила
Эмма.
   - До самого позднего вечера? - с досадой, предчувствуя ответ, спросил
генерал.
   - Боюсь, даже до ночи.
   -  Что  ж,  жаль,  конечно.  Надеюсь,   ты   мне   позвонишь,   когда
освободишься?
   - Позвоню. Спокойной ночи, я ужасно устала, голова раскалывается.
   - Да-да, отдыхай.
   Не успела Эмма положить трубку, как телефон вновь зазвонил.  На  этот
раз послышался властный голос Бутакова:
   - Ну, что скажешь?
   - Все в порядке, Григорий Германович, просто-таки замечательно.
   - Ты делаешь успехи, с каждым разом работаешь все быстрее и  быстрее.
Эдуард был?
   - Да, забрал пленки.
   - Что-то нигде не могу его найти.
   - Он поехал снимать какую-то презентацию.
   - Вот уж, фотокор -  член-корреспондент,  понимаешь  ли,  нашелся!  -
недовольно пробурчал Бутаков. - А когда появится?
   - Я ему не пастух.
   - Может, сказал?
   - Снимет и вернется домой.
   - Ясно. Спасибо.
   - А как наш уговор?
   - Не волнуйся, я тебе позвоню, - Бутаков понял, на что намекала Эмма.
- Ты  же  знаешь,  я  долги  всегда  возвращаю.  Хочу,  правда,  сначала
взглянуть на интересные картинки.
   - Думаю, все нормально, если, конечно, техника не подвела.
   - Ну, если  что  будет  не  так,  фотограф  тебе  и  компенсирует,  -
неприятно рассмеялся Бутаков, хотя до этого говорил вполне серьезно.
   Эмма подозревала, что Бутаков работает не только на ФСБ,  подкладывая
ее то под одного, то под другого мужчину, он  преследует  какие-то  свои
корыстные цели. Но до поры до  времени  она  не  беспокоилась  об  этом.
Бутаков ее прикрывает, так что волноваться не о чем.
   "А если он ведет какую-то свою игру? Что ж, это его дело, и мне  туда
нос совать не стоит, лучше держаться подальше, так оно будет  спокойнее.
Ведь у меня ребенок, мне головная боль ни к чему".
 
*** 
 
   Бутаков разговаривал с Эммой Савиной из своего  офиса.  Рядом  сидели
Аркадий Груздов и Лев Кириллов.
   - Все слышали? - блеснув стеклами очков, спросил у них Бутаков.
   - Слышали, - отозвался Лев Кириллов.
   - Значит так, Лева,  поступим  вот  каким  образом.  Эфэсбэшники  уже
слишком близко, дышат, можно сказать, в затылок. Надо рубить  хвосты,  и
не мешкая. Фотограф нам  больше  не  нужен.  Они  очень  уж  старательно
копались в Питере, могут добраться и до него. Вяткина ликвидировать,  но
лишь после того, как у меня окажутся фотографии. Поедете к  нему  завтра
утром, заберете фотографии. А с ним  аккуратно  разберитесь,  придумайте
что-нибудь новенькое. Мне нужен еще один несчастный случай.
   - Да что тут думать? Эдик  -  пидар.  Это  все  знают.  Передозировка
наркотика пойдет? - предложил Груздов, похрустывая усталыми пальцами..
   - Нормально, - кивнул  Бутаков,  -  передозировка  -  всегда  хорошо.
Пидар-фотограф стал наркоманом -  никто  ничего  не  заподозрит.  Только
никаких следов, никаких отпечатков!
   - Уж это мы постараемся, чисто сделаем, Григорий Германович.
   - Постарайтесь, ребята. А потом сразу же и бабу убрать, она нам  тоже
не нужна.
   - Савину, что ли?
   - Да, ее, - подтвердил Бутаков, посмотрев на своих подчиненных.
   - А ее как?
   - Как хотите. Времени у нас в обрез, надо действовать быстро.
   - Быстро, так быстро, - пожал плечами Кириллов  и  резко  поднялся  с
кресла.
   - Держите меня в курсе, ясно?
   - Так точно, - по-военному ответил Аркадий Груздов.
   - Ты мне не козыряй и каблуками не щелкай, дело серьезное.
   - Ясно, ясно, это я по привычке...
   - Больше не надо, понял, Аркадий?
   - Понял, Григорий Германович.
   - Ну, смотрите, ребята. Вперед,  за  дело.  Завтра  утром  позвоните,
доложите.
   - Хорошо.
   - Звоните на сотовый.
   - Лады.
   Кириллов и Груздов покинули офис. Григорий Германович открыл дипломат
и положил перед собой лист  бумаги,  на  котором  был  отпечатан  список
фамилий. Против многих фамилий стояли крестики,  такой  же  крестик,  но
пока еще  карандашом,  немного  подумав,  Бутаков  поставил  и  рядом  с
фамилией "Климов".
   "Ну вот, и ты попался, Андрей  Борисович.  Теперь  и  ты  у  меня  на
крючке. Надеюсь, не сорвешься  я  тебя  подсеку  аккуратно.  Наживку  ты
заглотил теперь осталось тебя немного поводить и выт?  шить,  -  цинично
рассуждал Бутаков о том, как будет обрабатывать генерала ВДВ Климова.  -
А твоя бригада нам понадобится, главное, чтобы она  осталась  на  месте.
Мне поручили, я это сделаю, ты будешь нейтрализован".
   Еще раз Григорий Германович пробежал  список  глазами,  потом  устало
откинулся на спинку кресла.  Было  уже  за  полночь,  причем  далеко  за
полночь. Он  поднялся,  подошел  к  окну  и,  отодвинув  планку  жалюзи,
выглянул во двор. Груздов и Кириллов садились в автомобиль.
   "Эти не подведут. Они у меня тоже на крючке, в случае  чего,  сдам  с
потрохами. Хотя, что толку их сдавать, они и так никуда не  дернутся,  у
них руки в крови по самые плечи".
   В половине шестого Эдуард Вяткин, смертельно уставший, приехал к себе
домой с презентации. Машину бросил у  подъезда  и  с  двумя  кофрами  на
плечах, тяжело груженый, двинулся домой. Он поднялся  на  седьмой  этаж,
отпер дверь, кофры поставил на длинную скамью, туда же бросил одежду.
   "Перекусим и за дело".
   Вяткин включил  автоответчик.  За  время  его  отсутствия  записалось
несколько звонков, но все они были неважные, и Эдуард лишь скривился.
   Глаза фотографа поблескивали, от усталости его покачивало.
   "Чай, чай.., крепкий чай - вот что меня спасет.
   И парочку таблеток для возбуждения".
   Пока  чайник  закипал,  он  уже  успел  сделать  себе  два   огромных
бутерброда: один - с ветчиной, второй - с холодной телятиной. Быстро  их
съел, запивая горячим крепким чаем, затем  проглотил  таблетку  и  через
десять  минут  почувствовал  прилив  бодрости.  Глаза  уже  не  блестели
болезненно  и  воспаленно.  Эдуард  включил  музыку   и   направился   в
фотолабораторию. Самое главное - это пленки, те,  которые  хранились  на
дне кофра. Он быстро их проявил, а пока пленки сохли,  выпил  еще  чашку
чая. Затем начал просматривать негативы.
   "Отпечатаю все, чего бумагу жалеть! Пусть Бутаков сам выбирает".
   Квартира у Эдуарда  Вяткина  была  трехкомнатная.  Маленькую  комнату
занимала фотолаборатория, оснащенная так,  что  мог  позавидовать  любой
фотограф. Лаборатория была самой современной, и стоило все это  огромных
денег. Но она себя окупала, и окупала сторицей.
   Вяткин не бедствовал. Жил он, естественно, не только  на  те  деньги,
которые платил ему Бутаков:
   Эдуард неплохо подрабатывал в журналах и во  всевозможных  бульварных
газетенках. Там, правда, платили ему не так уж много, но зато к качеству
особо не придирались.
   "Ничего себе! - Эдуард восхищенно присвистнул,  облизывая  пересохшие
губы, когда один за другим начали появляться отпечатки. -  Ну  дает,  ну
молодец! - снимки были не просто хорошими, а замечательными, мужчина  на
фотографиях получился прекрасно. - За такие снимки у  Бутакова  можно  и
премию сорвать".
   Хотя Григорий Германович, и Вяткин знал это, за хорошую работу всегда
и сам расплачивался  соответственно.  В  скупости  или  недальновидности
обвинить его было невозможно: платил Бутаков всегда щедро, как  бы  даже
вперед, на перспективу.
   Зазвонил телефон. Вяткин  стряхнул  пепел  с  рукава  и  потянулся  к
трубке.
   - Алло, - устало сказал он в микрофон.
   - Ну что, работа сделана? - раздался знакомый голос.
   Поскольку с ним не поздоровались, Эдуард решил ответить взаимностью и
сразу перешел к делу:
   - Через полчаса или, точнее, минут через сорок снимки будут сухие.
   - Можно приехать забрать?
   - Да, можно. Но лучше завтра. Я очень устал, хочу отдохнуть.
   - Завтра, между прочим, уже давно наступило, -  заметил  Кириллов,  а
это был именно он, и добавил:
   - Так что, скоро будем.
   - Завтра - это днем, я имею в виду.
   - Нет, не получится. Мы тоже, Эдуард, люди подневольные,  нам  велели
сейчас забрать.
   - Ну, тогда приезжайте. А "это самое" привезете?
   - Привезем.
   - В таком случае, я тем более не в претензии, - Вяткин  приободрился,
положил трубку и занялся просушиванием фотографий.
   Он ходил по комнате, пил чай, курил, потирал руку об  руку,  наблюдал
за тем, как медленно  прокручивается  барабан  глянцевателя.  Дело  было
сделано, можно сказать, деньги уже в кармане. А как потратить их, Эдуард
уже придумал.
   Снимки высохли. Он сложил их в две  аккуратные  стопки,  рассовал  по
конвертам. Затем долго возился с негативами, прекрасно зная, что Бутаков
и его люди всегда требуют не только снимки, но и негативы к ним.
   - Хитрые,  не  оставляют  следов!  -  запаивая  в  пластик  негативы,
бормотал фотограф, - захотел бы, мог бы дубликаты сделать, но.., лень.
   В дверь позвонили. Вяткин включил свет в  лаборатории  и  неторопливо
двинулся к входной двери. Он заглянул в глазок. Лев  Кириллов  улыбался.
Эдуард повернул ключ, отодвинул стальную щеколду из нержавейки и впустил
гостя. Гость оказался не один.
   - Доброе утро, - усмехаясь, сказал Кириллов и протянул руку.
   - Мокрая, - объяснил Вяткин.
   Кириллов потряс руку фотографа за запястье.
   Аналогичным образом поздоровался и Аркадий Груздов.
   - Ну, что, работа сделана?
   - Сделана, -  подтвердил  Эдуард,  поглядывая  на  дипломат  в  руках
Груздова.
   - Дай посмотреть.
   - Смотри, не смотри, - все как всегда. Баба та  же,  только  партнеры
меняются. Вот уж она вас выручает! Сносу ей нет.
   - Не болтай, - предостерег Кириллов, - будешь  много  говорить,  мало
проживешь.
   Вяткин в ответ расхохотался, причем вполне искренне, восприняв  слова
Кириллова как добрую шутку.
   - Дай посмотреть.
   - Вон лежат, - указал на столик в фотолаборатории Эдуард.
   Кириллов  подошел,  вытряхнул  снимки  из  одного  конверта,   быстро
посмотрел. Два из них показал Груздову и взялся за второй конверт.
   - Ты бы, Лев, с ней тоже не отказался? - спросил Аркадий.
   - Да, честно признаться, не отказался бы.  Только  у  меня  денег  не
хватит, чтобы этой красотке ставку заплатить.
   - Договорись с Бутаковым, может, он проплатит твой отдых, - все  трое
засмеялись. - Вот и порядок. Негативы давай,  -  это  было  сказано  уже
фотографу.
   - На хрен они мне нужны, бери.
   - Они в сумму оплаты входят.
   Вяткин отдал негативы.
   Аркадий  Груздов  поставил  на  стол  дипломат,  повертел   блестящие
колесики  кодовых  замочков,  раздался  щелчок,  и  дипломат   открылся.
Конверты и негативы тут же исчезли.
   - А деньги? - спросил Вяткин.
   - Да, деньги... Бутаков сказал, сам отдаст.
   - Как это сам? Мы же с ним всегда так - я ему снимки, он  мне  бабки.
Так не пойдет, ребята. Вы сказали - привезете.
   - Пойдет, Эдуард, пойдет. Ты не нервничай, не ерепенься.
   - Моя работа - ваши деньги.
   Вяткин не на шутку  разошелся  и  останавливаться  не  собирался.  Он
рассчитывал на эти деньги, знал, Бутаков всегда платит сразу  из  рук  в
руки, а тут начинаются какие-то непонятные проволочки. Пепел с  сигареты
падал прямо на пол, а Эдуард зло метался по квартире, потрясая кулаками.
   - Ну, побегал? -  остановил  его  Лев  Кириллов  и  тяжелым  взглядом
буквально припер к стене.
   - Да, успокоился.
   - А теперь сядь вот в это кресло и не дергайся.
   - Зачем это я буду садиться?
   - Сядь и послушай. Я тебе кое-что, Эдуард, хочу рассказать.
   - Что ты мне можешь рассказать?
   - Объясню.
   - Мне не твои объяснения нужны, а деньги.
   - Да Ты сядь, не волнуйся.
   Эдуард сел в кресло и затылком почувствовал, что его голова  уперлась
во что-то твердое. Он  резко  повернулся:  ствол  пистолета  с  коротким
глушителем смотрел ему прямо в глаза - черный, пустой и страшный.
   - Вы что, ребята? Кончайте шутить!
   - А почему бы не пошутить, Эдик?
   - Это.., правда.., шутка?
   - Конечно, шутка...
   Но шутить ни Груздов,  ни  Кириллов  не  собирались.  Груздов  держал
пистолет, целясь фотографу в глаз.
   - Если ты, Эдуард, сейчас шевельнешься или пискнешь, пуля войдет тебе
прямо в глаз, расшибет затылок, и мозги разлетятся по всей квартире. Так
что, будь умницей и не дергайся. А  ты  давай,  сказал  Груздов,  кивнув
Кириллову.
   Тот кивнул в ответ.
   - А ну, закатай-ка рукав! - приказал Кириллов,  а  сам  направился  к
дипломату, лежащему на столе.
   - Зачем?
   - Заткнись и делай, что говорят.
   - Не буду!
   - Будешь.
   В руке  Кириллова  появился  резиновый  жгут  ярко-оранжевого  цвета,
абсолютно новый.
   - Вот видишь, как все хорошо? - затягивая жгут  на  плече  фотографа,
сказал Кириллов.
   - Что хорошо? Что вы задумали?
   - Ничего страшного, Эдик, мы не задумали.
   Немножко наркотиков. Поверь, они  качественные,  ты  поспишь  часиков
двенадцать-четырнадцать, потом проснешься, и все будет как всегда.
   А к этому времени Григорий Германович перешлет тебе денежку. Так  что
ты проснешься богатеньким, понял?
   - Не хочу! Не надо!
   - Не дергайся! - зло приказал Груздов,  приставив  пистолет  прямо  к
глазу Вяткина.
   -  Эй,  поосторожней,  -  Эдуард  попытался  отклониться,   но   дуло
неотступно следовало за ним.
   - Тихо, тихо,  -  набирая  жидкость  в  шприц,  урезонивал  фотографа
Кириллов. - Дай сюда руку.
   Сожми пару раз пальчики.., ну, сильнее сжимай.
   Эдуард, панически боясь выстрела в голову, сжал пальцы левой руки.
   - Ну, вот и прекрасно.
   На сгибе  выступили  две  голубоватые  вены.  Лев  Кириллов  довольно
профессионально нашел иглой вену, втянул кровь в шприц, проверяя, попала
ли игла в цель, а затем медленно ввел содержимое шприца в вену.
   - Жгут сними, - напомнил Груздов.
   Лев дернул жгут, тот упал на пол.
   - А ты сиди.
   Через пять минут голова фотографа Вяткина склонилась на грудь, волосы
сползли на лицо.
   - Давай подождем немного, -  Кириллов  положил  шприц  и  уже  пустую
ампулу на журнальный столик, немного постоял, как бы  раздумывая,  затем
взял руку Вяткина, сунул в нее ампулу и несильно сжал пальцы.
   - Ну, вот и порядок. Отпечатки нарисуются. То же самое  сделай  и  со
шприцем, - одобрил Груздов Кириллов посмотрел на часы.
   - Он уже готов, - сказал Груздов.
   - Проверь.
   - Пульса нет.
   - Тогда пошли.
   Напоследок Кириллов  еще  раз  приложил  пальцы  к  артерии  Вяткина,
подержал и удовлетворенно кивнул головой.
   - По-моему, ему кранты, действует через  семь  минут.  Так  что,  уже
подействовало. Уходим.
   И они, не  спеша,  словно  уходили  на  работу,  вышли  из  квартиры,
захлопнули  дверь.  Замок  щелкнул.  Дождавшись,  когда   кабина   лифта
поднимется, Аркадий Груздов и Лев Кириллов вошли в лифт.
 
*** 
 
   Эмма  Савина  благополучно  добралась  до  Комсомольского  проспекта.
Правда, один раз гаишник остановил  ее,  но,  увидев  за  рулем  молодую
красивую женщину, да еще улыбающуюся, махнул рукой, дескать,  поезжайте,
не задерживайте движение.
   Эмма заехала во двор, затем взяла в руки пакет с аппаратурой, лежащий
на переднем сиденье, и взглянула в стекло. Из подъезда Эдуарда  выходили
Кириллов и Груздов, о чем-то оживленно переговариваясь.  Она  их  узнала
сразу, слишком приметные  были  мужчины,  крупные,  широкоплечие,  да  и
держались всегда уверенно. Савина уже потянула ручку на себя, но  что-то
заставило ее остановиться. Она вжала  голову  в  плечи  и  пригнулась  к
баранке.
   "Черт с ними! Зачем нам сталкиваться? Еще начнут расспрашивать, зачем
я приехала к Вяткину, и у него могут возникнуть  неприятности.  Ведь  он
оставил аппаратуру, сам  не  забрал.  Эдик,  хоть  и  гомик,  но  парень
невредный. Пусть уйдут".
   Эмма  видела,  как  Кириллов  и   Груздов   сели   в   черный   джип,
припаркованный в дальнем углу двора  возле  детской  беседки,  как  джип
выехал, сдав назад, развернулся, а затем быстро покинул двор.
   Номер у машины был заляпан грязью, причем до такой степени, что, если
и захочешь, вряд ли сумеешь прочитать на ходу цифры и буквы.
   Эмма задумалась, ею овладели тревожные предчувствия.
   "Какого черта они приезжали к Вяткину? А может, забрали снимки?" -  в
своих догадках она была недалека от истины.
   Савина выбралась из машины, вынула пакеты, затем вошла  в  подъезд  и
вызвала  лифт,  двери  которого  открылись  тотчас.  На  ее  звонок   не
последовало никакой реакции.
   "Може